Но мне почему-то не верилось, что я настолько интересная игрушка. Просто мне не повезло. Очень не повезло.
Я представила реакцию матушки на мое возвращение и зажмурилась еще сильнее. Матушка меня убьет. Она еще от дедушки с бабушкой не отошла.
— Лика, тебе не стыдно? — укоряюще спросила Далька, когда неловкое молчание затянулось.
— Нет, — коротко отрезала я, — я не понимаю, почему мне должно быть стыдно.
— Открой глаза, пожалуйста. А то человек себя каким-то чудищем чувствует.
Я протестующе помотала головой, и Далька продолжила уговоры.
— Ну что ты как маленькая! — воскликнула она, — если ты зажмурилась и не видишь проблемы, это не значит, что проблема не видит тебя! Сама так говорила!
— Лика? Я проблема, и я вас действительно вижу.
— Не запомнишь даже, — отрезала я, переходя на «ты».
— Ты ее прости, она всегда убегает, — покаянно шмыгнула носом Далька, — ее надо в угол загнать, чтобы она что-то сделала еще. Уже давно так…
— В угол? — и тут меня подхватили и переставили.
Это было неправильно, ненормально, не укладывалось не в какие рамки, и я возмущенно открыла глаза и набрала воздуха для гневной тирады.
Но тут Далька захихикала, радуясь тому, что меня подловила, а я уперлась взглядом в широкую грудь, задрала голову и наконец увидела голову этого шкафа.
Хорошая была голова, и вообще сам он был неплох.
Он выглядел как Леров ровесник. Только был повыше, еще пошире в плечах, хотя куда уж. Глаза у него были прозрачно-серые, странно знакомые, в таких ничего не прочтешь, и это было единственным, что рушило образ благородного пирата, легенды прибрежных государств, хорошего парня, спасающего девиц из рук плохих пиратов и раздающего награбленное направо и налево. Все остальное, кроме антрацитовых безумных глаз, было на месте: смугловатая кожа, темные, почти черные, волосы, спускавшиеся до плеч и чуточку вьющиеся, нос с горбинкой, белая рубашка…
Однако в моем сердце ничего не екнуло. Меня не потянуло к нему со страшной силой. Да, он мне понравился, но не больше. Было в нем что-то до боли знакомое, кого-то он мне напоминал. Но вот кого? Мало ли их, смуглых и темноволосых джоктийцев, хесчан и иже с ними, бывало во дворце? Я откинула это ощущение как неважное.
Он явно был бастардом, этот парень. Иначе он бы выглядел младше. Однако меня обрадовало не это. Государств, где у людей была смуглая кожа, было много. Но из них Вефия признавал старшим только Хегс, и то там недавно сменился старший Близнец, а вместе со сменой был отменен и обычай Обращения. А раз этот парень из Хегса, то он мог оказаться моим близким родственником, а еще он точно был бастардом, я была уверена, что матушка точно подсуетится, и…
— Хегс же, да? — спросила я, чтобы окончательно удостовериться.
— Нет, — мотнул головой парень, отступая, — Куциан из Джокты.
Я бочком-бочком попыталась выбраться из угла, чтобы скользнуть к двери, все-таки добежать до Фанти и попроситься в табор, но джоктиец преградил мне путь, поэтому пришлось вернуться обратно.
— Как это, из Джокты? У вас Веда старшая, вы не следуете обычаю Обращения, этого просто не может быть, — забормотала я быстро-быстро, потрясенно, — А у вас же Совет, вам просто некого обращать…
— Я отступник, — коротко уронил Куциан, — я чтил Вефия больше Веды. Вот меня и наказали. Это для вас обращение — логично и правильно. У нас его не практикуют, потому что оно хуже смерти.
— Но для обращения нужно, чтобы в человеке была королевская кровь…
— Основатель моего рода был бастардом. Этого оказалось достаточно.
— Но у вас же Совет…
— Он был не всегда.
— Лика, да отстань ты от человека, — вмешалась Далька, — думаешь, сам очень рад тому, что ты его поцеловала? То есть, я не это хотела сказать, я хотела сказать, что он же не хотел попадать в такое… чтобы тебе пришлось его целовать… В смысле…
— Извини, Куциан, — покорно сказала я.
Далька была права, хотя эта правота почему-то была до жути обидной. Я же не Валька — у меня ни рожи, ни кожи. Кто будет рад, что его поцеловала серая мышь, лицо которой и запомнить-то трудно? И что теперь он обязан на этой мыши жениться?
— Вообще-то рад, — ответил Дальке Куциан, и я испугалась, что сейчас он начнет говорить о своей внеземной любви или о чем-то столь же бредовом, — если бы она этого не сделала, то одна Веда знает, сколько бы мне еще пришлось бы просидеть в этой банке. Я очень благодарен тебе, Лика…
— Алка. Далька иногда меня Ликой называет, но это второе имя. Родители не смогли договориться, понимаешь…
Скрывать имя было бесполезно. Я понимала, что если мы разойдемся, то он почти наверняка узнает о двух сбежавших принцессах. Но все же я решила потянуть время.
— Странное имя для принцессы, — заметил Куциан, как-то странно усмехнувшись, — а меня можешь звать Куцем. Это для друзей и теперь вот для невесты.
Я зло прищурилась.
— Да брось! Ты же не хочешь этого, тебя же просто так своеобразно изгнали. Я попрошу своего друга, тот сделает тебе документы. Когда матушка узнает, откуда ты, я легко раскручу ее на любые отступные…
Далька предостерегающе взяла меня за руку.
— Мне не нужны отступные, я сам уйду, — огрызнулся Куциан, как-то напрягшись, — «Друга» твоего дождусь, чтобы тебя с рук на руки передать, и уйду. А то знаю я тебя, влипнешь во что-нибудь…
— С чего ты взял? — возмутилась я, — я впервые влипла в такую историю!
Далька тоже насторожилась, вопросительно разглядывая Куциана. Тот упрямо мотнул головой.
— Да по тебе видно, что впервые. В Талимании же только и делают, что бегают в предсвадебные побеги. Это ваше национальное развлечение. Принцесса бежит, народ обсуждает.
— Что за чушь ты несешь?
Он не ответил. Разговор иссяк. Возмущаться тем, что он не уходит сейчас же, было откровенно неприлично. Поэтому мы стояли друг напротив друга, как два идиота, и молчали. Я хотела было спросить, откуда он знает, что мы в Талимании, но тут влезла Далька.
— А что это за дяденька был, с которым ты разговаривала? Настоящий эльфис, да?
— Он предложил мне научиться петь. — Ответила я, лихорадочно раздумывая, как выбраться из угла, в который меня загнали. Правильная мысль в голову никак идти не хотела, а стоять было как-то неудобно.
— Неужели ты, не влипающая ни в какие подозрительные ситуации девушка, согласилась? — ехидно спросил Куциан.
— Хватит вести себя, будто мы сто лет знакомы! — огрызнулась я, — на данный момент я свободная девушка, что хочу, то и делаю. Хоть у эльфиса музыке учусь, хоть лягушек целую! Это не твое дело, Куциан, абсолютно не твое.
Я хотела было добавить, что у Фанти в руках была гитара, а, значит, он не был кем-то нанят для моего похищения и не собирался никого красть, но это прозвучало бы, как оправдание. А я перед Куцианом оправдываться не собиралась, много чести.
— А что, ты правда согласилась? — Далька уставилась на меня зелеными глазищами и в ультимативной форме добавила, — Меня тогда тоже! Я хочу посмотреть настоящий табор!
— Нет! — сказали мы с Куцианом хором. Потом Куциан добавил.
— В табор если что, пойду я, а тебя мы другу сдадим.
— Эй! — протестующе воскликнула я, — кто сказал, что я согласилась? Я отказалась, конечно. Он странный был. Куциан, а ну выпусти меня из угла!
— А ты не сбежишь?
Я набрала в грудь побольше воздуха, отвела глаза и выпалила.
— Нет, конечно, с чего ты взял?
Куциан недоверчиво покачал головой, но дорогу мне уступил. Я подошла к кровати, и тут одна подлая мыслишка оформилась окончательно.
У Куциана не было денег. У него вообще ничего не было, кроме одежды. Комнату мы с Далькой взяли одну, с одной кроватью, хоть и большой, двуспальной. Причем под залог были отданы все мои драгоценности. Вопрос, куда класть Куциана, был весьма животрепещущим.
С Лером я могла бы полежать и на одной кровати, ему я доверяла. Но доверять Куциану я была совершенно не готова, даже вариант положить его на пол казался мне очень, очень, очень опасным и рискованным.
Куциан будто прочел мои мысли.
— Не сбеги, пожалуйста. Я сейчас попрошу у хозяйки комнату, если получится, напротив. И я очень прошу, не делай глупостей. Мы договоримся с твоим другом об условиях и разойдемся полюбовно, ладно, невеста?
Я машинально кивнула.
Далька захлопала в ладоши, радуясь такому согласию, Куциан вышел из комнаты, видимо, искать хозяйку. Я дернула за шнурок, со всеми этими треволнениями мы так и не успели поужинать. Через каких-то полчаса к нам пришла Лима с подносом, презрительно фыркнула, сунула его мне, и ушла, круто развернувшись. На подносе была всякая вкуснотища: зажаренная курица, две тарелки супа, кружки с морсом…
В общем, вечерок мы с сестренкой скоротали славно, по-семейному.
И лишь когда я уже засыпала, ко мне пришли два интереснейших вопроса. Первый был прост: откуда Куциан знает наш язык?
Превращение из лягушки в человека вовсе не давало такого эффекта. Свежеиспеченного мужа, если он языка не знал, сажали за учебники. Тогда как Куциан талиманский знал, говорил на нем почти без акцента, чтобы его различить, в его речь надо было вслушиваться. У джоктиек Лимы и тетушки Хос акцент был гораздо более явственным. Значит ли это, что Куциан акцент целеустремленно искоренял?
Второй вопрос был еще своевременнее. Раз Куциан не вернулся в нашу комнату, то ему явно удалось выпросить ее у хозяйки. Чем он платил?
Однако я настолько устала за день, что заснула, так толком ничего и не обдумав.
— Слушай, а зачем это тебе вообще надо? — неслышно шелестел в ночи чей-то голос, — может, еще немножко поуговаривать просто? Понял. Молчу.
В утренней мгле от куста к кусту кралась к едальне чья-то тень. Было тихо, даже птицы еще спали. Это было то особенное время перед рассветом, когда все стремительно сереет, но солнце еще выйти не успело. Тень дошла до стены и зашипела, обстрекавшись обильно растущей там крапивой. Задрала голову.
— Я не нанимался по стенам лазить. Давай ты сейчас перестанешь бубнить, и я сделаю все как нормальные воры делают, а не как ты там в книжках читала? — спросила тень у невидимого собеседника, потом махнула рукой и отошла от стены, явно направляясь к задней двери.
Через десять минут тень вернулась обратно, осторожно придерживая на плече объемистый сверток и двигаясь как можно более плавно. Тем же путем, что и раньше, только в обратном направлении она прошла через кусты, каким-то образом сумев не шелестнуть ни травинкой, ни веточкой, и растворилась в предрассветном сумраке.
— Нет, я не видела ее.
— Что? — Лер потер переносицу, пристально разглядывая хозяйку едальни, чернявую и смуглую даму средних лет, — она точно должна была прийти сюда.
Конечно, едальня изменилась с тех лет, когда он проходил здесь с Ликой. И немало: новое крыльцо вместо полуразвалившегося старого, больше не блеяла на веревке коза, да и трава раньше была выжрана козой чуть ли не под корень, а теперь раскинулась сорняковым разнотравьем везде, где ее не вытоптали посетители. В общем, если раньше заведение было просто так себе, то теперь оно стало самой что ни на есть дырой.
Название тоже сменилось, вместе с владельцем. Теперь едальня носила оригинальное название «у тетушки Хос», а сама тетушка своим то ли хегским, то ли джоктийским видом напрягала Лера гораздо больше, чем прежний владелец, мужик разумный и прямодушный, а главное, сразу видно, свой, талиманин.
— Да кого ты ищешь, парень? Имя-то назови, а то твои приметы… — женщина поцокала языком и развела руками.
— Алку Рас, я же говорил, — Лер тяжело вздохнул, мол, вот ведь люди, не могут запомнить даже собственную постоялицу, и добавил, — с ней еще сестра была, младшая. В костюмчике. На вырост, я покупал.
— Сестра? Помню девочку, помню, была девочка, миленькая такая. А с ней…
— А с ней Алка и пришла. Алка. Рас. Девушка лет семнадцати, русая такая, в сером платье, — в который раз напомнил Лер, но, наткнувшись на задумчивый взгляд хозяйки, махнул рукой, — где мелкую поселили?
— Мелкую? В пятой комнате, второй этаж, — тут же ответила хозяйка, смерив Лера изучающим взглядом с головы до ног и, видимо, отметив фамильное сходство в виде прямого носа.
Лер кивнул.
— Спасибо.
Зря он расспрашивать с Лики начал. Только зря женщину мучил, Лику просто так запомнить было невозможно, особенно, если Лика сама того не хотела. Конечно, если бы средняя принцесса встала бы прямо перед Хос, та бы ее узнала. Не без труда, конечно, то тут вмешалась бы профессиональная память человека, который должен помнить всех своих должников наизусть. А так… Лер отлично знал, что Хос чувствовала, когда он заговорил о сестрах. Ему часто о таком докладывали подчиненные; Дальку Хос запомнила, а вот ее спутница в лучшем случае маячила в мозгу назойливой, как ночной комар, мыслью, и трудно было вспомнить, была она, не была, что говорила и кем представлялась. Лика не раз убеждала Лера, что подобное качество очень удобно. Даже не врала.
У Лики с того самого времени появилась привычка убегать, как только напугают и извиняться даже за самую маленькую просьбу. Она даже горничным не приказывала, а просила жалко и растеряно: «Простите пожалуйста, вам же не трудно будет, очень прошу, принести мне веер?» Она боролась с этим и небезуспешно, но это походило на реабилитацию крайне неудачно сломавшего руку человека. До конца он ее уже разогнуть не сможет никогда, да и мяч так же далеко, как раньше, не кинет.
Для такой, как Лика, умение прятаться — это уже скорее дар, чем наказание. И понимать это Леру было… больно.
Сам-то отделался гораздо легче, сущей мелочью. Лика, правда, всегда с этим спорила, но Лера все равно грызла совесть, и он знал, будет грызть до самой смерти.
Он мог справиться и в одиночку.
Он взял ее с собой потому, что испугался. С тех пор он не позволял себе бояться, но сделанного не воротишь. Это его вина.
А в том, что происходит сейчас, его вины еще больше.
Лер поднялся на второй этаж и постучался в указанную комнату. Никто не отозвался. Он постучался еще раз, на всякий случай повернул ручку, вдруг не заперто. Дверь действительно открылась. Лер подумал было, что надо обязательно напомнить Лике о необходимости быть осторожной и запирать двери, но тут понял, насколько нелепо эта мысль звучит.
Она не могла не запереться. Это же Лика!
С кровати поняла голову заспанная Далька.
Самое худшее Лерово подозрение оправдалось полностью, хотя и была еще призрачная надежда, что подруга просто вышла погулять. Но когда его взгляд упал на оставленное платье, эта надежда исчезла, будто бы и не было.
— Где Лика? — Спросил он у сонной Дальки.
— Лер, дай поспать, а? Завтракать пошла, наверное, — тут она окончательно осознала, где находится и вскочила с кровати, повиснув у Лера на шее, — Ура! Ле… Рел пришел! Надо познакомить тебя с Куцем, ты же поможешь мне одеться? А куда Лика подевалась, пошла к Куцу, что ли? Ты с ней не пересекся, да? Ну ничего, она сейчас придет. А еще нас в табор пригласили, замечательно же, да? Самый настоящий, эльфисский! А Куци сказал, что одну не пустит, да, прямо так и сказал. Сказал, что меня другу оставит, а сам с Ликой и эльфисом в табор… У Лики такой красивый жених, я тоже такого нацелую. Только она почему-то отказывалась, отказывалась, но мама же говорила, что стерпится-слюбится, наверное, это про это, да? И добрый еще, вот.
Я представила реакцию матушки на мое возвращение и зажмурилась еще сильнее. Матушка меня убьет. Она еще от дедушки с бабушкой не отошла.
— Лика, тебе не стыдно? — укоряюще спросила Далька, когда неловкое молчание затянулось.
— Нет, — коротко отрезала я, — я не понимаю, почему мне должно быть стыдно.
— Открой глаза, пожалуйста. А то человек себя каким-то чудищем чувствует.
Я протестующе помотала головой, и Далька продолжила уговоры.
— Ну что ты как маленькая! — воскликнула она, — если ты зажмурилась и не видишь проблемы, это не значит, что проблема не видит тебя! Сама так говорила!
— Лика? Я проблема, и я вас действительно вижу.
— Не запомнишь даже, — отрезала я, переходя на «ты».
— Ты ее прости, она всегда убегает, — покаянно шмыгнула носом Далька, — ее надо в угол загнать, чтобы она что-то сделала еще. Уже давно так…
— В угол? — и тут меня подхватили и переставили.
Это было неправильно, ненормально, не укладывалось не в какие рамки, и я возмущенно открыла глаза и набрала воздуха для гневной тирады.
Но тут Далька захихикала, радуясь тому, что меня подловила, а я уперлась взглядом в широкую грудь, задрала голову и наконец увидела голову этого шкафа.
Хорошая была голова, и вообще сам он был неплох.
Он выглядел как Леров ровесник. Только был повыше, еще пошире в плечах, хотя куда уж. Глаза у него были прозрачно-серые, странно знакомые, в таких ничего не прочтешь, и это было единственным, что рушило образ благородного пирата, легенды прибрежных государств, хорошего парня, спасающего девиц из рук плохих пиратов и раздающего награбленное направо и налево. Все остальное, кроме антрацитовых безумных глаз, было на месте: смугловатая кожа, темные, почти черные, волосы, спускавшиеся до плеч и чуточку вьющиеся, нос с горбинкой, белая рубашка…
Однако в моем сердце ничего не екнуло. Меня не потянуло к нему со страшной силой. Да, он мне понравился, но не больше. Было в нем что-то до боли знакомое, кого-то он мне напоминал. Но вот кого? Мало ли их, смуглых и темноволосых джоктийцев, хесчан и иже с ними, бывало во дворце? Я откинула это ощущение как неважное.
Он явно был бастардом, этот парень. Иначе он бы выглядел младше. Однако меня обрадовало не это. Государств, где у людей была смуглая кожа, было много. Но из них Вефия признавал старшим только Хегс, и то там недавно сменился старший Близнец, а вместе со сменой был отменен и обычай Обращения. А раз этот парень из Хегса, то он мог оказаться моим близким родственником, а еще он точно был бастардом, я была уверена, что матушка точно подсуетится, и…
— Хегс же, да? — спросила я, чтобы окончательно удостовериться.
— Нет, — мотнул головой парень, отступая, — Куциан из Джокты.
Я бочком-бочком попыталась выбраться из угла, чтобы скользнуть к двери, все-таки добежать до Фанти и попроситься в табор, но джоктиец преградил мне путь, поэтому пришлось вернуться обратно.
— Как это, из Джокты? У вас Веда старшая, вы не следуете обычаю Обращения, этого просто не может быть, — забормотала я быстро-быстро, потрясенно, — А у вас же Совет, вам просто некого обращать…
— Я отступник, — коротко уронил Куциан, — я чтил Вефия больше Веды. Вот меня и наказали. Это для вас обращение — логично и правильно. У нас его не практикуют, потому что оно хуже смерти.
— Но для обращения нужно, чтобы в человеке была королевская кровь…
— Основатель моего рода был бастардом. Этого оказалось достаточно.
— Но у вас же Совет…
— Он был не всегда.
— Лика, да отстань ты от человека, — вмешалась Далька, — думаешь, сам очень рад тому, что ты его поцеловала? То есть, я не это хотела сказать, я хотела сказать, что он же не хотел попадать в такое… чтобы тебе пришлось его целовать… В смысле…
— Извини, Куциан, — покорно сказала я.
Далька была права, хотя эта правота почему-то была до жути обидной. Я же не Валька — у меня ни рожи, ни кожи. Кто будет рад, что его поцеловала серая мышь, лицо которой и запомнить-то трудно? И что теперь он обязан на этой мыши жениться?
— Вообще-то рад, — ответил Дальке Куциан, и я испугалась, что сейчас он начнет говорить о своей внеземной любви или о чем-то столь же бредовом, — если бы она этого не сделала, то одна Веда знает, сколько бы мне еще пришлось бы просидеть в этой банке. Я очень благодарен тебе, Лика…
— Алка. Далька иногда меня Ликой называет, но это второе имя. Родители не смогли договориться, понимаешь…
Скрывать имя было бесполезно. Я понимала, что если мы разойдемся, то он почти наверняка узнает о двух сбежавших принцессах. Но все же я решила потянуть время.
— Странное имя для принцессы, — заметил Куциан, как-то странно усмехнувшись, — а меня можешь звать Куцем. Это для друзей и теперь вот для невесты.
Я зло прищурилась.
— Да брось! Ты же не хочешь этого, тебя же просто так своеобразно изгнали. Я попрошу своего друга, тот сделает тебе документы. Когда матушка узнает, откуда ты, я легко раскручу ее на любые отступные…
Далька предостерегающе взяла меня за руку.
— Мне не нужны отступные, я сам уйду, — огрызнулся Куциан, как-то напрягшись, — «Друга» твоего дождусь, чтобы тебя с рук на руки передать, и уйду. А то знаю я тебя, влипнешь во что-нибудь…
— С чего ты взял? — возмутилась я, — я впервые влипла в такую историю!
Далька тоже насторожилась, вопросительно разглядывая Куциана. Тот упрямо мотнул головой.
— Да по тебе видно, что впервые. В Талимании же только и делают, что бегают в предсвадебные побеги. Это ваше национальное развлечение. Принцесса бежит, народ обсуждает.
— Что за чушь ты несешь?
Он не ответил. Разговор иссяк. Возмущаться тем, что он не уходит сейчас же, было откровенно неприлично. Поэтому мы стояли друг напротив друга, как два идиота, и молчали. Я хотела было спросить, откуда он знает, что мы в Талимании, но тут влезла Далька.
— А что это за дяденька был, с которым ты разговаривала? Настоящий эльфис, да?
— Он предложил мне научиться петь. — Ответила я, лихорадочно раздумывая, как выбраться из угла, в который меня загнали. Правильная мысль в голову никак идти не хотела, а стоять было как-то неудобно.
— Неужели ты, не влипающая ни в какие подозрительные ситуации девушка, согласилась? — ехидно спросил Куциан.
— Хватит вести себя, будто мы сто лет знакомы! — огрызнулась я, — на данный момент я свободная девушка, что хочу, то и делаю. Хоть у эльфиса музыке учусь, хоть лягушек целую! Это не твое дело, Куциан, абсолютно не твое.
Я хотела было добавить, что у Фанти в руках была гитара, а, значит, он не был кем-то нанят для моего похищения и не собирался никого красть, но это прозвучало бы, как оправдание. А я перед Куцианом оправдываться не собиралась, много чести.
— А что, ты правда согласилась? — Далька уставилась на меня зелеными глазищами и в ультимативной форме добавила, — Меня тогда тоже! Я хочу посмотреть настоящий табор!
— Нет! — сказали мы с Куцианом хором. Потом Куциан добавил.
— В табор если что, пойду я, а тебя мы другу сдадим.
— Эй! — протестующе воскликнула я, — кто сказал, что я согласилась? Я отказалась, конечно. Он странный был. Куциан, а ну выпусти меня из угла!
— А ты не сбежишь?
Я набрала в грудь побольше воздуха, отвела глаза и выпалила.
— Нет, конечно, с чего ты взял?
Куциан недоверчиво покачал головой, но дорогу мне уступил. Я подошла к кровати, и тут одна подлая мыслишка оформилась окончательно.
У Куциана не было денег. У него вообще ничего не было, кроме одежды. Комнату мы с Далькой взяли одну, с одной кроватью, хоть и большой, двуспальной. Причем под залог были отданы все мои драгоценности. Вопрос, куда класть Куциана, был весьма животрепещущим.
С Лером я могла бы полежать и на одной кровати, ему я доверяла. Но доверять Куциану я была совершенно не готова, даже вариант положить его на пол казался мне очень, очень, очень опасным и рискованным.
Куциан будто прочел мои мысли.
— Не сбеги, пожалуйста. Я сейчас попрошу у хозяйки комнату, если получится, напротив. И я очень прошу, не делай глупостей. Мы договоримся с твоим другом об условиях и разойдемся полюбовно, ладно, невеста?
Я машинально кивнула.
Далька захлопала в ладоши, радуясь такому согласию, Куциан вышел из комнаты, видимо, искать хозяйку. Я дернула за шнурок, со всеми этими треволнениями мы так и не успели поужинать. Через каких-то полчаса к нам пришла Лима с подносом, презрительно фыркнула, сунула его мне, и ушла, круто развернувшись. На подносе была всякая вкуснотища: зажаренная курица, две тарелки супа, кружки с морсом…
В общем, вечерок мы с сестренкой скоротали славно, по-семейному.
И лишь когда я уже засыпала, ко мне пришли два интереснейших вопроса. Первый был прост: откуда Куциан знает наш язык?
Превращение из лягушки в человека вовсе не давало такого эффекта. Свежеиспеченного мужа, если он языка не знал, сажали за учебники. Тогда как Куциан талиманский знал, говорил на нем почти без акцента, чтобы его различить, в его речь надо было вслушиваться. У джоктиек Лимы и тетушки Хос акцент был гораздо более явственным. Значит ли это, что Куциан акцент целеустремленно искоренял?
Второй вопрос был еще своевременнее. Раз Куциан не вернулся в нашу комнату, то ему явно удалось выпросить ее у хозяйки. Чем он платил?
Однако я настолько устала за день, что заснула, так толком ничего и не обдумав.
Глава 4, в которой в Лере будят зверя, Лике играют на гитаре, а Далька все знает, но ничего не может понять
— Слушай, а зачем это тебе вообще надо? — неслышно шелестел в ночи чей-то голос, — может, еще немножко поуговаривать просто? Понял. Молчу.
В утренней мгле от куста к кусту кралась к едальне чья-то тень. Было тихо, даже птицы еще спали. Это было то особенное время перед рассветом, когда все стремительно сереет, но солнце еще выйти не успело. Тень дошла до стены и зашипела, обстрекавшись обильно растущей там крапивой. Задрала голову.
— Я не нанимался по стенам лазить. Давай ты сейчас перестанешь бубнить, и я сделаю все как нормальные воры делают, а не как ты там в книжках читала? — спросила тень у невидимого собеседника, потом махнула рукой и отошла от стены, явно направляясь к задней двери.
Через десять минут тень вернулась обратно, осторожно придерживая на плече объемистый сверток и двигаясь как можно более плавно. Тем же путем, что и раньше, только в обратном направлении она прошла через кусты, каким-то образом сумев не шелестнуть ни травинкой, ни веточкой, и растворилась в предрассветном сумраке.
— Нет, я не видела ее.
— Что? — Лер потер переносицу, пристально разглядывая хозяйку едальни, чернявую и смуглую даму средних лет, — она точно должна была прийти сюда.
Конечно, едальня изменилась с тех лет, когда он проходил здесь с Ликой. И немало: новое крыльцо вместо полуразвалившегося старого, больше не блеяла на веревке коза, да и трава раньше была выжрана козой чуть ли не под корень, а теперь раскинулась сорняковым разнотравьем везде, где ее не вытоптали посетители. В общем, если раньше заведение было просто так себе, то теперь оно стало самой что ни на есть дырой.
Название тоже сменилось, вместе с владельцем. Теперь едальня носила оригинальное название «у тетушки Хос», а сама тетушка своим то ли хегским, то ли джоктийским видом напрягала Лера гораздо больше, чем прежний владелец, мужик разумный и прямодушный, а главное, сразу видно, свой, талиманин.
— Да кого ты ищешь, парень? Имя-то назови, а то твои приметы… — женщина поцокала языком и развела руками.
— Алку Рас, я же говорил, — Лер тяжело вздохнул, мол, вот ведь люди, не могут запомнить даже собственную постоялицу, и добавил, — с ней еще сестра была, младшая. В костюмчике. На вырост, я покупал.
— Сестра? Помню девочку, помню, была девочка, миленькая такая. А с ней…
— А с ней Алка и пришла. Алка. Рас. Девушка лет семнадцати, русая такая, в сером платье, — в который раз напомнил Лер, но, наткнувшись на задумчивый взгляд хозяйки, махнул рукой, — где мелкую поселили?
— Мелкую? В пятой комнате, второй этаж, — тут же ответила хозяйка, смерив Лера изучающим взглядом с головы до ног и, видимо, отметив фамильное сходство в виде прямого носа.
Лер кивнул.
— Спасибо.
Зря он расспрашивать с Лики начал. Только зря женщину мучил, Лику просто так запомнить было невозможно, особенно, если Лика сама того не хотела. Конечно, если бы средняя принцесса встала бы прямо перед Хос, та бы ее узнала. Не без труда, конечно, то тут вмешалась бы профессиональная память человека, который должен помнить всех своих должников наизусть. А так… Лер отлично знал, что Хос чувствовала, когда он заговорил о сестрах. Ему часто о таком докладывали подчиненные; Дальку Хос запомнила, а вот ее спутница в лучшем случае маячила в мозгу назойливой, как ночной комар, мыслью, и трудно было вспомнить, была она, не была, что говорила и кем представлялась. Лика не раз убеждала Лера, что подобное качество очень удобно. Даже не врала.
У Лики с того самого времени появилась привычка убегать, как только напугают и извиняться даже за самую маленькую просьбу. Она даже горничным не приказывала, а просила жалко и растеряно: «Простите пожалуйста, вам же не трудно будет, очень прошу, принести мне веер?» Она боролась с этим и небезуспешно, но это походило на реабилитацию крайне неудачно сломавшего руку человека. До конца он ее уже разогнуть не сможет никогда, да и мяч так же далеко, как раньше, не кинет.
Для такой, как Лика, умение прятаться — это уже скорее дар, чем наказание. И понимать это Леру было… больно.
Сам-то отделался гораздо легче, сущей мелочью. Лика, правда, всегда с этим спорила, но Лера все равно грызла совесть, и он знал, будет грызть до самой смерти.
Он мог справиться и в одиночку.
Он взял ее с собой потому, что испугался. С тех пор он не позволял себе бояться, но сделанного не воротишь. Это его вина.
А в том, что происходит сейчас, его вины еще больше.
Лер поднялся на второй этаж и постучался в указанную комнату. Никто не отозвался. Он постучался еще раз, на всякий случай повернул ручку, вдруг не заперто. Дверь действительно открылась. Лер подумал было, что надо обязательно напомнить Лике о необходимости быть осторожной и запирать двери, но тут понял, насколько нелепо эта мысль звучит.
Она не могла не запереться. Это же Лика!
С кровати поняла голову заспанная Далька.
Самое худшее Лерово подозрение оправдалось полностью, хотя и была еще призрачная надежда, что подруга просто вышла погулять. Но когда его взгляд упал на оставленное платье, эта надежда исчезла, будто бы и не было.
— Где Лика? — Спросил он у сонной Дальки.
— Лер, дай поспать, а? Завтракать пошла, наверное, — тут она окончательно осознала, где находится и вскочила с кровати, повиснув у Лера на шее, — Ура! Ле… Рел пришел! Надо познакомить тебя с Куцем, ты же поможешь мне одеться? А куда Лика подевалась, пошла к Куцу, что ли? Ты с ней не пересекся, да? Ну ничего, она сейчас придет. А еще нас в табор пригласили, замечательно же, да? Самый настоящий, эльфисский! А Куци сказал, что одну не пустит, да, прямо так и сказал. Сказал, что меня другу оставит, а сам с Ликой и эльфисом в табор… У Лики такой красивый жених, я тоже такого нацелую. Только она почему-то отказывалась, отказывалась, но мама же говорила, что стерпится-слюбится, наверное, это про это, да? И добрый еще, вот.
