Глава 1
Сначала Милена подумала, что это всего лишь дурной сон.
Яркий слепящий свет, белый, холодный, окутавший её с ног до головы, она словно парит, но нет, это только ощущение, которое пугает, но между тем восхищает. Но восхищение было мимолётным, потому что внутри всё дернулось и Милену вырвало. Это был завтрак, тот самый, который она ела с таким остервенением и злостью на мать. Реальный завтрак, во всём нереальном происходящем, как и обида за сказанные ей слова мамы.
Может Миле и не стоило принимать их так близко к сердцу, не первый раз она слышала что-то подобное, но всегда прощала. Ничего другого ей не оставалось. Милена всегда напоминала себе, что мама такая, что она не специально, что ей очень плохо, что это всё горе потери.
А теперь почему-то пришло осознание, что мама и Милену, потеряла – внутри поселилось что-то страшное, болезненно яркое до умопомрачения.
Девушка с трудом встала на четвереньки и вытерла рот тыльной стороной ладони.
“Это сон. Просто жуткий сон, – стала она повторять себе, пытаясь уговорить сознание, что ничего страшного не происходит, – ещё немного и это закончится, просто нужно проснуться. Может я не ругалась с мамой? Вдруг это часть сна? Просто нужно заставить себя открыть глаза и всё станет хорошо!”
Она зажмурилась и попыталась открыть глаза, в отчаянной попытке проснуться. Открыла, но ничего не изменилось. Всё то же помещение, заполненное белым светом так, что не понятно, где стены, где верх, да и пол понятно где, только потому что она на нём сидит.
А ещё этот запах рвоты – такой реальный, резкий. Но во сне ведь не бывает запахов?
И чувство страха, что родилось внутри ранее, стало разрастаться и укореняться – это всё происходит на самом деле!
Милена тряхнула яркими пышными волосами, поняла, что видит своё отражение в белом полу и попыталась в очередной раз найти в происходящем логику. Она начала цепляться за то, что было сейчас самым реальным и знакомым – за себя саму.
Лицо, с правильными привлекательными чертами, длинная шея, волнистые волосы. Милена была обладательницей роскошной копны светло-русых волос. Она подкрашивала их в рыжие оттенки, превращая в россыпь медной нити. И сейчас она видела их перед собой, такие к каким привыкла.
Видела своё тело, которое она строила с остервенением и упорством. Милена была строга к себе, даже жестока – ничего сладкого, жирного, никакого гастрономического мусора, считала калории и изнуряла себя физическими нагрузками.
Внутри был страх, что, потеряв идеальность тела, потеряешь себя, потеряешь мир вокруг, ничего не достигнешь. Станешь этакой тёткой, погрязшей в пустом быту, нелюбимом муже и раздражающих детях. Она и не знала откуда в ней это, но было убеждение, что нужна только такая вот стройная, красивая, не стоящая на месте.
И она считала, что до стройности, до красоты, до идеала ещё очень далеко. Поэтому фитнес-клуб был в её расписании, как учёба и работа, словно панацея от будущей безысходности и запланированном провале. Весь её день был расписан по секундам – от и до.
Милена попыталась сесть, что было сложно, потому что голова кружилась так словно она была пьяна, мотало из стороны в сторону, как после катания на карусели. Неприятное чувство.
Постепенно глаза привыкли к яркому свету и она начала различать стены и потолок. Но спустя несколько секунд они снова стали мерцать, стало совсем не по себе, и Мила зажмурилась, ухватившись за мысли о том, что сейчас наконец-то проснётся, снова потеряла сознание.
— Ты уверен, что она белая? – прямо-таки прогромыхал мужской голос где-то над её головой.
— Конечно, уверен, достопочтенный митар Изарии, – ответил другой, тонкий и неприятный, мужской голос, заискивающим и немного оскорбленным тоном.
— Она вообще какая-то хворая, нет? Худая, мне кажется. Вообще выживет в наших-то условиях?
“Хворая? Худая?” – мысленно возмутилась Милена, пытаясь возразить что-то вслух и открыть глаза.
— Ну может это заставит её побыстрее выполнить то, ради чего мы её столько времени искали и с таким трудом вытащили из её мира? – предположил тот, что заискивал.
Первый, который громыхал, с сомнением хмыкнул.
— Но если вам не надо, достопочтенный митар Изарии, то мы на такой диковинный товар быстро найдем другого покупателя, – мерзкий голос пропел эту фразу и Милену снова стало выворачивать наизнанку.
— Нет, с чего вдруг? – возмутился этот самый достопочтенный. — Она наша. И мы её забираем. И свою кровь мы впустую не тратим.
По звуку удаляющихся шагов стало понятно, что мужчины ушли. Милена попробовала открыть глаза и осмотреться, но ничего не вышло. Голова была тяжелой и словно ей не принадлежала. Внутри стала разрастаться какая-то будто обида на себя и происходящее. Обида готовая обрушиться на неё истерикой.
Девушка ещё раз попыталась пошевелиться, но, как ей показалось, ничего не вышло. Однако именно в этот момент совсем рядом с ней третий голос, которого она ещё не слышала, вдруг возвестил:
— Достопочтенный митар Изарии, ведьма приходит в себя, вам надо спешить.
И спустя всего пару мгновений после этих слов, чьи-то сильные руки подхватили её и безо всякого труда оторвали от твердой поверхности, на которой она лежала. Мужчина был огромным, как ей показалось, и руки у него были просто чудовищного размера.
Милена почему-то вспомнила, как в далеком детстве папа переносил её спящую с дивана в комнате родителей к ней в комнату. И это ощущение тепла и невесомости захватывало её и казалось невообразимо волшебным, сказочным, словно она принцесса и мир вокруг полон добра и света. И сейчас было так же – эти несколько шагов, пока она была крепко прижата к широкой мужской груди.
А потом снова словно карусель и снова желудок свело и, если бы он не был пуст, её снова вывернуло бы наизнанку.
— Достопочтенный митар, – последовал возглас, когда карусель остановилась. — Вы так скоро? Это белая ведьма?
— Надеюсь, – ответил громыхавший недавно над её головой голос, сомневающегося в её выносливости мужчины, а теперь она слышала его у своего уха, была прижата к его груди. — Феран у себя?
— Да, достопочтенный митар, достопочтенный феран у себя.
— Позови его.
— Да, достопочтенный митар.
“И охота им всё время это выговаривать?” – мысли стали вырисовываться в голове уже осмысленнее, переставая быть невыносимым неуправляемым потоком, до того беспредельничавшим в её голове.
В комнате возникли ещё чьи-то шаги, тяжелые и настораживающие.
— Роар? – голос мужчины был хриплым, глухим. — Это белая?
Её положили и на этот раз это было что-то мягкое и приятное.
— Они так сказали, – был ответ того, кто её принёс, и, потеряв тепло его объятий, Миле наконец удалось открыть глаза.
Взвизгнуть или закричать не получилось, хотя очень захотелось.
Лицо мужчины, изучавшего её, было суровым и жутким – он был бородат, глубокий старый шрам проходил по его лицу наискосок по нахмуренному лбу, через глаз, на щеку и дальше в бороду. Нос, когда-то прямой, был сломан не менее пары раз. Волосы каштановые с сединой, были забраны в хвост. Из-за шрама лицо имело странный прищур, не надменный, а с недоброй такой усмешкой. Милене стало отчаянно страшно.
— Тихо, мы не обидим, – отозвался знакомый голос. К удивительному облегчению он принадлежал другому мужчине, не тому, который сейчас стоял склонившись над ней и напугал почти до обморока.
Мужчина, который ее принес, был высоким, светловолосым, и моложе этого, со шрамом. Правильные черты лица скрывала не длинная ухоженная борода, а глаза были ясные, теплого медового цвета. В иных обстоятельствах Милена назвала бы его очень привлекательным, даже красивым.
Но думать об этом сейчас было нелепо. Истерика снова ворвалась в её разум, который отказывался понимать и принимать происходящее. Она снова и снова пыталась понять, что происходит. Снова и снова пыталась убедить себя, что это всего лишь безумный сон.
Внутри бурлило и клокотало – вот-вот и оно взорвётся, полезет наружу сметая всё на своём пути. К глазам подступили предательские слёзы и Мила сквозь рыдания начала причитать. Что именно она и не осознала, но “не убивайте”, “простите”, “отпустите” и так далее по классическому сценарию в её истеричном монологе точно были.
Мужчина со шрамом выпрямился и Мила осознала, что он тоже невероятно высокий, на полголовы выше того, который её принес. Ширина его плеч безумно пугала.
Когда он встал и отвернулся, то сквозь слёзы Милена увидела, что одежда на них не привычная её глазу, может что-то похожее она видела в исторических фильмах. Цвета одежды были синего, тёмно-синего и чёрных цветов. А стоящий в комнате третий мужчина, которого она только что заметила, был одет в одежду коричневого цвета. И к своему нескрываемому ужасу она наконец заметила, что на поясах у всех троих были мечи, а на поясах за спиной самые настоящие кинжалы.
И слёзы снова потекли ручьём.
— Веди её к серым, – прохрипел тот, что со шрамом.
— А не рано? – с сомнением спросил тот, который её принёс.
— Тогда сам её успокаивай, – отрезал “шрам”.
Дальше эти двое повели её по мрачным каменным коридорам, в которых было холодно и жутко. Милена упиралась, хваталась за всё, что придётся, но это мало ей помогало. Они прошли мимо ещё нескольких здоровенных мужиков в коричневых одеждах, все они были страшными, на бородатых лицах ухмылки. И её топило понимание, что она не может рассчитывать на их помощь.
В какой-то момент слёзы окончательно застлали её глаза и силы её покинули. Её подхватили за талию и она не видела больше дороги, перестала сопротивляться, только шептала о том, чтобы её не убивали и отпустили. Кошмар никак не хотел прекращаться и Милене никак не удавалось наконец проснуться.
Когда они остановились, она поняла, что оказалась в теплой и просторной комнате с приглушенным светом двух потолочных люстр. Милену оставили тащившие её руки, и она осела на пол, потому что ноги отказались её держать.
— Нам нашли белую ведьму? – очередной мужской голос пророкотал у неё над головой и снова крепкие руки бесцеремонно и с силой подняли её и развернули.
Этот “великан” был темноволосым, смуглым, тоже приятным на лицо, хотя черты его лица были резкими, а взгляд темных глаз был пренебрежительным.
— Какая-то она, хм, мелкая? Тощая. Она точно белая и сможет прекратить холодную пору? – этот ей не нравился ещё больше, чем вот те двое, которые стояли теперь за спиной этого и в их взглядах даже сквозь туман слёз она видела тонну сомнения.
— Маги сказали, что белая, – ответил светловолосый, который её сюда притащил.
— А может маги ошиблись? – спросил этот жуткий тёмный, так и не отпустив её руки.
— Элгор, отпусти девочку, – приказал мужчина со шрамом.
Этот самый Элгор послушался и отпустил – словно мусор выронил. Милена снова оказалась на коленях на каменном полу.
— Где Хэла? – спросил "шрам".
— Там, – робко ответил ему тихий девичий голосок.
Милена устремила к нему свой взгляд и увидела с десяток девичьих лиц. Все они смотрели на неё с интересом и сочувствием. И сочувствие это сковывало ледяным ужасом.
— Позови, – приказал шрам.
Но не успел никто из девушек и пошевелиться, а было понимание, что обращён приказ был именно к кому-то из них, как в комнате, в другой её стороне, темной и не видимой для взгляда Милены, раздалось пение. И к своему невероятному изумлению девушка узнала эту песню. С мотивом всплыло яркое воспоминание о Кольке, который лет в пятнадцать очень любил песни этой группы. Сама же Милена с необузданным энтузиазмом десятилетки горланила строчки припевов, забавляла брата и раздражала родителей, но, несмотря ни на что, продолжала подпевать. Припев вот этой конкретной песни они с братом орали как ошалелые.
“То парень к лесу мчится, то в поле, то к ручью,
Всё поймать стремится моооооолнию”. [1]
Закрыть
Король и шут "Дурак и молния"
Песню пела женщина лет тридцати. И Милена всегда смущалась этому обращению, когда надо было окликнуть кого-то кому уже за тридцать, но нет ещё, например, пятидесяти. Понятно, что не девушка, но и женщина как-то странно звучит.
Слова песни умолкли. Её исполнительница замерла под одной из люстр, внимательно изучая зарёванную девушку, сидящую в нелепой позе на полу. Милена в изумлении уставилась на ту, что сейчас пела, и песня была кажется самым реальным из всего того, что происходило вокруг.
— Хэла? – отозвался навстречу женщине мужчина со шрамом. И Мила решила, что он всё-таки тут был самым старшим и по возрасту и по положению.
— Белую нашли? – спросила женщина, небрежно склоняя голову набок.
— Вроде.
Она вздохнула и подошла ближе, присела перед Миленой.
— Ох, очередная крошка-хорошка, – буркнула комментарий словно сама себе.
— Я знаю эту песню, – к своему изумлению выдала Мила.
— А? – нахмурилась женщина, приподнимая одну бровь. Милена напряглась – её имя Хэла?
— Я знаю эту песню, – повторила девушка еще раз.
— И откуда ты такая? – с усталостью и без интереса спросила она Милу, нахмурив густые темные брови.
— В смысле?
— Ну, песню знаешь, значит на просторах России-матушки выросла или около того… вот и спрашиваю – откуда ты?
— Питер, – выдала Мила.
— Эх, “если выпить вы хотите, то берите водки литер, это ж Питер, тётя, ну шо, берёте?” [2]
Закрыть
– проговорила ехидно Хэла. Ленинград “Ч.П.Х.”
— Боже, вы… Вы тоже из Питера?
Хэла мотнула головой не соглашаясь.
— Можно на ты. Выпить-то будешь?
— Что? – смутилась Мила.
— Ну и водку можно, – лукаво подмигнула собеседница.
Она улыбнулась и Милена увидела очаровательную кривоватую, но очень добрую улыбку – обычно такая легко располагает к себе людей. Взгляд серых, кажется, глаз был озорным. Вокруг них была слабая сетка морщинок.
— Я никогда не пила водку, – честно призналась девушка.
— Бывает, – повела головой Хэла. Потом встала и вернулась обратно с глиняной, так по крайней мере показалось, кружкой. — Держи.
Милена взяла её в руки. На дне было немного жидкости, которая по запаху напоминала водку.
— Это что?
— Вдохни и залпом пей, – кивком приказала ей женщина, ослушаться не получилось.
Мила хлебнула и поняла, что обожгла себе все внутренности, закашлялась и сжалась.
— Хэла, эй… – кто-то из мужчин, которые так никуда и не делись, видимо напрягся от реакции Милены на этот крепкий алкоголь.
— Нормально всё, достопочтенный митар, всё с вашей ведьмой хорошо будет, – ответила она и и заглянула Милене в глаза. — Откуда песню-то знаешь?
— Мой брат слушал, – отозвалась та.
— А какие ещё песни знаешь?
— Прыгну со скалы, – сама не понимая зачем стала перечислять всплывающие в голове названия песен Милена, — Кукла колдуна, Камнем по голове, Лесник, Смельчак и ветер…
— Во, сойдет, – прервала её Хэла. — Запевай.
И к своему ужасу Милена начала чеканить слова, которые видимо навсегда были в её голове:
— Я ведь не из робких,
Всё мне по плечу.
Сильный я и ловкий
Ветра проучу… [3]
Закрыть
Король и шут “Смельчак и ветер”
И Хэла ухмыльнулась, подхватила и продолжила:
— Был сильный ветер, крыши рвал
И несмотря на поздний час
В округе вряд ли кто-то спал
Стихия не на шутку разошлась…
Она пела и Милена подпевала ей совершенно по инерции. И кто-то ещё подпевал, хотя она и не видела кто.
Всё происходившее стало окончательно нереальным, безумным, словно уже не сон, а странный фильм, с нелепыми музыкальными вставками.
