Было холодно и сыро. Я ехал через поле. Снег шел хлопьями с пепельного неба и падал в такой же серый туман.
- Не к добру... - вздохнул я.
Завтра будет решающий бой. Всё будет завтра. Жизнь и смерть в одном горшке, приправленные случаем и размешанные ложной удачи. И этой же ложкой каждому выдадут его долю.
Тишина давила на уши. Но вот в тумане закричали вороны. Стая сорвалась и пронеслась над нами, громко крича и почти задевая крыльями головы.
Я ещё раз вздохнул. Покосился на брата. Молодой. Слишком молодой...
А тот вовсю веселился. Шутил, смеялся, подтрунивал. И уже эта гнетущая серость не казалась такой неподъемной.
А душа ныла, предчувствуя беду. И каждый брошенный мной взгляд, видел посылы безысходного.
Вчера встретили труп. Лежал на дороге, лицом в землю, как будто намекая на что-то своё.
Не буду тревожить Пересвета. Пусть любится с жизнью. Хоть еще немного...
Доехали до места затемно. Костров разжечь воевода не дал. Нельзя. Мы в резерве. О нас не должны знать.
А снег шёл и смешивался с грязью. Окоченевшими руками я вынул меч. Присел на холодный сырой камень и вынул оселок. Провел раз, другой. Не требовался слишком острый меч. Об доспехи в первую очередь страдала острая тонкая сталь. Скалывалась, сминалась. Превращая прямое лезвие в волнистую железяку. Протер паромасляной тряпицей.
Каждый воин берег своё оружие. От него тоже зависела жизнь. Конечно, не так сильно как от руки, доспеха, ловкости, вертлявости. Но зависела.
Я огляделся. Никто не спал. Надо бы отдохнуть перед боем, но невозможно отрешиться. Да, завтра будет утро с головной болью. Но это ничто, в сравнении со смертью.
Нельзя. Нельзя думать о ней. Эта девчонка никогда не опаздывает на свидания. Особенно, если сам позвал...
Снег прекратился. Редкие облачка уже не скрывали огромных звезд, с любопытством заглядывающих сквозь кроны деревьев. Поднялся ледяной ветер. Утренний морозец сковывал грязь, и увязшие в ней сапоги. Ног я не чувствовал уже давно. Но продолжал сидеть неподвижно. Как будто, если я не стану шевелиться, мир замрет. И утро не настанет, не приблизится момент, когда нужно будет пересечь черту.
Поднял голову, обвел глазами окружающих. Взгляд выхватывал деталь за деталью, пока не остановился на нём.
Пересвет спал. Прислонившись плечом к стволу сосны. Такой мирный вид. Как из детства, когда я пришёл к его кровати сообщить о смерти отца. Он тогда тоже спал, подложив ладошку под щёку. И я не смог. Не смог сообщить, что никого больше нет, что мы одни. Я подарил ему тогда надежду. Сказал, что отца княжич отправил на дальний рубеж. Что нам с ним было нельзя. Там неспокойно.
Брат дулся на отца, но верил. Надеялся, ждал. А меня съедало отчаяние, жгучая тоска. Я не видел выхода.
Зачем я тогда соврал? И ни какое это не оберегание его чувств. Это - моё малодушие. Трусость. Перед тем, что придётся гасить и переживать вдвое больше боли. За себя и за него.
И сейчас, та же нестерпимая горечь, сжала сердце и горло, лишая дыхания.
А я сидел неподвижно. Стараясь замедлить невозможное. Дать ещё немного времени брату. Время на то, чтобы отдохнуть, помечтать, увидеть сон. Ещё чуть-чуть...
Прострекотала сорока, срываясь с ветки над моей головой. Окатила брызгами застывших льдинок с еловой лапы. Её крик раздался громко, эхом отразился от стволов в морозном утре, и унесся вместе с хозяйкой вдаль, под хлопанье жестких крыльев.
Люди вокруг встрепенулись, разгоняя морок ночи и путы тяжелых мыслей. Пришёл рассвет.
Я снова огляделся, пробегая взглядом по лицам. Тяжело. Я видел подобных себе. Тех, кого сегодня переведет за грань Она. Их лица были отмечены печатью безысходности и решимости. Возможно, этого не замечали другие, утонувшие в собственных мыслях. Но я видел. Каждого. И нас было много.
Протрубил рог вдали. Основная часть двинулась в открытое наступление на неприятеля. Сейчас. Чтобы выиграть преимущество. Занять выгодную высоту.
Мы встали и двинулись к краю леса. Туда, откуда увидим начало сражения. Откуда выдвинемся неожиданным преимуществом. Кусты дикой смородины по опушке леса надежно скрывали нас от посторонних глаз. Лазутчиков поймали ещё час назад и оросили их кровью свой путь. Это было хорошо. Это было правильно. Путь должен начаться с крови врага под ногами. Это было к победе.
Вот наши встали на пологой вершине. Хорошее место. Удачное. Скоро восход. И боги милостивы сегодня, разогнав тучи.
Первый луч выскочил из-за горного хребта, что за нашими спинами, и начал ползти вниз по склону. Поверх голов, между расставленных ног и уткнутых в землю щитов. Добрался в последних минутах тишины до вражеской армии и отразился от первого шлема.
Заревел рог. Началось.
Неверная погода превратила склон в наледь. Наши неслись вниз. Оскальзывались. Вторые бежали вверх, тоже падали. В грязь, ледяной черный снег, пожухлую мокрую траву, размешанных десятками ног.
Но вот две волны встретились. Схлестнулись. Проникая друг в друга, оглашая округу лязганьем металла, воем, рычанием, криками ужаса и боли.
- Стоять всем! - прошипел воевода. - Убью своими руками, если хоть одна сволочь раскроет нас!
А люди копошились у подножия склона, решая не свои проблемы, мстя не за свои обиды. Разменные пешки в руках игроков, умирающие реальной смертью.
Я снова покосился на брата. Зачем мы здесь? А потому, что нет другого пути. Для таких как мы - нет. Бедные, безземельные. Одинокие.
И не будет ни жены, ни детей. Всё должна решить эта битва. Трофеи продать и купить небольшой клочок земли. Может и согласится кто-нибудь отдать за Пересвета дочь. И детки будут. Всё у него будет!
Нет. Кого я обманываю? Себя? И только...
- Теперь, когда всё внимание на сечу, наше дело взять Шапку. Осторожно. Не убивать! Охрану можно, воевод можно. Князя ихнего нельзя! Живым взять велено.
Воевода ещё распределял кого куда, как. А первые уже неслись, крались, врастая в землю, смешиваясь с ветром, замирая со снегом в низинах.
Какой же он дурак! Дурак! И все мы дураки! Ведь не вернувшиеся лазутчики - это тоже утвердительный факт. Командование не могли не знать кого и куда отправили. Кто не вернулся. Не вернулся - значит убили. Убили когда лазутчик был направлен к лесу - значит в лесу кто то есть.
Нас ждали. Но и мы не станем убегать. Нет у нас пути назад. Только вперёд. Смести собой сопротивление. Взять Шапку.
Завязалась короткая и яростная схватка. Снова лязг и крики. Песня для ушей победителя. Тризна по уходящим.
Краем глаза заметил скопление слева. Пересвет дрался с великаном. Просто гора! На две головы выше всех. Сражался коротким копьем. Слишком проворно для своей туши. Слишком азартно. Слишком довольным выглядел.
Как во сне я наблюдал замерев от ужаса. Я видел, что брат недостаточно быстр. Тяжело увиливает в последний момент. Но вот и он не успел. Копьё прошло сквозь тело удивительно легко, и впилось в землю. Пересвет повис тряпичной птицей. Насаженный на древко.
Вой разорвал шум боя. Что это? Подумал я. А великан взглянул мне в глаза. Заулыбался, растягивая рот в извращенном оскале. Блеснул глазами и повернулся спиной. Говорил этим, что ни во что не ставит меня. Ссать хотел на меня-ничтожество.
Я подлетел к брату и сжал ладонями его лицо, бережно приподнимая.
- Братишка, ну как же так?! Ты не должен был умереть! Только не ты!
- А кто должен? - прошептал он, захлебываясь кровью - Ты?.. Отпусти меня, Яромир. Отпусти...
- Отпускаю, брат. Иди... - Пересвет заулыбался. Разгладились едва заметные морщинки, посветлело лицо. Вспыхнуло в глазах облегчение. Да так и осталось там навечно...
Вой снова разрезал привычный уже шум. Вопль, полный боли и обреченности. Что это?
Не имеет значения. Не сейчас. Сейчас ничего не имело значения. Только широкая спина, в насмешку оставленная неприкрытой. Хорр-ррошо! Будь по твоему, сука! Будь по твоему...
Меч сам прыгнул в руки. Чужой. Двуручный. Но легкий. Как для меня специально. Мне на такой пол жизни бится вот в таких сечах.
На пути вставали сражающиеся, но тут же отходили в сторону. Как будто кто то руками разводил для меня путь, раздвигая препятствия.
Вот она, эта спина. Эта насмешка. Не старайся. Меня это не трогает. Уже нет. Я не стану уворачиваться. Я уже мёртв.
Не было замаха. Я нёс меч в одной руке, волоча лезвие по земле позади себя. Тело сдвинулось в полуоборот в сторону меча. Вторая рука вцепилась в рукоять. И из такого положения, снизу вверх просвистел меч, оставленный для меня кем то.
Вжжжик! Как тесак через репу, меч пробил доспех со стороны ненавистной спины и вышел по другую сторону, заиграв в ярком солнечном блике рубинами крови на полированной стали.
Великан удивленно оглянулся. Перевел взгляд на торчащий из вспоротой грудины меч. Замахнулся, и падая, подгреб меня под себя.
Да... меч оказался слишком длинным. Хватило на нас двоих...
Я лежал и улыбался, холодея телом, не чувствуя тяжести трупа на себе, пришпиленный, как та муха к стене. А земля с благодарностью принимала мою жизнь, вытекающую под толчками сердца.
- Очень хороший меч... - прошептали мои губы.
Я лежал, уставившись в небо и не чувствовал потребности шевелиться. Пропустил момент, когда мир стал рушиться. Рассыпались пылью деревья, люди. Под порывом ветра унесло холм.
Но это длилось недолго. Из серости проступили яркие пятна. Зеленый, алый, голубой. Расцветали, смешивались, прорастали травы и кустарники, и тут же, на глазах, засыхали и снова цвели.
Заколосилась трава в пояс. Колыхалась на ветру тяжелыми колосьями пшеница. Раскидистый и основательный дуб шелестел листвой вытянувшись из ростка за пару ударов сердца.
Хорошо.
Я вдохнул полной грудью, не замечая, что и придавившее меня тело тоже исчезло.
Сладко...
Блик солнышка на моем лице заслонила тень. Перед лицом оказалась ладонь, протянутая для помощи.
- Пойдем, брат. - Пересвет улыбался легко и безмятежно, как когда-то в ранней юности. - Всё закончилось. И, вместе с тем, только начинается...
- Не к добру... - вздохнул я.
Завтра будет решающий бой. Всё будет завтра. Жизнь и смерть в одном горшке, приправленные случаем и размешанные ложной удачи. И этой же ложкой каждому выдадут его долю.
Тишина давила на уши. Но вот в тумане закричали вороны. Стая сорвалась и пронеслась над нами, громко крича и почти задевая крыльями головы.
Я ещё раз вздохнул. Покосился на брата. Молодой. Слишком молодой...
А тот вовсю веселился. Шутил, смеялся, подтрунивал. И уже эта гнетущая серость не казалась такой неподъемной.
А душа ныла, предчувствуя беду. И каждый брошенный мной взгляд, видел посылы безысходного.
Вчера встретили труп. Лежал на дороге, лицом в землю, как будто намекая на что-то своё.
Не буду тревожить Пересвета. Пусть любится с жизнью. Хоть еще немного...
Доехали до места затемно. Костров разжечь воевода не дал. Нельзя. Мы в резерве. О нас не должны знать.
А снег шёл и смешивался с грязью. Окоченевшими руками я вынул меч. Присел на холодный сырой камень и вынул оселок. Провел раз, другой. Не требовался слишком острый меч. Об доспехи в первую очередь страдала острая тонкая сталь. Скалывалась, сминалась. Превращая прямое лезвие в волнистую железяку. Протер паромасляной тряпицей.
Каждый воин берег своё оружие. От него тоже зависела жизнь. Конечно, не так сильно как от руки, доспеха, ловкости, вертлявости. Но зависела.
Я огляделся. Никто не спал. Надо бы отдохнуть перед боем, но невозможно отрешиться. Да, завтра будет утро с головной болью. Но это ничто, в сравнении со смертью.
Нельзя. Нельзя думать о ней. Эта девчонка никогда не опаздывает на свидания. Особенно, если сам позвал...
Снег прекратился. Редкие облачка уже не скрывали огромных звезд, с любопытством заглядывающих сквозь кроны деревьев. Поднялся ледяной ветер. Утренний морозец сковывал грязь, и увязшие в ней сапоги. Ног я не чувствовал уже давно. Но продолжал сидеть неподвижно. Как будто, если я не стану шевелиться, мир замрет. И утро не настанет, не приблизится момент, когда нужно будет пересечь черту.
Поднял голову, обвел глазами окружающих. Взгляд выхватывал деталь за деталью, пока не остановился на нём.
Пересвет спал. Прислонившись плечом к стволу сосны. Такой мирный вид. Как из детства, когда я пришёл к его кровати сообщить о смерти отца. Он тогда тоже спал, подложив ладошку под щёку. И я не смог. Не смог сообщить, что никого больше нет, что мы одни. Я подарил ему тогда надежду. Сказал, что отца княжич отправил на дальний рубеж. Что нам с ним было нельзя. Там неспокойно.
Брат дулся на отца, но верил. Надеялся, ждал. А меня съедало отчаяние, жгучая тоска. Я не видел выхода.
Зачем я тогда соврал? И ни какое это не оберегание его чувств. Это - моё малодушие. Трусость. Перед тем, что придётся гасить и переживать вдвое больше боли. За себя и за него.
И сейчас, та же нестерпимая горечь, сжала сердце и горло, лишая дыхания.
А я сидел неподвижно. Стараясь замедлить невозможное. Дать ещё немного времени брату. Время на то, чтобы отдохнуть, помечтать, увидеть сон. Ещё чуть-чуть...
Прострекотала сорока, срываясь с ветки над моей головой. Окатила брызгами застывших льдинок с еловой лапы. Её крик раздался громко, эхом отразился от стволов в морозном утре, и унесся вместе с хозяйкой вдаль, под хлопанье жестких крыльев.
Люди вокруг встрепенулись, разгоняя морок ночи и путы тяжелых мыслей. Пришёл рассвет.
Я снова огляделся, пробегая взглядом по лицам. Тяжело. Я видел подобных себе. Тех, кого сегодня переведет за грань Она. Их лица были отмечены печатью безысходности и решимости. Возможно, этого не замечали другие, утонувшие в собственных мыслях. Но я видел. Каждого. И нас было много.
Протрубил рог вдали. Основная часть двинулась в открытое наступление на неприятеля. Сейчас. Чтобы выиграть преимущество. Занять выгодную высоту.
Мы встали и двинулись к краю леса. Туда, откуда увидим начало сражения. Откуда выдвинемся неожиданным преимуществом. Кусты дикой смородины по опушке леса надежно скрывали нас от посторонних глаз. Лазутчиков поймали ещё час назад и оросили их кровью свой путь. Это было хорошо. Это было правильно. Путь должен начаться с крови врага под ногами. Это было к победе.
Вот наши встали на пологой вершине. Хорошее место. Удачное. Скоро восход. И боги милостивы сегодня, разогнав тучи.
Первый луч выскочил из-за горного хребта, что за нашими спинами, и начал ползти вниз по склону. Поверх голов, между расставленных ног и уткнутых в землю щитов. Добрался в последних минутах тишины до вражеской армии и отразился от первого шлема.
Заревел рог. Началось.
Неверная погода превратила склон в наледь. Наши неслись вниз. Оскальзывались. Вторые бежали вверх, тоже падали. В грязь, ледяной черный снег, пожухлую мокрую траву, размешанных десятками ног.
Но вот две волны встретились. Схлестнулись. Проникая друг в друга, оглашая округу лязганьем металла, воем, рычанием, криками ужаса и боли.
- Стоять всем! - прошипел воевода. - Убью своими руками, если хоть одна сволочь раскроет нас!
А люди копошились у подножия склона, решая не свои проблемы, мстя не за свои обиды. Разменные пешки в руках игроков, умирающие реальной смертью.
Я снова покосился на брата. Зачем мы здесь? А потому, что нет другого пути. Для таких как мы - нет. Бедные, безземельные. Одинокие.
И не будет ни жены, ни детей. Всё должна решить эта битва. Трофеи продать и купить небольшой клочок земли. Может и согласится кто-нибудь отдать за Пересвета дочь. И детки будут. Всё у него будет!
Нет. Кого я обманываю? Себя? И только...
- Теперь, когда всё внимание на сечу, наше дело взять Шапку. Осторожно. Не убивать! Охрану можно, воевод можно. Князя ихнего нельзя! Живым взять велено.
Воевода ещё распределял кого куда, как. А первые уже неслись, крались, врастая в землю, смешиваясь с ветром, замирая со снегом в низинах.
Какой же он дурак! Дурак! И все мы дураки! Ведь не вернувшиеся лазутчики - это тоже утвердительный факт. Командование не могли не знать кого и куда отправили. Кто не вернулся. Не вернулся - значит убили. Убили когда лазутчик был направлен к лесу - значит в лесу кто то есть.
Нас ждали. Но и мы не станем убегать. Нет у нас пути назад. Только вперёд. Смести собой сопротивление. Взять Шапку.
Завязалась короткая и яростная схватка. Снова лязг и крики. Песня для ушей победителя. Тризна по уходящим.
Краем глаза заметил скопление слева. Пересвет дрался с великаном. Просто гора! На две головы выше всех. Сражался коротким копьем. Слишком проворно для своей туши. Слишком азартно. Слишком довольным выглядел.
Как во сне я наблюдал замерев от ужаса. Я видел, что брат недостаточно быстр. Тяжело увиливает в последний момент. Но вот и он не успел. Копьё прошло сквозь тело удивительно легко, и впилось в землю. Пересвет повис тряпичной птицей. Насаженный на древко.
Вой разорвал шум боя. Что это? Подумал я. А великан взглянул мне в глаза. Заулыбался, растягивая рот в извращенном оскале. Блеснул глазами и повернулся спиной. Говорил этим, что ни во что не ставит меня. Ссать хотел на меня-ничтожество.
Я подлетел к брату и сжал ладонями его лицо, бережно приподнимая.
- Братишка, ну как же так?! Ты не должен был умереть! Только не ты!
- А кто должен? - прошептал он, захлебываясь кровью - Ты?.. Отпусти меня, Яромир. Отпусти...
- Отпускаю, брат. Иди... - Пересвет заулыбался. Разгладились едва заметные морщинки, посветлело лицо. Вспыхнуло в глазах облегчение. Да так и осталось там навечно...
Вой снова разрезал привычный уже шум. Вопль, полный боли и обреченности. Что это?
Не имеет значения. Не сейчас. Сейчас ничего не имело значения. Только широкая спина, в насмешку оставленная неприкрытой. Хорр-ррошо! Будь по твоему, сука! Будь по твоему...
Меч сам прыгнул в руки. Чужой. Двуручный. Но легкий. Как для меня специально. Мне на такой пол жизни бится вот в таких сечах.
На пути вставали сражающиеся, но тут же отходили в сторону. Как будто кто то руками разводил для меня путь, раздвигая препятствия.
Вот она, эта спина. Эта насмешка. Не старайся. Меня это не трогает. Уже нет. Я не стану уворачиваться. Я уже мёртв.
Не было замаха. Я нёс меч в одной руке, волоча лезвие по земле позади себя. Тело сдвинулось в полуоборот в сторону меча. Вторая рука вцепилась в рукоять. И из такого положения, снизу вверх просвистел меч, оставленный для меня кем то.
Вжжжик! Как тесак через репу, меч пробил доспех со стороны ненавистной спины и вышел по другую сторону, заиграв в ярком солнечном блике рубинами крови на полированной стали.
Великан удивленно оглянулся. Перевел взгляд на торчащий из вспоротой грудины меч. Замахнулся, и падая, подгреб меня под себя.
Да... меч оказался слишком длинным. Хватило на нас двоих...
Я лежал и улыбался, холодея телом, не чувствуя тяжести трупа на себе, пришпиленный, как та муха к стене. А земля с благодарностью принимала мою жизнь, вытекающую под толчками сердца.
- Очень хороший меч... - прошептали мои губы.
***
Я лежал, уставившись в небо и не чувствовал потребности шевелиться. Пропустил момент, когда мир стал рушиться. Рассыпались пылью деревья, люди. Под порывом ветра унесло холм.
Но это длилось недолго. Из серости проступили яркие пятна. Зеленый, алый, голубой. Расцветали, смешивались, прорастали травы и кустарники, и тут же, на глазах, засыхали и снова цвели.
Заколосилась трава в пояс. Колыхалась на ветру тяжелыми колосьями пшеница. Раскидистый и основательный дуб шелестел листвой вытянувшись из ростка за пару ударов сердца.
Хорошо.
Я вдохнул полной грудью, не замечая, что и придавившее меня тело тоже исчезло.
Сладко...
Блик солнышка на моем лице заслонила тень. Перед лицом оказалась ладонь, протянутая для помощи.
- Пойдем, брат. - Пересвет улыбался легко и безмятежно, как когда-то в ранней юности. - Всё закончилось. И, вместе с тем, только начинается...
