Дверь приоткрылась. Едва шевельнулась занавеска на окне. Скрипнула петля. Кто услышит такой звук в условной ночной тишине центра города, где далекий вой одичавшей собаки сплетается с лязгом проехавшего в двух кварталах мусоровоза?
Он услышал. Он давно чувствовал неправильность сегодняшнего вечера… Ночи. Он поправил себя, уже закрывая глаза и засыпая.
Незнакомый город. Вокзал, почти пустой и гулкий. Шаркающие неприкаянные тени сонных уборщиц в зале перед закрытыми кассами, пара спящих солдатиков склонившихся друг к другу на скользких, образца прошлого века, деревянных скамьях. Присесть с ними?
Никаких вариантов отеля в сети. Придется искать по старинке. Он вышел из здания вокзала, толкнув мутные стекла дверей, оглянулся по сторонам и увидел в дымке раннего тумана или позднего смога желтый огонек одинокого такси на стоянке перед вокзалом. Почему-то в самом конце стоянки, далеко от выхода. Это было странно, но могло иметь множество объяснений, каждое из которых звучало лучше, чем ночь на этом грязном вокзале. Перегретый дневной жарой, удушливо влажный воздух. Бездомный пес мелькнувший сгорбленным силуэтом у мусорного контейнера. Город есть город. Маленькие города ничем особенно не отличаются от больших.
Таксист на вопрос о гостинице криво усмехнулся и ответил, что знает. Недалеко, в центре. Недорого. Хотя цена особого значения не имела. Город был небольшой, значит, дорогих отелей здесь быть не могло.
В такси стоял слабый запах духов и дорогих сигарет. Запах был сладким, даже приторным. Неприятным. Шлюх он возил здесь что-ли? Неважно. Важно, что горячий душ, чистое белье и нормальной ширины кровать были недалеко. Нельзя сказать, что он зависел от комфорта. Но вот именно эту ночь он бы предпочел провести в номере отеля. Узкие полки и беспокойные соседи в купе за тридцать с лишним часов дороги его утомили. Гостиница оказалась, действительно, в центре, в пяти минутах от вокзала. Таксист молчал всю дорогу. Взял по счетчику наличные, отсчитал сдачу и вывернул из темного двора, выключив маячок с шашечками на крыше.
Вывески не было, но над входом горел фонарь и после звонка в глухую черную дверь его впустили. Двор-колодец, грязный и на вид совершенно необитаемый, остался за железной дверью.
Тревожное настроение его постепенно размывалось усталостью. Раздраженной и глухой. Унылый холл. Пошлые постеры в пластиковом багете с демонического вида женщинами и водопадами. Безвкусица и дешевка. Он чувствовал, что слова даются все сложнее, мысли становятся злее и проще, формулировки короче. Деньги на стойке сменились ключами. Он брезгливо взял их и пошел в номер.
Спать. Это было лучшим решением, и он уснул бы мертво и беспробудно… но серьги, качавшиеся в ушах администратора гостиницы привели его в ярость. Коготь волка с каким-то бессмысленным набором блестящих камней и ничего не значащих символов.
Коготь волка - это недопустимо. Завтра нужно с этим разобраться. Поднявшись в номер, он швырнул лёгкий, почти пустой черный саквояж в коричневое плюшевое кресло, сморщился от неприятного запаха в номере и подумал, что таксист, скорее всего, возил шлюх именно сюда. Приторный, тошный запах духов. Им, видимо, пропахла вся гостиница. Он открыл окно. Пахнуло мусорной гнилью. Он закрыл окно.
Нет никакой прелести, никакого очарования в этих маленьких провинциальных городах. Только скука и нищета. Он думал об этом, тщательно намыливая руки и глядя на свое отражение в круглом маленьком зеркале над раковиной. Осыпавшаяся пластиковым золотом рамочка зеркала, тусклого черного цвета раковина и душевая кабина с позолоченными ручками и разводами от воды на темном стекле дверей. От этой тоскливой безликой бедности хотелось выть.
Дикая, непривычная в отелях табличка привлекла его внимание. Администрация отеля требовала, чтобы постояльцы не вытирали полотенцами столы, обувь и кровь. Кровь. Любопытная местная привычка - разливать и потом вытирать кровь?
Он понимал, что его раздражение отчасти объясняется тем, что он затянул с приездом. Слишком долго откладывал. Но ничего. Завтра в лес, в горы. На две долгих недели. Или на три. Никаких людей, телефонов, вопросов, дел. Лес и горы. Он готов был терпеть все эти маленькие города, глупые разговоры в поезде, перелеты, запахи и никчемность человеческой жизни в провинции. Все ради леса и гор. Ради чистых ледяных рек, ради мягкой листвы и колючей, нестерпимо приятной, пахнущей смолой хвои, ради свежести утренней росы… Осталась одна последняя ночь. Да, он затянул с приездом. Сдерживать себя было уже крайне трудно.
После душа, он нырнул в постель. Кровать оказалась неожиданно широкой и удобной, белье белоснежным. Усмехнувшись он снова вспомнил про шлюх и провалился в сон.
Когда дверь в номер едва слышно скрипнула, он мгновенно проснулся. Дверь он запирал. Значит, ее открыли ключом. Он лежал и ждал, неподвижно и настороженно. Приторный запах из коридора, легкие шаги. Женщина. Подошла к кровати. Смотрит на него. Что-то шепчет и двигает руками. Заговор. Ведьма что-ли? Какая банальная и нелепая глупость. Эта женщина-администратор, кажется, действительно думала, что ее шепоток, труха со старых могил и все эти пакостные запахи помогут ей. Его желтые глаза видели в темноте каждое движение, каждую крупинку ее волшебы, перетертой в пыль и должной обездвижить и обезвредить его. Он рывком сел в постели и одним движением схватил ее за шею, сжал пальцы, чувствуя как она бьется и сопротивляется. Сильная, отметил он, швыряя ее на кровать и прижимая к матрацу. Она пыталась что-то сказать. Наверное, свои дурацкие заклинания. Он засмеялся. Тихо и хрипло. Женщина, горло которой он сжимал, услышала его клокочущий смех и забилась сильнее. Испугалась. Правильно, но поздно. Свободной рукой он ударил ее. Сильно, не сдерживаясь, не думая о последствиях, наслаждаясь возможностью сбросить свои вечные ограничения. Ее страх и сопротивление понравились ему. Возбуждение. Вот, что он почувствовал, когда разорвал все, что было на ней, рассек когтями, оставляя кровавые полосы на ее белом теле. Она сопротивлялась, но была в его руках словно игрушка, словно детская беспомощная хрупкая кукла. Он взял ее, как берут свою добычу звери. Жестоко и быстро. Она перестала сопротивляться и затихла, видимо он в какой-то момент все-таки сломал ей шею.
Отпустив ее безвольное, бессильное тело, он вырвал серьги с волчьими когтями из ее ушей. Это были когти волчонка. Еще маленького, не больше полугода. Снова ярость наполнила его. Он швырнул голое мертвое тело на пол. Пора. Уже пора.
Он бросил окровавленные серьги в свой саквояж. Оделся и вышел в серое рассветное утро. В темной арке заметил вчерашнее такси. Водитель спал, приоткрыв рот. Похрапывая и сложив руки на животе. Неслышно подойти и сломать ему шею через открытое окно было делом нескольких секунд. Когти волчонка. Твари.
Никаких следов. Никаких свидетелей. И никакой крови на полотенцах. Он усмехнулся, вспоминая странную табличку в ванной комнате отеля.
Он покинул город через полчаса, вошел в лес. Одежда и документы уложены в саквояж. День пути до места, которое он отметил на карте, как подходящее для стоянки. Он побежал. Легко и уверенно. Запахи и звуки чистого, живого, нетронутого цивилизацией леса наполнили его сознание радостью, предвкушением. Все, что связано с городом и его грязными жителями осталось позади. Ветви за ним сомкнулись. Он спешил уйти как можно дальше. На колючих кустах акации остался клок жёсткой пепельно-черной шерсти.
-
Конец
Он услышал. Он давно чувствовал неправильность сегодняшнего вечера… Ночи. Он поправил себя, уже закрывая глаза и засыпая.
Незнакомый город. Вокзал, почти пустой и гулкий. Шаркающие неприкаянные тени сонных уборщиц в зале перед закрытыми кассами, пара спящих солдатиков склонившихся друг к другу на скользких, образца прошлого века, деревянных скамьях. Присесть с ними?
Никаких вариантов отеля в сети. Придется искать по старинке. Он вышел из здания вокзала, толкнув мутные стекла дверей, оглянулся по сторонам и увидел в дымке раннего тумана или позднего смога желтый огонек одинокого такси на стоянке перед вокзалом. Почему-то в самом конце стоянки, далеко от выхода. Это было странно, но могло иметь множество объяснений, каждое из которых звучало лучше, чем ночь на этом грязном вокзале. Перегретый дневной жарой, удушливо влажный воздух. Бездомный пес мелькнувший сгорбленным силуэтом у мусорного контейнера. Город есть город. Маленькие города ничем особенно не отличаются от больших.
Таксист на вопрос о гостинице криво усмехнулся и ответил, что знает. Недалеко, в центре. Недорого. Хотя цена особого значения не имела. Город был небольшой, значит, дорогих отелей здесь быть не могло.
В такси стоял слабый запах духов и дорогих сигарет. Запах был сладким, даже приторным. Неприятным. Шлюх он возил здесь что-ли? Неважно. Важно, что горячий душ, чистое белье и нормальной ширины кровать были недалеко. Нельзя сказать, что он зависел от комфорта. Но вот именно эту ночь он бы предпочел провести в номере отеля. Узкие полки и беспокойные соседи в купе за тридцать с лишним часов дороги его утомили. Гостиница оказалась, действительно, в центре, в пяти минутах от вокзала. Таксист молчал всю дорогу. Взял по счетчику наличные, отсчитал сдачу и вывернул из темного двора, выключив маячок с шашечками на крыше.
Вывески не было, но над входом горел фонарь и после звонка в глухую черную дверь его впустили. Двор-колодец, грязный и на вид совершенно необитаемый, остался за железной дверью.
Тревожное настроение его постепенно размывалось усталостью. Раздраженной и глухой. Унылый холл. Пошлые постеры в пластиковом багете с демонического вида женщинами и водопадами. Безвкусица и дешевка. Он чувствовал, что слова даются все сложнее, мысли становятся злее и проще, формулировки короче. Деньги на стойке сменились ключами. Он брезгливо взял их и пошел в номер.
Спать. Это было лучшим решением, и он уснул бы мертво и беспробудно… но серьги, качавшиеся в ушах администратора гостиницы привели его в ярость. Коготь волка с каким-то бессмысленным набором блестящих камней и ничего не значащих символов.
Коготь волка - это недопустимо. Завтра нужно с этим разобраться. Поднявшись в номер, он швырнул лёгкий, почти пустой черный саквояж в коричневое плюшевое кресло, сморщился от неприятного запаха в номере и подумал, что таксист, скорее всего, возил шлюх именно сюда. Приторный, тошный запах духов. Им, видимо, пропахла вся гостиница. Он открыл окно. Пахнуло мусорной гнилью. Он закрыл окно.
Нет никакой прелести, никакого очарования в этих маленьких провинциальных городах. Только скука и нищета. Он думал об этом, тщательно намыливая руки и глядя на свое отражение в круглом маленьком зеркале над раковиной. Осыпавшаяся пластиковым золотом рамочка зеркала, тусклого черного цвета раковина и душевая кабина с позолоченными ручками и разводами от воды на темном стекле дверей. От этой тоскливой безликой бедности хотелось выть.
Дикая, непривычная в отелях табличка привлекла его внимание. Администрация отеля требовала, чтобы постояльцы не вытирали полотенцами столы, обувь и кровь. Кровь. Любопытная местная привычка - разливать и потом вытирать кровь?
Он понимал, что его раздражение отчасти объясняется тем, что он затянул с приездом. Слишком долго откладывал. Но ничего. Завтра в лес, в горы. На две долгих недели. Или на три. Никаких людей, телефонов, вопросов, дел. Лес и горы. Он готов был терпеть все эти маленькие города, глупые разговоры в поезде, перелеты, запахи и никчемность человеческой жизни в провинции. Все ради леса и гор. Ради чистых ледяных рек, ради мягкой листвы и колючей, нестерпимо приятной, пахнущей смолой хвои, ради свежести утренней росы… Осталась одна последняя ночь. Да, он затянул с приездом. Сдерживать себя было уже крайне трудно.
После душа, он нырнул в постель. Кровать оказалась неожиданно широкой и удобной, белье белоснежным. Усмехнувшись он снова вспомнил про шлюх и провалился в сон.
Когда дверь в номер едва слышно скрипнула, он мгновенно проснулся. Дверь он запирал. Значит, ее открыли ключом. Он лежал и ждал, неподвижно и настороженно. Приторный запах из коридора, легкие шаги. Женщина. Подошла к кровати. Смотрит на него. Что-то шепчет и двигает руками. Заговор. Ведьма что-ли? Какая банальная и нелепая глупость. Эта женщина-администратор, кажется, действительно думала, что ее шепоток, труха со старых могил и все эти пакостные запахи помогут ей. Его желтые глаза видели в темноте каждое движение, каждую крупинку ее волшебы, перетертой в пыль и должной обездвижить и обезвредить его. Он рывком сел в постели и одним движением схватил ее за шею, сжал пальцы, чувствуя как она бьется и сопротивляется. Сильная, отметил он, швыряя ее на кровать и прижимая к матрацу. Она пыталась что-то сказать. Наверное, свои дурацкие заклинания. Он засмеялся. Тихо и хрипло. Женщина, горло которой он сжимал, услышала его клокочущий смех и забилась сильнее. Испугалась. Правильно, но поздно. Свободной рукой он ударил ее. Сильно, не сдерживаясь, не думая о последствиях, наслаждаясь возможностью сбросить свои вечные ограничения. Ее страх и сопротивление понравились ему. Возбуждение. Вот, что он почувствовал, когда разорвал все, что было на ней, рассек когтями, оставляя кровавые полосы на ее белом теле. Она сопротивлялась, но была в его руках словно игрушка, словно детская беспомощная хрупкая кукла. Он взял ее, как берут свою добычу звери. Жестоко и быстро. Она перестала сопротивляться и затихла, видимо он в какой-то момент все-таки сломал ей шею.
Отпустив ее безвольное, бессильное тело, он вырвал серьги с волчьими когтями из ее ушей. Это были когти волчонка. Еще маленького, не больше полугода. Снова ярость наполнила его. Он швырнул голое мертвое тело на пол. Пора. Уже пора.
Он бросил окровавленные серьги в свой саквояж. Оделся и вышел в серое рассветное утро. В темной арке заметил вчерашнее такси. Водитель спал, приоткрыв рот. Похрапывая и сложив руки на животе. Неслышно подойти и сломать ему шею через открытое окно было делом нескольких секунд. Когти волчонка. Твари.
Никаких следов. Никаких свидетелей. И никакой крови на полотенцах. Он усмехнулся, вспоминая странную табличку в ванной комнате отеля.
Он покинул город через полчаса, вошел в лес. Одежда и документы уложены в саквояж. День пути до места, которое он отметил на карте, как подходящее для стоянки. Он побежал. Легко и уверенно. Запахи и звуки чистого, живого, нетронутого цивилизацией леса наполнили его сознание радостью, предвкушением. Все, что связано с городом и его грязными жителями осталось позади. Ветви за ним сомкнулись. Он спешил уйти как можно дальше. На колючих кустах акации остался клок жёсткой пепельно-черной шерсти.
-
Конец
