Дети спали. Кто-то посапывал. Кто-то ворочался во сне, уткнувшись в одеяло.
Открылась дверь.
Вошли женщина и мужчина. На них были сменные халаты, на лицах — настороженность и желание не выдать волнение.
— Вот тут малыши от трёх месяцев, — негромко сказала сопровождающая. — Все здоровы. Некоторые почти не плачут — это хорошо. Значит, адаптированы.
Они кивали. Подходили к каждой кроватке. Смотрели.
Некоторые младенцы просыпались, тянули ручки. Кто-то улыбался во сне.
Шаги замедлились у самой дальней кроватки.
Элиор.
Он лежал на спинке, смотрел в потолок. Щёчки были бледные, глаза — широко открытые. Он не тянул ручки. Не улыбался. Просто смотрел. Слишком тихо. Слишком долго.
Женщина наклонилась. Их взгляды встретились.
И в этот момент он заплакал.
Не громко — надрывно.
Словно не от страха, а от надежды.
Как будто сердце узнало: это может быть она.
Может быть. Может...
Мужчина коснулся её плеча. Она выпрямилась.
— Он такой… чувствительный, — прошептала она. — Мне… грустно рядом с ним.
— Надо смотреть дальше, — ответил мужчина. — Мы же хотели ребёнка, который сам к нам потянется, помнишь?
Они отошли.
Элиор ещё всхлипывал несколько секунд. Потом замолк.
Слёзы текли по вискам, впитывались в пелёнку.
Он замер. Не звал. Не ждал.
Просто стал тише — на сегодня.
Сопровождающая вела пару дальше. Голоса удалялись.
Комната снова наполнилась тишиной.
Только Элиор лежал с широко открытыми глазами.
И в маленьком сердце что-то снова оборвалось.
Но не исчезло.
Оно спряталось. До следующего раза.
Дверь закрылась. Всё стихло. Осталась только тишина — густая, как тёплое молоко, застывшее на донышке бутылочки.
Прошло немного времени. В комнату вошла нянечка — в выцветшем халате, с усталым лицом. Она поправила пелёнку у одного малыша, поправила угол подушки у другого. Потом подошла к нему.
— Опять ты в тишине, зайчонок? — тихо сказала она. — Опять один?
Он не ответил. Только сжал кулачки.
Она подняла его осторожно, прижала к себе.
Он вздрогнул всем телом, как будто только сейчас вспомнил, что можно быть на руках.
— Тише, тише… — укачивала она. — Ты хороший. Просто… не время.
Он прижался к её халату.
Её голос был чужим. Запах — незнакомым.
Но тело знало: это тепло.
Пока — этого хватит.
Он уснул быстро. Глубоко.
Словно растворился в этом крохотном мгновении безопасности.
А нянечка стояла у окна и смотрела в тёмный двор.
— Пусть найдётся твой человек, малыш, — прошептала она. — Кто не испугается этой тишины. Кто услышит.
Свет скользнул по её лицу.
И в этом свете он спал.
Глава 10
Утро началось звонко — как будто сама планета пела. Свет пробивался сквозь листву, рассыпался на лепестки цветов, струился по дорожкам, играл на лицах.
Лея проснулась с ощущением лёгкости, будто мир обнял её мягким сиянием. Сегодня был Фестиваль Света — день, когда всё вокруг сияет особенно. Она быстро заплела волосы, надела лёгкое платье, сшитое из ткани, впитавшей утренние лучи, и побежала в Парк Хризантем.
Парк уже оживал: белые и золотые хризантемы раскрывались навстречу свету, воздух был наполнен ароматом цветов и лёгким, почти слышимым пением Лиоры. У фонтана её ждали Шай и Юли. Обе сияли, будто были сотканы из света и радости.
— Ты опоздала на целых три луча солнца, — засмеялась Шай. — А мы уже начали без тебя.
— Я просто хотела войти эффектно, — с улыбкой ответила Лея и закружилась.
Они репетировали Танец Света — тот самый, который исполняли только раз в году. Он был прост, но в нём жило волшебство: движения рук вызывали переливы света, а взмахи ног будто оставляли в воздухе шлейфы сияния. Юли смеялась так заразительно, что к ним присоединились две малышки из соседнего дома — и вся полянка на время превратилась в сияющее пятно радости.
Солнце поднималось выше, и свет становился гуще, насыщеннее, почти осязаемым. Он ласкал кожу, играл в волосах, струился между пальцами.
— Сегодня Лиора поёт, — сказала Лея, остановившись на мгновение. — Ты слышишь?
— Я всегда её слышу, когда мы счастливы, — улыбнулась Шай.
Они взялись за руки и, не договариваясь, снова начали танец — не ради репетиции, а потому что не могли иначе.
Лея уже давно не ощущала такой лёгкости. Казалось, сквозь неё проходили особые лучи — мягкие, тёплые, как дыхание самой Лиоры. Тело наполнялось светом, а внутри расцветал редкий, чистый покой. Как же она соскучилась по этому свободному, искреннему состоянию, когда всё вокруг — просто радость, просто жизнь.
Они с Шай и Юли, устав от танца и смеха, улеглись прямо на цветущие хризантемы. Цветы приняли их, как мягкие подушки, будто ждали именно этого. Хризантемы на Лиоре были живыми и послушными: расправлялись под телом, благоухали чуть сильнее, словно подыгрывая их настроению.
— А помнишь, как на прошлом фестивале мы случайно наступили на Световую Ткань старейшины? — хихикнула Юли, закрывая лицо рукой. — Я думала, нас отправят на Тёмную сторону Леса навсегда!
— Но вместо этого он подарил тебе светящийся браслет, — вставила Шай. — Потому что ты разревелась так, что ткань сама расплелась от жалости.
Лея рассмеялась вместе с ними. Всё казалось простым. Всё было правильно.
— Я хочу, чтобы это утро длилось бесконечно, — прошептала она, глядя в небо, где свет переливался, словно вода. — Чтобы Лиора всегда звучала так.
И пока они лежали в цветах и болтали обо всём и ни о чём — о танцах, о любимом свете, о детских проделках, — Лея чувствовала, что в этом утре есть что-то важное. Невидимая гармония, не требующая объяснений.
Сегодня был праздник. И он жил в них.
— А вы совсем забыли про время, — вдруг раздался голос. Мягкий, чуть ироничный.
Лея приподнялась на локтях. Над хризантемами стоял Элиор. Его тень ложилась на лепестки — и даже она казалась светлой.
— Мы не забыли, — ответила Шай, щурясь. — Мы его отпустили.
— Или оно отпустило нас, — добавила Юли философски — и тут же рассмеялась.
Элиор сел рядом, осторожно, чтобы не помять цветы. Он был одет просто, но на плечах лежала тонкая накидка из переливчатой ткани — знак Наставника. Хотя сегодня он казался больше другом, чем учителем.
— Репетировали? — спросил он, склонив голову.
— Почти, — кивнула Лея. — Но утро слишком красиво, чтобы не лечь в цветы и просто болтать.
Элиор улыбнулся. От этой улыбки воздух стал ещё мягче, ещё теплее.
— Это и есть правильная подготовка к Празднику Света, — сказал он. — Радость — первый шаг к гармонии.
Юли подалась вперёд, лукаво глядя на него:
— А ты когда в последний раз лежал на хризантемах и болтал?
Он сделал вид, что задумался:
— Давным-давно. Возможно, в тот день, когда на небе появилась ваша звезда.
Шай фыркнула, Лея прыснула от смеха, а Юли важно кивнула:
— Значит, сегодня подходящий день, чтобы повторить.
Он не стал спорить. Просто лёг рядом, подложив руки под голову. И они все вместе смотрели в небо, где солнечные потоки свивались в ленточки света.
На мгновение всё стало совершенно. Время действительно отпустило их. Лиора дышала рядом — живая, сияющая, добрая.
Птицы света пронеслись над ними, оставляя за собой тонкие светящиеся следы.
— Лея, — тихо сказал Элиор, не отводя взгляда от неба. — Ты сегодня особенно светлая.
Лея улыбнулась, не глядя на него.
— Просто я снова чувствую Лиору.
— Значит, всё правильно, — ответил он. — Значит, ты на своём пути.
---
А в другом мире, далеко от света, но ближе, чем кажется, малыш Элиор спал удивительно спокойно.
Его дыхание было ровным, почти неслышным, а на крошечных губах играла улыбка — настоящая, мирная. Будто он видел что-то тёплое, доброе — то, чего в его короткой земной жизни ещё не было.
Нянечка Тоня подходила к его кроватке несколько раз за ночь — привычка. Обычно Элиор просыпался, плакал без причины, будто сердце его искало что-то. Но сегодня он спал.
И спал так, что лицо его словно светилось. Не буквально, конечно, но в свете ночника кожа казалась тонкой, как фарфор, пропущенный сквозь утренний луч. Над ним разливалось редкое, хрупкое спокойствие, окутывая, как одеяло.
Тоня постояла у кроватки дольше обычного. Осторожно поправила угол одеяла, задержала пальцы у его щёчки. Тёплый. Маленький. Живой.
— Пусть хоть во сне тебе будет хорошо, малыш, — прошептала она. — Пусть там, где ты бываешь, тебе улыбаются.
Она не знала, что Элиор действительно бывал «там» — в снах, которые были больше, чем просто сны.
Под утро он проснулся и загулил — не тревожно, а певуче, словно пытался повторить мелодию, услышанную во сне.
Тоня снова подошла. Элиор смотрел на неё широко распахнутыми, светлыми глазами. Сегодня они были особенно ясными. Казалось, что все детские страхи — тоска, одиночество — ушли, хотя бы на время.
Он тянул ручки к окну, где начинался рассвет, и лепетал что-то радостное, увлечённое.
— Ты, словно видел что-то красивое, Элиор, — прошептала Тоня. — Только не забывай об этом, ладно?
Но он уже не слушал. Мир за окном казался продолжением сна. А внутри него ещё звучал тихий, сияющий голос.
Голос Лиоры.
Глава 11
Площадь сияла, словно утро новой эры. Каждый уголок был украшен гирляндами из светящихся нитей, летающими фонариками и прозрачными шарами, внутри которых танцевали крошечные огоньки. Всё будто дышало светом — мягким, тёплым, обволакивающим.
Толпа двигалась неспешно, словно растворяясь в этом сиянии. Люди улыбались друг другу, дети бегали, ловя солнечные искры, взрослые задерживались у павильонов с лепестками из стекла, где хранились истории — образы прошлого и будущего, оживающие от прикосновения руки.
На главной сцене зазвучали арфы. Их музыка была невесомой — как ветер в листве, как дыхание самой Лиоры. С неба медленно опускались световые лепестки — не бумажные, не тканевые, а сотканные из энергии. Каждый, коснувшись ладони, оживал мягким пульсом.
Лея стояла в самом центре, как будто в замедленном времени. Всё происходящее было чудом. Этот день был не просто праздником — он был напоминанием. О свете, что живёт в каждом. О том, как важно нести его — даже в самую глубокую ночь.
Вдруг раздался глубокий мелодичный звон — знак того, что начинается главное действо. Из центра площади поднялась тонкая световая спираль — она медленно вращалась, отражая в себе лица, чувства, мечты.
Лея закрыла глаза. И в тот миг весь свет мира будто прошёл сквозь неё.
Днём здесь были лишь лавки и деревья. А теперь всё сияло — не искусственно, а как будто сама Лиора делилась своим внутренним теплом. Над головами плавали прозрачные сферы, наполненные золотистыми искрами. Они вспыхивали при приближении, будто откликаясь на эмоции.
— Ты только посмотри, — прошептала Лея, прижимаясь к плечу Элиора. — Как будто мы внутри звезды.
Он улыбнулся, склонившись к ней.
— Нет. Мы — её сердце.
Они медленно шли среди людей. В этот день никто не спешил. Даже воздух стал иным — мягким, прозрачным. Он ласкал кожу, будто дышал вместе с ними. Вокруг звучали голоса, смех, музыка. Где-то пели девушки в светящихся накидках, держа крошечные фонари, пульсирующие в такт дыханию.
— Смотри, — позвала девочка, держащая бабушку за руку. — Вон там Хранители света! Настоящие!
У подножия Древа Времени стояли три фигуры. Их одежды были сотканы из света и ветра — переливались, менялись, как поток воды. Каждый держал сферу — воспоминание прошлого, настоящего и будущего.
— Сейчас начнётся… — шепнул кто-то.
На площади воцарилась тишина. Воздух застыл, как перед великой грозой.
И тогда раздался звон. Не громкий — глубокий, проникающий в самую душу. Он шёл не от колокола, а будто изнутри — будто сама планета зазвучала. Из центра поднялся тонкий луч. Он начал вращаться, создавая спираль из света — золотого, небесно-голубого, сиреневого, изумрудного.
Лея смотрела, не отрываясь. Глаза защипало от красоты.
— Что ты видишь? — тихо спросил Элиор.
Она молчала, затем выдохнула:
— Всё. Жизнь. Память. Надежду. Будто кто-то говорит: «Ты не одна. Ты здесь не случайно».
Он кивнул. Его ладонь легла на её руку — тёплая, уверенная.
— Именно для этого и существует Фестиваль. Чтобы напомнить, кто мы.
По площади прокатилась волна света. Она касалась каждого, как благословение. Лея почувствовала, будто в ней распускается цветок. Тихо, глубоко. Как будто пробудилось нечто спящее.
Вокруг обнимались, смеялись, плакали. Старики и дети, друзья и незнакомцы. А в небе свет превращался в картины — моменты жизни: мать, поднимающая ребёнка, юноша, впервые держащий ладонь любимой, возвращение домой. Всё это было про них. Про каждого.
— Я думала, это будет просто красиво, — сказала Лея. — А это… больше. Это как возвращение.
Элиор молчал, только крепче сжал её пальцы.
— Свет не снаружи, Лея. Он — внутри. Но иногда, чтобы его вспомнить, нужен такой день.
И Лея знала — этот вечер останется с ней навсегда. Свет был везде. И в ней тоже.
---
Волна света отступила, оставив ощущение обновления. Люди стояли молча, как после великого сна, который боишься спугнуть.
У подножия Древа Времени Хранители вышли вперёд: женщина с волосами, как струи света, высокий мужчина в плаще цвета рассвета и девочка с глазами-звёздами.
— Сегодня, — сказала женщина голосом-шёпотом, — в этот день света и памяти, одна из нас вспомнила, кто она.
Толпа замерла. Лея с удивлением обернулась к Элиору.
— Это не… про меня? — прошептала она.
Он молча кивнул, с лёгкой, тёплой улыбкой.
— Лея из дома северных лепестков, — произнёс мужчина. — Подойди.
Ей показалось, что она ослышалась. Но толпа расступалась. Её вели взгляды и лёгкие касания плеч. Не страх — поддержка. Отклик мира.
Она подошла ближе. Сердце грохотало в ушах.
— Но я… я не знаю, зачем я здесь, — прошептала. — Я не Хранитель. Я… просто…
— Свет не требует титула, — сказала девочка. — Он откликается на готовность. И ты услышала его.
Хранительница протянула кристалл — чистый, вытянутый, он пульсировал еле уловимо, будто ждал прикосновения.
— Возьми. Покажи, что ты помнишь.
Лея дрожащей рукой коснулась кристалла — и мир исчез.
Осталась пустота. И свет.
В этой пустоте возникли образы: она — ребёнок, бегущий по лугу; она, теряющая кого-то близкого; она под деревом, впервые ощущающая, что внутри неё есть нечто большее. Эти воспоминания были очищены от страха — как откровения.
И среди них — женщина. Сияющая. С мудрым взглядом. И в её чертах Лея узнала… себя.
— Ты помнишь, — сказала женщина, — а теперь напомни другим.
Мир вернулся.
Лея стояла на площади. Кристалл в её руке больше не пульсировал — он сиял ровно, спокойно. Он стал частью её.
Толпа вздохнула, как единый организм. Кто-то закрыл глаза, кто-то опустился на колени. Свет из Леи начал передаваться другим.
— Ты стала Зажигателем, — сказала Хранительница. — Первой за многие циклы.
Элиор подошёл. Его голос был тих.
— Я знал. Просто ждал, пока ты тоже узнаешь.
Лея улыбнулась сквозь слёзы. Свет больше не оставлял её. Он стал дыханием.
И над площадью раздался новый звон — звон рождения эпохи, в которой свет уже не угаснет.
---
