Талтин невольно провёл рукой по своему гладко выбритому лицу. Никто не знал доподлинно отчего, но рудокопы никогда не брили свои бороды. Всякого рудокопа можно было отличить от обычного человека по бороде и малому росту.
— Граф Михалков собственноручно пленил его, господа! — громогласно заявил барон Бортков.
Граф одарил барона покровительственным взглядом, давая понять, что утренняя выходка того прощена и забыта. Талтин невольно стиснул зубы. Хоть барон и недалёкого ума, но обладает удивительным даром проявлять прыть в самый необходимый момент.
— Браво, Андрей! — радостно воскликнула Элеонора.
Обернувшись к собравшимся, она торжественно провозгласила:
— Разбойник пойман моим братом, и теперь нашей округе ничего более не угрожает!
Собравшиеся принялись рукоплескать графу. Раздались крики вразнобой:
— Да здравствует граф Михалков!
Граф слегка поклонился в ответ на эти восклицания.
— Просто изумительно, господа! — воскликнул своим пискливым голоском маркиз Смолин. — Разбойника приструнили по всем правилам охотничьего искусства!
Раздалось ещё несколько рукоплесканий, которые, впрочем, быстро оборвались, поскольку даже сам граф Михалков не обратил внимания на грубую лесть маркиза. Однако тот, нисколько не смутившись, продолжать стоять рядом, прижимая платок к лицу.
— Сударь, а кто же взял разбойника? — поинтересовался граф Коренев.
Талтин взглянул на графа Михалкова, к которому был обращён вопрос. По лицу графа промелькнула тень, поскольку он, конечно же, не мог этого видеть. Но гости во главе с Кореневым отвлеклись на свору борзых, и замешательство графа осталось незамеченным.
— Кажется, это были Быстрый и Хват, — тут же пришёл на помощь барон Бортков. — Я не ошибаюсь, граф Михалков?
— Так и есть, барон, — с облегчением подтвердил граф.
— Я нисколько в этом не сомневался! — воскликнул граф Коренев. — Ах, какие красавцы! Если бы я ещё мог охотиться, я бы выложил за Быстрого и Хвата какую угодно сумму!
Если Коренев и преувеличивал, то самую малость. Борзые графа Михалкова безусловно стоили целого состояния. Талтин и сам не уставал восхищаться ими.
— Я бы их всё равно вам не продал, — заявил граф Михалков.
— Браво, граф Михалков! — хохотнул Коренев. — Это лучший ответ, какой только может дать настоящий охотник!
Довольно улыбнувшись, граф Михалков потрепал своих любимцев, которыми он чрезвычайно гордился.
— Иногда мне даже кажется, — с мягкой улыбкой посетовала Элеонора, — что своих собак Андрей любит даже больше, чем меня, свою сестру.
Талтин тоже улыбнулся. Никто не умел шутить так изящно и мило, как это делала Элеонора. Граф повернулся к сестре и ещё раз поцеловал грациозно протянутую руку сестры.
— Моя дорогая сестрица намекает, — с улыбкой ответил граф, — что я, увлёкшись своими борзыми, забыл не только о ней, но и о своих гостях.
— Именно, милый братец!
Граф повернулся к гостям и объявил:
— Прошу всех к столу, господа!
Он взял сестру под руку и направился с ней под навес. Остальные последовали за ними. Граф с графиней заняли, как и полагается владельцам охоты, центральное место за длинным столом. Талтину, как хорошему другу графа, досталось место также недалеко от хозяев. Барон Бортков, считая себя снова в фаворе, уверенно уселся рядом с Элеонорой. Талтин старался не смотреть на него, чтобы не испортить своё прекрасное расположение духа. Он не без удовольствия отметил тень, пробежавшую по лицу Элеоноры, когда рядом с ней сел барон и наклонился, чтобы что-то прошептать на ушко.
Не успели охотники как следует расположиться за столом, как забегали виночерпии, разливая вино в кубки. Небольшую заминку, как обычно создал маркиз Смолин, который сначала никак не мог найти себе места, а потом — расположиться таким образом, чтобы не побеспокоить соседей.
К навесу неспешно подъехал запоздавший старый граф Селиванов со своим стремянным.
— Господа! — сказала Элеонора, понизив голос. — К нам приближается граф Селиванов. Сейчас он обязательно скажет что-нибудь эдакое в своём духе!
Граф Михалков улыбнулся и, подмигнув сестре, поднялся с места, чтобы обратиться к спешившемуся старому графу.
— Господин Селиванов, не желаете ли взглянуть на наш трофей.
— Трофей?! — встрепенулся граф Селиванов. — Какой ещё трофей?
Он осмотрелся, будто ожидал увидеть невесть какой трофей. Однако, увидав, что граф Михалков указывает ему на связанного разбойника, весь передёрнулся и недовольно нахмурился.
— Разве это трофей?! — воскликнул он. — Смех один! Вот у меня — настоящий охотничий трофей!
С этими словами граф Селиванов махнул рукой своему стремянному. Тот отцепил от своего седла притороченную тушку зайца и поднял её, чтобы показать всем. Талтин не смог сдержать улыбки. Так вот кто кричал «Ату его!» во время охоты! Пока все ловили разбойника, старый граф, как ни в чём не бывало, вёл обычную охоту.
Собравшиеся со смехом зааплодировали графу Селиванову.
— Милый граф, — заметила Элеонора, — вы, как всегда, оригинальны!
— Вот настоящий трофей! — ещё раз повторил граф Селиванов. — Господин Михалков, клянусь своими усами, скоро вам надоест смотреть на эту нечисть, и тогда вы с удовольствием отведаете настоящего жаркого из зайца.
Слова старого графа вызвали новую волну смеха.
— Нисколько не сомневаюсь в ваших словах, граф Селиванов! — рассмеявшись, ответил граф Михалков.
Не обращая никакого внимания на смех, граф Селиванов вернул добычу слуге и жестом отослал его к костру, где суетились наварщики. Граф Михалков также жестом велел своему стремянному убрать пойманного разбойника-рудокопа. Владелец охоты подождал, пока старик пройдёт к столу, и, подняв свой кубок, громко провозгласил:
— Господа! За успешное окончание нашей охоты!
Все дружно поддержали Михалкова и осушили свои кубки. Лишь граф Селиванов снова что-то проворчал себе в усы. Талтин со своего места не расслышал старого графа, но догадаться, на какую тему тот высказался, не составляло труда. Однако присоединиться к тосту старый граф всё же не отказался.
Только вынесли холодные закуски, как издалека донёсся рожок ловчего, что гончие все собрались. Вскоре послышался лай собак, и показались доезжачие, ведущие смычки гончих.
— А вот и выжлецы! — громогласно заявил граф Коренев. — Не будь я столь тучен, господа, я бы вышел из-за стола, чтобы посмотреть на гончих!
— Дорогой граф, — ответила ему со смехом Элеонора, — полагаю, собак на сегодня вполне достаточно.
— Как скажете, сударыня! — не стал возражать Коренев и крикнул, обращаясь к виночерпиям: — Тогда налейте мне ещё вина, проклятые лентяи! Я хочу выпить за замечательных собак графа Михалкова!
Сразу двое слуг с кувшинами бросились с двух сторон к графу и чуть не столкнулись лбами.
— Скажите мне, господин Талтин, — обратилась вдруг графиня Элеонора, — ходят слухи, — хотя я в них не верю, — что вы сильно растерялись, когда увидели разбойника. Неужели это правда, сударь?
Если бы это сказал кто-нибудь другой, Талтин немедленно бы вспыхнул и вызвал обидчика на дуэль. Однако из уст прекрасной Элеоноры даже эта ужасная фраза прозвучала почти как комплимент. Талтин через силу улыбнулся. Хотя его взор был устремлён на графиню, краем глаза он всё же заметил, как самодовольно смотрит на него барон Бортков.
— Представьте, милая графиня, я действительно растерялся! — сказал Талтин.
Брови Элеоноры удивлённо поползли вверх, а по ряду гостей прошелестел удивлённый шёпот. Талтин выждал паузу и продолжил.
— Я растерялся, — повторил он, — но вовсе не из-за того, что увидел этого разбойника. Я просто вообразил себе, как этот жалкий оборванец, у которого не осталось сил обидеть даже ребёнка, попытался ограбить самого Иосифа Пронина, которого, как известно, в простонародье называют Великаном.
Гости рассмеялись, но Талтину был милее всего заразительный смех Элеоноры. Во всё время, пока Талтин говорил, она бросала короткие взгляды на барона Борткова, сидящего рядом. Из-за этого у Талтина создалось впечатление, что графиня смеётся не над его остротой, а над бароном. Кажется, барон это тоже понял, потому что вдруг нахмурился и сухо произнёс:
— Разбойник есть разбойник, что бы он собой не представлял.
Но на слова барона уже никто не обратил внимания, потому что началось пиршество. День был в самом разгаре. Ветер, дувший с утра, совсем стих, и под сводами шатра стало душно и жарко. Талтин до конца расстегнул свой дублет.
— Мастер Чародейства, — обратился к Фирсову граф Михалков, — будьте любезны, поднимите для нас лёгкий ветерок.
— Сию минуту, ваше сиятельство, — поклонился Фирсов.
Он поднялся из-за стола и, поправив свою чародейскую шапочку, степенно прошёл за навес, к своему сундуку. Открыв сундук большим ключом, висящим на шее, чародей некоторое время копался внутри, отыскивая необходимые элементы для волшбы.
Наконец Фирсов запер свой сундук и начал колдовать. За столом смолкли разговоры. Все с большим любопытством наблюдали за чародеем и за таинством, им творимым. В особой чаше чародей из пучка сушёных трав разжёг огонь синего цвета, затем громким поставленным голосом произнёс заклинание и бросил в огонь щепотку какого-то порошка. Пламя в чаше вспыхнуло и тотчас же погасло, окутав волшебника клубами ярко-голубого дыма.
В наступившей тишине стало слышно, как прожужжал шмель. Не прошло и минуты, как задул лёгкий ветерок и унёс в сторону весь дым, открывая взору чародея, склонившегося в поклоне. Талтину уже многажды приходилось видеть волшебство, совершаемое прямо у него на глазах, но каждый раз захватывало дух.
— Браво, господин Фирсов! — зарукоплескали восторженные гости.
Чародей ещё раз поклонился и чинно прошёл на своё место за столом. С поднявшимся ветром сразу стало легче, и веселье возобновилось с новой силой.
Откуда-то вдруг появились бродячие артисты, которые тут же устроили целое представление про сегодняшнюю охоту на рудокопа. Сначала Талтин удивился их неожиданному появлению, но потом догадался, что наверняка они были приглашены заранее. Гости чрезвычайно развеселились, а громче всех хохотал граф Коренев, который по обыкновению снова и снова требовал подливать себе вина.
После представления циркачей проводили бурными аплодисментами. Не успели артисты собрать брошенные им монеты, как подали жаркое из баранины. Граф Селиванов преподнёс графу Михалкову обещанное жаркое из зайца, вызвав новую волну рукоплесканий в свой адрес.
Граф Коренев до того раззадорился, что стал громогласно требовать, чтобы рудокопа-разбойника вывели обратно и поставили перед столом, чтобы пирующие могли кидаться в него костями. Однако за рудокопа неожиданно вступилась графиня Элеонора.
— Граф Коренев! — сказала она. — Будьте же милосердны к этому несчастному! Ему сегодня и так пришлось пережить слишком многое.
— К тому же у этого разбойника такая мерзкая борода! — заметила графиня Анна Трефилова.
— Да уж! — сказал граф Коренев. — То ещё удовольствие, доложу я вам, когда одна из превосходнейших борзых графа Михалкова ухватит за ногу!
Острота имела оглушительный успех. И громче всех хохотал своей шутке сам граф Коренев.
— Плесните мне ещё вина! — потребовал он. — Я хочу ещё раз поднять свой кубок за великолепнейших собак графа Михалкова!
— Граф Коренев! — недовольно сказала графиня Элеонора. — Опять вы про собак! Мне не по душе ваш тост. Барон Бортков, будьте любезны, скажите более возвышенную и красивую речь, подходящую случаю.
Барон поднялся с места и, бросив взгляд на графа Михалкова, поднял свой кубок.
— За сегодняшнюю великолепную охоту!
Гости уже потянулись было за своими кубками, включая самого хозяина охоты, но Элеонора вновь недовольно прервала всех.
— И вы туда же, барон! — надула губки Элеонора. — Господин Талтин, возможно, вы порадуете нас хорошей заздравной речью.
Застигнутый врасплох Талтин медленно поднялся с места, выкраивая себе время на обдумывание. Он окинул взглядом собравшихся, и его осенило.
— Я хотел бы поднять свой кубок за наше дружное общество, в едином порыве добрососедства объединившееся перед лицом опасности, и за нашего предводителя — графа Михалкова!
— Браво, господин Талтин! — захлопав в ладоши, воскликнула Элеонора. — Я в вас не ошиблась!
Ещё несколько человек, не удержавшись, тоже выкрикнули «Браво!».
— Не будь я столь тучен, — не преминул воскликнуть граф Коренев, — клянусь честью, я бы подошёл к господину Талтину, чтобы облобызать его!
Все встали и дружно осушили свои кубки. Глядя в сияющие глаза Элеоноры, Талтин подумал, что, пожалуй, стоит усилить свои ухаживания за графиней. Пусть он не так состоятелен, как барон Бортков, но знатностью рода не уступит никому из присутствующих.
— Граф Михалков собственноручно пленил его, господа! — громогласно заявил барон Бортков.
Граф одарил барона покровительственным взглядом, давая понять, что утренняя выходка того прощена и забыта. Талтин невольно стиснул зубы. Хоть барон и недалёкого ума, но обладает удивительным даром проявлять прыть в самый необходимый момент.
— Браво, Андрей! — радостно воскликнула Элеонора.
Обернувшись к собравшимся, она торжественно провозгласила:
— Разбойник пойман моим братом, и теперь нашей округе ничего более не угрожает!
Собравшиеся принялись рукоплескать графу. Раздались крики вразнобой:
— Да здравствует граф Михалков!
Граф слегка поклонился в ответ на эти восклицания.
— Просто изумительно, господа! — воскликнул своим пискливым голоском маркиз Смолин. — Разбойника приструнили по всем правилам охотничьего искусства!
Раздалось ещё несколько рукоплесканий, которые, впрочем, быстро оборвались, поскольку даже сам граф Михалков не обратил внимания на грубую лесть маркиза. Однако тот, нисколько не смутившись, продолжать стоять рядом, прижимая платок к лицу.
— Сударь, а кто же взял разбойника? — поинтересовался граф Коренев.
Талтин взглянул на графа Михалкова, к которому был обращён вопрос. По лицу графа промелькнула тень, поскольку он, конечно же, не мог этого видеть. Но гости во главе с Кореневым отвлеклись на свору борзых, и замешательство графа осталось незамеченным.
— Кажется, это были Быстрый и Хват, — тут же пришёл на помощь барон Бортков. — Я не ошибаюсь, граф Михалков?
— Так и есть, барон, — с облегчением подтвердил граф.
— Я нисколько в этом не сомневался! — воскликнул граф Коренев. — Ах, какие красавцы! Если бы я ещё мог охотиться, я бы выложил за Быстрого и Хвата какую угодно сумму!
Если Коренев и преувеличивал, то самую малость. Борзые графа Михалкова безусловно стоили целого состояния. Талтин и сам не уставал восхищаться ими.
— Я бы их всё равно вам не продал, — заявил граф Михалков.
— Браво, граф Михалков! — хохотнул Коренев. — Это лучший ответ, какой только может дать настоящий охотник!
Довольно улыбнувшись, граф Михалков потрепал своих любимцев, которыми он чрезвычайно гордился.
— Иногда мне даже кажется, — с мягкой улыбкой посетовала Элеонора, — что своих собак Андрей любит даже больше, чем меня, свою сестру.
Талтин тоже улыбнулся. Никто не умел шутить так изящно и мило, как это делала Элеонора. Граф повернулся к сестре и ещё раз поцеловал грациозно протянутую руку сестры.
— Моя дорогая сестрица намекает, — с улыбкой ответил граф, — что я, увлёкшись своими борзыми, забыл не только о ней, но и о своих гостях.
— Именно, милый братец!
Граф повернулся к гостям и объявил:
— Прошу всех к столу, господа!
Он взял сестру под руку и направился с ней под навес. Остальные последовали за ними. Граф с графиней заняли, как и полагается владельцам охоты, центральное место за длинным столом. Талтину, как хорошему другу графа, досталось место также недалеко от хозяев. Барон Бортков, считая себя снова в фаворе, уверенно уселся рядом с Элеонорой. Талтин старался не смотреть на него, чтобы не испортить своё прекрасное расположение духа. Он не без удовольствия отметил тень, пробежавшую по лицу Элеоноры, когда рядом с ней сел барон и наклонился, чтобы что-то прошептать на ушко.
Не успели охотники как следует расположиться за столом, как забегали виночерпии, разливая вино в кубки. Небольшую заминку, как обычно создал маркиз Смолин, который сначала никак не мог найти себе места, а потом — расположиться таким образом, чтобы не побеспокоить соседей.
К навесу неспешно подъехал запоздавший старый граф Селиванов со своим стремянным.
— Господа! — сказала Элеонора, понизив голос. — К нам приближается граф Селиванов. Сейчас он обязательно скажет что-нибудь эдакое в своём духе!
Граф Михалков улыбнулся и, подмигнув сестре, поднялся с места, чтобы обратиться к спешившемуся старому графу.
— Господин Селиванов, не желаете ли взглянуть на наш трофей.
— Трофей?! — встрепенулся граф Селиванов. — Какой ещё трофей?
Он осмотрелся, будто ожидал увидеть невесть какой трофей. Однако, увидав, что граф Михалков указывает ему на связанного разбойника, весь передёрнулся и недовольно нахмурился.
— Разве это трофей?! — воскликнул он. — Смех один! Вот у меня — настоящий охотничий трофей!
С этими словами граф Селиванов махнул рукой своему стремянному. Тот отцепил от своего седла притороченную тушку зайца и поднял её, чтобы показать всем. Талтин не смог сдержать улыбки. Так вот кто кричал «Ату его!» во время охоты! Пока все ловили разбойника, старый граф, как ни в чём не бывало, вёл обычную охоту.
Собравшиеся со смехом зааплодировали графу Селиванову.
— Милый граф, — заметила Элеонора, — вы, как всегда, оригинальны!
— Вот настоящий трофей! — ещё раз повторил граф Селиванов. — Господин Михалков, клянусь своими усами, скоро вам надоест смотреть на эту нечисть, и тогда вы с удовольствием отведаете настоящего жаркого из зайца.
Слова старого графа вызвали новую волну смеха.
— Нисколько не сомневаюсь в ваших словах, граф Селиванов! — рассмеявшись, ответил граф Михалков.
Не обращая никакого внимания на смех, граф Селиванов вернул добычу слуге и жестом отослал его к костру, где суетились наварщики. Граф Михалков также жестом велел своему стремянному убрать пойманного разбойника-рудокопа. Владелец охоты подождал, пока старик пройдёт к столу, и, подняв свой кубок, громко провозгласил:
— Господа! За успешное окончание нашей охоты!
Все дружно поддержали Михалкова и осушили свои кубки. Лишь граф Селиванов снова что-то проворчал себе в усы. Талтин со своего места не расслышал старого графа, но догадаться, на какую тему тот высказался, не составляло труда. Однако присоединиться к тосту старый граф всё же не отказался.
Только вынесли холодные закуски, как издалека донёсся рожок ловчего, что гончие все собрались. Вскоре послышался лай собак, и показались доезжачие, ведущие смычки гончих.
— А вот и выжлецы! — громогласно заявил граф Коренев. — Не будь я столь тучен, господа, я бы вышел из-за стола, чтобы посмотреть на гончих!
— Дорогой граф, — ответила ему со смехом Элеонора, — полагаю, собак на сегодня вполне достаточно.
— Как скажете, сударыня! — не стал возражать Коренев и крикнул, обращаясь к виночерпиям: — Тогда налейте мне ещё вина, проклятые лентяи! Я хочу выпить за замечательных собак графа Михалкова!
Сразу двое слуг с кувшинами бросились с двух сторон к графу и чуть не столкнулись лбами.
— Скажите мне, господин Талтин, — обратилась вдруг графиня Элеонора, — ходят слухи, — хотя я в них не верю, — что вы сильно растерялись, когда увидели разбойника. Неужели это правда, сударь?
Если бы это сказал кто-нибудь другой, Талтин немедленно бы вспыхнул и вызвал обидчика на дуэль. Однако из уст прекрасной Элеоноры даже эта ужасная фраза прозвучала почти как комплимент. Талтин через силу улыбнулся. Хотя его взор был устремлён на графиню, краем глаза он всё же заметил, как самодовольно смотрит на него барон Бортков.
— Представьте, милая графиня, я действительно растерялся! — сказал Талтин.
Брови Элеоноры удивлённо поползли вверх, а по ряду гостей прошелестел удивлённый шёпот. Талтин выждал паузу и продолжил.
— Я растерялся, — повторил он, — но вовсе не из-за того, что увидел этого разбойника. Я просто вообразил себе, как этот жалкий оборванец, у которого не осталось сил обидеть даже ребёнка, попытался ограбить самого Иосифа Пронина, которого, как известно, в простонародье называют Великаном.
Гости рассмеялись, но Талтину был милее всего заразительный смех Элеоноры. Во всё время, пока Талтин говорил, она бросала короткие взгляды на барона Борткова, сидящего рядом. Из-за этого у Талтина создалось впечатление, что графиня смеётся не над его остротой, а над бароном. Кажется, барон это тоже понял, потому что вдруг нахмурился и сухо произнёс:
— Разбойник есть разбойник, что бы он собой не представлял.
Но на слова барона уже никто не обратил внимания, потому что началось пиршество. День был в самом разгаре. Ветер, дувший с утра, совсем стих, и под сводами шатра стало душно и жарко. Талтин до конца расстегнул свой дублет.
— Мастер Чародейства, — обратился к Фирсову граф Михалков, — будьте любезны, поднимите для нас лёгкий ветерок.
— Сию минуту, ваше сиятельство, — поклонился Фирсов.
Он поднялся из-за стола и, поправив свою чародейскую шапочку, степенно прошёл за навес, к своему сундуку. Открыв сундук большим ключом, висящим на шее, чародей некоторое время копался внутри, отыскивая необходимые элементы для волшбы.
Наконец Фирсов запер свой сундук и начал колдовать. За столом смолкли разговоры. Все с большим любопытством наблюдали за чародеем и за таинством, им творимым. В особой чаше чародей из пучка сушёных трав разжёг огонь синего цвета, затем громким поставленным голосом произнёс заклинание и бросил в огонь щепотку какого-то порошка. Пламя в чаше вспыхнуло и тотчас же погасло, окутав волшебника клубами ярко-голубого дыма.
В наступившей тишине стало слышно, как прожужжал шмель. Не прошло и минуты, как задул лёгкий ветерок и унёс в сторону весь дым, открывая взору чародея, склонившегося в поклоне. Талтину уже многажды приходилось видеть волшебство, совершаемое прямо у него на глазах, но каждый раз захватывало дух.
— Браво, господин Фирсов! — зарукоплескали восторженные гости.
Чародей ещё раз поклонился и чинно прошёл на своё место за столом. С поднявшимся ветром сразу стало легче, и веселье возобновилось с новой силой.
Откуда-то вдруг появились бродячие артисты, которые тут же устроили целое представление про сегодняшнюю охоту на рудокопа. Сначала Талтин удивился их неожиданному появлению, но потом догадался, что наверняка они были приглашены заранее. Гости чрезвычайно развеселились, а громче всех хохотал граф Коренев, который по обыкновению снова и снова требовал подливать себе вина.
После представления циркачей проводили бурными аплодисментами. Не успели артисты собрать брошенные им монеты, как подали жаркое из баранины. Граф Селиванов преподнёс графу Михалкову обещанное жаркое из зайца, вызвав новую волну рукоплесканий в свой адрес.
Граф Коренев до того раззадорился, что стал громогласно требовать, чтобы рудокопа-разбойника вывели обратно и поставили перед столом, чтобы пирующие могли кидаться в него костями. Однако за рудокопа неожиданно вступилась графиня Элеонора.
— Граф Коренев! — сказала она. — Будьте же милосердны к этому несчастному! Ему сегодня и так пришлось пережить слишком многое.
— К тому же у этого разбойника такая мерзкая борода! — заметила графиня Анна Трефилова.
— Да уж! — сказал граф Коренев. — То ещё удовольствие, доложу я вам, когда одна из превосходнейших борзых графа Михалкова ухватит за ногу!
Острота имела оглушительный успех. И громче всех хохотал своей шутке сам граф Коренев.
— Плесните мне ещё вина! — потребовал он. — Я хочу ещё раз поднять свой кубок за великолепнейших собак графа Михалкова!
— Граф Коренев! — недовольно сказала графиня Элеонора. — Опять вы про собак! Мне не по душе ваш тост. Барон Бортков, будьте любезны, скажите более возвышенную и красивую речь, подходящую случаю.
Барон поднялся с места и, бросив взгляд на графа Михалкова, поднял свой кубок.
— За сегодняшнюю великолепную охоту!
Гости уже потянулись было за своими кубками, включая самого хозяина охоты, но Элеонора вновь недовольно прервала всех.
— И вы туда же, барон! — надула губки Элеонора. — Господин Талтин, возможно, вы порадуете нас хорошей заздравной речью.
Застигнутый врасплох Талтин медленно поднялся с места, выкраивая себе время на обдумывание. Он окинул взглядом собравшихся, и его осенило.
— Я хотел бы поднять свой кубок за наше дружное общество, в едином порыве добрососедства объединившееся перед лицом опасности, и за нашего предводителя — графа Михалкова!
— Браво, господин Талтин! — захлопав в ладоши, воскликнула Элеонора. — Я в вас не ошиблась!
Ещё несколько человек, не удержавшись, тоже выкрикнули «Браво!».
— Не будь я столь тучен, — не преминул воскликнуть граф Коренев, — клянусь честью, я бы подошёл к господину Талтину, чтобы облобызать его!
Все встали и дружно осушили свои кубки. Глядя в сияющие глаза Элеоноры, Талтин подумал, что, пожалуй, стоит усилить свои ухаживания за графиней. Пусть он не так состоятелен, как барон Бортков, но знатностью рода не уступит никому из присутствующих.
