- Данилов, ты в своём уме?
Я попыталась переместиться на нормальное сидение, но его руки словно стали железными.
- Нечего на холодном сидеть, - строго, прямо как моя мама, поучительно заметил парень. – Так что случилось?
- Да ничего, - бросила с досадой. Мне было неловко, слишком горячо и почему-то стыдно быть так близко к нему. – Я вообще никуда идти не хотела, мне привычнее дома праздник отметить и спать лечь. Но ты же знаешь Кудрявцеву – проще сделать, как она предлагает, чем сопротивляться.
- Это да, - Данилов хохотнул так, что у меня по спине побежали мурашки. – Меня она тоже поставила перед фактом: собираемся во столько-то у меня, отказы не принимаются.
- А я, когда вы пришли, как раз сбежать пыталась, - вдруг призналась я. – Потому и нарядов переодеться с собой не захватила. Подошла к двери – а там…
И махнула рукой.
- Что – там? Или кто? – серьёзно спросил парень.
Вдруг стало понятно: ему зачем-то очень нужен мой ответ. И, как в детстве, захотелось провыть какую-нибудь глупость типа «Ужас, летящий на крыльях ночи» или «Чёрная рука, которая тебя задушит!». Но мы опять смотрели друг на друга, и мне легко было представить своё отражение в его глазах.
Слишком близко. Слишком неправильно. Слишком… знакомо?
- А там ты, - ответила очень тихо, чувствуя, как начинает быстрее биться сердце. – И не получилось сбежать.
- Я два часа у подъезда караулил, - как-то беспомощно улыбнулся Данилов. – Я ж тебя, как облупленную, знаю. Был уверен, что сбежишь – а тут я тебя встречу.
- Ты знал, что я буду у Ольки?
- Так она сама и сказала: Данилов, чтоб был без разговоров, а то однофамилицу свою в очередной раз упустишь.
Теперь я, наверное, побледнела. Это всё затеяла моя подруга?!
Так, с ней я разберусь чуть позже. Сейчас важно другое.
- Что значит «в очередной раз упустишь»?
- А ты правда не понимаешь? – Кажется, он обиделся.
Покачала головой и открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но…
Слишком быстро. Слишком неожиданно. Слишком… правильно?
Данилов меня поцеловал.
Прижался ко мне губами, запутав пальцы одной руки в волосах и скидывая капюшон, другой прижимая к себе как можно крепче. Такой сильный, серьёзный, нежный… И пусть он мой ровесник, но сейчас я сама себе казалась глупой неопытной девочкой рядом со взрослым мужчиной.
Я была ни при чём – мои губы сами начали двигаться в ответ, начисто лишая соображения. Внутри что-то вспыхнуло, проносясь волной огня по позвоночнику. Руки тоже без моего ведома обхватили его за шею, взъерошили и без того растрёпанные волосы. Но всё это было неважно…
До тех пор, пока мне на нос не упала первая снежинка.
Она словно остудила и вернула способность ясно мыслить.
Я вырвалась из ставших слишком ласковыми рук и отбежала от Данилова на несколько шагов. Он тут же поднялся и потянулся следом.
- Не подходи! – вскрикнула в смятении. – Ты…
Говорить не могла, чувствуя близкие слёзы.
- Наташка! Ну, ты чего? Напугал?
Наташка… Он меня так никогда не называл. Ведь это с его подачи ко мне прилипло прозвище «Татка». Как пошутил однажды в первом классе, что я выдаю ответы на уроках со скоростью автомата Калашникова – «тра-та-та-та-та», – так и прилипло.
И сейчас в этом одном простом слове «Наташка» я друг увидела то, чего не вдела никогда. Что скучала все пять лет по этому парню. Что сама тянусь к нему. Что он мне…
- Зачем, Данилов? – Самой себе не позволила додумать.
- Я люблю тебя.
Он произнёс эти слова так, словно говорил их мне каждый день, а сейчас просто напомнил. Так странно и опять горячо.
Он?
Любит?!
Меня?!!
И безумный восторг, и недоверие – всё вместе.
- Тебя в армии случайно не контузило? – я просто не могла в это поверить.
- Наташка, глупая, не убегай.
В два шага преодолел разделявшее нас расстояние и опять прижал к себе. Пришлось запрокинуть голову вверх, чтобы видеть его глаза, такие тёплые в эту зимнюю ночь, словно тлеющие угли, согревающие до самой глубины души.
- Но ты же всегда меня терпеть не мог!
Каюсь – это прозвучало слишком жалобно и действительно глупо.
Данилов засмеялся и опять поцеловал. И сбежать было некуда.
Мы стояли и целовались, а снежинки путались в наших волосах. Где-то там, вдали всё ещё взрывались петарды, кричали празднующие новый год, но всё было неважно. Я полностью отдалась тому ощущению тепла, которого мне не хватало, возможно, всю жизнь.
Показалось, что кто-то позвал по имени, но у меня никак не получалось оторваться от серьёзных тёмно-карих глаз, в глубине которых плескалось моё отражение. Сердце грохотало где-то в ушах. И я скорее чувствовала, чем слышала его тихое признание:
- Я же с первого класса тебя люблю, с того момента, как ты в меня лбом врезалась. Такая растерянная, нежная, сияющая, как эта снежинка.
Данилов поймал снежинку ладонью, и та мгновенно растаяла на горячей руке. И я, кажется, тоже таяла от его слов.
- Ты испортил мой бант на первое сентября, - чтобы стряхнуть с себя наваждение, решила высказать я свои претензии.
- Да. Ты так смешно тогда злилась. А ведь я потом берёг тот бант, как талисман. Даже в горячую точку его с собой брал. Там и потерял, к сожалению.
- Я тебе второй могу подарить.
Это так глупо прозвучало, что мы оба рассмеялись.
- Лучше себя подари, - шёпотом попросил Костик и опять потянулся, чтобы поцеловать меня. Но я была начеку.
- А тот парень из восьмого класса? Из-за чего он меня избегал?
- Тот очкарик-новичок? Ну, я ему объяснил, что девушка не для него.
Удивительно! Данилов смутился. Никогда не видела, чтобы он краснел, даже когда его ругали перед всем классом. А тут – на тебе.
Но я продолжила:
- И в девятом классе, когда тебя посадили со мной…
- Я дал взятку классной, - широко улыбнувшись, признался Костик. – Пообещал не шалить и не завались экзамены. Ну, и конфеты ещё дарил. Зато все быстро поняли, что ты – моя. Ведь моя же?
Я смотрела ему в глаза и вспоминала всех тех ребят, с которыми встречалась после школы. Одни были красивые, другие – умные, третьи – богатые. И каждый раз я сама разрывала отношения, стоило им приблизиться к одной мне понятной грани. Потому что они, может, и были красивыми, но не умели так ехидно играть бровями, как Данилов. Они шутили, а мне не хватало его искренней улыбки. Дарили цветы – но не первую мать-и-мачеху, над которой я плакала, потому что она очень быстро вяла. Обнимали, но не грели. Утешали, но не дули на пустяковые царапины, уверяя, что до свадьбы всё заживёт, да его такие мелочи и не смущают.
А я не гоняла их по школьным коридорам, не прятала косички и не трескала учебником по лбу, когда дразнились. Не помогала останавливать кровь, когда, выпрыгнув из окна, чуть не до кости проткнули ладонь какой-то арматурой. Не зашивала прямо на них разорванную в драке между классами рубашку, заставив взять нитку в рот, потому что даже уроки запомнить не в состоянии, а иначе «память пришью». Не оборачивалась, когда в одиночестве шла в школу и из школы, ожидая, что… Данилов всё-таки появится.
Оказывается, у нас с Костиком сохранились и такие моменты, только я почему-то больше лелеяла обиды. И лишь сейчас начала вспоминать и всё остальное.
И была действительно слепой и глупой.
Сколько раз Данилов с разбегу отбирал мой рюкзак и нёс его до дома? Сколько раз попадался на пути, когда поздно вечером шла домой из музыкальной школы? Может, и дешёвые конфеты, которые я иногда находила среди своих тетрадок, его рук дело?
Неужели я не увидела и не поняла чего-то очень важного?!
Неужели и правда… любит?
Костик же всё ждал моего ответа. И я решилась:
- Твоя.
Он улыбнулся и уже смело поцеловал. Но нас тут же бесцеремонно растащили.
- Вот малахольные! – громко возмутилась Олька. – Мало того, что пропали неведомо куда – всю площадь обегали в ваших поисках, а потом и все дворы. Так ещё все замёрзли и проголодались, а они стоят тут целуются. Как будто за девять классов нацеловаться не успели. Сами уже в снеговиков превратились!
Она продолжала ещё что-то говорить, а я только улыбалась, забыв даже о мести за сводничество.
Данилов улыбнулся и нежно прошептал:
- Ты не снеговик, ты моя снежинка, которая, наконец, отогрелась и растаяла.
Я засмеялась в ответ.
Конец
Всем желаю Новогодних чудес!
Я попыталась переместиться на нормальное сидение, но его руки словно стали железными.
- Нечего на холодном сидеть, - строго, прямо как моя мама, поучительно заметил парень. – Так что случилось?
- Да ничего, - бросила с досадой. Мне было неловко, слишком горячо и почему-то стыдно быть так близко к нему. – Я вообще никуда идти не хотела, мне привычнее дома праздник отметить и спать лечь. Но ты же знаешь Кудрявцеву – проще сделать, как она предлагает, чем сопротивляться.
- Это да, - Данилов хохотнул так, что у меня по спине побежали мурашки. – Меня она тоже поставила перед фактом: собираемся во столько-то у меня, отказы не принимаются.
- А я, когда вы пришли, как раз сбежать пыталась, - вдруг призналась я. – Потому и нарядов переодеться с собой не захватила. Подошла к двери – а там…
И махнула рукой.
- Что – там? Или кто? – серьёзно спросил парень.
Вдруг стало понятно: ему зачем-то очень нужен мой ответ. И, как в детстве, захотелось провыть какую-нибудь глупость типа «Ужас, летящий на крыльях ночи» или «Чёрная рука, которая тебя задушит!». Но мы опять смотрели друг на друга, и мне легко было представить своё отражение в его глазах.
Слишком близко. Слишком неправильно. Слишком… знакомо?
- А там ты, - ответила очень тихо, чувствуя, как начинает быстрее биться сердце. – И не получилось сбежать.
Прода от 03.01.2023, 22:25
- Я два часа у подъезда караулил, - как-то беспомощно улыбнулся Данилов. – Я ж тебя, как облупленную, знаю. Был уверен, что сбежишь – а тут я тебя встречу.
- Ты знал, что я буду у Ольки?
- Так она сама и сказала: Данилов, чтоб был без разговоров, а то однофамилицу свою в очередной раз упустишь.
Теперь я, наверное, побледнела. Это всё затеяла моя подруга?!
Так, с ней я разберусь чуть позже. Сейчас важно другое.
- Что значит «в очередной раз упустишь»?
- А ты правда не понимаешь? – Кажется, он обиделся.
Покачала головой и открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но…
Слишком быстро. Слишком неожиданно. Слишком… правильно?
Данилов меня поцеловал.
Прижался ко мне губами, запутав пальцы одной руки в волосах и скидывая капюшон, другой прижимая к себе как можно крепче. Такой сильный, серьёзный, нежный… И пусть он мой ровесник, но сейчас я сама себе казалась глупой неопытной девочкой рядом со взрослым мужчиной.
Я была ни при чём – мои губы сами начали двигаться в ответ, начисто лишая соображения. Внутри что-то вспыхнуло, проносясь волной огня по позвоночнику. Руки тоже без моего ведома обхватили его за шею, взъерошили и без того растрёпанные волосы. Но всё это было неважно…
До тех пор, пока мне на нос не упала первая снежинка.
Она словно остудила и вернула способность ясно мыслить.
Я вырвалась из ставших слишком ласковыми рук и отбежала от Данилова на несколько шагов. Он тут же поднялся и потянулся следом.
- Не подходи! – вскрикнула в смятении. – Ты…
Говорить не могла, чувствуя близкие слёзы.
- Наташка! Ну, ты чего? Напугал?
Наташка… Он меня так никогда не называл. Ведь это с его подачи ко мне прилипло прозвище «Татка». Как пошутил однажды в первом классе, что я выдаю ответы на уроках со скоростью автомата Калашникова – «тра-та-та-та-та», – так и прилипло.
И сейчас в этом одном простом слове «Наташка» я друг увидела то, чего не вдела никогда. Что скучала все пять лет по этому парню. Что сама тянусь к нему. Что он мне…
- Зачем, Данилов? – Самой себе не позволила додумать.
- Я люблю тебя.
Он произнёс эти слова так, словно говорил их мне каждый день, а сейчас просто напомнил. Так странно и опять горячо.
Он?
Любит?!
Меня?!!
И безумный восторг, и недоверие – всё вместе.
- Тебя в армии случайно не контузило? – я просто не могла в это поверить.
- Наташка, глупая, не убегай.
В два шага преодолел разделявшее нас расстояние и опять прижал к себе. Пришлось запрокинуть голову вверх, чтобы видеть его глаза, такие тёплые в эту зимнюю ночь, словно тлеющие угли, согревающие до самой глубины души.
- Но ты же всегда меня терпеть не мог!
Каюсь – это прозвучало слишком жалобно и действительно глупо.
Данилов засмеялся и опять поцеловал. И сбежать было некуда.
Мы стояли и целовались, а снежинки путались в наших волосах. Где-то там, вдали всё ещё взрывались петарды, кричали празднующие новый год, но всё было неважно. Я полностью отдалась тому ощущению тепла, которого мне не хватало, возможно, всю жизнь.
Показалось, что кто-то позвал по имени, но у меня никак не получалось оторваться от серьёзных тёмно-карих глаз, в глубине которых плескалось моё отражение. Сердце грохотало где-то в ушах. И я скорее чувствовала, чем слышала его тихое признание:
- Я же с первого класса тебя люблю, с того момента, как ты в меня лбом врезалась. Такая растерянная, нежная, сияющая, как эта снежинка.
Данилов поймал снежинку ладонью, и та мгновенно растаяла на горячей руке. И я, кажется, тоже таяла от его слов.
- Ты испортил мой бант на первое сентября, - чтобы стряхнуть с себя наваждение, решила высказать я свои претензии.
- Да. Ты так смешно тогда злилась. А ведь я потом берёг тот бант, как талисман. Даже в горячую точку его с собой брал. Там и потерял, к сожалению.
- Я тебе второй могу подарить.
Это так глупо прозвучало, что мы оба рассмеялись.
- Лучше себя подари, - шёпотом попросил Костик и опять потянулся, чтобы поцеловать меня. Но я была начеку.
- А тот парень из восьмого класса? Из-за чего он меня избегал?
- Тот очкарик-новичок? Ну, я ему объяснил, что девушка не для него.
Удивительно! Данилов смутился. Никогда не видела, чтобы он краснел, даже когда его ругали перед всем классом. А тут – на тебе.
Но я продолжила:
- И в девятом классе, когда тебя посадили со мной…
- Я дал взятку классной, - широко улыбнувшись, признался Костик. – Пообещал не шалить и не завались экзамены. Ну, и конфеты ещё дарил. Зато все быстро поняли, что ты – моя. Ведь моя же?
Я смотрела ему в глаза и вспоминала всех тех ребят, с которыми встречалась после школы. Одни были красивые, другие – умные, третьи – богатые. И каждый раз я сама разрывала отношения, стоило им приблизиться к одной мне понятной грани. Потому что они, может, и были красивыми, но не умели так ехидно играть бровями, как Данилов. Они шутили, а мне не хватало его искренней улыбки. Дарили цветы – но не первую мать-и-мачеху, над которой я плакала, потому что она очень быстро вяла. Обнимали, но не грели. Утешали, но не дули на пустяковые царапины, уверяя, что до свадьбы всё заживёт, да его такие мелочи и не смущают.
А я не гоняла их по школьным коридорам, не прятала косички и не трескала учебником по лбу, когда дразнились. Не помогала останавливать кровь, когда, выпрыгнув из окна, чуть не до кости проткнули ладонь какой-то арматурой. Не зашивала прямо на них разорванную в драке между классами рубашку, заставив взять нитку в рот, потому что даже уроки запомнить не в состоянии, а иначе «память пришью». Не оборачивалась, когда в одиночестве шла в школу и из школы, ожидая, что… Данилов всё-таки появится.
Оказывается, у нас с Костиком сохранились и такие моменты, только я почему-то больше лелеяла обиды. И лишь сейчас начала вспоминать и всё остальное.
И была действительно слепой и глупой.
Сколько раз Данилов с разбегу отбирал мой рюкзак и нёс его до дома? Сколько раз попадался на пути, когда поздно вечером шла домой из музыкальной школы? Может, и дешёвые конфеты, которые я иногда находила среди своих тетрадок, его рук дело?
Неужели я не увидела и не поняла чего-то очень важного?!
Неужели и правда… любит?
Костик же всё ждал моего ответа. И я решилась:
- Твоя.
Он улыбнулся и уже смело поцеловал. Но нас тут же бесцеремонно растащили.
- Вот малахольные! – громко возмутилась Олька. – Мало того, что пропали неведомо куда – всю площадь обегали в ваших поисках, а потом и все дворы. Так ещё все замёрзли и проголодались, а они стоят тут целуются. Как будто за девять классов нацеловаться не успели. Сами уже в снеговиков превратились!
Она продолжала ещё что-то говорить, а я только улыбалась, забыв даже о мести за сводничество.
Данилов улыбнулся и нежно прошептал:
- Ты не снеговик, ты моя снежинка, которая, наконец, отогрелась и растаяла.
Я засмеялась в ответ.
Конец
Всем желаю Новогодних чудес!
