КРЕЧЕТ И ЗИМОРОДОК
…тому же, кто убьет мерзкую богопротивную тварь, будет выдано из казны Ордена Святого Георгия сто флоринов золотом, а так же будет даровано отпущение грехов. В случае смерти охотника, его семья получит компенсацию в размере десяти флоринов, а самому ему будет даровано отпущение грехов посмертно…
Глава 1
Покойники висели тут, на развилке, уже давно, обветшалые, изношенные, у одного на плече сидела крупная ворона, серьезно приглядываясь, как бы половчее клюнуть. Торопиться вороне было некуда, покойники не убегут. Хайме стоял, не в силах отвести взгляд.
- Красавцы, не правда ли? – раздался за спиной насмешливый голос.
Хайме едва не подпрыгнул от неожиданности.
- Вот мы висим на рели вшестером, плоть отпадает от костей кусками*… - сказал незнакомец.
- Почему вшестером? – удивился Хайме. - Их же четверо.
Незнакомец фыркнул, махнул рукой.
- Шел бы ты отсюда, парень, - сказал он. - Нечего на мертвых пялиться. Оставь их.
Он был уже не молод, лет так сорока или больше, невысокий – едва ли не на голову ниже Хайме, и сложен не в пример тоньше, легче, без той основательности, хоть и вполне крепко. По-старомодному длинная котта, явно видавшая лучшие времена: бледно-голубая, тонкой шерсти, густо засалена и залатана на разные лады. Зато вот ремень знатный, видать еще с тех же лучших времен: широкий, с литыми медными бляхами. К такому ремню только рыцарского меча и не доставало. Был бы меч, Хайме точно бы сказал – благородный господин, уж очень легко и непринужденно он стоял по колено в грязи, уперев кулаком в бок, небрежно придерживая другой рукой здоровенный тюк за спиной. Уж очень звонко в глазах сверкала насмешка, снизу вверх, но словно бы свысока.
Хайме нерешительно переступил с ноги на ногу, покосился на висельников, поправил на плече внушительного вида рогатину. Незнакомец следил за ним с интересом.
- Рогатина-то тебе зачем? На медведя собрался?
- На дракона, - буркнул Хайме, чувствуя, как начинают краснеть уши.
Незнакомец сухо и почти обидно рассмеялся.
- Вот с этой штукой? Ей ворон хорошо пугать.
- Не твое дело.
- Ладно, - он пожал плечами. – Значит, еще увидимся.
Повернулся, и, насвистывая, зашагал по дороге.
А Хайме еще долго стоял, не решаясь последовать за ним, и лишь дождавшись, пока фигура незнакомца скроется за поворотом, направился в Гельт.
__________
* Баллада повешенных, Франсуа Вийон.
* * *
- Следующий!
Звучный голос распорядителя королевской охоты, венатора* Иефа ван Фламме, эхом разнесся по ратуше. Хайме вздрогнул.
В ожидании своей очереди он скромно забился в угол, стараясь не привлекать лишнего внимания, и всецело посвятил себя созерцанию величественной сцены страшного суда на противоположной стене. Как и полагалось, здесь черти весело гнали грешников в бурлящее пекло. К своему удивлению, среди грешников Хайме обнаружил герцогов, кардиналов и даже самих пап в высоких тиарах. Неужели, и их тоже? Но вот поразмыслить над картиной не удалось, нужно было идти. Желающих немного и он, похоже, последний.
Хайме с надеждой огляделся. Сутулый слуга шаркая прошел мимо и скрылся за дверью. Больше никого. Пора.
Набычился изо всех сил, делая шаг вперед.
За огромным дубовым столом сидели двое. Первый – венатор Иеф, внимательно изучающий что-то в кипе бумаг, лысеющий, грузный, с блестящими капельками пота на лбу. Второй - Бенедикт де ла Гарди, гельтский приор Ордена Святого Георгия**, выглядевший на фоне венатора неправдоподобно маленьким и тощим, словно сушеная слива. Приор так же внимательно изучал цветные витражные блики на стенах и откровенно скучал, сцепив узловатые пальцы.
Хайме застыл в нерешительности.
- Имя? – потребовал венатор.
- Я известен как Черный Кречет.
Сдавленно булькнув, Иеф поднял глаза от бумаг, окинул парня придирчивым взглядом.
- Где это ты известен?
Хайме тяжело засопел, пытаясь найти слова. Так долго придумывал это имя – у каждого охотника должно быть, что-то особенное, яркое. Он придумал себе. И теперь было стыдно – на «Кречета», и уж тем более на «Черного», белобрысый и простоватый парень похож не был никак.
- Настоящее имя? – венатор презрительно скривился. – И чего вас всех в птички-то тянет, а? Чужой славы захотелось?
Хайме набрал воздуха в грудь, едва удержавшись, чтоб не зажмуриться.
- Хайме ван Мейген, экюйе, - громко сказал он.
Имя венатора заинтересовало, он склонил голову на бок, рассматривая.
- Ван Мейген? – причмокнул, словно пробуя на вкус, вопросительно поднял бровь. - Сын Хендрика?
Хайме неуклюже кивнул, вслух ответить толком не вышло.
- Я думал, его сына зовут Филипп…
- Филипп мой старший брат.
Задумчиво пошевелив подбородком, венатор достал мятую тряпочку, промокнул вспотевший лоб.
- Младший сын младшего сына, - усмехнулся он чему-то своему, - что ж, понимаю…
Хайме вот ничего толком не понимал, только чувствовал, как ноги подкашиваются. Казалось – ничего не выйдет, зря он сюда пришел. Сейчас посмеются и прогонят взашей. Откинувшись на спинку кресла, венатор внимательно рассматривал его, хмуря выцветшие брови, и вдруг весело хмыкнул.
- Так Кречет, значит? А летать умеешь?
Приор нервно вздрогнул, глянул с подозрением. Хайме так и не понял, была ли это шутка или серьезный вопрос о чем-то… странном?
- Я… я… - стиснул зубы, озираясь по сторонам.
Приор расслабился, махнул рукой, видимо опасения не подтвердились.
- Хорошо, - наконец согласился венатор. - А скажи-ка мне, Хайме, много ли драконов ты убил?
Хайме тяжело сглотнул, решаясь идти до конца.
- Много.
- А точнее? Одного? Двух? Целую дюжину?
- Это важно?
Стоило огромных усилий остаться на месте и не броситься скорее бежать из ратуши. Венатор вздохнул, покачал головой, на его лице красноречиво застыли разочарование и тоска.
- Да нет, пожалуй, нам сойдет каждый… - сказал он. - Слушай, Хайме, у тебя хоть оружие-то есть, а? Хоть какое-нибудь? Или, может, ты праведник, и дракона святым словом крыть будешь?
- Не богохульствуй, Иеф, - лениво одернул приор, морща нос. – Давай, записывай, да пойдем обедать, пора уже.
Венатор снова тяжко вздохнул, поскреб подбородок, потом взял со стола заготовленные разрешение и пропуск, вписал имя, щедро капнул сургуча и протянул приору. Тот не глядя ткнул печатью и утомленно зевнул.
- Хайме, ты хоть представляешь, куда лезешь? – напоследок поинтересовался венатор.
- Представляю.
Несколько секунд он смотрел на парня, словно раздумывая: отдавать – не отдавать?
- Ладно, держи. Может чего и выйдет… или еще передумаешь, - махнул, наконец, рукой. – Так! Кто там еще? Желающие есть?! Подходи!
Хайме порывисто выхватил бумаги и быстро зашагал к двери, желая, наконец, скрыться с глаз, а лучше провалиться сквозь землю.
- Ульрих Целем, - четко раздалось за спиной.
Хайме дернулся, крутанулся назад. У стола стоял все тот же утренний незнакомец. Венатор смотрел на него с нескрываемым интересом, а приор вдруг разом подобрался и ощетинился, словно дворовый пес.
- Ты в своем уме, – зашипел он.
- А что, у тебя уже есть приказ о моем аресте? - удивился незнакомец.
- Со дня на день…
- Вот когда настанет тот день, тогда и поговорим, - усмехнулся тот. - Записывай меня.
Он держался все с той же спокойной уверенностью, и на приора смотрел, пожалуй, не с большим почтением, чем утром на Хайме.
Венатор подался вперед.
- Ты не сможешь получить денег, Зимородок, - холодно произнес он, - даже если убьешь дракона. Тебя повесят. Или зажарят, как повезет.
- Ты во мне сомневаешься, Иеф?
Тот сощурил глаза.
- Я не сомневаюсь в Святой Церкви.
- Зря-я ты во мне сомневаешься, - Зимородок подошел ближе, оперся руками о стол и весело подмигнул приору. – Мне же будет даровано отпущение грехов. Ведь так?
Приор побледнел, кажется даже позеленел, резко осунувшись, отчего и без того худое лицо заострилось, словно у покойника.
Венатор долго смотрел Зимородку в глаза, недоверчиво хмурился, шевеля бровями, и вдруг затрясся, пытаясь сдержать смех.
- Хитер! – наконец, выдал он, утирая проступившие слезы.
- Пиши, - кивнул Зимородок.
___________
* венатор – охотник, ловчий – почетная должность при королевском дворе. От лат. venatio – «травля диких зверей»
** Орден Святого Георгия Суринского или драконоборцы – рыцарско-монашеский орден, один из старейших, учрежденный в 1048 году Карлом Отважным. С 1274 года основные силы ордена базируются на Святой земле.
* * *
Дальше Хайме не слушал. На негнущихся ногах он выскочил из ратуши под весеннее солнце, глубоко и с облегчением вздохнул. Все! Разрешение получил, теперь дело за малым… Об этом малом пока думать не хотелось. Ну его… В то, что выйдет убить дракона, верилось с трудом.
Но и отступать уже поздно.
Стайка воробьев дружно купалась в неглубокой лужице, распушив перышки, толкаясь и азартно чирикая, радуясь наступившему теплу.
В брюхе урчало, а вот в карманах звона отродясь не водилось, лишь пара медяков. Поэтому прогуливаться, наслаждаясь красотами Гельта, Хайме не собирался, лучше сразу двинуться в путь. Если уж свое брюхо не удастся набить, то хоть драконье, лишь бы поскорее.
- Эй, посторонись!
Где-то за спиной взревела труба.
Его грубо толкнули локтем в бок. Хайме охнул, закрутил головой, стараясь понять.
Из-за угла показалась безмолвная процессия монахов-доминиканцев, в надвинутых на самые носы капюшонах, так, что и лиц не разглядеть. Народ резво расступался, давая дорогу, Хайме пихали со всех сторон и он поспешил отступить подальше, к стене соседнего дома. За монахами, гулко громыхая на каждой колдобине, ехала телега запряженная двумя волами. На телеге стояла клетка. Хайме долго вглядывался, но так и не смог разобраться – человек одетый в лохматую шкуру? Зверь? Испуганно вжавшийся в самый угол...
- Вот горе-то, - сдавлено вздохнули у самого уха, тихо совсем, но Хайме услышал.
- Какое горе?
Вздохнувший дернулся, совсем не ожидая вопроса. Хайме тоже не ожидал, случайно вырвалось, уж очень интересно стало, что происходит. Тот замялся нерешительно.
- Так ведь, эта…
- А кто это? – Хайме показал на клетку.
- Это? Так ведь это… ну, оборотень значит, выходит…
Хайме испуганно перекрестился, вот, святые угодники, чего только не увидишь! Правильно Филипп говорил: лучше в город не соваться, там нечисти всякой… спаси и сохрани!
- А куда его?
Человек почесал под шапкой вихрастую макушку. Он тоже, кажется, был не местный, не городской… деревенский скорее.
- На костер, знамо дело. Куда ж еще. Эх, жалко, хороший паренек был…
- Оборотень хороший? – изумился Хайме.
Оборотней он никогда не видел, но слышал многое. Человек глянул с сомнением, поджал губы и тяжело вздохнул.
- Тильберт это, младшенький сын гуртовщика, - поведал неохотно. - Смышленый паренек был, учтивый такой… Бывало, вот, встретишь на улице, а он: «здравствуйте, дядя Йост, как поживаете?» А на дудочке как играл, заслушаешься! А так… да что он псом иногда оборачивался, так это не со зла ведь! Это он с братьями овец пас… пастушек он был… эх… овцы-то его как слушались…
Цокнул сокрушенно, покачал головой.
Хайме смотрел во все глаза, пытаясь сообразить – стоит ли верить? Нет, наверно, не стоит, оборотень, как-никак! Оборотень это у-у-у! Вон, и на костер его. На костер за зря никого не будут! На всякий случай начал бормотать про себя «Верую», так, от дурного глаза, от неприятностей…
- Мы вот тут, эта, просить ходили за мальчика, - между тем говорил человек, словно наболело, прорвалось. - Никому он плохого-то не делал, чего за зря душу губить? А? Как думаешь? Нет, говорят, бесовское отродье! Убирайтесь, говорят! Смотрите, говорят, как бы самих на костер не отправили. Что делать, так и ушли. Вона, как оно все…
Вона как.
За процессией шел маленький человечек с большим носом, в двухцветном черно-красном колпаке и дудел в трубу.
* * *
И все же, одно место Хайме не мог не навестить – Гельтский собор Святого Петра. Он был здесь однажды с братом, давным-давно, но до сих пор живо оставалось ощущения восторга и чуда открывшихся вдруг небес, ощущение света, льющегося с вышины. Столько всего случилось за последние дни – Хайме терялся вдалеке от дома, среди круговерти большого города. А молитва всегда помогала унять разбушевавшиеся чувства, успокоить разум, принести тепло и радость душе.
У низких, уходящих в глубину дверей портала, толпился народ. Хайме стащил шапку, осторожно протиснулся внутрь и замер, ожидая пока глаза немного привыкнут к полутьме после яркого апрельского солнца. На последние деньги раздобыл свечку – надо бы поставить, помолиться… Все вокруг казалось такое… такое…
Хайме робел с непривычки.
Он всегда был очень набожным, тетка Каталина приложила все усилия, чтобы воспитать мальчика в строгости и послушании. Нет, она любила его как родного! Может, потому и воспитывала. После того, как мать Хайме умерла при родах, а отец погиб где-то в далеких песках Хиджаза, тетка сжалилась и взяла бедных сироток к себе. Своих детей у Каталины все равно не было. Филиппу она позволяла делать все, что угодно и даже не бранилась почти, когда он убежал с мальчишками в город, посмотреть как там… Их, конечно, поймали по дороге, а дядя Густав тогда снял ремень и от души отлупил Филиппа по голому заду. Филипп выдержал молча, но потом жалобно всхлипывал всю ночь, а тетка Каталина всю ночь не отходила, сидела рядом и поила незадавшегося искателя приключений горячим отваром с душицей и зверобоем.
А вот Хайме долго не разрешали ходить дальше ворот. Лишь по воскресеньям, едва ли не за руку, тетка водила его в церковь, строго следила, чтобы он не забывал исповедоваться веселому и добродушному отцу Франциску, который при виде Хайме всегда хмурился и допрашивал, кажется, с особым пристрастием. Словно ожидал подвоха.
Тетка Каталина вздыхала.
- Смотри! – грозила она мальчику тонким морщинистым пальцем, по поводу и без, - а то закончишь как твой отец!
Хайме обижался и никак не мог понять - что она имеет в виду. Сама-то тетка никогда не объясняла, только страдальчески закатывала глаза и заставляла молиться во спасение заблудшей души. Хайме молился, но понять не мог. Закончить, как отец? Отец был рыцарем, сражался в Палестине, Сирии и Египте, он был героем и погиб как герой, – так говорили все! Хайме никогда не видел его, да и Хендрик, наверняка, даже не знал, что у него родился младший сын. Младший сын младшего сына…
Хайме тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Шагнул вперед… и захватило дух!
Свет наполнял собой все! Насквозь пронизывал сотни цветных витражей, разбегаясь по гладкому серому камню россыпями драгоценных бликов – рубин, изумруд, сапфир и солнечный янтарь… алтарь тонул в этом янтаре, почти осязаемом, казалось, можно подойти и потрогать свет рукой! Тонкие пучки колонн - высокие, стройные, словно корабельные сосны, устремлялись в недосягаемую высоту, теряя вершины средь облаков. Да! Казалось, над головой лишь небо! Стены обходных галерей исчезали меж поднебесных витражей, янтарь растворял их без следа. И только тонкие косточки нервюр, изогнутыми стрелами теней расчертившие своды, заставляли поверить в рукотворность этих небес.
Хайме долго стоял, не решаясь даже вздохнуть. Несмелые звуки шагов его - казались почти кощунством.
