«Копейка рубль бережет», - думала торговка в поселковой лавке и продолжала обвешивать, да обсчитывать честный люд. При этом баба мантру бубнила: «Да рубль тысячу подарит». Местные привыкли к ее мелким проделкам, однажды и бита была, но все одно. С иными покупателями торговка вздорила и сквернословила, нежели те, по незнанию своему, пытались отстоять свое право на причитающуюся сдачу. Оно бы так и продолжалось, пока черт не проведал о плутовке и не наведался к ней на закате. «Дай, - говорит рогатый, - спички мне». Баба естественно ошалела при виде беса в шерсти, с козлиной мордой и хвостом хлыстовым. Черт чиркнул спичкой о прилавок, таращится на трясущуюся бабу через мерцающее оранжевое пламя и молвит: «Как посмела ты ловчить без спросу?» Спичка погасла, в нос бабы ударило зловоние серы. Черт зажег сразу три спички и продолжает: «Отныне платить мне будешь ровно половину с прибытку». Баба вжалась в прилавок, от страха затряслась осиновым листом. «В наказание вернешь мне все, что прикарманила. Сроку тебе до заката следующего дня». Уже у выхода нечистый зловеще пригрозил: «А не вернешь! Запалю тебя!» В мгновение ока весь короб со спичками вспыхнул в его костлявой клешне, и черт растворился в дыму густом. Баба ноги в руки и кротчайшим путем через бурьяны и овраги бросилась в церковь к отцу Никифору, тот уже двери во двор храма затворял, как торговка из темноты кинулась настоятелю на шею и завопила во все горло: «Спасите!». Перепуганный Никифор чуть было дух не испустил при виде бешеной бабы. Кое-как угомонил ее и осенил крестным знамением. Баба поведала отцу, что так, мол, и так черт к ней наведался, грозится душу забрать за грехи тяжкие, и не сумеет она теперь упомнить, кого и насколько обвесила или обсчитала, чтобы откуп дать. В слезах баба кинулась на колени перед Никифором с мольбой о помощи, вцепилась в рясу его и ревела белугой, что все осознала, готова каяться и искупить прегрешения свои. Никифор сперва подумал, что баба умом тронулась, но поганая мыслишка закралась, а вдруг баба права и нечистый осмелился наведаться в его приход. «Хорошо, помогу тебе, но с условием». Баба вновь завопила: «Все что угодно пожертвую, батюшка!»
Настоятель взял с бабы честное слово, и та поклялась на кресте искренне, что более не поддастся на козни нечистого и прекратит обкрадывать честных покупателей. На том и порешили. Весь следующий день баба в жутком томительном ожидании провела за прилавком. Слово сдержала: никого не обхитрила, даже довесок делала. В каждом покупателе пыталась углядеть черты рогатого, но тщетно.
Ближе к закату в лавку явился отец Никифор с толстенной свечей в руке, иконой Спасителя и священным писанием подмышкой. Долго священник проводил обряд очищения, обкурил лавром все углы в помещении, раскрыл талмуд сакральный и принялся сердечной молитвой бесов изгонять. Теперь сидят – ждут. Баба трясется, в крест вцепилась, а настоятель отворот нашептывает. Так прошел час, затем второй миновал. Солнце за горизонт давно склонилось, но никого. Только сверчок стрекотал в тишине, что Никифор от трели его однообразной стал носом клевать. Тут священник вскочил, захлопнул манускрипт и заключил: «Ну, все, матушка, время позднее. Идти надобно». Баба снова завопила: «Как же так, родимый?» «Видно, помолясь, изгнали духов твоих. Иди с миром». Глядь, у двери едкий дым столбом повалил с гарью черной. Удушливый смрад от жженой серы окутал лавку, посыпались фосфорические искры, и из клубов дыма сизых выглянула козлиная физиономия. Морда скалилась, озиралась по сторонам – бабу искала. Козел оглушительно блеял, борода его трусилась, а шершавый язык вываливался со слюной обильной. Баба в обморок свалилась, а настоятель Никифор не растерялся – схватил со стенки огнетушитель и направил мощную струю пены прямо в пасть нечистого, весь баллон стравил. И с отчаянным криком: «Изыди вон!», от души угостил беса баллоном по рогам его, что те переломились, вдобавок окатил его святой водой из кувшина. Не привыкший к такому дурному обхождению бес жалобно завопил и растаял. Все стихло.
Баба мерно посапывала и изредка подергивалась всеми своими телесами желейными. Явно некий кошмар привиделся во сне. Уснула видно при пересчете, так как сидела торговка за прилавком, уложив мясистые руки под голову на горке из мелочи, что рубль прилип к ее маслянистой щеке. Проснулась баба с дикой головной болью от звучного чавканья соседского козленка возле прилавка с овощами. Подняла голову, рубль тут же не удержался и звонко упал в груду мелочевки, оставив алую рифленую вмятину орла на щеке. Животное пробралось в отворенную дверь и с жадностью уплетало сочную капусту из ящика. «Кыш! Я тебе покажу!» Козлик цокнул копытами и выбежал. Баба едва ли припоминала вчерашние события. Смутные обрывки жуткого сна еще крутились каруселью в ее голове. Баба окинула лавку взглядом – все без изменений и на своем месте. Окончательно утвердилась торговка во мнении, что всего лишь кошмарный сон стал причиной ее расстройства, и она с облегчением выдохнула. А раз это сон, то никому и ничего она не должна, а раз так, то будет жить по-прежнему. В лавку забежал тракторист, потребовал сигареты и спички. Позевывая, торговка спокойно передала посетителю пачку вместе с коробком и по привычке обсчитала по мелочи. Через минуту другую, обозленный тракторист вбежал в лавку. «Мало того, что обсчитываешь, так и товар порченный подсовываешь!» Мужик с ненавистью швырнул в нее коробок горелых спичек. Баба кинулась за вторым, тракторист вновь в бешенстве. «У тебя что?! Все спички горелые?!» Та бросилась проверять товар, и действительно во всех новых коробках имелись исключительно жженые спички.
Говорят, баба та еще долго ходила по деревне, приставала с расспросами и потешала каждого встречного, не видал ли кто козла со спичками. Все долг какой-то хотела вернуть ему. Позже отец Никифор сжалился и забрал убогую к себе трудницей в приход, а лавка все-таки сгорела, молния в нее угодила.
Настоятель взял с бабы честное слово, и та поклялась на кресте искренне, что более не поддастся на козни нечистого и прекратит обкрадывать честных покупателей. На том и порешили. Весь следующий день баба в жутком томительном ожидании провела за прилавком. Слово сдержала: никого не обхитрила, даже довесок делала. В каждом покупателе пыталась углядеть черты рогатого, но тщетно.
Ближе к закату в лавку явился отец Никифор с толстенной свечей в руке, иконой Спасителя и священным писанием подмышкой. Долго священник проводил обряд очищения, обкурил лавром все углы в помещении, раскрыл талмуд сакральный и принялся сердечной молитвой бесов изгонять. Теперь сидят – ждут. Баба трясется, в крест вцепилась, а настоятель отворот нашептывает. Так прошел час, затем второй миновал. Солнце за горизонт давно склонилось, но никого. Только сверчок стрекотал в тишине, что Никифор от трели его однообразной стал носом клевать. Тут священник вскочил, захлопнул манускрипт и заключил: «Ну, все, матушка, время позднее. Идти надобно». Баба снова завопила: «Как же так, родимый?» «Видно, помолясь, изгнали духов твоих. Иди с миром». Глядь, у двери едкий дым столбом повалил с гарью черной. Удушливый смрад от жженой серы окутал лавку, посыпались фосфорические искры, и из клубов дыма сизых выглянула козлиная физиономия. Морда скалилась, озиралась по сторонам – бабу искала. Козел оглушительно блеял, борода его трусилась, а шершавый язык вываливался со слюной обильной. Баба в обморок свалилась, а настоятель Никифор не растерялся – схватил со стенки огнетушитель и направил мощную струю пены прямо в пасть нечистого, весь баллон стравил. И с отчаянным криком: «Изыди вон!», от души угостил беса баллоном по рогам его, что те переломились, вдобавок окатил его святой водой из кувшина. Не привыкший к такому дурному обхождению бес жалобно завопил и растаял. Все стихло.
***
Баба мерно посапывала и изредка подергивалась всеми своими телесами желейными. Явно некий кошмар привиделся во сне. Уснула видно при пересчете, так как сидела торговка за прилавком, уложив мясистые руки под голову на горке из мелочи, что рубль прилип к ее маслянистой щеке. Проснулась баба с дикой головной болью от звучного чавканья соседского козленка возле прилавка с овощами. Подняла голову, рубль тут же не удержался и звонко упал в груду мелочевки, оставив алую рифленую вмятину орла на щеке. Животное пробралось в отворенную дверь и с жадностью уплетало сочную капусту из ящика. «Кыш! Я тебе покажу!» Козлик цокнул копытами и выбежал. Баба едва ли припоминала вчерашние события. Смутные обрывки жуткого сна еще крутились каруселью в ее голове. Баба окинула лавку взглядом – все без изменений и на своем месте. Окончательно утвердилась торговка во мнении, что всего лишь кошмарный сон стал причиной ее расстройства, и она с облегчением выдохнула. А раз это сон, то никому и ничего она не должна, а раз так, то будет жить по-прежнему. В лавку забежал тракторист, потребовал сигареты и спички. Позевывая, торговка спокойно передала посетителю пачку вместе с коробком и по привычке обсчитала по мелочи. Через минуту другую, обозленный тракторист вбежал в лавку. «Мало того, что обсчитываешь, так и товар порченный подсовываешь!» Мужик с ненавистью швырнул в нее коробок горелых спичек. Баба кинулась за вторым, тракторист вновь в бешенстве. «У тебя что?! Все спички горелые?!» Та бросилась проверять товар, и действительно во всех новых коробках имелись исключительно жженые спички.
Говорят, баба та еще долго ходила по деревне, приставала с расспросами и потешала каждого встречного, не видал ли кто козла со спичками. Все долг какой-то хотела вернуть ему. Позже отец Никифор сжалился и забрал убогую к себе трудницей в приход, а лавка все-таки сгорела, молния в нее угодила.
