ЧАСТЬ 1. ЗЕМЛЯ
ГЛАВА 1
Это был совершенно ненормальный день, и начался он с того, что я проспала. В институт нужно было к первой паре, и я вроде бы поставила будильник на телефоне, но он либо прозвонил так тихо, что я не услышала, либо вообще не прозвонил. Итог — спотыкаясь и на ходу застегивая пальто, я вылетела из подъезда к такси с телефоном в руке. Гудок, еще гудок — Катя ответила, и я с облегчением выдохнула, услышав ее громкое «да».
Значит, Вагнер еще не появился. Может, успею. Хотя вряд ли, он редко опаздывает больше чем на десять секунд.
— Кать! — завопила я в трубку так, что таксист подскочил. — Кать, подстрахуй, скажи, Голуб уже едет и очень извиняется!
— Скажу, Фай, — откликнулась она. — Вагнер уже заходил, вещи лежат, но пара-то еще не началась. Скажу. Ты на такси?
— Да, на такси. Проспала, представляешь? Ой, да какого!.. — Таксист остановился на перекрестке так резко, что я лбом едва не приложилась к панели. — Ладно, давай, тут движение бешеное. Из-за дождя ничего не видно.
Я положила телефон в сумку и вцепилась в дверную ручку, вглядываясь в темное небо за окном. Дождь лил всю ночь, и утром стало только хуже. Машину перед нами было еле видно за стеной воды, и таксисту приходилось ехать, что называется, по приборам.
Я, наконец, застегнула пальто и нервно зевнула, откинувшись на спинку. Боже, как же хочется спать. А сегодня еще практика после обеда. Это чертовски интересное психопрактическое право в медицине, да. Будущему психологу только оно и надо.
Эта дисциплина нравилась бы мне не меньше остальных — или не нравилась бы не больше, тут уж как посмотреть — если бы ее не вел тот самый Вагнер, на пару к которому я так отчаянно боялась опоздать.
Причина №1. Дениса Вагнера знал весь город, да что там, его знала вся страна. Доктор психопрактических наук, доктор психологических наук, кандидат юридических — даже без «психопрактик-мортал» это уже впечатляло. Он был одним из первых, кто получил лицензию, когда их — то есть нас, психопрактиков — признали и их — наши — способности начали использовать по назначению.
Психопрактик — проще говоря, экстрасенс, хотя сейчас вряд ли кому-то нужно объяснять смысл этого слова. Вот только одиннадцать лет назад, когда ученые обнаружили в головном мозге особые клетки, отвечающие за развитие экстрасенсорных способностей, это слово уже было настолько заезжено и настолько прочно ассоциировалось с шарлатанами и гадалками с разных второсортных телешоу, что решили придумать другой термин. «Психопрактик» прекрасно подошел. И солидно, и не банально. Я могла представить себя с дипломом психопрактика — и это звучало круто. А вот с дипломом экстрасенса далеко не так охотно. Все-таки стереотипы.
Так вот, Вагнер был первым, кто начал внедрять психопрактику в психологию. Уж куда-куда, а в эту науку сам бог велел — человеческая психика отчаянно нуждалась в методах, которыми ее можно было бы исследовать объективно. Все эти психоанализы и холотропное дыхание (прим. — метод психотерапии, при котором за счет учащенного дыхания у человека вызывается состояние измененного сознания и в таком состоянии проводится терапия его переживаний. Разработан психологом Станиславом Грофом) были как аускультация и пальпация в медицине — что-то услышал, что-то нащупал, но пока внутрь не заглянешь, не поймешь, что именно. Психопрактика позволила это сделать.
Результаты были такими ошеломляющими, что об этом узнала вся Россия. Усовершенствованный Вагнером метод контактной психоскопии, то бишь сканирования психики, стал настоящим прорывом. Психиатрические больницы реально начали лечить людей, психологи начали находить подтверждение тому, о чем раньше только догадывались.
Вагнер и его друг и коллега американский профессор Джек Аткинсон были как два кита, на которых легла большая черепаха нового мира. Третьим китом была самый сильный в мире телепат Каталина Р. Если она, конечно, на самом деле существовала.
Причина №2. Я влюблена в него.
Причина №3. Вагнер категорически не приемлет опозданий.
Я не отрывала взгляда от часов на приборной панели, отсчитывающих время до начала лекции. Оставалось десять минут, а мы еще даже не добрались до центра. Машины двигались впритык, на перекрестке даже после того, как вспыхивал зеленый свет, оживления не было. Таксист вытянул шею, вглядываясь в потоки воды, заливающие стекло. Дворники работали, как бешеные, но это помогало мало.
Когда часы показали восемь, дождь как отрубило. Я уже не решилась звонить Кате и просто сидела и обреченно наблюдала, как из-за поворота выплывает шестиэтажное здание университета. Таксист остановился у кованых ворот, я расплатилась и бегом понеслась к дверям, понимая, что, скорее всего, кары уже не избежать.
Гардеробщица приняла пальто невыносимо медленно. Я схватила номерок и побежала на третий этаж, цокая каблуками. В пустых коридорах было темно. Я взлетела на площадку и понеслась к аудитории, и уже протянула руку к двери, когда меня окликнул скучающий голос:
— Голуб. Доброе утро.
Вагнер. Черт.
Я замерла, пытаясь отдышаться — на самом же деле, скорее, набраться смелости, чтобы обернуться.
— Голуб, вам никто не говорил, что когда к вам обращается преподаватель, нужно повернуться к нему лицом?
— Здравствуйте, Денис Николаевич, — пробормотала я, все-таки оборачиваясь. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и только стекла очков поблескивали красноватым, отражая восход. — У меня будильник не зазвонил, я просила Катю Умочкину предупредить…
Вагнер оттолкнулся от стены, и мое бормотание затихло само под напором его сбивающей с ног харизмы.
Еще не так давно я считала, что профессора — это такие стариканы в пиджаках с затертыми рукавами, с всклокоченными волосами и своеобразным типом мышления. По крайней мере, медицинские дисциплины у нас вел именно такой. Историк был лыс, но в целом тоже соответствовал. Завкафедрой, ведущая у нас курс социальной психологии и еще целую кучу предметов, не носила пиджака, но ее рассуждения о вреде сексуального просвещения в школах можно было приводить в качестве классической иллюстрации бреда.
Да, может, у не-психологов было все иначе, но наши преподы были один чуднее другого. Вагнер на их фоне казался прилетевшим с другой планеты. Он был молод — тридцать три года, — высокомерен, циничен, иногда непомерно требователен, и к тому же обладал страшно неудобной для нас способностью читать мысли на расстоянии, которую по правилам института применять ему было запрещено.
В данную минуту мои мысли его бы ужаснули.
Я поняла, что просто стою и пялюсь, и уже набрала в грудь воздуха, чтобы разразиться новой порцией оправданий, когда Вагнер заговорил сам.
— Послушайте, Голуб, не думал, что скажу это, но это даже хорошо, что вы опоздали. Я, собственно говоря, и задержался здесь для того, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз.
— Да? — брякнула я.
Вместо ответа он протянул мне белый конверт, который я взяла, стараясь ни в коем случае не касаться его пальцев. Нет, не потому что я тогда бы покраснела, а между нами пробежали бы искры страсти…
Я все-таки покраснела, потому что подумала именно об этом. Но, увы, дело здесь было в простой мере предосторожности. Если бы я коснулась Дениса Вагнера, я бы передала ему свои мысли, а перчатки я сегодня, как назло, с собой взять забыла. Контактная односторонняя телепатия — само по себе то еще достоинство, но мне «повезло» дважды — она у меня была еще и бесконтрольная.
Я поднесла конверт к глазам, чтобы прочитать надпись.
«Ланиакея. Высшая школа психопрактиков. г. Москва» — сообщала печать с логотипом в виде большого глаза.
«Тюменский психопрактический университет, факультет психопрактической психологии. Профессору кафедры психопрактического права, д.п.н., д.пр.н. Денису Николаевичу Вагнеру».
Я подняла глаза, не понимая, в чем дело.
— Но это… это вам.
— Нет, там речь о вас, Голуб, — объяснил он. — Этот конверт пока уберите и не светите перед однокурсниками. Прочитаете все и скажете ответ. Зайдете в течение дня.
Я послушно убрала конверт в сумку, хотя пальцы чесались от желания заглянуть в него прямо сейчас.
— Спасибо, — отчего-то вырвалось у меня.
Вагнер кивнул.
— Не забудьте. В течение дня. А теперь идемте на лекцию.
И он открыл передо мной дверь аудитории.
И что, никакого наказания? Никакого десятистраничного эссе на тему истории психопрактического права в России? Никакого выговора перед всем курсом?
Я была так растеряна, что уселась в аудитории не на свое место. Катя с удивлением посмотрела на меня с четвертого ряда, но я едва заметила ее взгляд. Конверт в сумке буквально прожигал мой разум насквозь, но я помнила слова Вагнера и знала, что у него нет привычки говорить зря.
Ланиакея. Необъятные небеса, если переводить с гавайского, название огромного скопления галактик, в котором находится и наша Солнечная система. Шесть лет назад так назвали школу для психопрактиков высоких категорий, то есть для тех, в чьем мозгу было обнаружено самое большое скопление клеток Телле, отвечающих за психоспособности. Люди, которые могли убивать взглядом и блокировать таких убийц. Лучшие телекинетики, провидцы, биолокаторы, телепаты. Получить конверт оттуда для психопрактика — шанс один на миллион. Если меня приглашают в «Ланиакею», это значит, что во мне разглядели потенциал, значит, я могу…
— Голуб, не могу не отметить ваш энтузиазм. У вас открылась новая способность, пока я объяснял тему?
— Извините, Денис Николаевич. — Я посмотрела в тетрадь соседа, там уже было написано пять или шесть предложений. Упс. Витаю в облаках.
Я быстро списала увиденное и постаралась до конца лекции прислушаться к тому, что говорит преподаватель.
***
После первой пары у Вагнера у нас был современный психоанализ и Антонина Алексеевна Вишневская. Я перебралась на свое место, к Кате, которая сразу же стала расспрашивать меня, почему это я и Вагнер зашли в аудиторию вместе и почему он не наказал меня за опоздание.
Я только пожимала плечами. Мне хотелось посвятить ее в тайну конверта, но я ее пока не знала сама.
А вдруг там вовсе не приглашение? Хотя что там могло быть, если не оно?
Пара по психоанализу у Вишневской у нас была сдвоенная, и я надеялась ускользнуть из аудитории на большой перемене между первой и второй, чтобы в спокойствии женского туалета прочитать, наконец, написанное. Или просто сойду с ума.
Катя Умочкина, будущий психосенсор-эмпат, конечно же, чувствовала мое возбуждение. Но терпеливо ждала, потому как знала, что уж с ней-то я обязательно поделюсь. Все-таки подруга. Мы с ней были из одного городка, Зеленодольска, на юге ЯНАО, и старались держаться вместе.
Впрочем, зеленодольских в ТюмПУ было полно. Мы — аномалия. Общепризнанный факт: в нашем городке психопрактиком оказался каждый третий. Никто не знал, с чем это связано, но было так.
Преподаватель в аудитории любила тишину, и тишина на паре стояла поистине гробовая, если не считать мечущихся от стены к стене мыслей. Но их чувствовали только телепаты. Их у нас было четверо, не считая меня, и только двое могли улавливать мысли на расстоянии, как Вагнер. Вот только, в отличие от Вагнера, они свои способности не контролировали, и иногда посреди лекции кто-то из них толкал кого-то слишком активно думающего в бок:
— Мешаешь!
Это считалось нормальным.
Преподаватель диктовала лекцию по памяти, которая была у нее совершенной. Она помнила каждый день своей жизни, начиная со Вспышки — и все же училась не в «Ланиакее», а в нашем же ТюмПУ. После обучения Вишневская проработала какое-то время консультантом в «Кате Алерт», всероссийской организации, занимающейся розыском детей. Уволилась, потому что профессионально выгорела. Тяжело каждый день смотреть на детей, которые не вернулись домой, и помнить, как они выглядели, когда их нашли мертвыми — выражение лиц, позы, раны, все до мелочи...
Я ее понимала.
Я едва дождалась конца пары, бросила ручку на стол и с сумкой вышла из аудитории. Закрылась в кабинке и, привалившись спиной к стене, достала из сумки конверт. В туалет кто-то зашел, вышел, зашел, вышел, зашел — черт, мне когда-нибудь удастся остаться одной? Наконец поток желающих освежиться схлынул. До конца десятиминутной перемены оставалось еще пять, и я надеялась успеть. Иначе не доживу до конца пар, просто умру от любопытства.
Я открыла конверт — он был распечатан, конечно же, иначе как Вагнер узнал, что речь в письме обо мне? — и начала читать.
Тра-ла-ла, «наслышаны об успехах Вашего исследования… кандидатура Пучковой Кристины, предложенная Вами, нами одобрена…»
Так, где же обо мне? Я не просто пробегала письмо глазами, некоторые строчки были заботливо заклеены корректором. Естественно, Вагнер не хотел, чтобы я читала все, что ему пишут, но почему-то именно Пучкову он оставил не замазанной. Я не знала, кто это такая, но почему-то у меня было чувство, что скоро узнаю, и что оставлена она тут неспроста.
Наконец, я увидела собственную фамилию. «По поводу Фаины Голуб сообщаем следующее: председатель Тюменской комиссии, Татьяна Ивановна Смолькина, готова будет встретиться с ней в понедельник, 7 марта 20.. года. Желательно Ваше сопровождение… прилагаем бланк информированного согласия кандидата для подписания».
В конверт был вложен тоненький, почти прозрачный листочек бланка.
Информированное согласие на проведение глубокой психоскопии для выявления психопрактического потенциала.
Я несколько секунд тупо на него пялилась, а потом завопила и запрыгала в кабинке, как сумасшедшая, но тут же заставила себя успокоиться, пока кто-нибудь не решил, что у студентки истерика и не вызвал психиатрическую помощь.
Но внутри я просто ликовала.
Это на самом деле было приглашение! Меня на самом деле могут взять в «Ланиакею»! Ура-ура-ура!
Я выскочила из кабинки, а потом и из туалета, едва не сбив с ног какую-то старшекурсницу. Сердце в груди выделывало сальто.
Как Вагнер мог сомневаться? Какой ответ кроме «да» он мог предполагать?
Я готова была бежать к нему в кабинет, когда зазвенел звонок, возвещающий об окончании перемены. Следующие пары, психодиагностика, были как раз в той части здания, и я смогу перехватить его перед обеденным перерывом. Или потом, на практике. Или после нее.
Ух, мысли просто несутся вскачь.
Я едва заставила себя успокоиться перед входом в аудиторию, но Катя, конечно же, заметила, как из меня буквально бьет возбуждение.
Я уселась на место рядом с ней, то и дело расплываясь в глупой улыбке, которую не могла сдержать. Боже, Боже, Боже! Меня рассматривают в качестве кандидата! В самую крутую школу страны, туда, где учатся самые сильные психопрактики!
Я постаралась заглушить свои мысли, включив придуманную мной «заставку» с большим городом, по которому сновала куча гомонящих людей.
Я столько раз использовала этот город в качестве отвлечения, что уже даже не продумывала — просто включала, когда было нужно. В большинстве случаев прокатывало на «ура». Пока люди в городе ругали пробки и спрашивали друг у друга, будет ли сегодня дождь, внутри себя я скакала от радости и вопила — короче, сходила с ума.
А ручка моя в это время кропотливо заносила в тетрадь слова Вишневской: «избежать возникновения положительного переноса при работе психолога с клиентом невозможно…».
