Он смотрел на женщину, которую когда-то любил. Усталый взгляд, лишённый искры радости, опущенные плечи, согнутые под бременем быта, поплывшая фигура. И всё же сердце не могло отпустить те давние дни, когда ещё светлой, легконогой девчонкой с задорными подпрыгивающими на плечах косичками она порхала по жизни.
Ирина… Ири… Имя как светлое небесное царство и такой же характер. Вокруг всегда было столько поклонников, и он лишь один из них. Только считал себя хитрее прочих. Зачем пытаться завоевать ту, которая никого не выделяла? Не лучше ли поступить наоборот?
* * *
Жаркое лето… Такое жаркое, что хочется просто лечь в фонтан и не шевелиться. Ирочка стремительно мчится через город. И не скажешь, что восемнадцать уже - девчонка девчонкой. Как же – лучшая подруга приехала! И никакая погода не помеха их встрече. И машины, сигналящие на перекрёстках, и испуганно шарахающиеся по сторонам прохожие, и…
- Ты вообще смотришь, куда несёшься, коза?
Так хамски это прозвучало от резко затормозившего мотоциклиста, что хотелось бы обидеться, если бы не радость.
- Завтра посмотрю! – звонко смеётся Ирочка и скачет дальше весёлой козочкой. А что? Назвал – надо соответствовать! Пусть его ругается, ему же жарко, наверное, вон какая куртка тяжёлая плотная. Что-то сообразив, поворачивается и кричит:
- Летом чёрное не носят, тепловой удар случится!
Потом уже осознала, какую глупость ляпнула, но только рассмеялась – лето, свет, подруга приехала!
* * *
Он сидел на кухне, допивал третью чашку чая, когда сестра ввалилась домой и, хихикая на два голоса, – странно-то как! – принялась копошиться в коридоре. Включил свет и:
- Ой! Глаза!
Две девицы, скорее раздетые, чем одетые, с индейской боевой раскраской на лицах, пытались устоять на ногах. И… Козочка?!
- Это как понимать? – злость больше для виду, чем по-настоящему. Не ревут, значит, никто не обидел. И почему вдруг это стало важно?
- А-а-антон! Ик!.. А это… ик!.. мы с Ири… ик!.. с Ириш… ик!
- Понял, дальше, - велел, едва сдерживая смех.
- С диско… ик!
- Пьяные?
- Н-н-не-е-е-ик!
Как девицы укладывались спать – это отдельная песня, а вот ощущение почти невесомого тела на руках, и уютно сопящий ему в шею носик, и такая беззащитная доверчивость в сложенных под щекой ладошках просто сводили с ума.
* * *
- Иринка, а пойдём завтра в кино?
- Не могу, у меня подработка.
- А на каток? Недавно открылся, даже летом можно покататься. Ты же любишь?
- А я – кхе-кхе – кашляю.
Ира… Ира… Ира…
Сколько их, кому нужна она – озорная, чистая, настоящая. Но все они неправы. Таких девочек не надо завоёвывать, они предпочитают сами быть завоевательницами. И уж он-то не ошибётся.
* * *
Дождь… Всё его настроение – сплошной дождь. Сестра уехала, и с ней словно солнце погасло. Не хихикают больше на два голоса две пьяные гулёны, не звенит голосок на кухне, нет больше того сказочного видения с двумя косичками. Что Ирине здесь делать, когда её подруга уехала? И ведь так и не купилась на приманку «старший брат моей подруги». А ошибиться так страшно! Второго шанса коварная Ирочка никому не даёт.
Дождь! Какое счастье, что дождь, и ОНА, промокшая, опоздала на автобус.
- Привет.
- Ой, Антон! Как дела?
- Мокну, как и ты.
- Да, на автобус опоздала, - улыбается немного виновато, но так ярко, точно солнышко выглянуло из-за туч.
- Если не боишься, могу пригласить на чай, пока дождь не утихнет.
Ему Ирина верит, ведь он свой, брат подруги.
Тут и впрямь недалеко – пара кварталов, и вот уже на кухне закипает чайник, а он с трудом сдерживается, чтобы не сказать: прости, сестра все вещи с собой забрала. Волосы распушились от тепла и заблестели тонкими золотинками, отражаясь бликами в серых глазах. Ира о чём-то говорит и говорит, но это неважно, потому что сейчас она рядом и только его.
Дождь не утихает ни на минуту, и в какое-то мгновение кажется, что она останется на ночь… Прочь эти мысли! Ещё рано! Слишком рано! Всему своё время.
* * *
Зимой было тепло. Весна радовала своей зеленеющей слякотью. Лето улыбалось изо всех окон. Осень… Как же здорово было, когда рядом радовалась жизни Ирина! И неважно, какая на улице погода, какое настроение – она сама улыбка, такая искренняя и настоящая, что невозможно не улыбаться ей в ответ.
И тот год в его жизни был самым лучшим, самым светлым и настоящим. И лишь одно омрачало удовлетворённость – для Иры он всё ещё не был парнем. Просто старший брат подруги. Как показать обратное? Страшно напугать, обидеть, оттолкнуть. Страшно упустить нужный момент, опоздать.
В один из пасмурных осенних дней он услышал:
- Знаешь, а я, кажется, влюбилась! Он меня замуж зовёт!
И словно завеса перед глазами опустилась, туман сгустился. Она… Его Ирочка… Замуж… Нет!
Это был первый раз, когда сам сделал шаг вперёд. Схватил в охапку, поцеловал, не нежно, как мечтал когда-то, а точно свою собственность. Моя! Не отдам! И тихий – едва слышный – полувсхлип-полувздох:
- Антон?!
- Моя девочка! – зачем это сказал? Но сказал, и всё растворилось в тумане ночи.
А наутро она ушла, даже не попрощавшись. Лишь на кухне остывший завтрак и рваное «прости» на скомканном листке.
Были попытки найти, подкараулить около подъезда, в привычных местах, среди общих знакомых. Всё впустую. Лишь спустя три месяца – фотография от сестры с подписью «Иришкина свадьба».
Он тогда напился так, что себя не помнил. Разбил телефон, а потом долго винил себя, что не сохранил фотографию, на которой его светлая мечта превратилась в угасающую звезду. Может, ему это только казалось, - тени под глазами, печаль в уголках губ, какое-то слишком взрослое выражение лица.
* * *
- Простите! – случайное, холодное, ничего не выражающее – всего лишь извинение, что его в очереди толкнули.
- Не страшно, - столь же безразличное.
Он давно стал таким циничным, равнодушным, отстранённым. Даже его пара это замечает, но молчит – выгодный жених, такими не бросаются. Таких терпят, пока хватит сил. А у него словно сердце окаменело тогда, десять лет назад.
- Антон? – и далёкие, потухающие смешинки в блеклых серых глазах.
- Ирина?!
Не узнать в этой уставшей женщине его светлую девочку, его мечту. Как она могла так измениться?! Отчего?
И стоят, пялятся друг на друга, как два дурака. Столько надо ей сказать, спросить, извиниться за столькие глупости… А слов нет, только печаль и что-то ещё, от чего ледяное сердце мигом покрывается сеточкой болезненных трещинок.
- Ири… - голос изменяется, срывается на хрип. Рука сама к ней тянется, но…
- Ирка, долго тебя ещё ждать?!
К кассе выруливает ОН. Тот, ради кого сияющая сказка превратилась в житейскую серость. Его хочется ненавидеть, если бы не что-то весело балаболящий маленький довесок, смешно переставляющий коротенькие ножки.
Такая вымученная улыбка, и мягкий, совсем иной свет при взгляде на ребёнка.
Женщина, которую он любил. Усталый взгляд, лишённый искры радости, опущенные плечи, согнутые под бременем быта, поплывшая фигура… Всё это во имя новой жизни. Но не с ним.
Она ушла, не оборачиваясь, забрав с собой ещё один осколок сердца, оставив лишь пустоту. Её больше не было. И надо бы учиться жить заново, но…
Как хорошо, что сегодня дождь!
Ирина… Ири… Имя как светлое небесное царство и такой же характер. Вокруг всегда было столько поклонников, и он лишь один из них. Только считал себя хитрее прочих. Зачем пытаться завоевать ту, которая никого не выделяла? Не лучше ли поступить наоборот?
* * *
Жаркое лето… Такое жаркое, что хочется просто лечь в фонтан и не шевелиться. Ирочка стремительно мчится через город. И не скажешь, что восемнадцать уже - девчонка девчонкой. Как же – лучшая подруга приехала! И никакая погода не помеха их встрече. И машины, сигналящие на перекрёстках, и испуганно шарахающиеся по сторонам прохожие, и…
- Ты вообще смотришь, куда несёшься, коза?
Так хамски это прозвучало от резко затормозившего мотоциклиста, что хотелось бы обидеться, если бы не радость.
- Завтра посмотрю! – звонко смеётся Ирочка и скачет дальше весёлой козочкой. А что? Назвал – надо соответствовать! Пусть его ругается, ему же жарко, наверное, вон какая куртка тяжёлая плотная. Что-то сообразив, поворачивается и кричит:
- Летом чёрное не носят, тепловой удар случится!
Потом уже осознала, какую глупость ляпнула, но только рассмеялась – лето, свет, подруга приехала!
* * *
Он сидел на кухне, допивал третью чашку чая, когда сестра ввалилась домой и, хихикая на два голоса, – странно-то как! – принялась копошиться в коридоре. Включил свет и:
- Ой! Глаза!
Две девицы, скорее раздетые, чем одетые, с индейской боевой раскраской на лицах, пытались устоять на ногах. И… Козочка?!
- Это как понимать? – злость больше для виду, чем по-настоящему. Не ревут, значит, никто не обидел. И почему вдруг это стало важно?
- А-а-антон! Ик!.. А это… ик!.. мы с Ири… ик!.. с Ириш… ик!
- Понял, дальше, - велел, едва сдерживая смех.
- С диско… ик!
- Пьяные?
- Н-н-не-е-е-ик!
Как девицы укладывались спать – это отдельная песня, а вот ощущение почти невесомого тела на руках, и уютно сопящий ему в шею носик, и такая беззащитная доверчивость в сложенных под щекой ладошках просто сводили с ума.
* * *
- Иринка, а пойдём завтра в кино?
- Не могу, у меня подработка.
- А на каток? Недавно открылся, даже летом можно покататься. Ты же любишь?
- А я – кхе-кхе – кашляю.
Ира… Ира… Ира…
Сколько их, кому нужна она – озорная, чистая, настоящая. Но все они неправы. Таких девочек не надо завоёвывать, они предпочитают сами быть завоевательницами. И уж он-то не ошибётся.
* * *
Дождь… Всё его настроение – сплошной дождь. Сестра уехала, и с ней словно солнце погасло. Не хихикают больше на два голоса две пьяные гулёны, не звенит голосок на кухне, нет больше того сказочного видения с двумя косичками. Что Ирине здесь делать, когда её подруга уехала? И ведь так и не купилась на приманку «старший брат моей подруги». А ошибиться так страшно! Второго шанса коварная Ирочка никому не даёт.
Дождь! Какое счастье, что дождь, и ОНА, промокшая, опоздала на автобус.
- Привет.
- Ой, Антон! Как дела?
- Мокну, как и ты.
- Да, на автобус опоздала, - улыбается немного виновато, но так ярко, точно солнышко выглянуло из-за туч.
- Если не боишься, могу пригласить на чай, пока дождь не утихнет.
Ему Ирина верит, ведь он свой, брат подруги.
Тут и впрямь недалеко – пара кварталов, и вот уже на кухне закипает чайник, а он с трудом сдерживается, чтобы не сказать: прости, сестра все вещи с собой забрала. Волосы распушились от тепла и заблестели тонкими золотинками, отражаясь бликами в серых глазах. Ира о чём-то говорит и говорит, но это неважно, потому что сейчас она рядом и только его.
Дождь не утихает ни на минуту, и в какое-то мгновение кажется, что она останется на ночь… Прочь эти мысли! Ещё рано! Слишком рано! Всему своё время.
* * *
Зимой было тепло. Весна радовала своей зеленеющей слякотью. Лето улыбалось изо всех окон. Осень… Как же здорово было, когда рядом радовалась жизни Ирина! И неважно, какая на улице погода, какое настроение – она сама улыбка, такая искренняя и настоящая, что невозможно не улыбаться ей в ответ.
И тот год в его жизни был самым лучшим, самым светлым и настоящим. И лишь одно омрачало удовлетворённость – для Иры он всё ещё не был парнем. Просто старший брат подруги. Как показать обратное? Страшно напугать, обидеть, оттолкнуть. Страшно упустить нужный момент, опоздать.
В один из пасмурных осенних дней он услышал:
- Знаешь, а я, кажется, влюбилась! Он меня замуж зовёт!
И словно завеса перед глазами опустилась, туман сгустился. Она… Его Ирочка… Замуж… Нет!
Это был первый раз, когда сам сделал шаг вперёд. Схватил в охапку, поцеловал, не нежно, как мечтал когда-то, а точно свою собственность. Моя! Не отдам! И тихий – едва слышный – полувсхлип-полувздох:
- Антон?!
- Моя девочка! – зачем это сказал? Но сказал, и всё растворилось в тумане ночи.
А наутро она ушла, даже не попрощавшись. Лишь на кухне остывший завтрак и рваное «прости» на скомканном листке.
Были попытки найти, подкараулить около подъезда, в привычных местах, среди общих знакомых. Всё впустую. Лишь спустя три месяца – фотография от сестры с подписью «Иришкина свадьба».
Он тогда напился так, что себя не помнил. Разбил телефон, а потом долго винил себя, что не сохранил фотографию, на которой его светлая мечта превратилась в угасающую звезду. Может, ему это только казалось, - тени под глазами, печаль в уголках губ, какое-то слишком взрослое выражение лица.
* * *
- Простите! – случайное, холодное, ничего не выражающее – всего лишь извинение, что его в очереди толкнули.
- Не страшно, - столь же безразличное.
Он давно стал таким циничным, равнодушным, отстранённым. Даже его пара это замечает, но молчит – выгодный жених, такими не бросаются. Таких терпят, пока хватит сил. А у него словно сердце окаменело тогда, десять лет назад.
- Антон? – и далёкие, потухающие смешинки в блеклых серых глазах.
- Ирина?!
Не узнать в этой уставшей женщине его светлую девочку, его мечту. Как она могла так измениться?! Отчего?
И стоят, пялятся друг на друга, как два дурака. Столько надо ей сказать, спросить, извиниться за столькие глупости… А слов нет, только печаль и что-то ещё, от чего ледяное сердце мигом покрывается сеточкой болезненных трещинок.
- Ири… - голос изменяется, срывается на хрип. Рука сама к ней тянется, но…
- Ирка, долго тебя ещё ждать?!
К кассе выруливает ОН. Тот, ради кого сияющая сказка превратилась в житейскую серость. Его хочется ненавидеть, если бы не что-то весело балаболящий маленький довесок, смешно переставляющий коротенькие ножки.
Такая вымученная улыбка, и мягкий, совсем иной свет при взгляде на ребёнка.
Женщина, которую он любил. Усталый взгляд, лишённый искры радости, опущенные плечи, согнутые под бременем быта, поплывшая фигура… Всё это во имя новой жизни. Но не с ним.
Она ушла, не оборачиваясь, забрав с собой ещё один осколок сердца, оставив лишь пустоту. Её больше не было. И надо бы учиться жить заново, но…
Как хорошо, что сегодня дождь!
