Сказка первая. Котовый ус
Всю жизнь по нашей квартире плавала серая грозовая тучка с двумя искрящимися глазами. Я рос, поливаемый её зелёным взглядом. Мягкая, округлая, волнистая – как и любая туча, но в то же время грозная. Иногда она бьёт молниями, но чаще острым градом когтей и зубов. Рокотать она тоже умеет: обычно от удовольствия, но бывает и во сне – похрапывая. Как и положено тучке, наша способна время от времени бесследно испаряться и собираться затем в самых невероятных местах: на шкафу, под кроватью, за диваном.
Зачастую тучки довольно непостоянные: то они похожи на барашков, то на кораблики, то на деревца. Наша, как правило, похожа на серого кота. И, раз уж всем могучим ураганам полагаются имена, наша грозовая тучка зовётся Васькой.
Родители рассказывают, что однажды они, словно высокие горы, задержали бег маленького слабого серого облачка, который метался по улице, терзаемый смертоносными ветрами. И что вокруг этого крошечного облачка со временем и набух наш важный громадный Васька. Но мне не верится.
По правде сказать, я уверен, что на самом деле Васька не кот и даже не совсем тучка. Мне кажется, он – джинн, поэтому и походит на облако. Это объяснило бы все его способности: умение видеть в темноте, исчезать и появляться, взлетать на высоченные шкафы, биться электрическими разрядами, притягивать к себе людей, а, главное, говорить.
Говорил он со мной, правда, всего раз. Да и не помню, честно говоря, о чём именно. Но говорил – это точно! Может быть, он вовсе и не джинн, а волшебник, или даже заколдованный в кота человек. Но джинновость проверить легче всего.
Я взлетел взглядом к полке с любимыми книжками. Прямо поверх «Мифов древней Греции» и «Старика Хоттабыча» молниями били кончики васькиных усов.
– Кис-кис-кис, – позвал я кота, решившись.
Он с подозрением выглянул на голос и по одному моему виду догадался, что я задумал. В его взгляде читалась решимость спустить с полки лавину пыли, если я вздумаю штурмовать поднебесную крепость. Затем, как бы играя, он свесил вниз лапу и поддел несколько корешков. Угроза читалась яснее, чем названия потревоженных книг: вслед за пылью на атакующих полетят фолианты.
Ещё раз оценив высоту, я тяжело вздохнул: битва за котовый ус предстояла нелёгкая!
– Данила, пора спать! – вдруг объявили привал командиры.
– Но мама, папа! – застыл я, уже наполовину взобравшись на осадную башню, – там у Васьки на морде кое-что. Надо достать.
Рука отца коршуном упала на голову кота, взлохмачивая шерсть. От бессилия тот сделал вид, что ему нравится. Получилось плохо.
– Нет у него там ничего, – ответил папа, приглядевшись. – Тебе показалось.
– Так что слезай с табуретки и под одеяло, – строго сказала мама. – Завтра в школу. Станешь, наконец, второклассником, – с гордостью добавила она.
– Давай, а то на уроках носом клевать будешь, – предостерёг отец, хватая меня под мышки и укладывая на кровать.
– Сладких снов! – пожелали родители, выключив свет.
Я накрылся одеялом и посмотрел вверх. Там самодовольно мерцали две зелёные звёздочки.
Ничего, скоро я добуду ус и надорву его, загадав желание. Если оно исполнится, значит, Васька – джинн!
На небе ярко висело солёное солнце. Его лучи неустанно помешивали дремлющий океан. Мой бриг мерно дышал, вздымаясь в такт рождающимся волнам. Белые паруса трепетали, отвечая на поцелуи ветра.
Кто-то закричал: «Земля!» Подзорная труба притянула даль, и я увидел, что по курсу и впрямь чернел остров. Но тут он ударил по воде плавником, выпустил гигантский водяной столб, едва не смывший солнце в океан, и стало ясно, что это не остров, а кит. Самый огромный кит в мире! Линзы трубы мгновенно увеличили возникшее беспокойство до размеров настоящего ужаса. Такой гигант мог разбить корабль в щепки! Но страх – слишком тяжёлый груз: он утянет ко дну вернее любого чудища. Я выбросил страх за борт и взглянул на кита, уже не боясь.
Кит был очень древним и добрым. Я понял это, как только рассмотрел его глаз. Тёмно-синий, будто ночное небо, он хранил в себе созвездие Южного Креста – покровителя и помощника моряков. Вокруг глаза песчаными барханами лежали морщины, а взгляд полнился мудростью мирового океана... и льдом тревоги. Кит в беде! Ни секунды медля, я скомандовал: «Поднять все паруса! Полный вперёд!»
Ветер взялся за корабль, со всей силы задув ему под лопатки. Паруса мгновенно набили карманы и, довольные, начали разгонять бриг.
Я хотел оказаться возле кита как можно быстрее, поэтому прибежал на корму и широко раскинул руки. Борей упёрся мне в спину, норовя повалить, но я крепко стоял на ногах и ловил собой каждое дуновение, ещё немного ускоряя ход корабля.
Кит рос на горизонте словно огромная волна цунами. Казалось невероятным, что такая громадина может плавать. Но она и не плавала. Сам океан держал кита на руках. Но не как слуга, несущий господина, а как сын, поддерживающий состарившегося отца.
Возле кита и ветер вставал на цыпочки, поэтому последние сажени бриг плыл очень медленно. Я заметил, что за нами подсматривают: множество любопытных русалок выглядывали из пещер, образованных в наростах, покрывающих спину старого гиганта.
Под их надзором мы приблизились к глазу кита.
Менее опытный капитан мог не понять, где заканчивается океан и начинается радужка. Он бы плыл и плыл, ориентируясь на Южный Крест, так и не узнав, что давно находится во внутреннем море. Огромный глаз был настоящим порталом, за гранью которого, как жемчужина в устрице, рос и оберегался другой мир. Я улыбнулся, заметив, что меня в этом мире уже ожидает особенное, только мне предназначенное место.
Но вдруг китовый глаз потемнел от грозовых туч, в которых засверкали чешуёй драконы беспокойства.
– Что случилось?! – крикнул я, опомнившись. – Тебе нужна помощь?!
Кит глубоко вздохнул и отправил в небеса толстую струю воды, которая через минуту повисла двумя зазубренными перистыми облаками.
Потом он запел. И в песне его слышались страх, боль, лязг и скрежет.
Такие ноты бесконечно далеки океану: кит пел на чужом языке, и акцентом в этом мотиве звучали скорбь и осуждение.
Я видел, что гиганта мучает какое-то огромное и могущественное зло, но где оно таилось? Море было спокойно, и я не чувствовал угрозы. Может, всему виной болезнь?
Видя мою растерянность, кит с грустным вздохом испустил водяной столб, опавший в океан моросящим осенним дождём. Затем медленно моргнул, и, открываясь, его глаз начал светлеть. Космическая темнота уходила, зрачок и Южный Крест бледнели, пока не исчезли совсем. Скоро я увидел, что ровная синева глаза зарябила, а в его центре появилась небольшая, но быстро растущая соринка. Через несколько мгновений рядом с ней возникла ещё одна набухающая точка.
Только тут я понял, что смотрю на кита и собственный корабль сверху. Словно падающая звезда или пикирующая птица. На мгновение я поравнялся с палубой брига, краем глаза увидев самого себя, заворожённого волшебным зрелищем, и рыбкой нырнул в океан.
Погружение было не менее стремительным, чем падение. Я прорезал глубину со скоростью спасающегося от кашалота кальмара.
Взгляд, дарованный китом, позволил мне увидеть пучину такой, какой её не видел ни один человек, столько раз посылавший под воду шпионов, пахнущих сталью и пластмассой. Наиболее пугливые создания за сотни миль чуют этот дух, словно акула – каплю крови, и легко избегают встречи. Русалки – весьма легкомысленные подводные жители, поэтому в нашем языке давно нашлось для них название. Но те творения, что сейчас проплывали передо мной, никогда не показывались людям, так что приходилось самому придумывать им имена, подмечая самые яркие черты: пламебрюхие сосулькоглазы, губкозубые смерчетелы, листопадообразные мотылькоплавы и многие другие дивные существа.
Я любовался бы ими бесконечно, однако отвлёкся на разгоравшееся внизу пурпурное зарево. Свечение нарастало с каждым мигом, становясь ярче и обширней. Но постепенно в его центре всё отчётливее проступала зловещая тёмная область. В неё-то я и погружался.
Меня поглотило облако какой-то желтоватой мути. Розовое сияние тут же померкло.
Проступили очертания длинной толстой иглы. Сперва я принял её за горный пик. Но почти тут же показалось ещё несколько игл, торчавших в разные стороны. Прежде чем догадаться, я успел подумать, что это – огромный ядовитый морской ёж. Но то, что предстало передо мной, было куда опаснее, смертоноснее и коварнее, чем самая ядовитая в мире тварь! Распространяя клубы ржавчины, ко дну спокойного и величественного океана намертво присосалась многотонная глубоководная мина! Её стальной корпус почти истлел, а некоторые иглы истончились так, что, казалось, достаточно неосторожного движения плавника крошечной рыбки – и стержень переломится, выпустив на волю давно спящую смерть. Но рядом никто не плавал: гигантский металлический клещ, вцепившийся в окостеневший коралловый риф, отравил в округе всё живое.
Меня повлекло дальше. Обогнув железный шар, я начал подниматься в гору. С каждой секундой вода прояснялась, и впереди – будто рассвет – вновь забрезжил пурпур. Только на вершине я увидел источник этого свечения – кораллы! Живая часть рифа сияла словно розовый агат!
В открывшейся долине резвились рыбки и морские коньки, но не только. На склоне горы расположился целый подводный город. Город русалок! Вернее – город их детей. Самые взрослые его обитатели были чуть больше пальца. Крошечные русалочьи мальки выглядывали из окон домов, плавали наперегонки по центральной площади, ухаживали за садами кораллов... Они взрослели здесь под защитой кораллового рифа. Но то, что берегло от природных опасностей, не могло спасти от монстра, созданного человеком. И если мина взорвётся, они никогда не выйдут в открытое море.
Вдруг на город сверху и снизу поползли две полоски тьмы. Я сжался, ожидая услышать взрыв. Спустя секунду тьма сомкнула челюсти и заполнила собой всё.
А ещё через миг я вновь оказался на палубе возле кита, медленно открывающего бездонный глаз.
Страх отступил. Кит показал всё, что хотел и просто моргнул, избавляя от наваждения. Я вспомнил, что не покидал бриг и путешествие под воду ещё впереди. Но как же спасти коралловый риф и русалочий город? Как добраться до дна? Что можно сделать с миной?
Пока я размышлял, глаз кита заволокло свинцовыми облаками. Внутри начался полноводный тропический ливень, и влага хлынула в океан по нижнему веку. Гигант плакал.
Странно, мой отец всегда говорил, что слезами делу не поможешь. Но этот Кит был слишком стар, чтобы иметь отца. И слишком стар, чтобы слушать советы. Поэтому он молча плакал, впадая в океан новой рекой: его зелёно-прозрачные слёзы начинали выделяться в спокойной синеве. К тихому плеску волн и крикам чаек, гнездившихся на спине кита, прибавился гул водопада. Не верилось, что такой могучий гигант может отчаяться, но разве слёзы означают что-то ещё?
Отчаянье хуже страха. Ведь страх из мёртвого груза можно превратить в полезный балласт, позволяющий удерживать равновесие. Но отчаянье – всегда цепь, которая сковывает ум. А между тем решение любой задачи обязательно летает в каком-нибудь небе, нетерпеливо ожидая, что оно пригодится, что его позовут. И к тому, кто о нём думает, решение примчится из самого дальнего края. Рано или поздно оно обязательно закружит рядом, с любопытством наблюдая за тем, кому понадобилось. Конечно, его ещё нужно поймать, но это уже вопрос мастерства.
Сколько времени я высматривал на горизонте подходящее решение? Сколько назойливых мух дурацких идей отогнал?
Пока я раздумывал, корабль тронулся вперёд. Но паруса по-прежнему висели, как измятая праздничная рубашка на спинке стула. Борей всё ещё не смел приближаться к киту, однако мы двигались! Как, отчего? Я обернулся и увидел, что светлая зелень китовых слез щупальцем протянулась к кораблю. Бриг находился посредине этой прочерченной в океане полоски. Прибежав на нос, я убедился, что линия проходит под кораблём и тянется дальше, заворачиваясь в спираль. Мы плыли по ней, постепенно набирая ход. Слёзы стали новым течением. Что же задумал кит? Впрочем, я доверял ему, поэтому не волновался.
Вскоре я заметил, что корабль проседает, словно впитываясь океаном. Как будто мы тяжелели из-за пробоин. Неужели слёзы проедают днище?! Но матросы сообщили, что в трюме сухо. Я тут же распорядился задраить все люки и иллюминаторы. На середине второго витка широкой спирали бриг ушёл в воду наполовину. А за пару десятков ярдов до центра воронки я смог коснуться поверхности океана рукой. Китовые слёзы имели температуру человеческого тела! Я решил попробовать их на вкус. Жидкость оказалась не солёной – я пил её как простую воду. Однако в ней таилось что-то изначальное. Это была та древняя влага, когда-то принесённая на нашу планету в виде космического льда. Китовые слёзы роднили выпившего их с любой жидкостью во вселенной. Теперь мне не был страшен ни пар, ни лёд, ни сами глубины океана. Это чувствовалось и кожей, и разумом, и душой.
Команда напилась слёз уже прямо из океана, свесившись за борт и припав к ряби, словно к обычному ручейку.
Считаные минуты оставались до того, как вода хлынет на палубу. За людей я больше не боялся, но что станет с кораблём?
Ответ пришёл в последние мгновения. Я набрал в ладонь немного влаги и ринулся на нос. Там рассекала волны наша кариатида – фигура в виде тигрицы. Эти звери любят воду и прекрасно плавают, но выплыть с целым кораблём на спине не под силу никому. Поэтому я влил жидкость в беззвучно рычащую пасть кошки. От подобной наглости она резко вильнула кончиком кормы, но столь бесцеремонно предложенное питьё всё-таки проглотила.
Конечно, через несколько секунд слёзы и так залились бы в рот тигрицы, но я понимал, что даже живой водой можно захлебнуться насмерть.
И вот мгновение, когда края бортов поравнялись с рябью. Момент, в который океан посетил мой бриг. За первым широким шагом господина последовал семенящий бег его многолитровой свиты, устремившейся во все концы корабля.
Перед нами волны приостанавливались, обнимая ноги с особой осторожностью. Затем объятия перебирались выше: на пояс, грудь, шею... Мы погружались под воду естественно, будто дельфины, на секунду появившиеся на поверхности, чтобы набрать воздуха: без страха и сожалений о покидаемом мире.
Первый вдох по ту сторону океана – словно вдох по ту сторону одеяла: тяжёлый и вязкий. Первый выдох – пускание пузырьков. Целая вереница их устремилась изо рта к поверхности, ставшей для нас небесами.
В книжках иногда пишут: «он дышал под водой». Знайте, это совсем не то же, что дышать водой. Как хождение по воздуху – ещё не полет. Новорождённое чувство, будто научился лакомиться солнечным светом. Представьте, что при каждом вдохе вы делаете глоток не только газа, но и влаги – морской воды. Её привкус я ощутил, когда мы погрузились глубже и покинули пресные слёзы. Всё внутри меня заполнилось солоноватой жидкостью, словно я превратился в бутылку томатного сока.
В эти мгновения я жалел только об одном: что вынужден спешить. Что у меня нет времени наслаждаться чудесами. Что вместо созерцания и прочувствования приходиться думать, как быстрее освоиться в открывшемся мне измерении, как заставить его помогать мне.
Всю жизнь по нашей квартире плавала серая грозовая тучка с двумя искрящимися глазами. Я рос, поливаемый её зелёным взглядом. Мягкая, округлая, волнистая – как и любая туча, но в то же время грозная. Иногда она бьёт молниями, но чаще острым градом когтей и зубов. Рокотать она тоже умеет: обычно от удовольствия, но бывает и во сне – похрапывая. Как и положено тучке, наша способна время от времени бесследно испаряться и собираться затем в самых невероятных местах: на шкафу, под кроватью, за диваном.
Зачастую тучки довольно непостоянные: то они похожи на барашков, то на кораблики, то на деревца. Наша, как правило, похожа на серого кота. И, раз уж всем могучим ураганам полагаются имена, наша грозовая тучка зовётся Васькой.
Родители рассказывают, что однажды они, словно высокие горы, задержали бег маленького слабого серого облачка, который метался по улице, терзаемый смертоносными ветрами. И что вокруг этого крошечного облачка со временем и набух наш важный громадный Васька. Но мне не верится.
По правде сказать, я уверен, что на самом деле Васька не кот и даже не совсем тучка. Мне кажется, он – джинн, поэтому и походит на облако. Это объяснило бы все его способности: умение видеть в темноте, исчезать и появляться, взлетать на высоченные шкафы, биться электрическими разрядами, притягивать к себе людей, а, главное, говорить.
Говорил он со мной, правда, всего раз. Да и не помню, честно говоря, о чём именно. Но говорил – это точно! Может быть, он вовсе и не джинн, а волшебник, или даже заколдованный в кота человек. Но джинновость проверить легче всего.
Я взлетел взглядом к полке с любимыми книжками. Прямо поверх «Мифов древней Греции» и «Старика Хоттабыча» молниями били кончики васькиных усов.
– Кис-кис-кис, – позвал я кота, решившись.
Он с подозрением выглянул на голос и по одному моему виду догадался, что я задумал. В его взгляде читалась решимость спустить с полки лавину пыли, если я вздумаю штурмовать поднебесную крепость. Затем, как бы играя, он свесил вниз лапу и поддел несколько корешков. Угроза читалась яснее, чем названия потревоженных книг: вслед за пылью на атакующих полетят фолианты.
Ещё раз оценив высоту, я тяжело вздохнул: битва за котовый ус предстояла нелёгкая!
– Данила, пора спать! – вдруг объявили привал командиры.
– Но мама, папа! – застыл я, уже наполовину взобравшись на осадную башню, – там у Васьки на морде кое-что. Надо достать.
Рука отца коршуном упала на голову кота, взлохмачивая шерсть. От бессилия тот сделал вид, что ему нравится. Получилось плохо.
– Нет у него там ничего, – ответил папа, приглядевшись. – Тебе показалось.
– Так что слезай с табуретки и под одеяло, – строго сказала мама. – Завтра в школу. Станешь, наконец, второклассником, – с гордостью добавила она.
– Давай, а то на уроках носом клевать будешь, – предостерёг отец, хватая меня под мышки и укладывая на кровать.
– Сладких снов! – пожелали родители, выключив свет.
Я накрылся одеялом и посмотрел вверх. Там самодовольно мерцали две зелёные звёздочки.
Ничего, скоро я добуду ус и надорву его, загадав желание. Если оно исполнится, значит, Васька – джинн!
***
На небе ярко висело солёное солнце. Его лучи неустанно помешивали дремлющий океан. Мой бриг мерно дышал, вздымаясь в такт рождающимся волнам. Белые паруса трепетали, отвечая на поцелуи ветра.
Кто-то закричал: «Земля!» Подзорная труба притянула даль, и я увидел, что по курсу и впрямь чернел остров. Но тут он ударил по воде плавником, выпустил гигантский водяной столб, едва не смывший солнце в океан, и стало ясно, что это не остров, а кит. Самый огромный кит в мире! Линзы трубы мгновенно увеличили возникшее беспокойство до размеров настоящего ужаса. Такой гигант мог разбить корабль в щепки! Но страх – слишком тяжёлый груз: он утянет ко дну вернее любого чудища. Я выбросил страх за борт и взглянул на кита, уже не боясь.
Кит был очень древним и добрым. Я понял это, как только рассмотрел его глаз. Тёмно-синий, будто ночное небо, он хранил в себе созвездие Южного Креста – покровителя и помощника моряков. Вокруг глаза песчаными барханами лежали морщины, а взгляд полнился мудростью мирового океана... и льдом тревоги. Кит в беде! Ни секунды медля, я скомандовал: «Поднять все паруса! Полный вперёд!»
Ветер взялся за корабль, со всей силы задув ему под лопатки. Паруса мгновенно набили карманы и, довольные, начали разгонять бриг.
Я хотел оказаться возле кита как можно быстрее, поэтому прибежал на корму и широко раскинул руки. Борей упёрся мне в спину, норовя повалить, но я крепко стоял на ногах и ловил собой каждое дуновение, ещё немного ускоряя ход корабля.
Кит рос на горизонте словно огромная волна цунами. Казалось невероятным, что такая громадина может плавать. Но она и не плавала. Сам океан держал кита на руках. Но не как слуга, несущий господина, а как сын, поддерживающий состарившегося отца.
Возле кита и ветер вставал на цыпочки, поэтому последние сажени бриг плыл очень медленно. Я заметил, что за нами подсматривают: множество любопытных русалок выглядывали из пещер, образованных в наростах, покрывающих спину старого гиганта.
Под их надзором мы приблизились к глазу кита.
Менее опытный капитан мог не понять, где заканчивается океан и начинается радужка. Он бы плыл и плыл, ориентируясь на Южный Крест, так и не узнав, что давно находится во внутреннем море. Огромный глаз был настоящим порталом, за гранью которого, как жемчужина в устрице, рос и оберегался другой мир. Я улыбнулся, заметив, что меня в этом мире уже ожидает особенное, только мне предназначенное место.
Но вдруг китовый глаз потемнел от грозовых туч, в которых засверкали чешуёй драконы беспокойства.
– Что случилось?! – крикнул я, опомнившись. – Тебе нужна помощь?!
Кит глубоко вздохнул и отправил в небеса толстую струю воды, которая через минуту повисла двумя зазубренными перистыми облаками.
Потом он запел. И в песне его слышались страх, боль, лязг и скрежет.
Такие ноты бесконечно далеки океану: кит пел на чужом языке, и акцентом в этом мотиве звучали скорбь и осуждение.
Я видел, что гиганта мучает какое-то огромное и могущественное зло, но где оно таилось? Море было спокойно, и я не чувствовал угрозы. Может, всему виной болезнь?
Видя мою растерянность, кит с грустным вздохом испустил водяной столб, опавший в океан моросящим осенним дождём. Затем медленно моргнул, и, открываясь, его глаз начал светлеть. Космическая темнота уходила, зрачок и Южный Крест бледнели, пока не исчезли совсем. Скоро я увидел, что ровная синева глаза зарябила, а в его центре появилась небольшая, но быстро растущая соринка. Через несколько мгновений рядом с ней возникла ещё одна набухающая точка.
Только тут я понял, что смотрю на кита и собственный корабль сверху. Словно падающая звезда или пикирующая птица. На мгновение я поравнялся с палубой брига, краем глаза увидев самого себя, заворожённого волшебным зрелищем, и рыбкой нырнул в океан.
Погружение было не менее стремительным, чем падение. Я прорезал глубину со скоростью спасающегося от кашалота кальмара.
Взгляд, дарованный китом, позволил мне увидеть пучину такой, какой её не видел ни один человек, столько раз посылавший под воду шпионов, пахнущих сталью и пластмассой. Наиболее пугливые создания за сотни миль чуют этот дух, словно акула – каплю крови, и легко избегают встречи. Русалки – весьма легкомысленные подводные жители, поэтому в нашем языке давно нашлось для них название. Но те творения, что сейчас проплывали передо мной, никогда не показывались людям, так что приходилось самому придумывать им имена, подмечая самые яркие черты: пламебрюхие сосулькоглазы, губкозубые смерчетелы, листопадообразные мотылькоплавы и многие другие дивные существа.
Я любовался бы ими бесконечно, однако отвлёкся на разгоравшееся внизу пурпурное зарево. Свечение нарастало с каждым мигом, становясь ярче и обширней. Но постепенно в его центре всё отчётливее проступала зловещая тёмная область. В неё-то я и погружался.
Меня поглотило облако какой-то желтоватой мути. Розовое сияние тут же померкло.
Проступили очертания длинной толстой иглы. Сперва я принял её за горный пик. Но почти тут же показалось ещё несколько игл, торчавших в разные стороны. Прежде чем догадаться, я успел подумать, что это – огромный ядовитый морской ёж. Но то, что предстало передо мной, было куда опаснее, смертоноснее и коварнее, чем самая ядовитая в мире тварь! Распространяя клубы ржавчины, ко дну спокойного и величественного океана намертво присосалась многотонная глубоководная мина! Её стальной корпус почти истлел, а некоторые иглы истончились так, что, казалось, достаточно неосторожного движения плавника крошечной рыбки – и стержень переломится, выпустив на волю давно спящую смерть. Но рядом никто не плавал: гигантский металлический клещ, вцепившийся в окостеневший коралловый риф, отравил в округе всё живое.
Меня повлекло дальше. Обогнув железный шар, я начал подниматься в гору. С каждой секундой вода прояснялась, и впереди – будто рассвет – вновь забрезжил пурпур. Только на вершине я увидел источник этого свечения – кораллы! Живая часть рифа сияла словно розовый агат!
В открывшейся долине резвились рыбки и морские коньки, но не только. На склоне горы расположился целый подводный город. Город русалок! Вернее – город их детей. Самые взрослые его обитатели были чуть больше пальца. Крошечные русалочьи мальки выглядывали из окон домов, плавали наперегонки по центральной площади, ухаживали за садами кораллов... Они взрослели здесь под защитой кораллового рифа. Но то, что берегло от природных опасностей, не могло спасти от монстра, созданного человеком. И если мина взорвётся, они никогда не выйдут в открытое море.
Вдруг на город сверху и снизу поползли две полоски тьмы. Я сжался, ожидая услышать взрыв. Спустя секунду тьма сомкнула челюсти и заполнила собой всё.
А ещё через миг я вновь оказался на палубе возле кита, медленно открывающего бездонный глаз.
Страх отступил. Кит показал всё, что хотел и просто моргнул, избавляя от наваждения. Я вспомнил, что не покидал бриг и путешествие под воду ещё впереди. Но как же спасти коралловый риф и русалочий город? Как добраться до дна? Что можно сделать с миной?
Пока я размышлял, глаз кита заволокло свинцовыми облаками. Внутри начался полноводный тропический ливень, и влага хлынула в океан по нижнему веку. Гигант плакал.
Странно, мой отец всегда говорил, что слезами делу не поможешь. Но этот Кит был слишком стар, чтобы иметь отца. И слишком стар, чтобы слушать советы. Поэтому он молча плакал, впадая в океан новой рекой: его зелёно-прозрачные слёзы начинали выделяться в спокойной синеве. К тихому плеску волн и крикам чаек, гнездившихся на спине кита, прибавился гул водопада. Не верилось, что такой могучий гигант может отчаяться, но разве слёзы означают что-то ещё?
Отчаянье хуже страха. Ведь страх из мёртвого груза можно превратить в полезный балласт, позволяющий удерживать равновесие. Но отчаянье – всегда цепь, которая сковывает ум. А между тем решение любой задачи обязательно летает в каком-нибудь небе, нетерпеливо ожидая, что оно пригодится, что его позовут. И к тому, кто о нём думает, решение примчится из самого дальнего края. Рано или поздно оно обязательно закружит рядом, с любопытством наблюдая за тем, кому понадобилось. Конечно, его ещё нужно поймать, но это уже вопрос мастерства.
Сколько времени я высматривал на горизонте подходящее решение? Сколько назойливых мух дурацких идей отогнал?
Пока я раздумывал, корабль тронулся вперёд. Но паруса по-прежнему висели, как измятая праздничная рубашка на спинке стула. Борей всё ещё не смел приближаться к киту, однако мы двигались! Как, отчего? Я обернулся и увидел, что светлая зелень китовых слез щупальцем протянулась к кораблю. Бриг находился посредине этой прочерченной в океане полоски. Прибежав на нос, я убедился, что линия проходит под кораблём и тянется дальше, заворачиваясь в спираль. Мы плыли по ней, постепенно набирая ход. Слёзы стали новым течением. Что же задумал кит? Впрочем, я доверял ему, поэтому не волновался.
Вскоре я заметил, что корабль проседает, словно впитываясь океаном. Как будто мы тяжелели из-за пробоин. Неужели слёзы проедают днище?! Но матросы сообщили, что в трюме сухо. Я тут же распорядился задраить все люки и иллюминаторы. На середине второго витка широкой спирали бриг ушёл в воду наполовину. А за пару десятков ярдов до центра воронки я смог коснуться поверхности океана рукой. Китовые слёзы имели температуру человеческого тела! Я решил попробовать их на вкус. Жидкость оказалась не солёной – я пил её как простую воду. Однако в ней таилось что-то изначальное. Это была та древняя влага, когда-то принесённая на нашу планету в виде космического льда. Китовые слёзы роднили выпившего их с любой жидкостью во вселенной. Теперь мне не был страшен ни пар, ни лёд, ни сами глубины океана. Это чувствовалось и кожей, и разумом, и душой.
Команда напилась слёз уже прямо из океана, свесившись за борт и припав к ряби, словно к обычному ручейку.
Считаные минуты оставались до того, как вода хлынет на палубу. За людей я больше не боялся, но что станет с кораблём?
Ответ пришёл в последние мгновения. Я набрал в ладонь немного влаги и ринулся на нос. Там рассекала волны наша кариатида – фигура в виде тигрицы. Эти звери любят воду и прекрасно плавают, но выплыть с целым кораблём на спине не под силу никому. Поэтому я влил жидкость в беззвучно рычащую пасть кошки. От подобной наглости она резко вильнула кончиком кормы, но столь бесцеремонно предложенное питьё всё-таки проглотила.
Конечно, через несколько секунд слёзы и так залились бы в рот тигрицы, но я понимал, что даже живой водой можно захлебнуться насмерть.
И вот мгновение, когда края бортов поравнялись с рябью. Момент, в который океан посетил мой бриг. За первым широким шагом господина последовал семенящий бег его многолитровой свиты, устремившейся во все концы корабля.
Перед нами волны приостанавливались, обнимая ноги с особой осторожностью. Затем объятия перебирались выше: на пояс, грудь, шею... Мы погружались под воду естественно, будто дельфины, на секунду появившиеся на поверхности, чтобы набрать воздуха: без страха и сожалений о покидаемом мире.
Первый вдох по ту сторону океана – словно вдох по ту сторону одеяла: тяжёлый и вязкий. Первый выдох – пускание пузырьков. Целая вереница их устремилась изо рта к поверхности, ставшей для нас небесами.
В книжках иногда пишут: «он дышал под водой». Знайте, это совсем не то же, что дышать водой. Как хождение по воздуху – ещё не полет. Новорождённое чувство, будто научился лакомиться солнечным светом. Представьте, что при каждом вдохе вы делаете глоток не только газа, но и влаги – морской воды. Её привкус я ощутил, когда мы погрузились глубже и покинули пресные слёзы. Всё внутри меня заполнилось солоноватой жидкостью, словно я превратился в бутылку томатного сока.
В эти мгновения я жалел только об одном: что вынужден спешить. Что у меня нет времени наслаждаться чудесами. Что вместо созерцания и прочувствования приходиться думать, как быстрее освоиться в открывшемся мне измерении, как заставить его помогать мне.
