– А он глянул на меня чуток сверху, вполоборота, знаешь? И говорит… Говорит: «Ты, хохлушка, пару кило скинь, и в «Анатомию» загляни, уши вянут, как телишься на семинарах. Не тупи, короче».
Варя гордо смахнула слезу и уцепилась за Танюхино плечо, чтобы не свалиться – выщербленные ступеньки круто заворачивали во двор, где спали хрущёвки, жмурясь парочкой светлых окон. Вино плескалось в голове, от живота до горла прокатывались тёплые волны.
Вот оно как – по-настоящему напиться. Варя давно хотела попробовать, но в Кудрюченской батю было страшно, он станичный, не забалуешь. А здесь, хоть и одна в тёткиной квартире – давай гуляй! – да не хочется. Учёба, ютубчик, учёба.
Как девчонки-то в «Ля-Мажор» затащили? Попробовали дома деревенской «Смородинки», а потом? Память затянуло мягким и сонным.
– Пфф, разве ты хохлушка? – успокаивала Танюха. – Ну, кругленькая, носик остренький, зато попка классная – два мячика, пусть-ка такую найдёт! Адриан сам задрот, только размазывает, что про «Ваху» и «Майнкрафт», тоже ещё, отличник-гандболист. Я его три недели терпела, потом баттхёрт.
– Ты ж плакалась, что он тебя бросил? Топиться ходила?
– Проехали. Тебе, чтобы похудеть, знаешь, чем надо заниматься? Тем самым. Ну, не пинайся. Всё, чмоки-чмоки, мне ещё голову назавтра мыть… Или фиг с ней? Ладно, Анютка, нам направо, а именинница тут сама дойдёт, всего-то пара кварталов.
– Кэ-ак сама? – Варя уцепилась сзади за голубую блузку подруги. – Вы ж обещали проводить? Вон парк впереди и уже первый час, девчонки…
– Не, не, нам пора, с днюхой ещё раз.
– Да! – вскинула жёлтые длинные волосы Анютка, уставившись окосевшими глазками на Валю. – С днюхой, сюрприз тебе будет, но т-с-с…
– Девчонки?..
Валя растерянно смотрела вслед двум паразиткам, пока жёлтая причёска и голубая блузка не растаяли в темноте.
Нет, вообще как? Весь город дрожит, из «Благолепия» сбежал мунк, подстерегает одиноких старушек с продуктами и грабит. А тут только за «Пятёрочку» зашли – и привет? По обе стороны дороги корявенькие сосны, народ спит, машин нет, одни цикады надрываются.
Мунков делают из протоплазмы, берут генетический материал какого-нибудь человека, добавляют в жёлтую жижу, и получается клон. Их используют на стройках, в ЖЭКах, развозят по хозяйствам, поля обрабатывать. Телевизор гоняет рекламу – дескать, мунки послушны и вреда причинить не могут.
Но девчонки между парами рассказывали совсем другое: про несчастную тётку, которая принесла в полицию четыре заявления об изнасиловании, про изуродованный труп в лесополосе. И баба Катя с пятого этажа всему подъезду надоела байкой о твороге и колбасе – продукты исчезли, когда пенсионерка «на минуточку отдохнуть присела».
Хорошо, что Варя без сумок. Она сжала ремешок клатча, дрожащей рукой одёрнула рюши на юбке с розочками. В коротком бордовом топчике стало вдруг прохладно, южный ветер тёрся о загорелые плечи. За кустами прошебуршал кто-то крупный.
Собака?
Будем надеяться. Обшарив глазами траву, Варя подобрала палку – тонковатая, кривулька, но хоть не пустые руки. Напряжённо прислушиваясь, двинулась вдоль дороги, по узкому тротуару. От «Маргариты» и «Текилы Санрайз» остались только искры, да и те бродили в лодыжках, не смея подняться, а в груди бухало, словно включили дискотечные колонки, и дышалось с трудом.
Веяло душной, медовой акацией. Белые гроздья призраками выступали из тьмы. Ладно ещё вдоль трассы идти, но налево же надо сворачивать, чтобы срезать, в ближней части парка и фонарей-то нет. Хоть звёзды крупные, луны половинка.
Трепло Танька! «Чего на такси деньги тратить, вместе не страшно, доведём в лучшем виде…» Голову ей надо мыть – а подругу пусть мунк убивает?
Шурк!
Вот опять кусты треснули. И шаги сзади… Или показалось?
Волосы лезут на глаза, совсем растрепались, чёрные и жёсткие, обычно без плойки не сладишь, а вечером не успела нормально уложить. Сердце стучит, прям выпрыгивает. С дыхалкой беда, действительно худеть надо.
В том месяце на больничной практике кровь брали, так чуть сознание не потеряла. Все из группы уже бумажки подписали, возле «Процедурной» толкутся, одна Варя сидит бледная у стола и воображает, как шприц прокалывает вену. Нет, она не боится сама уколы делать, отлично ставит катетеры, но вот когда свою руку надо подставлять, переклинивает…
Точно – шаги! И нагоняют.
Варя обернулась: мужчина! Лунный свет выхватил высокую фигуру, лицо тёмное, не понять, зачёс набок.
Она прибавила шагу. Лучше бы не сворачивала, лучше бы час по городу шла…
Мужчина нагнал в два прыжка и встал впереди. Варя вскрикнула, ударила палкой – та обломилась о крепкий торс.
– Да чего ты разогналась, как подорванная, я это!
И узнала красавчика – высокий лоб, выразительные бровки.
– Адриан?.. А… а…
– Хочешь сказать: «Что ты делаешь ночью в парке?»
– Д-да.
– Иду с трени по гандболу, забегались они. То есть мы. Заигрались.
Сказал заученно, словно кости плюсны называет по-латыни. Валя с подозрением оглядела поджарую фигуру: длинные состаренные джинсы и чёрная, застёгнутая на все пуговицы рубашка – не слишком тепло? И в рюкзаке как будто железяки позвякивают.
Но хоть не мунк. Вместе парк одолеть, а там, если попросить, до дома проводит. Пусть он и задрот, и скотина, наговорил сегодня всякого… Только вдвоём лучше.
Адриан шёл рядом, пыхтя, – устал, что ли, с тренировки, отдышаться не может? От него сладко пахло свежим потом. Впереди стало светлее: аллея, пусть редкие, но фонари. Ступив на асфальт, Варя вздохнула с облегчением… И замерла:
– Погоди… Ты же в Западном живёшь, и стадион там же. Сюда-то зачем припёрся, да ещё ночью?
Адриан завертел головой и указал на лавочку под фонарём:
– Во, давай сядем, я всё и расскажу.
Что он собрался рассказывать? Роман их с Таней давно закончился – другую себе поблизости завёл?.. Варя боялась задерживаться, но узнать хотелось.
В конце концов, она, как подруга, просто обязана выяснить, на кого этот кобель променял Танюшку. Парой минут можно пожертвовать.
Лавочку обнимал жирный куст с мелкими листиками, словно собрался заглотить её целиком и переварить. Доски облупились – как бы зацепок не наделать, юбку подобрать лучше…
И тут Адриан схватил запястье, туго защёлкнул на нём нечто холодное и прижал к бугристой спинке лавочки, клацнуло ещё раз. Варя дёрнула рукой – наручники! Второй обруч намертво закусил деревянную рейку. Выдавила:
– Ты… чего?
Серые глаза Адриана стали совершенно прозрачными, безумными, рот скривился в хищной усмешке. Варя завизжала, попыталась отпихнуть его левой – но сильный парень заграбастал руку и заломил под лавочку, пристегнул к ножке.
Дёргая режущие браслеты, Варя с ужасом поняла, что попалась. Надо орать во всю мочь, вдруг кто услышит! Но получался только жалкий скулёж:
– Пусти-и!.. Пусти…
Адриан, обдав жарким похотливым дыханием, лизнул в нос. Ногами она работала яростно, однако их тоже развели и пристегнули.
Проклятый глухой парк, проклятое любопытство, проклятый «Ля-Мажор»! Как девчонки вообще её туда затащили? Что скажет отец?.. А в чёрном рюкзаке-то наверняка нож.
Варя замерла, вжалась в доски. Адриан, мечтательно улыбаясь, закатал ей топ, горячими толстыми пальцами залез под спину, расстегнул лифчик – и сдёрнул кверху. Соски охватил свежий ветерок, они скукожились, словно тоже захотели куда-нибудь спрятаться – но парень жадно облапил грудь, сжал, отпустил, снова.
Так же страшно улыбаясь, повёл пальцем от подмышек, вдоль талии, прошёлся по животу и вернулся по другой стороне, очертил снизу груди, как будто рисует.
Его колено бесцеремонно смяло тонкую юбку, оно упиралось в доску между ног, и доска прогибалась, заставляя Варю сползать прямо на маньяка, который завладел её губами.
Жаркий рот целовал бесцеремонно, грубо, язык вторгался глубоко, проводя изнутри по нёбу и пересчитывая зубы, как бусины чёток. Варя попыталась укусить, однако это лишь раззадорило парня, казалось, сейчас всю всосёт.
Он принялся облизывать подбородок, шею, прошёлся между грудей, легонько пожевал соски, спустился к пупку.
Внизу живота набухало нечто тяжёлое. Она уже и кричать боялась, а толстые пальцы сдирали трусики, беспокойно поглаживали бёдра с внутренней стороны.
Внезапно Адриан оставил жертву, достал из рюкзака спиртовую салфетку и педантично протёр ладони, даже тыльную сторону – что он собирается делать?! Варя подобралась насколько могла, с жадностью глотая воздух. Хоть кто-то услышал её крики?..
Поиграв пальцами, парень засунул их под юбку, сдавил половые губы, развёл, собрал снова – и принялся скользить между, настойчиво погружаясь всё глубже, и специально проводя по клитору.
Невозможно было даже ноги сомкнуть, хоть как-то защититься.
– Зачем ты елозишь своей попкой, зачем елозишь? – шептал он, безжалостно растягивал края и трогал, трогал, трогал посередине. – Не зажимай, расправься. Ну, что у тебя внутри? Ты говорила, мы друзья, а друзья не должны скрывать красоту.
Он заглянул под юбку, подул прямо туда и воскликнул:
– О, тут маленький переключатель! Давай-ка я его проверю, вот так вот, вверх-вниз, вверх-вниз.
Варя заскулила от непереносимой муки, подалась тазом немного вперёд. Чувствовала, будто выталкивает нечто наружу и никак не может вытолкнуть, но он продолжал щекотать её там. А если, как Чикатило, сначала заставит клитор раздуться, подрастит, а потом отрежет и съест?..
Варя закусила губу, стараясь не возбуждаться, но как, если пальцы наглаживают стенки, немного проникают внутрь, чмокают мембранкой входа, надавливают и отпускают? Продольные мышцы живота напряглись, «переключатель» горел, желая уже облегчения.
Отрежет… Съест…
– Какое у тебя всё горячее и мокрое, нравится? М-мм, мясистые складочки!
– А-ай! Ты же говорил, я толстая?
– Ты – в самый раз!
– Что же делаешь?! А-а…
Тугой узел внизу живота набухал, набухал, уже невозможно терпеть – и прорвался потоком, прямо в настырную горсть.
На нос что-то скакнуло: зелёное, с зазубренными клешнями, треугольной головкой и усиками в стороны. Варя взвизгнула – насекомое отпрыгнуло прочь.
– Та-дам! – услышала она и крутанулась влево, насколько позволяли наручники.
Адриан стоял, гордо откинувшись и придерживая штаны, чтобы не упали. Из ширинки торчали… Пять тюльпанов, красно-жёлтых, в широких острых листочках.
Цветы подозрительно блестели, и вообще казались восковыми, но чуть подрагивали.
– Э-э… – не поняла Варя. – Ты что – нимф?..
Нимфами назывались генетически изменённые мунки, «Благолепие» выпускало их для своей службы безопасности, для военных, для развлечения богатеньких и в подпольные клубы. На рынке говорили всякое, а баба Катя пересказывала.
Цикады трещали, ветерок обдувал, кидая охапками медовый аромат. Варя приподняла бёдра, встряхнулась, хоть так оправляя юбку.
По аллее дробно перестукивали две пары каблучков, из-за сосен выскочили голубая блузка и тёмная фигурка с вихрем жёлтых волос... Танюша с Анюткой!
– Вот вы где! С днём рождения! – заголосили они нестройно.
Анюта взмахнула золотым цилиндром, бахнула, посыпалось конфетти.
Варя переводила глаза с радостных подруг на довольного нимфа. Чувство облегчения сменялось ядовитой, ледяной яростью. Выдавила:
– Вы… Танюха, вы подстроили всё? Банда! Пустите меня! – рванулась она из наручников. – Я иду на участок, писать заявление.
– Мы ж тока с днюхой хотели тебя отхепибёздить, – обьяснила Анька, обиженно оттопырив губу и кося глазом.
«Адриан» пожал плечами, придерживая штаны, порылся в кармане, и, обретя нечто мелкое, вперевалочку приблизился отмыкать.
– Шуточки, да? – просипела Варя, встряхивая освобождённой левой. Тут же воспользовалась ей, чтобы дать «маньяку» оплеуху.
Он схватился за щёку, выронил ключ. Полез под лавочку искать, но цветы мешали.
– Не агрись, Варь, переста-ань, – протянула Танюха и скорчила рожицу. – Какие заявления?
– Такие. Нимфа вашего зараз утилизируют, а вас посадят. Где вы его вообще взяли?!
– Да маманя с работы припёрла. Она ж у меня в секретном отделе «Благолепия», знаешь. Так через них много нимф проходит, она иногда умыкает – забор там на даче поставить, колодец выкопать. Профит. А тут рассказала, что с нашей группы их тоже понаделали – помнишь, в том месяце кровь на практике брали? Это, оказывается, для опытов. Я и пристала, приведи да приведи Адриана. Настоящий, гад, меня тогда как раз бросил.
Она пнула со злости ползающего на карачках нимфа. Он снова выронил ключ.
Варя фыркнула:
– И как, позабавилась?
Танюха вздохнула с печалью моряцкой жены перед рейдом:
– Баттхёрт, бракованный он. Понимаешь, их же модифицируют, в генетику мешаются. Так либидо парню выше крыши задрали, а как ему, с букетом-то? Попервой мы уж и так, и эдак мучались. Ну а на праздники мама его грядки увезла вскапывать.
«Адриан» тем временем встал, упихал обратно свою повядшую красоту и застегнулся. Варе наконец-то освободили вторую руку.
Таня рассказывала дальше. На даче парень тоже не прижился: бросался на всё, что крупнее курицы, соседскую корову до невроза довёл, собака как его увидит – на сарай лезет, хвост прижимает и скулит. Пришлось обратно везти. На завтра мать уже договорилась, поведёт утилизировать.
«Адриан» печально вздохнул, вертя на ладони ключ. Варя села, погладила красные следы на лодыжках – носи теперь плотные чулки по жаре.
Подарочек.
Вид у нимфа был совершенно несчастный. Чего тут от ночи осталось, пара часов? А после загонят «бракованного» в камеру утилизации, и превратится он в жёлтую жижу.
– Ладно. – Танюха повелительно махнула подопечному рукой. – Домой надо. Запру тебя, пока от мамки не влетело.
Покорный «Адриан» утёр нос, двинулся к ней, споткнулся.
Но Варя вскочила между ними, отпихнула подругу:
– Презентовала? Всё теперь, гуляй. Мой он.
– Чего? – умоляюще уставилась на неё Танюха. – Я тебе объясняю – бракованный, толку с него, как с гуся молока. Да и мне мамку подводить…
– Так ты сначала думай, а потом дари, – заметила Варя и взяла нимфа под локоток, увлекая прочь от девчонок. Спросила:
– У меня борщ со вчера остался и чипсы, будешь?
– А то! – обрадовался он.
Таня, воткнув руки в боки, бросила вслед:
– Да ты не знаешь, какой это бабник!
– Зато ты не знаешь моего батю, – парировала Варя. – Перевоспитаем. Кстати, я над своей кроватью отцовскую нагайку повесила.
«Адриан» поёжился.
И тут куст, обнимавший лавочку, затрещал. Из веток выдрался чернокожий парень со всклокоченными кудряшками, в оранжевой спецовке, исполосованной на лоскуты. Он протянул к Варе руки, заблеял:
– Я тоже борщ буду! И меня возьмите, я полы мыть могу, посуду, что угодно…
Девчонки с ужасом глядели на оборванца.
– Пошли, – пожала плечиком Варя, отворачиваясь и направляясь к дому.
Мунк вытащил из причёски репей, отбросил, потрусил следом.
Анюта долго глядела на удаляющуюся троицу, потом толкнула подругу под рёбра:
– Слыш? Она так в два раза быстрее похудеет.
Танюха скептически фыркнула и покачала головой:
– В четыре.
Сосны поскрипывали, качаясь от предутреннего ветра.
