Ночью я все обдумал, и решил, что нападение на Кузнеца по дороге к Лекарю никак не связано с разгромом на Бухаресткой улице. Мы хорошо наследили на Обводном канале, да к тому же «охваченные» могли отследить нейрофон Кормчего. Это я в своей чудо-машинке, провались она пропадом, заблокировал все лишние функции. Так что мы очень рано расслабились, думая что все закончилось. За что и поплатились.
Мы выехали из Купчино, и скоро уже въезжали с Московского на Ленинский проспект. Огромная статуя Ильича указывала простертой рукой на одну из главных правительственных трас города. Хорошо, что вокруг памятника разбили фонтанный комплекс. Эта территория города заметно преобразилась. Я помню, какой унылой и помпезной она казалась мне в детстве. Теперь здесь всегда было полно молодежи на трюковых велосипедах и скейтбордах. А в особо жаркие дни подростки купались в фонтанах, хоть это и было запрещено, но их никто не вылавливал. Даже сейчас, не смотря на осень и раннее утро, народу возле фонтанов было много.
Ленинский проспект был пуст. Машин мало.
Страшно подумать, что каких-то лет сорок назад на месте этого проспекта стояли леса и красовались пустыри. Мой отец вспоминал, что когда учился в школе, бегал купаться в пруд за Варшавскую улицу, дальше которой домов практически не было.
На площади Конституции сразу за бизнес-центром «Лидер», на первом этаже которого располагался финский гипермаркет «Призма», возвышалась стеклянная башня. На самой вершине огромными буквами было написано «Лоджитек». Странно, я здесь в двух шагах квартиру снимаю, а внимание на логотип не обращал. Просто тогда мне было все равно, что «Лоджитек», что «Газпром». Теперь же я знаю, что это за компания. Похоже, все ниточки ведут сюда.
Мы проехали под магистралью Западного скоростного диаметра. Все водители города хвалят и ругают этот объект. Хвалят, потому что быстро можно попасть с одного конца города на другой, минуя все пробки. А ругают, потому что цены на ЗСД кусаются, и если ездить каждый день, то можно разориться.
Мы миновали круглую шайбу Путиловского рынка, от которого осталось одно название, и метро Ленинский проспект, возле него всегда движуха: множество машин и людей. Через пять минут мы выкатили на большую Кронштадскую площадь, обогнули уродливое здание строительного гипермаркета «Максидом», и пролетели мимо здания Морского технического университета, в народе именуемого Корабелка. Здание было похоже на вросший в асфальт огромный корабль. Через пятнадцать минут мы уже въезжали во двор нужного нам дома.
Припарковавшись возле парадной, я вышел из машины. Кощей и Василиса уже прохлаждались на улице. В городе стояла не питерская погода. Слишком жарко для осени. В пору после Корнилова прокатится на залив и искупаться. Благо до него тут рукой подать.
Из парадной выходил молодой человек лет двадцати с неопрятными волосами в грязных джинсах. На лбу у него красовалась надпись, выведенная шариковой ручкой: «Смысл есть». На правой щеке рисунок крест в прямоугольнике, похожим на гроб. Такой же рисунок был и на левой щеке. Вот что этот человек хотел этим сказать, невольно задумался я. Или это просто элемент молодежного эпатажа, когда для серьезных вещей ты еще не созрел, но уже хочется заявить всему миру: «Я – Личность!». Правда мир, чаще всего, не верит. Миру нужны не слова, а действия.
Я перехватил закрывающуюся дверь парадной. Хорошо, что не захлопнулась, а то пришлось бы подбирать код домофона. Вспомнился Петр Евгеньевич. У него это хорошо получалось. В отличие от вчерашнего, вспоминался он уже с легкой грустью, а не с прогрессирующей депрессией.
Лифт маленький, на половине кнопок отсутствовали цифры, сверху свисала какая-то проводка, а на стенах кабинки с двух сторон были фанерные щиты с объявлениями обо всем на свете, две другие стороны занимали зеркала. Давно заметил, что в новостройках полная беда с лифтами. Такое чувство, что дом сдают, жильцы въезжают, а лифты так и стоят недовведенные до ума.
Мы поднялись на восьмой этаж. Сорок четвертая квартира. Железная коричневая дверь и маленький зеленый глазок по центру. Я нажал кнопку звонка. Электрическая трель раскатилась по квартире. Никто не спешил нам открывать. Я нажал снова. Либо Корнилова нет дома, либо он сейчас линяет из хаты по связанным вместе простыням. Что, конечно, маловероятно. Восьмой этаж как-никак. У него просто простыней не хватит.
- Клиента нет на месте. Пишите письма до востребования, - задумчиво произнесла Василиса.
И чего нам так основательно не везет. Может,правда Корнилов и есть наша цель. Услышал, что в городе делается. Понял, что скоро на него выйдут, и свернул все удочки. Если он залег на дно, мы теперь вряд ли его вычислим. С тем же успехом, он мог вообще из города уехать. Ищи его теперь по всей необъятной родине. Уверен, что и в других городах есть сопротивленцы. Только у нас с ними связи нет.
Я уже собирался достать отмычки, чтобы проверить квартиру изнутри. Когда дверь напротив открылась, и в коридоре появилась большая красная коляска, из-за которой выглядывала хрупкая блондинка в круглых очках. Увидев нас, она засмущалась, но спросила:
- Вы Степана ищите?
- Да. Его.
- Так он еще вчера вечером на дачу уехал. На пару дней. У него отгулы накопились.
Что это? Удача или слепой провидение. Теперь мы знаем где искать подозреваемого. В досье на Степана Корнилова, которое мне передал майор Щеглов, имелся точный адрес дачи подозреваемого. Поблагодарив девушку, я направился к лифту. Вызвали грузовой, помогли девушке закатить коляску, тут постарался Кощей. В коляске посапывал милый младенец в розовом чепчике, с зажатой в руке погремушкой в виде деревянного оранжевого жирафа.
На улице я достал досье, пролистал его и нашел адрес. Садоводство называлось грозно «Марс», и находилось недалеко от Лемболовских озер, сразу за Агалатово. Мне эти места были хорошо знакомы. Чуть дальше у моего деда была дача, в садоводстве «Керро» на озеро Ройка.
Как же далеко Корнилов забрался. Квартира на Ленинском, а дача на другом конце города. Пока доедешь, успеешь трижды устать, в особенности если на общественном транспорте. Два с лишним часа на дорогу. На машине чуть меньше.
Я решил не откладывать дело на потом. Тем более сегодня вечером должна состояться Большая Сходка. Мало ли что на ней будет принято. Может, нам завтра будет уже не до Корнилова, и не до крысы. Как говорится, «смело мы в бой пойдем, за власть свободных, и как один умрем в борьбе за это». Настрой мне показался пессимистичным, и я поспешил переключиться на другое.
Ребята меня поддержали. Кощей сказал, что загородная прогулка нам сегодня будет очень в тему. Василиса заявила, что с удовольствием побродила бы по лесу и подышала бы свежим воздухом. Лес я ей обещать не мог, боюсь на него у нас времени точно не хватит, а вот воздух всегда пожалуйста. Тем более места там и правда чудесные.
Мы забрались в машину. Я выехал со двора на Ленинский проспект.
Кощей попросил:
- Включи музыку. Что мы как на поминках в тишине.
Я включил приемник. Волна «Нашего Радио», удачное попадание. Тут же в салоне разлилась гитарная музыка, и послышался голос Вадима Самойлова, который пел про «других» и «космос». Эту песню я у него еще не слышал.
Мы ехали по Новоприозерскому шоссе, когда позвонил Лекарь.
- Докладываю. Твой боец заштопан, теперь отдыхает. Через пару дней сможет вступить в строй. О Крюкове мы позаботились. С его семьей связались. Все в порядке.
Разве может быть хоть что-то в порядке в этой ситуации, подумал я, но вслух говорить не стал.
- Спасибо, Фима. С меня причитается.
- Это уж само собой. Когда все закончится, посидим где-нибудь уютном местечке. Например, в «Диккенсе».
- Хорошее место, - одобрил я выбор Лекаря.
На этом мы попрощались.
Новая дорога попортила немало крови местным жителям. Строили ее лет двадцать, и для этого перепахали шикарные леса, выведя их подчистую. В этих лесах жители окрестных садоводств и деревень любили собирать грибы и ягоды, теперь же вынуждены были ездить за сто километров на заставу Карабицина, которая раньше славилась своей безлюдностью, теперь же умирала от перенаселения. Но это еще полбеды. В лесах этих в годы Великой Отечественной войны шли бои за оборону Ленинграда, и старожилы рассказывали, что в лесах стояло множество столбиков с указаниями воинских братских захоронений. Когда же копали дорогу, то эти захоронения без лишних слов и шумихи пустили под каток асфальтоукладчика. Одному садоводству так вообще не повезло, трасса прошла прямо под окнами окраинных домов. Купил себе мужик двадцать лет назад участок, выстроил дом, жил, отдыхал в тиши и спокойствии, а потом у него перед домом проложили новое шоссе, аккурат на уровне окон второго этажа, так что можно было перекинуть трехметровый мостик прямо на трассу и торговать яблоками и картошкой на обочине.
Но с другой стороны Новоприозерское шоссе сильно разгрузило старую дорогу. В пятницу по ней было не проехать из города, все стояло в многокилометровых пробках. В воскресенье ситуация повторялась в зеркальном отражении, многокилометровые автомобильные хвосты стояли уже по направлению в город. Теперь же все дороги были пустыми. По трассе на скорости сто километров в час шли потоки машин, по старой дороге летели пригородные автобусы, и автомобили жителей ближайших садоводств.
На шоссе я прибавил скорости, и уже через пятнадцать минут сворачивал на дорогу, ведущую к Агалатово. Оттуда до садоводства «Марс» было рукой подать. Если все пойдет хорошо, то минут через десять мы сможем поговорить со Степаном Корниловым по душам. Вряд ли он успел куда-то скрыться.
Агалатово мы пролетели за считанные секунды. По извилистой старой дороге мимо полей и лесов мы доехали до поворота на «СНТ МАРС», так значилось на табличке. Спокойно заехали на территорию садоводства, и тут пришлось останавливаться у обочины, сверяться с досье, чтобы выяснить улицу и номер дома.
Садоводство тихое. В будний осенний день не видно людей. Пустые улицы, не у кого дорогу спросить. Аккуратные двухэтажные домики за низкими заборами из покосившегося штакетника. Участки, заросшие зеленью, с высокими раскидистыми яблонями. Стоит переступить границу такого места, как тут же чувствуешь блаженство, растекающееся по душе. Под шинами авто громко шуршит гравий, убаюкивая. Полная лирика.
Нужный нам дом находился в самом дальнем конце садоводства на границе с лесом. Удачное месторасположение. Вдалеке от любопытных глаз, поближе к природе. Вырулив из-за поворота на Кленовую улицу, я увидел столб дыма. Густой, черный он буравил небо, и находился в той же стороне, где и наш объект. На улице заметно прибавилось народу. Из домов выскакивали люди и бежали в сторону дыма. Интересно, что у них там случилось.
- Похоже, мы опять опоздали, - сказала пророческие слова Василиса.
Я прибавил скорости, и через минуту был уже у распахнутых настежь зеленых железных ворот. На участке напротив горящего дома столпилось человек двадцать: пенсионеры и пенсионерки, до первых заморозков живущие на дачах, крепкие мужики лет за сорок, по виду бригада строителей, завершающих сезон, и мужчины и женщины разных возрастов из числа отпускников. Они стояли, глазели и живо обсуждали, отчего могло загореться, был ли кто в доме и как скоро приедет пожарная команда, которую Федотов уже вызвал. Двое мужиков в грязных шортах и футболках растянули шланги и поливали дом, но помогало мало. Пожар разбушевался. От сильного жара окна полопались, и пламя выбивалось из дома, лизало снаружи стены второго этажа.
- Степка то только вчера приехал. С другом. В баню ходили. До полуночи свет у них горел точно. Я ходила как раз до ветра. Вот смотрю и вижу, свет горит, и музыка играет, - делилась воспоминаниями полная женщина лет пятидесяти в оранжевом теплом жилете и синих шароварах.
- Давно его не было видно. Полгода не ездил точно, - сказала старушка в белом платке и закачала головой. – Жалость-то, какая. Сколько деньжищ сгорает.
- Этот дом то, Степке от отца покойника достался. Тот на заводе каком-то работал, в управлении. Говорят, хороший капиталец сумел сколотить. Да вот и все что осталось, горит синим пламенем, - отвечала женщина в оранжевом жилете.
Я подошел к дамам и заговорил:
- Извините, что вмешиваюсь. Мы друзья Степана. Приехали навестить. А Степа то сам где?
- Уехал, наверное, - сказала женщина в оранжевом.
- Да и машины его вона нету, - поддержала ее бабушка в платке.
- Вы точно уверены, что уехал? – уточнил я.
- Ну, машина вчера была. Они с другом приехали. Это я видела. А сейчас нету. Значит, уехали, - ответила женщина в оранжевом.
- Да нет. Не слушайте их. Я все видел. Друг его один уехал. Минут тридцать назад, прямо накануне пожара. Мы с ним на улице столкнулись. Я сосед вон в том доме живу, справа, - вмешался в разговор полный лысый мужик с густыми усами. – Друг сказал, что поехал в магазин, а Степа спит еще. Так что он там еще несчастный.
Я бросил взгляд на дом, а потом на Кощея. Он меня понял без слов. Надо попробовать войти внутрь, и найти Корнилова. Это, конечно, попахивало чистым безумием. Судя по пожару, даже если Степа там, то от него остались одни головешки. Но я должен был попробовать. Надо установить сам он угорел по-пьяни, либо ему друг заботливый помог.
Я сбросил плащ на капот машины. Туда же отправилась куртка Кощея. Отстегнул кобуры с пистолетами и ножны с мечом. Постарался особо не светить амуницией, не хватало еще чтобы по садоводству слухи поползли, закинул их в салон. После чего я направился к дому.
Василиса почувствовала неладное, выбралась из машины. Попробовала нас отговорить, но не получилось. Пришлось ей остаться на обочине наблюдателем.
По нашей просьбе мужики окатили нас из шлангов водой. Я первым поднялся на крыльцо. От жара перехватывало дыхание, и горели уши. Я попробовал войти в дом, аккуратно избегая встречи с огнем, угнездившемся на дверном косяке. Дверь кто-то уже позаботился выбить. Ну, нету у меня опыта работы в горящих домах. Переступить порог я переступил, в коридор вошел, пригнувшись к полу, руками прикрывая голову. От жара глаза не открыть, сквозь узкие щелки удалось осмотреться. Но вокруг все красное. Огонь повсюду. Ни черта не разобрать. Даже если Степка остался здесь, то мы ему уже ничем помочь не могли. Я попробовал пробиться в сторону комнаты на первом этаже, но дверь оказалась заперта. Ручка пластиковая стекла на пол, остался железный каркас. До него даже в брезентовых перчатках не дотронутся, обжигает. Я попробовал выбить дверь плечом, но только плечо отшиб.
Воздуха не хватало. Горячая гарь лезла внутрь. Легкие, казалось, испаряются на глазах. Я закашлялся, потерял ориентацию, и чтобы не упасть, ухватился рукой за стену. Словно тонущий я не соображал, что делаю. Руку обожгло, я отдернул ее и бросился на выход.
Я вытолкнул Кощея на крыльцо, и, спрыгнув на лужайку, упал на траву. В легкие ворвался свежий воздух, тут же обдало прохладой, а обожженная рука заболела.
- Что там? – подбежала Василиса.
- Ничего там. Все сгорело. Надо узнать, что это за друг был.
Я попробовал подняться, оперся на обожженную руку и зашипел от боли. Кощей помог мне встать.
Мы выехали из Купчино, и скоро уже въезжали с Московского на Ленинский проспект. Огромная статуя Ильича указывала простертой рукой на одну из главных правительственных трас города. Хорошо, что вокруг памятника разбили фонтанный комплекс. Эта территория города заметно преобразилась. Я помню, какой унылой и помпезной она казалась мне в детстве. Теперь здесь всегда было полно молодежи на трюковых велосипедах и скейтбордах. А в особо жаркие дни подростки купались в фонтанах, хоть это и было запрещено, но их никто не вылавливал. Даже сейчас, не смотря на осень и раннее утро, народу возле фонтанов было много.
Ленинский проспект был пуст. Машин мало.
Страшно подумать, что каких-то лет сорок назад на месте этого проспекта стояли леса и красовались пустыри. Мой отец вспоминал, что когда учился в школе, бегал купаться в пруд за Варшавскую улицу, дальше которой домов практически не было.
На площади Конституции сразу за бизнес-центром «Лидер», на первом этаже которого располагался финский гипермаркет «Призма», возвышалась стеклянная башня. На самой вершине огромными буквами было написано «Лоджитек». Странно, я здесь в двух шагах квартиру снимаю, а внимание на логотип не обращал. Просто тогда мне было все равно, что «Лоджитек», что «Газпром». Теперь же я знаю, что это за компания. Похоже, все ниточки ведут сюда.
Мы проехали под магистралью Западного скоростного диаметра. Все водители города хвалят и ругают этот объект. Хвалят, потому что быстро можно попасть с одного конца города на другой, минуя все пробки. А ругают, потому что цены на ЗСД кусаются, и если ездить каждый день, то можно разориться.
Мы миновали круглую шайбу Путиловского рынка, от которого осталось одно название, и метро Ленинский проспект, возле него всегда движуха: множество машин и людей. Через пять минут мы выкатили на большую Кронштадскую площадь, обогнули уродливое здание строительного гипермаркета «Максидом», и пролетели мимо здания Морского технического университета, в народе именуемого Корабелка. Здание было похоже на вросший в асфальт огромный корабль. Через пятнадцать минут мы уже въезжали во двор нужного нам дома.
Припарковавшись возле парадной, я вышел из машины. Кощей и Василиса уже прохлаждались на улице. В городе стояла не питерская погода. Слишком жарко для осени. В пору после Корнилова прокатится на залив и искупаться. Благо до него тут рукой подать.
Из парадной выходил молодой человек лет двадцати с неопрятными волосами в грязных джинсах. На лбу у него красовалась надпись, выведенная шариковой ручкой: «Смысл есть». На правой щеке рисунок крест в прямоугольнике, похожим на гроб. Такой же рисунок был и на левой щеке. Вот что этот человек хотел этим сказать, невольно задумался я. Или это просто элемент молодежного эпатажа, когда для серьезных вещей ты еще не созрел, но уже хочется заявить всему миру: «Я – Личность!». Правда мир, чаще всего, не верит. Миру нужны не слова, а действия.
Я перехватил закрывающуюся дверь парадной. Хорошо, что не захлопнулась, а то пришлось бы подбирать код домофона. Вспомнился Петр Евгеньевич. У него это хорошо получалось. В отличие от вчерашнего, вспоминался он уже с легкой грустью, а не с прогрессирующей депрессией.
Лифт маленький, на половине кнопок отсутствовали цифры, сверху свисала какая-то проводка, а на стенах кабинки с двух сторон были фанерные щиты с объявлениями обо всем на свете, две другие стороны занимали зеркала. Давно заметил, что в новостройках полная беда с лифтами. Такое чувство, что дом сдают, жильцы въезжают, а лифты так и стоят недовведенные до ума.
Мы поднялись на восьмой этаж. Сорок четвертая квартира. Железная коричневая дверь и маленький зеленый глазок по центру. Я нажал кнопку звонка. Электрическая трель раскатилась по квартире. Никто не спешил нам открывать. Я нажал снова. Либо Корнилова нет дома, либо он сейчас линяет из хаты по связанным вместе простыням. Что, конечно, маловероятно. Восьмой этаж как-никак. У него просто простыней не хватит.
- Клиента нет на месте. Пишите письма до востребования, - задумчиво произнесла Василиса.
И чего нам так основательно не везет. Может,правда Корнилов и есть наша цель. Услышал, что в городе делается. Понял, что скоро на него выйдут, и свернул все удочки. Если он залег на дно, мы теперь вряд ли его вычислим. С тем же успехом, он мог вообще из города уехать. Ищи его теперь по всей необъятной родине. Уверен, что и в других городах есть сопротивленцы. Только у нас с ними связи нет.
Я уже собирался достать отмычки, чтобы проверить квартиру изнутри. Когда дверь напротив открылась, и в коридоре появилась большая красная коляска, из-за которой выглядывала хрупкая блондинка в круглых очках. Увидев нас, она засмущалась, но спросила:
- Вы Степана ищите?
- Да. Его.
- Так он еще вчера вечером на дачу уехал. На пару дней. У него отгулы накопились.
Что это? Удача или слепой провидение. Теперь мы знаем где искать подозреваемого. В досье на Степана Корнилова, которое мне передал майор Щеглов, имелся точный адрес дачи подозреваемого. Поблагодарив девушку, я направился к лифту. Вызвали грузовой, помогли девушке закатить коляску, тут постарался Кощей. В коляске посапывал милый младенец в розовом чепчике, с зажатой в руке погремушкой в виде деревянного оранжевого жирафа.
На улице я достал досье, пролистал его и нашел адрес. Садоводство называлось грозно «Марс», и находилось недалеко от Лемболовских озер, сразу за Агалатово. Мне эти места были хорошо знакомы. Чуть дальше у моего деда была дача, в садоводстве «Керро» на озеро Ройка.
Как же далеко Корнилов забрался. Квартира на Ленинском, а дача на другом конце города. Пока доедешь, успеешь трижды устать, в особенности если на общественном транспорте. Два с лишним часа на дорогу. На машине чуть меньше.
Я решил не откладывать дело на потом. Тем более сегодня вечером должна состояться Большая Сходка. Мало ли что на ней будет принято. Может, нам завтра будет уже не до Корнилова, и не до крысы. Как говорится, «смело мы в бой пойдем, за власть свободных, и как один умрем в борьбе за это». Настрой мне показался пессимистичным, и я поспешил переключиться на другое.
Ребята меня поддержали. Кощей сказал, что загородная прогулка нам сегодня будет очень в тему. Василиса заявила, что с удовольствием побродила бы по лесу и подышала бы свежим воздухом. Лес я ей обещать не мог, боюсь на него у нас времени точно не хватит, а вот воздух всегда пожалуйста. Тем более места там и правда чудесные.
Мы забрались в машину. Я выехал со двора на Ленинский проспект.
Кощей попросил:
- Включи музыку. Что мы как на поминках в тишине.
Я включил приемник. Волна «Нашего Радио», удачное попадание. Тут же в салоне разлилась гитарная музыка, и послышался голос Вадима Самойлова, который пел про «других» и «космос». Эту песню я у него еще не слышал.
Глава 27
Мы ехали по Новоприозерскому шоссе, когда позвонил Лекарь.
- Докладываю. Твой боец заштопан, теперь отдыхает. Через пару дней сможет вступить в строй. О Крюкове мы позаботились. С его семьей связались. Все в порядке.
Разве может быть хоть что-то в порядке в этой ситуации, подумал я, но вслух говорить не стал.
- Спасибо, Фима. С меня причитается.
- Это уж само собой. Когда все закончится, посидим где-нибудь уютном местечке. Например, в «Диккенсе».
- Хорошее место, - одобрил я выбор Лекаря.
На этом мы попрощались.
Новая дорога попортила немало крови местным жителям. Строили ее лет двадцать, и для этого перепахали шикарные леса, выведя их подчистую. В этих лесах жители окрестных садоводств и деревень любили собирать грибы и ягоды, теперь же вынуждены были ездить за сто километров на заставу Карабицина, которая раньше славилась своей безлюдностью, теперь же умирала от перенаселения. Но это еще полбеды. В лесах этих в годы Великой Отечественной войны шли бои за оборону Ленинграда, и старожилы рассказывали, что в лесах стояло множество столбиков с указаниями воинских братских захоронений. Когда же копали дорогу, то эти захоронения без лишних слов и шумихи пустили под каток асфальтоукладчика. Одному садоводству так вообще не повезло, трасса прошла прямо под окнами окраинных домов. Купил себе мужик двадцать лет назад участок, выстроил дом, жил, отдыхал в тиши и спокойствии, а потом у него перед домом проложили новое шоссе, аккурат на уровне окон второго этажа, так что можно было перекинуть трехметровый мостик прямо на трассу и торговать яблоками и картошкой на обочине.
Но с другой стороны Новоприозерское шоссе сильно разгрузило старую дорогу. В пятницу по ней было не проехать из города, все стояло в многокилометровых пробках. В воскресенье ситуация повторялась в зеркальном отражении, многокилометровые автомобильные хвосты стояли уже по направлению в город. Теперь же все дороги были пустыми. По трассе на скорости сто километров в час шли потоки машин, по старой дороге летели пригородные автобусы, и автомобили жителей ближайших садоводств.
На шоссе я прибавил скорости, и уже через пятнадцать минут сворачивал на дорогу, ведущую к Агалатово. Оттуда до садоводства «Марс» было рукой подать. Если все пойдет хорошо, то минут через десять мы сможем поговорить со Степаном Корниловым по душам. Вряд ли он успел куда-то скрыться.
Агалатово мы пролетели за считанные секунды. По извилистой старой дороге мимо полей и лесов мы доехали до поворота на «СНТ МАРС», так значилось на табличке. Спокойно заехали на территорию садоводства, и тут пришлось останавливаться у обочины, сверяться с досье, чтобы выяснить улицу и номер дома.
Садоводство тихое. В будний осенний день не видно людей. Пустые улицы, не у кого дорогу спросить. Аккуратные двухэтажные домики за низкими заборами из покосившегося штакетника. Участки, заросшие зеленью, с высокими раскидистыми яблонями. Стоит переступить границу такого места, как тут же чувствуешь блаженство, растекающееся по душе. Под шинами авто громко шуршит гравий, убаюкивая. Полная лирика.
Нужный нам дом находился в самом дальнем конце садоводства на границе с лесом. Удачное месторасположение. Вдалеке от любопытных глаз, поближе к природе. Вырулив из-за поворота на Кленовую улицу, я увидел столб дыма. Густой, черный он буравил небо, и находился в той же стороне, где и наш объект. На улице заметно прибавилось народу. Из домов выскакивали люди и бежали в сторону дыма. Интересно, что у них там случилось.
- Похоже, мы опять опоздали, - сказала пророческие слова Василиса.
Я прибавил скорости, и через минуту был уже у распахнутых настежь зеленых железных ворот. На участке напротив горящего дома столпилось человек двадцать: пенсионеры и пенсионерки, до первых заморозков живущие на дачах, крепкие мужики лет за сорок, по виду бригада строителей, завершающих сезон, и мужчины и женщины разных возрастов из числа отпускников. Они стояли, глазели и живо обсуждали, отчего могло загореться, был ли кто в доме и как скоро приедет пожарная команда, которую Федотов уже вызвал. Двое мужиков в грязных шортах и футболках растянули шланги и поливали дом, но помогало мало. Пожар разбушевался. От сильного жара окна полопались, и пламя выбивалось из дома, лизало снаружи стены второго этажа.
- Степка то только вчера приехал. С другом. В баню ходили. До полуночи свет у них горел точно. Я ходила как раз до ветра. Вот смотрю и вижу, свет горит, и музыка играет, - делилась воспоминаниями полная женщина лет пятидесяти в оранжевом теплом жилете и синих шароварах.
- Давно его не было видно. Полгода не ездил точно, - сказала старушка в белом платке и закачала головой. – Жалость-то, какая. Сколько деньжищ сгорает.
- Этот дом то, Степке от отца покойника достался. Тот на заводе каком-то работал, в управлении. Говорят, хороший капиталец сумел сколотить. Да вот и все что осталось, горит синим пламенем, - отвечала женщина в оранжевом жилете.
Я подошел к дамам и заговорил:
- Извините, что вмешиваюсь. Мы друзья Степана. Приехали навестить. А Степа то сам где?
- Уехал, наверное, - сказала женщина в оранжевом.
- Да и машины его вона нету, - поддержала ее бабушка в платке.
- Вы точно уверены, что уехал? – уточнил я.
- Ну, машина вчера была. Они с другом приехали. Это я видела. А сейчас нету. Значит, уехали, - ответила женщина в оранжевом.
- Да нет. Не слушайте их. Я все видел. Друг его один уехал. Минут тридцать назад, прямо накануне пожара. Мы с ним на улице столкнулись. Я сосед вон в том доме живу, справа, - вмешался в разговор полный лысый мужик с густыми усами. – Друг сказал, что поехал в магазин, а Степа спит еще. Так что он там еще несчастный.
Я бросил взгляд на дом, а потом на Кощея. Он меня понял без слов. Надо попробовать войти внутрь, и найти Корнилова. Это, конечно, попахивало чистым безумием. Судя по пожару, даже если Степа там, то от него остались одни головешки. Но я должен был попробовать. Надо установить сам он угорел по-пьяни, либо ему друг заботливый помог.
Я сбросил плащ на капот машины. Туда же отправилась куртка Кощея. Отстегнул кобуры с пистолетами и ножны с мечом. Постарался особо не светить амуницией, не хватало еще чтобы по садоводству слухи поползли, закинул их в салон. После чего я направился к дому.
Василиса почувствовала неладное, выбралась из машины. Попробовала нас отговорить, но не получилось. Пришлось ей остаться на обочине наблюдателем.
По нашей просьбе мужики окатили нас из шлангов водой. Я первым поднялся на крыльцо. От жара перехватывало дыхание, и горели уши. Я попробовал войти в дом, аккуратно избегая встречи с огнем, угнездившемся на дверном косяке. Дверь кто-то уже позаботился выбить. Ну, нету у меня опыта работы в горящих домах. Переступить порог я переступил, в коридор вошел, пригнувшись к полу, руками прикрывая голову. От жара глаза не открыть, сквозь узкие щелки удалось осмотреться. Но вокруг все красное. Огонь повсюду. Ни черта не разобрать. Даже если Степка остался здесь, то мы ему уже ничем помочь не могли. Я попробовал пробиться в сторону комнаты на первом этаже, но дверь оказалась заперта. Ручка пластиковая стекла на пол, остался железный каркас. До него даже в брезентовых перчатках не дотронутся, обжигает. Я попробовал выбить дверь плечом, но только плечо отшиб.
Воздуха не хватало. Горячая гарь лезла внутрь. Легкие, казалось, испаряются на глазах. Я закашлялся, потерял ориентацию, и чтобы не упасть, ухватился рукой за стену. Словно тонущий я не соображал, что делаю. Руку обожгло, я отдернул ее и бросился на выход.
Я вытолкнул Кощея на крыльцо, и, спрыгнув на лужайку, упал на траву. В легкие ворвался свежий воздух, тут же обдало прохладой, а обожженная рука заболела.
- Что там? – подбежала Василиса.
- Ничего там. Все сгорело. Надо узнать, что это за друг был.
Я попробовал подняться, оперся на обожженную руку и зашипел от боли. Кощей помог мне встать.
