Свейта, поклевав что-то с подноса и постояв перед рунами, вырезанными на переборке, начала зевать.
Ульф, заметив это, соскреб большую часть знаков. Оставил лишь те, что показались ему безопасными – руну наследства и женскую, знания, урожая, рассвета…
К Гьиоф, свадебной руне, он тоже не прикоснулся. Подумал, ухмыльнувшись – пусть красуется. Может, хоть она принесет ему удачу. И жена останется с ним, не устанет после нескольких лет, не поступит так, как Тюрдис…
Ульф поморщился. Сказал, повернувшись к Свейте, снова торчавшей у него за спиной:
– Сейчас отдыхай. Для человека этой ночью ты спала слишком мало. Из каюты не выходи – на драккаре полно чужих. Разве что до нужника можешь сбегать.
Свейта кивнула – и снова зевнула. Ульф, глядя на неё, вдруг вспомнил, что в одной из кают теперь спит Торгейр. То ли спит, то ли…
– Вот что – давай я сам тебя туда провожу, – бросил он. – Прямо сейчас. Так будет спокойней. Олафсон здесь. Кто его знает, может, он и впрямь что-то затеял. С этими конунгами и их сыновьями никогда нельзя быть уверенным... я тебя отведу, приведу обратно, закрою – и спи спокойно.
Она снова кивнула. Глаза у неё уже спали.
А потом Ульф стоял на палубе – и размышлял. Вдоль бортов сидели и лежали люди Торгейра, от них время от времени волнами наплывал запах, отдававший неприязнью. Гривна на груди в ответ на это стремительно теплела…
Но не жгла, так что людская неприязнь не мешала ему думать.
Может, он и впрямь плывет в ловушку?
Торгейр мог соврать про покушение. Но рассказ про запах соснового леса посреди моря, про дыру в переборке… все это очень уж напоминало пущенную в ход руну Врат.
Значит, Олафсон или видел убийцу, попавшего в его каюту именно так, как он описал – или знает о забытой нынче магии достаточно, чтобы приукрасить свою ложь нужными подробностями.
И тогда ему известно, как убили его отца. Возможно, Торгейр намеренно упомянул о том, что подозревает своих людей в измене – чтобы хозяин «Черного волка» не забыл высадить его охрану на берег, придя в бухту под Нордмарком…
Двадцать человек. Более чем достаточно, чтобы убить одного оборотня. Для простого человека достаточно и пары умелых воинов.
Ульф нахмурился. Ауг в свое время уверенно пообещала ему, что он получит невесту. Словно уже делала нечто подобное. И теперь ему частенько вспоминались старухины слова – ты получишь даже больше, чем ожидаешь…
Колдунья знала, кто может сюда попасть. Жаль, что вопросами – как, зачем и почему – задаваться теперь глупо. Ауг мертва, спросить не у кого.
Разве что у тех, кто приходил к колдунье до него и получил то же, что и он сам, мелькнуло вдруг у Ульфа. Женщину из Неистинного Мидгарда.
И Ауг могли допросить перед смертью. Инеистые йотуны говорят на человеческом наречии. Как и огненные. А если инеистый, что был в доме колдуньи, связан с кем-то из людей…
Тогда лучше сразу предположить, что Торгейр может знать о даре Свейты. Не зря же Олафсон прибежал на драккар, пока сам он был в городе. Возможно, хотел посмотреть на Свейту?
Никогда не считай себя умней человека, вспомнил вдруг Ульф одну из волчьих поговорок.
Когти вонзились в доску планширя.
Хорошо лишь одно, решил он, не спеша их вытаскивать. Как и ему, тем, кто может знать о даре его жены, озлобленная, несчастная Свейта не нужна.
Более того, она со своим даром тогда будет для них смертельно опасна. Значит, силой её никто не станет отбивать. Попытаются обмануть, увести хитростью, посулами…
Как поступил он сам.
Предположим, подумал Ульф, что все эти догадки верны.
Тогда Торгейр дождется, пока он расправится с Гудбрандом и Сигтрюгом, а потом прикончит и его. Следом придет к Свейте с печальными новостями. И утешит горюющую вдову…
И драккары Олафсона могут сейчас идти за ними следом. Если Торгейр приказал ярлу Грюдди привести корабли в определенную бухту под Нордмарком, чтобы наутро драккары были под боком, на всякий случай…
Ульф шевельнул пальцами, выдирая когти из доски. И пригладил подушечками пальцев быстро зарастающие ямки на планшире.
Умирать ради того, чтобы Торгейр потом мог утешить его вдову, он не собирался.
Но Гудбранда тоже хотелось бы послушать, подумал он.
В любом случае, все выяснится уже там, в Нордмарке. Прав он или нет. Затеял Торгейр только убийство брата и Сигтрюга – или же решил в одну ночь загрести все, что можно. Пока Свейта не знает языка, не разбирается в местных людях – управлять ею легко.
Вечером Свету разбудила рука Ульфа, скользнувшая по плечу.
И, уже просыпаясь, она услышала, как он вздохнул. Потом ощутила на щеке тепло его губ. Сонно улыбнулась, открывая глаза.
Ульф склонился над ней, пробормотал:
– Свейта…
– Торгейр, – хрипловатым со сна голосом тут же объявила Света. – Нордмарк, я – идти. Сила рун – я.
Он ткнулся ей в щеку носом, фыркнул. И негромко заявил:
– Собралась меня защищать, Свейта? Мелкая, слабая, с гладкой кожей. Да, именно тебя мне не будет хватать в крепости. Без тебя – никак!
Пальцы Ульфа уже запутались в её прядях, всклокоченных со сна. В следующее мгновенье она ощутила его губы на своей шее…
И подумала возмущенно – отвлекает.
Но руки её жили своей собственной жизнью. Света стянула с его волос кожаный ремешок, пригладила ладонями жесткие рассыпавшиеся волосы…
– Нордмарк, – все-таки выдохнула она, на последних крохах упрямства. – Я – идти.
По коже на горле скользнули клыки. Собрали складку, придавили – не больно, но как-то…
Как-то намекающее.
– А теперь представь, – разжав клыки, пробормотал Ульф, – что по этому месту сейчас прошелся чужой нож. На кое-что ты способна, Свейта. Может быть, даже на многое. Но убить тебя так же легко, как обычного человека. И да, в схватке с огненными тебя защитила руна щита. Но ты… мы с тобой даже не знаем, как это действует.
Свете на мгновенье вдруг стало уютно и тепло – вот от этого «мы с тобой».
Но тут же она подумала, что расслабляться нельзя. Это он так её бдительность усыпляет…
– Возможно, руна щита способна прикрыть тебя только от стрел огненных, – прошептал Ульф. И неторопливо лизнул впадинку над её ключицей. – То есть от того, в чем есть магия. А от клинка в руках человека уже не защитит. Или эта руна срабатывает не всегда. На свой драккар я раз в год приглашаю темных альвов – обновить водную прядь. Может, в следующий раз у тебя ничего не выйдет? Мы ничего об этом не знаем.
Он прошелся языком по впадинке над второй ключицей – а Света вдруг уперлась ладонями ему в грудь. Сказала быстро, добавив слово, которое успела запомнить, слушая Ульфа:
– Идти! Я – надо! В кирепости!
И дернулась под Ульфом, который успел перейти из сидячего положения в лежачее, придавив её всем телом.
Он шумно вздохнул, но перекатился на бок. Спросил было:
– Может, ты…
Но Света уже вскочила на ноги. В два быстрых шага добралась до сундука, на котором лежала её сумка. Выхватила оттуда то, что ей было нужно, затем вернулась.
Ульф тоже приподнялся – и сел на кровати. Смотрел он на неё скорее насмешливо, чем серьезно. Серовато-молочные пряди казались встрепанными, надо лбом опять топорщились короткие волосы.
Света, присев на корточки между раздвинутых колен Ульфа, сунула ему под нос одну из деревянных планок, содранных с рукояти ножа. Поддержала…
Ульф глянул на деревяшку, помеченную руной щита, перевел взгляд на неё. Желтые глаза блеснули.
– Нет. Я не собираюсь…
Света, не дав ему закончить фразу, сунула в ладонь Ульфа небольшой нож – тот самый, что он дал ей ещё на берегу Нордмарка. В кожаных ножнах, со шнурком. Сказала настойчиво, вспомнив те немногие слова, которые успела запомнить:
– Я – сила рун! Надо! Я – идти Нордмарк!
И медленно, демонстративно уложила деревянную планку на свою ладонь, руной к коже. Сжала кулак…
Но встать не успела – руки Ульфа скользнули по её бедрам. Сжались, заставив свести колени и удержав на месте. Нож, который она дала, со стуком упал на доски палубы.
Одно мгновенье оборотень смотрел на неё немигающим желтым взглядом, потом сказал низким, ворчливым тоном:
– Я не причиню боли своей жене – ни клыком, ни когтем, ни стальным лезвием. Я не стану испытывать, на что ты способна, швыряясь в тебя ножом или пытаясь поранить. Забудь об этом. К тому же есть и другое – возможно, нападающий должен желать причинить тебе боль. Или убить, ранить. И лишь тогда руна проснется.
Но если не попробуем – не узнаем, подумала Света.
И вдруг вспомнила о куртке.
Свейта внезапно вскинула перед ним одну ладонь – выставила её в странном жесте, словно просила подождать. Кивнула как-то многозначительно, хоть и непонятно…
И выскользнула из захвата рук Ульфа. Правда, держал он её не слишком крепко.
Назад Свейта вернулась, накинув на плечи толстую стеганую рубаху, в которой появилась в доме Ауг. Застегнула на вороте, под горлом, что-то похожее на пуговицу, сообщила, опять показав деревяшку с руной:
– Я – идти!
А следом ухватилась свободной ладонью за пустой рукав, свисавший с её плеча – в который так и не просунула руку. Потрясла им в воздухе, сказала почти с вызовом:
– Ты – драться?
В следующее мгновенье Свейта подтолкнула к нему нож, валявшийся теперь на палубе, между его расставленных ног…
И подтолкнула пальцами босой ступни. Ульф едва успел подавить порыв схватить и сжать её в ладонях. Блеснули влажно-розовым мелкие ногти – такие крохотные по сравнению с его когтями, такие человеческие.
Свейта уже топала к переборке рядом с дверью. Встала там, сжала в кулаке деревяшку, вскинула перед собой. Кивнула в сторону рукава, болтавшегося в воздухе, потребовала:
– Ульф? Да, нет? Испугавшимся?
Он фыркнул. Лениво поднял с палубы нож, вытащил из ножен, Предупредил, посмотрев на неё:
– А теперь замри. Не дергайся и не шевелись.
Свейта возбужденно кивнула. Стояла она лицом к шарику альвова огня, и глаза на свету сияли – словно зеркало лесного озера, дно которого устлано потемневшими осенними листьями…
Ульф метнул нож без особого замаха – а чего там замахиваться? Четыре шага, цель ясно видна. И тряпка, даже не тело. Не говоря уже о доспехе.
Но – не вышло. Нож отлетел, брякнул по доскам у изголовья постели. Свейта что-то восхищенно, неразборчиво выдохнула…
А Ульф нахмурился.
С одной стороны ей нужно осваивать руны. И хорошо, что руна щита снова её защитила.
Но с другой стороны, она опять начнет требовать, чтобы её взяли в Нордмарк.
Брать Свейту с собой Ульф не собирался. В крепости ему придется идти на кончиках лап, принюхиваясь ко всему – поскольку любой, кто попадется навстречу, может оказаться человеком, владеющим магией рун.
Если, конечно, такой человек действительно существует. И служит Гудбранду или Сигтрюгу.
В любом случае, все, на что он может надеяться, это быстрота, нюх и слух оборотня. А какая быстрота, когда у тебя на хвосте висит баба? И не просто баба, а жена? К тому же – Свейта. Веснушки, упрямый взгляд, слабые руки и ноги…
А ему в крепости ещё придется присматривать за Торгейром, мелькнуло у Ульфа. Может, тот и впрямь хочет от него избавиться. И сделает это уже у дверей опочивальни Гудбранда. Или подаст знак своим людям, когда выйдет из подземного хода, на обратном пути…
Ну а мечты Свейты о том, что она пригодится ему в крепости, раз уж руны в её руках оживают – обычные бредни девчонки, никогда не бывавшей в бою. Даже если он натолкнется на человека, владеющего этой магией, толку от неё будет мало. А вот погибнуть Свейта может запросто. Это все равно что отправить сопливого юнца, впервые взявшегося за меч, на поединок с человеком, уже дравшимся не в одной битве. Знающим, куда и как направить лезвие – в отличие от юнца...
И в это мгновенье Ульф наконец сообразил, как ему следует поступить. Так, чтобы уберечь жену от того, чем может обернуться прогулка в крепость. И от её собственных мечтаний – тоже.
– Я согласен, Свейта, – громко объявил он.
А потом постарался улыбнуться поласковее. Тем более что его клыки Свейту больше не пугали.
– Ты пойдешь со мною в Нордмарк, – пообещал Ульф. Добавил тут же, чтобы отвлечь: – А пока попробуем другую руну. Скажем…
И вот тут он задумался. Какого знака Свейта может коснуться на корабле, не рискуя его повредить?
Пожалуй, только женской руны, Бъяркан, решил Ульф. Или Беркан, как зовут её люди. Бъяркан считается ещё и знаком Великой Матери. Пусть она коснется руны, а он, если это можно так назвать, опробует её действие. Жена отвлечется и вымотается – и на завтра у неё останется меньше силенок…
Может, у него все-таки народится волчонок. Если все получится, за ним и за ней потом присмотрят. Главное, не позволять Свейте использовать руну знания, Ансус. Вдруг она открывает то, что в голове у собеседника?
Ульф вдруг замер, глядя на Свейту, все ещё ждущую у переборки, когда он назовет следующую руну для пробы.
Попробовать? Что, если получится? Главное, самому скрыть от неё свои мысли, не думать о том, что собрался сделать. Конечно, Торгейр тоже может так поступить. Но вдруг Свейта что-то поймет, оказавшись рядом с ним? Интереса к молодому и красивому сыну конунга она не проявила...
Скорее наоборот, насмешливо подумал Ульф. А если Свейта все-таки узнает, что замыслил её муж – он что-нибудь придумает.
– Хочешь мне помочь, Свейта? – уронил Ульф.
Его жена ответила быстрым кивком. Тут же пошла к постели, на ходу расстегивая пуговицу под горлом и скидывая стеганую рубаху.
– На моем драккаре сейчас находится старший сын конунга, – объявил он.
Свейта зашвырнула свою одежку на сундук, молча присела рядом.
– Мне придется разделить с ним вечернюю трапезу, – продолжил Ульф. – Чтобы показать свое уважение, и чтобы он не опасался яда в еде…. Я хотел сделать это на палубе, но могу пригласить и сюда, в каюту. Ты, как моя жена, разделишь нашу трапезу. Но не только.
Ульф встал. Подобрал с палубы кожаные ножны, сходил за ножом, валявшимся на палубе. И, вернувшись, нацарапал лезвием на ножнах руну Ансус. Пояснил, приседая на корточки возле Свейты, глядевшей на него все так же молча и внимательно:
– Это руна знания, ты должна её помнить. За столом я заведу беседу. Ты в ней участвовать не сможешь – потому что не пока не говоришь на нашем языке. И потому, что многого не знаешь. Но держи эти ножны под рукой. Так, чтобы Торгейр их не заметил. Касайся время от времени этой руны ладонью, слушай Торгейра, поглядывай на него… вдруг тебе в голову что-нибудь придет? Согласна?
Свейта торопливо кивнула. И лицо у неё стало таким…
Радостным, пристыжено подумал Ульф. Сама ведь не понимает, куда ввязывается. С другой стороны, он здесь единственный, кого она знает – и кому может хоть как-то доверять. Потому и боится за него, потому и хочет идти с ним в крепость.
Он потянулся вперед, опершись одним коленом на постель возле её бедра. Отбросил ножны, сказал, обхватывая ладонями голову Свейты – так, чтобы удобно было потом поцеловать её:
– Не знаю, как в вашем мире – а в нашем женщины могут разделять трапезу с мужчинами. Но чем меньше они говорят, тем лучше о них думают.
Ульф, заметив это, соскреб большую часть знаков. Оставил лишь те, что показались ему безопасными – руну наследства и женскую, знания, урожая, рассвета…
К Гьиоф, свадебной руне, он тоже не прикоснулся. Подумал, ухмыльнувшись – пусть красуется. Может, хоть она принесет ему удачу. И жена останется с ним, не устанет после нескольких лет, не поступит так, как Тюрдис…
Ульф поморщился. Сказал, повернувшись к Свейте, снова торчавшей у него за спиной:
– Сейчас отдыхай. Для человека этой ночью ты спала слишком мало. Из каюты не выходи – на драккаре полно чужих. Разве что до нужника можешь сбегать.
Свейта кивнула – и снова зевнула. Ульф, глядя на неё, вдруг вспомнил, что в одной из кают теперь спит Торгейр. То ли спит, то ли…
– Вот что – давай я сам тебя туда провожу, – бросил он. – Прямо сейчас. Так будет спокойней. Олафсон здесь. Кто его знает, может, он и впрямь что-то затеял. С этими конунгами и их сыновьями никогда нельзя быть уверенным... я тебя отведу, приведу обратно, закрою – и спи спокойно.
Она снова кивнула. Глаза у неё уже спали.
А потом Ульф стоял на палубе – и размышлял. Вдоль бортов сидели и лежали люди Торгейра, от них время от времени волнами наплывал запах, отдававший неприязнью. Гривна на груди в ответ на это стремительно теплела…
Но не жгла, так что людская неприязнь не мешала ему думать.
Может, он и впрямь плывет в ловушку?
Торгейр мог соврать про покушение. Но рассказ про запах соснового леса посреди моря, про дыру в переборке… все это очень уж напоминало пущенную в ход руну Врат.
Значит, Олафсон или видел убийцу, попавшего в его каюту именно так, как он описал – или знает о забытой нынче магии достаточно, чтобы приукрасить свою ложь нужными подробностями.
И тогда ему известно, как убили его отца. Возможно, Торгейр намеренно упомянул о том, что подозревает своих людей в измене – чтобы хозяин «Черного волка» не забыл высадить его охрану на берег, придя в бухту под Нордмарком…
Двадцать человек. Более чем достаточно, чтобы убить одного оборотня. Для простого человека достаточно и пары умелых воинов.
Ульф нахмурился. Ауг в свое время уверенно пообещала ему, что он получит невесту. Словно уже делала нечто подобное. И теперь ему частенько вспоминались старухины слова – ты получишь даже больше, чем ожидаешь…
Колдунья знала, кто может сюда попасть. Жаль, что вопросами – как, зачем и почему – задаваться теперь глупо. Ауг мертва, спросить не у кого.
Разве что у тех, кто приходил к колдунье до него и получил то же, что и он сам, мелькнуло вдруг у Ульфа. Женщину из Неистинного Мидгарда.
И Ауг могли допросить перед смертью. Инеистые йотуны говорят на человеческом наречии. Как и огненные. А если инеистый, что был в доме колдуньи, связан с кем-то из людей…
Тогда лучше сразу предположить, что Торгейр может знать о даре Свейты. Не зря же Олафсон прибежал на драккар, пока сам он был в городе. Возможно, хотел посмотреть на Свейту?
Никогда не считай себя умней человека, вспомнил вдруг Ульф одну из волчьих поговорок.
Когти вонзились в доску планширя.
Хорошо лишь одно, решил он, не спеша их вытаскивать. Как и ему, тем, кто может знать о даре его жены, озлобленная, несчастная Свейта не нужна.
Более того, она со своим даром тогда будет для них смертельно опасна. Значит, силой её никто не станет отбивать. Попытаются обмануть, увести хитростью, посулами…
Как поступил он сам.
Предположим, подумал Ульф, что все эти догадки верны.
Тогда Торгейр дождется, пока он расправится с Гудбрандом и Сигтрюгом, а потом прикончит и его. Следом придет к Свейте с печальными новостями. И утешит горюющую вдову…
И драккары Олафсона могут сейчас идти за ними следом. Если Торгейр приказал ярлу Грюдди привести корабли в определенную бухту под Нордмарком, чтобы наутро драккары были под боком, на всякий случай…
Ульф шевельнул пальцами, выдирая когти из доски. И пригладил подушечками пальцев быстро зарастающие ямки на планшире.
Умирать ради того, чтобы Торгейр потом мог утешить его вдову, он не собирался.
Но Гудбранда тоже хотелось бы послушать, подумал он.
В любом случае, все выяснится уже там, в Нордмарке. Прав он или нет. Затеял Торгейр только убийство брата и Сигтрюга – или же решил в одну ночь загрести все, что можно. Пока Свейта не знает языка, не разбирается в местных людях – управлять ею легко.
Вечером Свету разбудила рука Ульфа, скользнувшая по плечу.
И, уже просыпаясь, она услышала, как он вздохнул. Потом ощутила на щеке тепло его губ. Сонно улыбнулась, открывая глаза.
Ульф склонился над ней, пробормотал:
– Свейта…
– Торгейр, – хрипловатым со сна голосом тут же объявила Света. – Нордмарк, я – идти. Сила рун – я.
Он ткнулся ей в щеку носом, фыркнул. И негромко заявил:
– Собралась меня защищать, Свейта? Мелкая, слабая, с гладкой кожей. Да, именно тебя мне не будет хватать в крепости. Без тебя – никак!
Пальцы Ульфа уже запутались в её прядях, всклокоченных со сна. В следующее мгновенье она ощутила его губы на своей шее…
И подумала возмущенно – отвлекает.
Но руки её жили своей собственной жизнью. Света стянула с его волос кожаный ремешок, пригладила ладонями жесткие рассыпавшиеся волосы…
– Нордмарк, – все-таки выдохнула она, на последних крохах упрямства. – Я – идти.
По коже на горле скользнули клыки. Собрали складку, придавили – не больно, но как-то…
Как-то намекающее.
– А теперь представь, – разжав клыки, пробормотал Ульф, – что по этому месту сейчас прошелся чужой нож. На кое-что ты способна, Свейта. Может быть, даже на многое. Но убить тебя так же легко, как обычного человека. И да, в схватке с огненными тебя защитила руна щита. Но ты… мы с тобой даже не знаем, как это действует.
Свете на мгновенье вдруг стало уютно и тепло – вот от этого «мы с тобой».
Но тут же она подумала, что расслабляться нельзя. Это он так её бдительность усыпляет…
– Возможно, руна щита способна прикрыть тебя только от стрел огненных, – прошептал Ульф. И неторопливо лизнул впадинку над её ключицей. – То есть от того, в чем есть магия. А от клинка в руках человека уже не защитит. Или эта руна срабатывает не всегда. На свой драккар я раз в год приглашаю темных альвов – обновить водную прядь. Может, в следующий раз у тебя ничего не выйдет? Мы ничего об этом не знаем.
Он прошелся языком по впадинке над второй ключицей – а Света вдруг уперлась ладонями ему в грудь. Сказала быстро, добавив слово, которое успела запомнить, слушая Ульфа:
– Идти! Я – надо! В кирепости!
И дернулась под Ульфом, который успел перейти из сидячего положения в лежачее, придавив её всем телом.
Он шумно вздохнул, но перекатился на бок. Спросил было:
– Может, ты…
Но Света уже вскочила на ноги. В два быстрых шага добралась до сундука, на котором лежала её сумка. Выхватила оттуда то, что ей было нужно, затем вернулась.
Ульф тоже приподнялся – и сел на кровати. Смотрел он на неё скорее насмешливо, чем серьезно. Серовато-молочные пряди казались встрепанными, надо лбом опять топорщились короткие волосы.
Света, присев на корточки между раздвинутых колен Ульфа, сунула ему под нос одну из деревянных планок, содранных с рукояти ножа. Поддержала…
Ульф глянул на деревяшку, помеченную руной щита, перевел взгляд на неё. Желтые глаза блеснули.
– Нет. Я не собираюсь…
Света, не дав ему закончить фразу, сунула в ладонь Ульфа небольшой нож – тот самый, что он дал ей ещё на берегу Нордмарка. В кожаных ножнах, со шнурком. Сказала настойчиво, вспомнив те немногие слова, которые успела запомнить:
– Я – сила рун! Надо! Я – идти Нордмарк!
И медленно, демонстративно уложила деревянную планку на свою ладонь, руной к коже. Сжала кулак…
Но встать не успела – руки Ульфа скользнули по её бедрам. Сжались, заставив свести колени и удержав на месте. Нож, который она дала, со стуком упал на доски палубы.
Одно мгновенье оборотень смотрел на неё немигающим желтым взглядом, потом сказал низким, ворчливым тоном:
– Я не причиню боли своей жене – ни клыком, ни когтем, ни стальным лезвием. Я не стану испытывать, на что ты способна, швыряясь в тебя ножом или пытаясь поранить. Забудь об этом. К тому же есть и другое – возможно, нападающий должен желать причинить тебе боль. Или убить, ранить. И лишь тогда руна проснется.
Но если не попробуем – не узнаем, подумала Света.
И вдруг вспомнила о куртке.
Свейта внезапно вскинула перед ним одну ладонь – выставила её в странном жесте, словно просила подождать. Кивнула как-то многозначительно, хоть и непонятно…
И выскользнула из захвата рук Ульфа. Правда, держал он её не слишком крепко.
Назад Свейта вернулась, накинув на плечи толстую стеганую рубаху, в которой появилась в доме Ауг. Застегнула на вороте, под горлом, что-то похожее на пуговицу, сообщила, опять показав деревяшку с руной:
– Я – идти!
А следом ухватилась свободной ладонью за пустой рукав, свисавший с её плеча – в который так и не просунула руку. Потрясла им в воздухе, сказала почти с вызовом:
– Ты – драться?
В следующее мгновенье Свейта подтолкнула к нему нож, валявшийся теперь на палубе, между его расставленных ног…
И подтолкнула пальцами босой ступни. Ульф едва успел подавить порыв схватить и сжать её в ладонях. Блеснули влажно-розовым мелкие ногти – такие крохотные по сравнению с его когтями, такие человеческие.
Свейта уже топала к переборке рядом с дверью. Встала там, сжала в кулаке деревяшку, вскинула перед собой. Кивнула в сторону рукава, болтавшегося в воздухе, потребовала:
– Ульф? Да, нет? Испугавшимся?
Он фыркнул. Лениво поднял с палубы нож, вытащил из ножен, Предупредил, посмотрев на неё:
– А теперь замри. Не дергайся и не шевелись.
Свейта возбужденно кивнула. Стояла она лицом к шарику альвова огня, и глаза на свету сияли – словно зеркало лесного озера, дно которого устлано потемневшими осенними листьями…
Ульф метнул нож без особого замаха – а чего там замахиваться? Четыре шага, цель ясно видна. И тряпка, даже не тело. Не говоря уже о доспехе.
Но – не вышло. Нож отлетел, брякнул по доскам у изголовья постели. Свейта что-то восхищенно, неразборчиво выдохнула…
А Ульф нахмурился.
С одной стороны ей нужно осваивать руны. И хорошо, что руна щита снова её защитила.
Но с другой стороны, она опять начнет требовать, чтобы её взяли в Нордмарк.
Прода от 08.04
Брать Свейту с собой Ульф не собирался. В крепости ему придется идти на кончиках лап, принюхиваясь ко всему – поскольку любой, кто попадется навстречу, может оказаться человеком, владеющим магией рун.
Если, конечно, такой человек действительно существует. И служит Гудбранду или Сигтрюгу.
В любом случае, все, на что он может надеяться, это быстрота, нюх и слух оборотня. А какая быстрота, когда у тебя на хвосте висит баба? И не просто баба, а жена? К тому же – Свейта. Веснушки, упрямый взгляд, слабые руки и ноги…
А ему в крепости ещё придется присматривать за Торгейром, мелькнуло у Ульфа. Может, тот и впрямь хочет от него избавиться. И сделает это уже у дверей опочивальни Гудбранда. Или подаст знак своим людям, когда выйдет из подземного хода, на обратном пути…
Ну а мечты Свейты о том, что она пригодится ему в крепости, раз уж руны в её руках оживают – обычные бредни девчонки, никогда не бывавшей в бою. Даже если он натолкнется на человека, владеющего этой магией, толку от неё будет мало. А вот погибнуть Свейта может запросто. Это все равно что отправить сопливого юнца, впервые взявшегося за меч, на поединок с человеком, уже дравшимся не в одной битве. Знающим, куда и как направить лезвие – в отличие от юнца...
И в это мгновенье Ульф наконец сообразил, как ему следует поступить. Так, чтобы уберечь жену от того, чем может обернуться прогулка в крепость. И от её собственных мечтаний – тоже.
– Я согласен, Свейта, – громко объявил он.
А потом постарался улыбнуться поласковее. Тем более что его клыки Свейту больше не пугали.
– Ты пойдешь со мною в Нордмарк, – пообещал Ульф. Добавил тут же, чтобы отвлечь: – А пока попробуем другую руну. Скажем…
И вот тут он задумался. Какого знака Свейта может коснуться на корабле, не рискуя его повредить?
Пожалуй, только женской руны, Бъяркан, решил Ульф. Или Беркан, как зовут её люди. Бъяркан считается ещё и знаком Великой Матери. Пусть она коснется руны, а он, если это можно так назвать, опробует её действие. Жена отвлечется и вымотается – и на завтра у неё останется меньше силенок…
Может, у него все-таки народится волчонок. Если все получится, за ним и за ней потом присмотрят. Главное, не позволять Свейте использовать руну знания, Ансус. Вдруг она открывает то, что в голове у собеседника?
Ульф вдруг замер, глядя на Свейту, все ещё ждущую у переборки, когда он назовет следующую руну для пробы.
Попробовать? Что, если получится? Главное, самому скрыть от неё свои мысли, не думать о том, что собрался сделать. Конечно, Торгейр тоже может так поступить. Но вдруг Свейта что-то поймет, оказавшись рядом с ним? Интереса к молодому и красивому сыну конунга она не проявила...
Скорее наоборот, насмешливо подумал Ульф. А если Свейта все-таки узнает, что замыслил её муж – он что-нибудь придумает.
– Хочешь мне помочь, Свейта? – уронил Ульф.
Его жена ответила быстрым кивком. Тут же пошла к постели, на ходу расстегивая пуговицу под горлом и скидывая стеганую рубаху.
– На моем драккаре сейчас находится старший сын конунга, – объявил он.
Свейта зашвырнула свою одежку на сундук, молча присела рядом.
– Мне придется разделить с ним вечернюю трапезу, – продолжил Ульф. – Чтобы показать свое уважение, и чтобы он не опасался яда в еде…. Я хотел сделать это на палубе, но могу пригласить и сюда, в каюту. Ты, как моя жена, разделишь нашу трапезу. Но не только.
Ульф встал. Подобрал с палубы кожаные ножны, сходил за ножом, валявшимся на палубе. И, вернувшись, нацарапал лезвием на ножнах руну Ансус. Пояснил, приседая на корточки возле Свейты, глядевшей на него все так же молча и внимательно:
– Это руна знания, ты должна её помнить. За столом я заведу беседу. Ты в ней участвовать не сможешь – потому что не пока не говоришь на нашем языке. И потому, что многого не знаешь. Но держи эти ножны под рукой. Так, чтобы Торгейр их не заметил. Касайся время от времени этой руны ладонью, слушай Торгейра, поглядывай на него… вдруг тебе в голову что-нибудь придет? Согласна?
Свейта торопливо кивнула. И лицо у неё стало таким…
Радостным, пристыжено подумал Ульф. Сама ведь не понимает, куда ввязывается. С другой стороны, он здесь единственный, кого она знает – и кому может хоть как-то доверять. Потому и боится за него, потому и хочет идти с ним в крепость.
Он потянулся вперед, опершись одним коленом на постель возле её бедра. Отбросил ножны, сказал, обхватывая ладонями голову Свейты – так, чтобы удобно было потом поцеловать её:
– Не знаю, как в вашем мире – а в нашем женщины могут разделять трапезу с мужчинами. Но чем меньше они говорят, тем лучше о них думают.
