— Конечно.
— Вот Коащ является тем, кто держит крышку ящика закрытой. Точнее прикрытой. Закрыть её окончательно не получается. Не хватает сил. И он последний и единственный кто знает, как и что надо делать. Он как бы завершающий скреп, объединяющий все другие сознания древних занятых тем же. Болезни и иные негативные последствия всё равно просачиваются в различных частях как нашей планеты, так и вселенной. И вся мощь сознания древних направлена только на одно: на сдерживание «крышки» и на попытку полностью замкнуть усилия, вернуть возможность управлять теми процессами, прекратить неконтролируемое просачивание. Если не брать всё многообразие видов и задач, то возьмём, для примера, вирусы. Из медицинских источников я знаю три основные гипотезы их появления...
— Регрессивная гипотеза, гипотеза клеточного происхождения и гипотеза коэволюции, — вставила слово Татьяна.
— Верно. Но из моих виде?ний, у меня сложилась и своя. Вирусы, как и другая «маленькая жизнь», были лишь инструментами Создателя, выполняя функции согласно его замыслам. Сколько бактерий живёт в организме человека и помогает в нашей ежедневной жизнедеятельности. Скольких из них мы контролируем и способны ими управлять? Наше сознание участвует в переваривании пищи? Так и в остальном. Почти у всего есть собственная цель, собственный смысл существования, заданный изначально сверху. Ведь основное, что делает вирус в определённой клетке, определённой части живого организма, это переписывает программу, доставляя внутрь свой генетический материал и подменяет геном. Копируя себя. И иногда побочным результатом этого является смерть и, или отравление всего остального, как следствие болезни. Первоначально же, как нам думается, этот инструмент кроме своего размножения, которое было необходимо для охвата всего объёма заменяемых клеток, имел дополнение, которое переписывало или корректировало геном, программу. С целью развития, совершенствования, изменения работы, вида или каких-либо свойств как организмов человека, так и любой другой формы жизни или их отдельных частей. Потеряв же целостность, эту самую цель, не имея дополнительной «инструкции», по неизвестной нам причине, они лишь копируют себя, нанося только вред.
— Хм. Тут бы я поспорила.
— Возможно это имело бы смысл, но не с нами. Главное в нашем случае, что смерть деревьев, животных и людей, да даже просто нахождение большого количества людей на территории заповедника, раздражает, отвлекает Старейшину и как результат вырываются новые волны хаоса, которые разрушают порядок в развитии жизни. Если говорить о Земле, то происходят эпидемии, мутации и другие природные катаклизмы. Поэтому любая негативная деятельность, не согласованная со мной, здесь не приемлема. Тем более браконьерство. Объявить же всем это невозможно и опасно. Сами понимаете почему. Глупость людей. Политика и так далее.
— Мы с вами уже это обсуждали. Но всё же... Есть ли другой способ защиты и наказания. Не убивать, не лишать жизни нарушителей? — задал очередной вопрос прокурор.
— Мы не всегда лишаем жизни. Мы смотрим на личность, на сознание, на ситуацию. Предупреждаем и всячески отговариваем. Кстати, как там наш «деревянный барон»? — Сергий посмотрел на Хеду.
— Фельдин, именуемый в местных кругах «деревянным бароном», полностью распродал свои активы и уехал на постоянное жительство за границу. — ответила та.
— Что ж. Не самый глупый человек и хотя и виновен во многих злодеяниях, но в дальнейшем нас это не касается. Вот пусть и отвечает перед законом, — посмотрев в окошко, Матвеевич продолжил: — У нас с вами слишком разные взгляды на смерть. Некоторые виды «неразумных» не должны жить, так как представляют опасность для других, для здравомыслящих, для общества. Они готовы на многое ради своих глупых, именно глупых, целей, выдуманных понятий и убеждений. К сожалению, мир перегнул с гуманностью. Надо давно пересматривать это понятие и, или отношение к нему. Я не призываю убивать неудобных и всех преступников подряд. В конце концов, это не моё дело. Не хотите, возитесь с ними сами. Но тех кто попадает в зону моей ответственности, оцениваю я. И обладая в этом плане некоторыми возможностями, я прекрасно вижу мысли и, говоря простым языком, насколько человек гнилой. И так как большинство из них невозможно изменить, сделать их умнее, исправить его взгляды на жизнь, и не может быть и речи о перевоспитании. Остаётся лишь крайняя мера. Страх является главным сдерживающим фактором, особенно для дураков. Возможно, если бы в государстве ещё существовало наказание пожизненной и тяжёлой работы, если бы были рудники, или что-то подобное. Это можно было бы приспособить и здесь. Выбирая между смертью и этими видами, я также предпочёл бы отправлять неразумных вкалывать. Но мы же гуманны и рудников, тяжёлого труда и физического наказания, нет. Мне понятна эта проблема в государственном масштабе, она заключается в обилии звеньев власти и субъектов принятия решений. Ведь власть могут взять в руки, в том числе и на местах, такие же преступники и тогда страдать будут наоборот разумные. Так что, пока, возможно, всё идёт правильно. Не мне здесь судить. Но на территории заповедника и во всём с ним связанном, решаю я. И стараюсь, в первую очередь, страдать только руководящую верхушку, тех кто принимает преступное решение. Не будет денег, не будет приказа, дураки не полезут в лес. Ну а те, кто уже сунулся ко мне сюда, и навредил, тут уж не обессудьте.
Сергий немного помолчал.
— И с юридической точки зрения, вы должны понимать и соотносить меру ответственности. Если бы это был обычный лес, разговор мог быть и другой. Хотя я склонен не делать разницы. Я в любом случае осуждаю человека, занимающегося охотой или рыбалкой ради развлечения, как и тем же, плюс безудержной рубкой деревьев, ради наживы. В этой же заповедной зоне на кону жизни многих людей, если не вообще жизнь в самом широком её понимании. И юридическое понятие крайней необходимости и необходимой обороны очень к месту в данном случае.
— Полностью соглашусь, — сказал Семён Аркадьевич, глядя на Татьяну и Дмитрия.
— Исходя из всего, что я сказал ранее, мы уже сейчас с трудом, а в будущем и совсем, тем же составом, не сможем противостоять даже местной коррумпированной власти, если она будет поддерживаться законодательно. Что уж говорить обо всей мощи государственной машины, если она заинтересуется нами. А некоторые подвижки в эту сторону уже есть. Принимаются законы, полностью искажающие смысл особо охраняемых зон. Потому именно для предотвращения всех возможных последствий вы нам и нужны... и мы и хотим привлечь вас. Плохими чиновниками и правителями не рождаются, хоть людская молва и пытается очернить всех вкупе. Плохими чиновниками становятся простые глупые дети, которые до поры до времени живут среди нас. Они мало, что глупые ещё из-за этого и недообразованные и недовоспитанные, а амбиций и желаний через край. А нам нужны умные. Тогда и убивать никого не придётся. Если поддержка в вашем лице позволит системе эффективней бороться с вредными законами, действиями, излишним интересом и теми же браконьерами и другими глупыми и жадными людьми. Не допуская их сюда, а информацию отсюда до них. Всё будет только в рамках ваших полномочий. За исключением того, что знать вы будете больше, но фактов для преследования нас или вас, по закону, не будет.
Сергий опять замолчал на время и в комнате повисла тишина. Присутствующие переваривали информацию.
— Сколько же вам лет? Вы бессмертные? И как так получилось…? — Татьяна смотрела широко раскрытыми глазами со слегка мутным взором, находясь от всего услышанного в несколько подавленном состоянии и совершенно не относящимися к теме вопросами в голове.
— Давайте не будем об этом. Есть некоторые тайны, которые мы оставим не раскрытыми. Скажу так — очень много. А вот Хеде и Ивану ещё больше. Я так понимаю, что ответ на основной вопрос всех удовлетворил. И мы переходим к около значимым. А следом, может быть даже начнём планировать?
— Вы же могли бы лечить людей. От многих неисцелимых заболеваний… Безнадёжных больных, — продолжая озвучивать свои непоследовательные мысли, снова высказалась Татьяна.
— И как вы себе это представляете? Хотя я понимаю вы сейчас не совсем адекватны от необычности информации, — решила поучаствовать в разговоре Ядвига. — Как правильно жить? Заботиться о каждом отдельном человеке или учитывать выживание всего рода? Заботиться о ныне живущих или думать о жизнеспособности будущих поколений? И не надо говорить, что радея об отдельном, мы печёмся обо всех. Если человек болен неизлечимым заболеванием, способным заразить многих и не поддающееся лечению, какой у нас выбор? Или если человек имеет врождённую генетическую болезнь, люди могут купировать её путём операции, но этим не излечишь, а лишь закрепишь отклонение в программе и его потомство будет наследовать его. И тогда что принудительная стерилизация? Где граница выбора между страхом перед неизвестностью, моралью, гуманностью и необходимостью принятия решения, принятие последствий? Согласиться с неизбежным приговором для одного или согласиться взять груз ответственности за вырождение потомков? Была бы возможна генетическая коррекция, был бы другой разговор. Но мы не имеем всей полноты знаний о предмете и не имеем инструментов. А почему? В том числе потому что многие люди и организации, и государственные, и международные, выступают против даже исследований в данной области, считая их бесчеловечными и опасными. Что, конечно, так, если дать этим заниматься дуракам или нацистам, впрочем, это одно и то же. При этом человечным считается обрекать живого на страдания, ведь полностью вылечить невозможно, то есть бытие инвалида, постоянный приём лекарств, а затем ещё и муки за произведённых им на свет больное потомство. Жизнь порой задаёт очень сложные вопросы. На которые, на настоящий момент, нет однозначных ответов в рамках вашего понимания и нынешних возможностей. Лично я, лечу только тех кого точно могу поставить на ноги без последствий.
— Не зная истины, не зная, для чего человек живёт, что происходит после смерти, люди опираются на теории и предположения, нафантазированные ими же и вроде как похожие на правду или слепо верят, опираясь на выдуманные религии и другие сказки. И самое плохое при этом то, что люди перестают искать альтернативу, а иногда её просто не дают искать. Штампы. Те, кто имеет безоговорочный авторитет или мнение толпы, погрязшей в своей заскорузлой убеждённости и невежестве, давящих созданными догмами о нормальности, морали и нравственности. Согласна, что подобные исследования и любые прочие действия с геномом, должны опираться, как и во всём другом, на разумность, рациональность и такое важное чувство, как чувство меры. И это подвластно только умным людям. Иначе, как мы знаем, история закручивается по спирали. Два шага вперёд и один, а иногда и больше, назад.
— Хеда не наезжай, — покачал головой Сергий.
— Да ничего. Я привыкла к её резкости, — грустно улыбнулась Вешникова, — и понимаю, и принимаю её доводы. Но выход должен быть.
— А выход как раз и есть тут в заповеднике. Коащ обладает необходимыми знаниями. Но мы пока не готовы их принять. Некому. Как сказал один из Хранителей: «Нельзя сеять зерно знаний в почву глупости», — чуть успокоившись ответила Ядвига. — Приходится просто ждать. При этом не допуская худшего сценария.
— А что такое разумность? Как её определить? — пытаясь отвлечь внимание от жены, задал вопросы Дмитрий.
— Я надеюсь когда-нибудь человечество научиться точно определять и градуировать это понятие. Современные способы слишком неточны. Для меня же это не проблема. А так могу только привести мой любимый пример неразумности, но это только пример, — Сергий поставил на стол маленького солдатика, изображающего воина с ружьём в форме из времён Кутузова и Суворова, — это идти строем, в полный рост, на пушки, стреляющие картечью. «Богатыри не мы...». Угу. Точно не мы. Даже в те времена можно было придумать что-то другое, чем буквальное понимание лозунга «не кланяться пулям».
— Хорошо о медицине поговорили, — решил сменить тему и сотрудник ФСБ, — свернём в сторону планирования. Хотя бы приблизительного. А потом опять можете дискутировать и философствовать. С удовольствием послушаю. Тем более, учитывая ваше долгожительство, есть парочка вопросов. А сейчас вопрос такой. Любые действия связанные что с выборными должностями, что с назначаемыми, потребуют определённых финансовых затрат.
— В этом плане как раз никаких проблем нет. Как вы правильно заметили наше долгожительство, позволило накопить достаточно много денег и финансовый вопрос в поддержке не стоит. Тем более там всё законно. Средства лежат в банках и работают как в частных организациях, так и в серьёзных инвестиционных мероприятиях. И все они готовы и могут поддержать своих кандидатов, — Матвеевич положил на стол четыре небольшие папки, которые принёс сразу исчезнувший Никодимыч. — Тут необходимые документы, в том числе по финансам и приблизительное планирование. Наша встреча, естественно, не последняя. Потом ознакомитесь и поговорим детально. Главная наша проблема и цель, на настоящий момент, это местная власть. Следующая Москва. К сожалению, мы потеряли Власа. Помощника, который мог решать некоторые щекотливые вопросы так далеко от заповедника. Поэтому рассчитываем на вас очень сильно.
— Ну хорошо, — немного полистав содержимое своего файла и обнаружив ещё и флешку, силовик хмыкнул. — Ну хорошо. Ознакомимся и сделаем всё, что сможем. Всё зависящее от нас в рамках наших полномочий. А сейчас тогда вернёмся к вашему долгожительству. Для начала. Меня всегда интересовало разнообразие наций, населяющих Землю. Это мутация или каприз бога?
Сергий посмотрел на Ивана и тот понял, что слово предоставляется ему:
— Ну здесь всё просто. Те остатки способностей управления своим телом, которые сохранялись в ваших далёких предках, чаще всего не до конца осознанно, позволяли приспосабливать, преобразовывать свой организм под окружающую среду. Управляя генами и клетками, исподволь отдавая нужные команды. Так и появились и негры, и азиаты, и все другие разновидности. Предвосхищая ваш вопрос о так называемых неандертальцах и прочих «высших гоминидах», как их называют учённые, то это как раз результат деградации, непосредственно связанный с катастрофой, с нарушением порядка жизни, произошедшего очень давно, и с последствиями которого и борется Коащ. Не сразу, не для всех и не до конца получилось защититься от этой беды.
Было видно, что Вешников слегка замялся, но всё же решился и, кивнув Ермиловичу, задал свой вопрос:
— А Бог? Создатель? Вы… что-то знаете?
И тот ответил:
— Бог точно не седобородый волшебник, сидящий на облаках, не горящий и разговаривающий куст, не Иисус и не диктующий бред, человеку не умеющему писать Аллах. Создатель — это всё что нас окружает и мы сами. А вот дальше одни вопросы и для нас. Предыдущий постельничий считал, как и Нетруври, один из Древних, что Создатель сдох. Без объяснений и предположений отчего. И Старейшины лишь поддерживают его остывающий организм, в неком подобии жизни. Как бы проводят бесполезные реанимационные действия.
— Вот Коащ является тем, кто держит крышку ящика закрытой. Точнее прикрытой. Закрыть её окончательно не получается. Не хватает сил. И он последний и единственный кто знает, как и что надо делать. Он как бы завершающий скреп, объединяющий все другие сознания древних занятых тем же. Болезни и иные негативные последствия всё равно просачиваются в различных частях как нашей планеты, так и вселенной. И вся мощь сознания древних направлена только на одно: на сдерживание «крышки» и на попытку полностью замкнуть усилия, вернуть возможность управлять теми процессами, прекратить неконтролируемое просачивание. Если не брать всё многообразие видов и задач, то возьмём, для примера, вирусы. Из медицинских источников я знаю три основные гипотезы их появления...
— Регрессивная гипотеза, гипотеза клеточного происхождения и гипотеза коэволюции, — вставила слово Татьяна.
— Верно. Но из моих виде?ний, у меня сложилась и своя. Вирусы, как и другая «маленькая жизнь», были лишь инструментами Создателя, выполняя функции согласно его замыслам. Сколько бактерий живёт в организме человека и помогает в нашей ежедневной жизнедеятельности. Скольких из них мы контролируем и способны ими управлять? Наше сознание участвует в переваривании пищи? Так и в остальном. Почти у всего есть собственная цель, собственный смысл существования, заданный изначально сверху. Ведь основное, что делает вирус в определённой клетке, определённой части живого организма, это переписывает программу, доставляя внутрь свой генетический материал и подменяет геном. Копируя себя. И иногда побочным результатом этого является смерть и, или отравление всего остального, как следствие болезни. Первоначально же, как нам думается, этот инструмент кроме своего размножения, которое было необходимо для охвата всего объёма заменяемых клеток, имел дополнение, которое переписывало или корректировало геном, программу. С целью развития, совершенствования, изменения работы, вида или каких-либо свойств как организмов человека, так и любой другой формы жизни или их отдельных частей. Потеряв же целостность, эту самую цель, не имея дополнительной «инструкции», по неизвестной нам причине, они лишь копируют себя, нанося только вред.
— Хм. Тут бы я поспорила.
— Возможно это имело бы смысл, но не с нами. Главное в нашем случае, что смерть деревьев, животных и людей, да даже просто нахождение большого количества людей на территории заповедника, раздражает, отвлекает Старейшину и как результат вырываются новые волны хаоса, которые разрушают порядок в развитии жизни. Если говорить о Земле, то происходят эпидемии, мутации и другие природные катаклизмы. Поэтому любая негативная деятельность, не согласованная со мной, здесь не приемлема. Тем более браконьерство. Объявить же всем это невозможно и опасно. Сами понимаете почему. Глупость людей. Политика и так далее.
— Мы с вами уже это обсуждали. Но всё же... Есть ли другой способ защиты и наказания. Не убивать, не лишать жизни нарушителей? — задал очередной вопрос прокурор.
— Мы не всегда лишаем жизни. Мы смотрим на личность, на сознание, на ситуацию. Предупреждаем и всячески отговариваем. Кстати, как там наш «деревянный барон»? — Сергий посмотрел на Хеду.
— Фельдин, именуемый в местных кругах «деревянным бароном», полностью распродал свои активы и уехал на постоянное жительство за границу. — ответила та.
— Что ж. Не самый глупый человек и хотя и виновен во многих злодеяниях, но в дальнейшем нас это не касается. Вот пусть и отвечает перед законом, — посмотрев в окошко, Матвеевич продолжил: — У нас с вами слишком разные взгляды на смерть. Некоторые виды «неразумных» не должны жить, так как представляют опасность для других, для здравомыслящих, для общества. Они готовы на многое ради своих глупых, именно глупых, целей, выдуманных понятий и убеждений. К сожалению, мир перегнул с гуманностью. Надо давно пересматривать это понятие и, или отношение к нему. Я не призываю убивать неудобных и всех преступников подряд. В конце концов, это не моё дело. Не хотите, возитесь с ними сами. Но тех кто попадает в зону моей ответственности, оцениваю я. И обладая в этом плане некоторыми возможностями, я прекрасно вижу мысли и, говоря простым языком, насколько человек гнилой. И так как большинство из них невозможно изменить, сделать их умнее, исправить его взгляды на жизнь, и не может быть и речи о перевоспитании. Остаётся лишь крайняя мера. Страх является главным сдерживающим фактором, особенно для дураков. Возможно, если бы в государстве ещё существовало наказание пожизненной и тяжёлой работы, если бы были рудники, или что-то подобное. Это можно было бы приспособить и здесь. Выбирая между смертью и этими видами, я также предпочёл бы отправлять неразумных вкалывать. Но мы же гуманны и рудников, тяжёлого труда и физического наказания, нет. Мне понятна эта проблема в государственном масштабе, она заключается в обилии звеньев власти и субъектов принятия решений. Ведь власть могут взять в руки, в том числе и на местах, такие же преступники и тогда страдать будут наоборот разумные. Так что, пока, возможно, всё идёт правильно. Не мне здесь судить. Но на территории заповедника и во всём с ним связанном, решаю я. И стараюсь, в первую очередь, страдать только руководящую верхушку, тех кто принимает преступное решение. Не будет денег, не будет приказа, дураки не полезут в лес. Ну а те, кто уже сунулся ко мне сюда, и навредил, тут уж не обессудьте.
Сергий немного помолчал.
— И с юридической точки зрения, вы должны понимать и соотносить меру ответственности. Если бы это был обычный лес, разговор мог быть и другой. Хотя я склонен не делать разницы. Я в любом случае осуждаю человека, занимающегося охотой или рыбалкой ради развлечения, как и тем же, плюс безудержной рубкой деревьев, ради наживы. В этой же заповедной зоне на кону жизни многих людей, если не вообще жизнь в самом широком её понимании. И юридическое понятие крайней необходимости и необходимой обороны очень к месту в данном случае.
— Полностью соглашусь, — сказал Семён Аркадьевич, глядя на Татьяну и Дмитрия.
— Исходя из всего, что я сказал ранее, мы уже сейчас с трудом, а в будущем и совсем, тем же составом, не сможем противостоять даже местной коррумпированной власти, если она будет поддерживаться законодательно. Что уж говорить обо всей мощи государственной машины, если она заинтересуется нами. А некоторые подвижки в эту сторону уже есть. Принимаются законы, полностью искажающие смысл особо охраняемых зон. Потому именно для предотвращения всех возможных последствий вы нам и нужны... и мы и хотим привлечь вас. Плохими чиновниками и правителями не рождаются, хоть людская молва и пытается очернить всех вкупе. Плохими чиновниками становятся простые глупые дети, которые до поры до времени живут среди нас. Они мало, что глупые ещё из-за этого и недообразованные и недовоспитанные, а амбиций и желаний через край. А нам нужны умные. Тогда и убивать никого не придётся. Если поддержка в вашем лице позволит системе эффективней бороться с вредными законами, действиями, излишним интересом и теми же браконьерами и другими глупыми и жадными людьми. Не допуская их сюда, а информацию отсюда до них. Всё будет только в рамках ваших полномочий. За исключением того, что знать вы будете больше, но фактов для преследования нас или вас, по закону, не будет.
Сергий опять замолчал на время и в комнате повисла тишина. Присутствующие переваривали информацию.
— Сколько же вам лет? Вы бессмертные? И как так получилось…? — Татьяна смотрела широко раскрытыми глазами со слегка мутным взором, находясь от всего услышанного в несколько подавленном состоянии и совершенно не относящимися к теме вопросами в голове.
— Давайте не будем об этом. Есть некоторые тайны, которые мы оставим не раскрытыми. Скажу так — очень много. А вот Хеде и Ивану ещё больше. Я так понимаю, что ответ на основной вопрос всех удовлетворил. И мы переходим к около значимым. А следом, может быть даже начнём планировать?
— Вы же могли бы лечить людей. От многих неисцелимых заболеваний… Безнадёжных больных, — продолжая озвучивать свои непоследовательные мысли, снова высказалась Татьяна.
— И как вы себе это представляете? Хотя я понимаю вы сейчас не совсем адекватны от необычности информации, — решила поучаствовать в разговоре Ядвига. — Как правильно жить? Заботиться о каждом отдельном человеке или учитывать выживание всего рода? Заботиться о ныне живущих или думать о жизнеспособности будущих поколений? И не надо говорить, что радея об отдельном, мы печёмся обо всех. Если человек болен неизлечимым заболеванием, способным заразить многих и не поддающееся лечению, какой у нас выбор? Или если человек имеет врождённую генетическую болезнь, люди могут купировать её путём операции, но этим не излечишь, а лишь закрепишь отклонение в программе и его потомство будет наследовать его. И тогда что принудительная стерилизация? Где граница выбора между страхом перед неизвестностью, моралью, гуманностью и необходимостью принятия решения, принятие последствий? Согласиться с неизбежным приговором для одного или согласиться взять груз ответственности за вырождение потомков? Была бы возможна генетическая коррекция, был бы другой разговор. Но мы не имеем всей полноты знаний о предмете и не имеем инструментов. А почему? В том числе потому что многие люди и организации, и государственные, и международные, выступают против даже исследований в данной области, считая их бесчеловечными и опасными. Что, конечно, так, если дать этим заниматься дуракам или нацистам, впрочем, это одно и то же. При этом человечным считается обрекать живого на страдания, ведь полностью вылечить невозможно, то есть бытие инвалида, постоянный приём лекарств, а затем ещё и муки за произведённых им на свет больное потомство. Жизнь порой задаёт очень сложные вопросы. На которые, на настоящий момент, нет однозначных ответов в рамках вашего понимания и нынешних возможностей. Лично я, лечу только тех кого точно могу поставить на ноги без последствий.
— Не зная истины, не зная, для чего человек живёт, что происходит после смерти, люди опираются на теории и предположения, нафантазированные ими же и вроде как похожие на правду или слепо верят, опираясь на выдуманные религии и другие сказки. И самое плохое при этом то, что люди перестают искать альтернативу, а иногда её просто не дают искать. Штампы. Те, кто имеет безоговорочный авторитет или мнение толпы, погрязшей в своей заскорузлой убеждённости и невежестве, давящих созданными догмами о нормальности, морали и нравственности. Согласна, что подобные исследования и любые прочие действия с геномом, должны опираться, как и во всём другом, на разумность, рациональность и такое важное чувство, как чувство меры. И это подвластно только умным людям. Иначе, как мы знаем, история закручивается по спирали. Два шага вперёд и один, а иногда и больше, назад.
— Хеда не наезжай, — покачал головой Сергий.
— Да ничего. Я привыкла к её резкости, — грустно улыбнулась Вешникова, — и понимаю, и принимаю её доводы. Но выход должен быть.
— А выход как раз и есть тут в заповеднике. Коащ обладает необходимыми знаниями. Но мы пока не готовы их принять. Некому. Как сказал один из Хранителей: «Нельзя сеять зерно знаний в почву глупости», — чуть успокоившись ответила Ядвига. — Приходится просто ждать. При этом не допуская худшего сценария.
— А что такое разумность? Как её определить? — пытаясь отвлечь внимание от жены, задал вопросы Дмитрий.
— Я надеюсь когда-нибудь человечество научиться точно определять и градуировать это понятие. Современные способы слишком неточны. Для меня же это не проблема. А так могу только привести мой любимый пример неразумности, но это только пример, — Сергий поставил на стол маленького солдатика, изображающего воина с ружьём в форме из времён Кутузова и Суворова, — это идти строем, в полный рост, на пушки, стреляющие картечью. «Богатыри не мы...». Угу. Точно не мы. Даже в те времена можно было придумать что-то другое, чем буквальное понимание лозунга «не кланяться пулям».
— Хорошо о медицине поговорили, — решил сменить тему и сотрудник ФСБ, — свернём в сторону планирования. Хотя бы приблизительного. А потом опять можете дискутировать и философствовать. С удовольствием послушаю. Тем более, учитывая ваше долгожительство, есть парочка вопросов. А сейчас вопрос такой. Любые действия связанные что с выборными должностями, что с назначаемыми, потребуют определённых финансовых затрат.
— В этом плане как раз никаких проблем нет. Как вы правильно заметили наше долгожительство, позволило накопить достаточно много денег и финансовый вопрос в поддержке не стоит. Тем более там всё законно. Средства лежат в банках и работают как в частных организациях, так и в серьёзных инвестиционных мероприятиях. И все они готовы и могут поддержать своих кандидатов, — Матвеевич положил на стол четыре небольшие папки, которые принёс сразу исчезнувший Никодимыч. — Тут необходимые документы, в том числе по финансам и приблизительное планирование. Наша встреча, естественно, не последняя. Потом ознакомитесь и поговорим детально. Главная наша проблема и цель, на настоящий момент, это местная власть. Следующая Москва. К сожалению, мы потеряли Власа. Помощника, который мог решать некоторые щекотливые вопросы так далеко от заповедника. Поэтому рассчитываем на вас очень сильно.
— Ну хорошо, — немного полистав содержимое своего файла и обнаружив ещё и флешку, силовик хмыкнул. — Ну хорошо. Ознакомимся и сделаем всё, что сможем. Всё зависящее от нас в рамках наших полномочий. А сейчас тогда вернёмся к вашему долгожительству. Для начала. Меня всегда интересовало разнообразие наций, населяющих Землю. Это мутация или каприз бога?
Сергий посмотрел на Ивана и тот понял, что слово предоставляется ему:
— Ну здесь всё просто. Те остатки способностей управления своим телом, которые сохранялись в ваших далёких предках, чаще всего не до конца осознанно, позволяли приспосабливать, преобразовывать свой организм под окружающую среду. Управляя генами и клетками, исподволь отдавая нужные команды. Так и появились и негры, и азиаты, и все другие разновидности. Предвосхищая ваш вопрос о так называемых неандертальцах и прочих «высших гоминидах», как их называют учённые, то это как раз результат деградации, непосредственно связанный с катастрофой, с нарушением порядка жизни, произошедшего очень давно, и с последствиями которого и борется Коащ. Не сразу, не для всех и не до конца получилось защититься от этой беды.
Было видно, что Вешников слегка замялся, но всё же решился и, кивнув Ермиловичу, задал свой вопрос:
— А Бог? Создатель? Вы… что-то знаете?
И тот ответил:
— Бог точно не седобородый волшебник, сидящий на облаках, не горящий и разговаривающий куст, не Иисус и не диктующий бред, человеку не умеющему писать Аллах. Создатель — это всё что нас окружает и мы сами. А вот дальше одни вопросы и для нас. Предыдущий постельничий считал, как и Нетруври, один из Древних, что Создатель сдох. Без объяснений и предположений отчего. И Старейшины лишь поддерживают его остывающий организм, в неком подобии жизни. Как бы проводят бесполезные реанимационные действия.
