Вдовец.
Зима в этом году выдалась суровая и снежная. Снега навалило столько, что приходилось дорожки по деревне от дома к дому прокапывать. А уж вместо главной широкой улицы была наезжена кривая санная тропа. Печи топили чуть ли не по три раза на день, и всерьез опасались, что заготовленных дров может и не хватить до тепла. Так же из-за снега в лес приходилось надевать снегоступы едва ли не с первых деревьев у кромки. Тяжелые еловые ветки пригибались от пышных белых шапок. В этом месяце снег вроде поутих, зато ударили морозы. По такой погоде деревенские охотники практически перестали ходить в лес. Там сейчас и зверя не найти и самому бы не сгинуть. Среди охотников продолжал исправно наведываться в вымороженный лес только Лют.
Был он мужиком еще молодым, вдовым, и жил бирюком в окраинном доме. Хозяйство у него было приличным: большой дом, крепкий и ладный, земли вокруг хватает, баня даже была и забором все обнесено, точно он еще больше от всех огородиться желал. Лют похоронил свою жену лет пять назад, а с ней и новорожденного сына. Померла она от родильной горячки, и сына спасти не сумели, хоть и пригласил он лучшую повитуху из соседней деревни. Красивая она у него была, но слаба оказалась, вот и не справилась. Лют и раньше был нелюдимым, а уж после этого и вовсе стал одиночкой. Бывало уходил в лес на несколько дней никому ничего не говоря. Про него говорили, что зверей он понимает больше, чем людей.
Лют был хорошим охотником в деревне, да, наверное, и во всех окрестных не сыскать было следопыта лучше. Даже в такую суровую зиму как эта, он всегда приходил с добычей. Тем и жил, ведь скотину охотник не держал. Менял мясо и шкуры на крупу, соль и муку. Поначалу думали, что после траура найдет Лют себе вторую жену, как любой не старый еще мужик, но тот, казалось, вовсе об этом и не помышлял. Жил один, словно не чувствуя одиночества. Деревенские видели его изредка, когда он с добычей приходил для обмена, или что уж совсем редкость, когда он бывал на собрании у старосты.
В этот раз он снова пошел в лес, проверять капканы, которые накануне расставил. Погода стояла солнечная, но мороз пробирал до костей. Стоило только высунуться, как на ресницах и волосах тут же оседло собственное дыхание. Но Люту погода не была помехой. Он уходил в лес и в снег, и в зной, и в ливень.
Он прошел до самой кромки леса, скинул с плеч снегоступы и нацепил их на валенки. Оглянулся на деревню, что оставалась за спиной. Над каждой трубой вился легкий дымок. Холодно. Но ему отчего то так уж холодно не было. Было тихо и красиво. Он вздохнул и медленно пошел в густой лес, аккуратно отодвигая ветки, чтобы не обрушить на себя целые водопады искристого снега.
Идти надо было далеко, и потому Лют шел не спеша, экономя силы. В последнее время зверь ушел вглубь леса, что странно, ведь в морозные зимы он наоборот стремился к человеческому жилью. С каждым днем приходилось уходить все дальше и дальше. Но у Люта это не вызывало никаких проблем. Здоровье и сноровка позволяли преодолевать такие расстояния легко. Сегодня он не собирался ночевать в лесу, да и не брал ничего для ночевки. Он хотел только обойти несколько капканов и силков. А дальние оставить на потом, все равно по такой погоде ничего не испортиться. И даже, если его добычу съедят, что ж… Звери тоже хотят быть сытыми.
Лес был тих и молчалив, мороз разогнал по норам его обитателей. День был погожим, отчего у Люта даже настроение поднялось. Он шел, тихо напевая мелодию, которую часто пела Милава, когда месила тесто для хлеба. Поначалу он сильно тосковал по ней, родных, кроме нее, у него не было. Сейчас же осталась только светлая память, время стирает остроту боли. Лют никогда не чувствовал себя одиноким, даже сейчас, когда ее не стало. Он горевал по ней и сыну, но это прошло. Просто все замерло, заледенело как этот лес. Теперь ему хватало того, что у него есть: дом, лес, охота. Большего ему не надо.
Он дошел до первого капкана, тот был пуст. Железо заиндевело от холода, видать ветром раздуло то, что он присыпал сверху зубьев. Лют нагнулся и осторожно привалил пушистым снегом капкан. Поправил на дереве, которое стояло рядом, красную тряпицу –метку о ловушке.
Мужчина не расстроился и пошел дальше. До следующего было не далеко. Он знал, что в деревне его считают удачливым охотником. Сам себя он таковым не считал. Просто хорошо умел выбирать места для силков и капканов. Был внимательным и умел тихо ходить, и метко стрелять. Но и у него бывали пустые дни, когда он возвращался домой без добычи.
Лют поправил заплечный мешок. На обратном пути можно будет остановиться и передохнуть. В мешке лежало вяленое мясо и хлеб. Правда на таком морозе мясо будет дубовым, но Люту было все равно, главное утолить голод.
Уже подходя ко второму капкану, он знал, что там что-то есть. Лют всегда чувствовал добычу. Кода он подошел, то тяжко вздохнул. В ловушку попался маленький волчонок. Железные зубья перебили лапу и намертво пригвоздили щенка. Он был еще жив, но уже едва-едва. Лют даже удивился, такой маленький и такой живучий! Волчонок заметил его и тоненько заскулил-заплакал, заскреб передними лапками снег. Мужчина многое видел, но слез в голубых глазах щенка ему видеть не доводилось. У Люта неожиданно кольнуло в груди, такими необычными ему показались глаза звереныша.
- Сейчас-сейчас, - заторопился мужчина, - потерпи! Я помогу, - хотя сам понимал, что все бесполезно, лучше добить его, чтобы не мучился. Не выжить ему, слишком маленький и давно попался, кровь в ране уже замерзла. И даже если удастся его выходить, как будет добывать себе еду волк на трех лапах? И у себя не оставить. Не живут волки с людьми.
Все это Лют понимал, но все равно разжал капкан. Аккуратно вытащил лапу. Волчонок затих, больше не скулил и почти не шевелился, только на мордашке заледенели две дорожки от слез, и еле вздымалась грудь. Лют скинул мешок, рукавицы и закопался в нем, вытаскивая теплую овечью шкуру, которую всегда носил с собой на всякий случай. Он бережно положил щенка на нее и закутал. Взял его на руки, но так и остался сидеть на коленях, не чувствуя холода. Мужчина понимал, что не спасти ему щенка, до дома далеко.
Так он и сидел, держа на руках маленького волчонка, пока из-за деревьев бесшумно не вышла волчица. Он не сразу ее увидел, только почувствовал пристальный немигающий взгляд.
- Прости, я не знал…, - сам не зная почему, тихо проговорил Лют. - Я не хотел, чтобы он попался.
Лют не оправдывался, просто чувствовал, что надо что-то сказать. Волчица подошла ближе и села рядом, заглядывая в меховой сверток. Сколько они так сидели, Лют не помнил. Только печально завыла волчица, когда маленький сверток совсем затих.
Лют встал, покачнулся, но из рук свою ношу не выпустил. Он пошел за волчицей больше не чувствуя холода, не помня про оставленный мешок, рукавицы и снегоступы, про деревню за лесом и свой дом. Он помнил только свою покойную Милаву и маленький сверток, что был его сыном, который не сделал ни единого вздоха.
Зима в этом году была лютой, но отступила, как и положено, перед натиском теплых ветров и яркого весеннего солнца. Его теплые лучи растопили лед на крышах и сугробы у домов. Народ в деревне оживился. Молодые девки стали наряжаться, красуясь перед распетушившимися парнями. Бабы повытягивали из дома перины и подушки, половики и покрывала, чтобы все проветрить и освежить, выскоблили и намыли полы в домах. Весна пришла яркая, светлая, радуя солнцем и глубоким ясным небом, щебетом птиц и первоцветами на лесных опушках. Вот только в лес теперь даже не всякий охотник отваживался ходить. Недоброе стали про лес говорить, страшное даже. Слухи пошли по окрестным деревням, что объявился в лесу оборотень. Зверь невиданной силы! И будто бы глаза у него человеческие, и что, если повезет живым остаться, то можно увидеть, как он оборачивается мужиком огромным, темным, который бредет по чаще лесной по звериным тропам. Поговаривают, что задрал он уже двоих, еще трое пропали. Вот и Лют-вдовец не вернулся. Ушел еще зимой, да так верно и сгинул.
Зима в этом году выдалась суровая и снежная. Снега навалило столько, что приходилось дорожки по деревне от дома к дому прокапывать. А уж вместо главной широкой улицы была наезжена кривая санная тропа. Печи топили чуть ли не по три раза на день, и всерьез опасались, что заготовленных дров может и не хватить до тепла. Так же из-за снега в лес приходилось надевать снегоступы едва ли не с первых деревьев у кромки. Тяжелые еловые ветки пригибались от пышных белых шапок. В этом месяце снег вроде поутих, зато ударили морозы. По такой погоде деревенские охотники практически перестали ходить в лес. Там сейчас и зверя не найти и самому бы не сгинуть. Среди охотников продолжал исправно наведываться в вымороженный лес только Лют.
Был он мужиком еще молодым, вдовым, и жил бирюком в окраинном доме. Хозяйство у него было приличным: большой дом, крепкий и ладный, земли вокруг хватает, баня даже была и забором все обнесено, точно он еще больше от всех огородиться желал. Лют похоронил свою жену лет пять назад, а с ней и новорожденного сына. Померла она от родильной горячки, и сына спасти не сумели, хоть и пригласил он лучшую повитуху из соседней деревни. Красивая она у него была, но слаба оказалась, вот и не справилась. Лют и раньше был нелюдимым, а уж после этого и вовсе стал одиночкой. Бывало уходил в лес на несколько дней никому ничего не говоря. Про него говорили, что зверей он понимает больше, чем людей.
Лют был хорошим охотником в деревне, да, наверное, и во всех окрестных не сыскать было следопыта лучше. Даже в такую суровую зиму как эта, он всегда приходил с добычей. Тем и жил, ведь скотину охотник не держал. Менял мясо и шкуры на крупу, соль и муку. Поначалу думали, что после траура найдет Лют себе вторую жену, как любой не старый еще мужик, но тот, казалось, вовсе об этом и не помышлял. Жил один, словно не чувствуя одиночества. Деревенские видели его изредка, когда он с добычей приходил для обмена, или что уж совсем редкость, когда он бывал на собрании у старосты.
В этот раз он снова пошел в лес, проверять капканы, которые накануне расставил. Погода стояла солнечная, но мороз пробирал до костей. Стоило только высунуться, как на ресницах и волосах тут же оседло собственное дыхание. Но Люту погода не была помехой. Он уходил в лес и в снег, и в зной, и в ливень.
Он прошел до самой кромки леса, скинул с плеч снегоступы и нацепил их на валенки. Оглянулся на деревню, что оставалась за спиной. Над каждой трубой вился легкий дымок. Холодно. Но ему отчего то так уж холодно не было. Было тихо и красиво. Он вздохнул и медленно пошел в густой лес, аккуратно отодвигая ветки, чтобы не обрушить на себя целые водопады искристого снега.
Идти надо было далеко, и потому Лют шел не спеша, экономя силы. В последнее время зверь ушел вглубь леса, что странно, ведь в морозные зимы он наоборот стремился к человеческому жилью. С каждым днем приходилось уходить все дальше и дальше. Но у Люта это не вызывало никаких проблем. Здоровье и сноровка позволяли преодолевать такие расстояния легко. Сегодня он не собирался ночевать в лесу, да и не брал ничего для ночевки. Он хотел только обойти несколько капканов и силков. А дальние оставить на потом, все равно по такой погоде ничего не испортиться. И даже, если его добычу съедят, что ж… Звери тоже хотят быть сытыми.
Лес был тих и молчалив, мороз разогнал по норам его обитателей. День был погожим, отчего у Люта даже настроение поднялось. Он шел, тихо напевая мелодию, которую часто пела Милава, когда месила тесто для хлеба. Поначалу он сильно тосковал по ней, родных, кроме нее, у него не было. Сейчас же осталась только светлая память, время стирает остроту боли. Лют никогда не чувствовал себя одиноким, даже сейчас, когда ее не стало. Он горевал по ней и сыну, но это прошло. Просто все замерло, заледенело как этот лес. Теперь ему хватало того, что у него есть: дом, лес, охота. Большего ему не надо.
Он дошел до первого капкана, тот был пуст. Железо заиндевело от холода, видать ветром раздуло то, что он присыпал сверху зубьев. Лют нагнулся и осторожно привалил пушистым снегом капкан. Поправил на дереве, которое стояло рядом, красную тряпицу –метку о ловушке.
Мужчина не расстроился и пошел дальше. До следующего было не далеко. Он знал, что в деревне его считают удачливым охотником. Сам себя он таковым не считал. Просто хорошо умел выбирать места для силков и капканов. Был внимательным и умел тихо ходить, и метко стрелять. Но и у него бывали пустые дни, когда он возвращался домой без добычи.
Лют поправил заплечный мешок. На обратном пути можно будет остановиться и передохнуть. В мешке лежало вяленое мясо и хлеб. Правда на таком морозе мясо будет дубовым, но Люту было все равно, главное утолить голод.
Уже подходя ко второму капкану, он знал, что там что-то есть. Лют всегда чувствовал добычу. Кода он подошел, то тяжко вздохнул. В ловушку попался маленький волчонок. Железные зубья перебили лапу и намертво пригвоздили щенка. Он был еще жив, но уже едва-едва. Лют даже удивился, такой маленький и такой живучий! Волчонок заметил его и тоненько заскулил-заплакал, заскреб передними лапками снег. Мужчина многое видел, но слез в голубых глазах щенка ему видеть не доводилось. У Люта неожиданно кольнуло в груди, такими необычными ему показались глаза звереныша.
- Сейчас-сейчас, - заторопился мужчина, - потерпи! Я помогу, - хотя сам понимал, что все бесполезно, лучше добить его, чтобы не мучился. Не выжить ему, слишком маленький и давно попался, кровь в ране уже замерзла. И даже если удастся его выходить, как будет добывать себе еду волк на трех лапах? И у себя не оставить. Не живут волки с людьми.
Все это Лют понимал, но все равно разжал капкан. Аккуратно вытащил лапу. Волчонок затих, больше не скулил и почти не шевелился, только на мордашке заледенели две дорожки от слез, и еле вздымалась грудь. Лют скинул мешок, рукавицы и закопался в нем, вытаскивая теплую овечью шкуру, которую всегда носил с собой на всякий случай. Он бережно положил щенка на нее и закутал. Взял его на руки, но так и остался сидеть на коленях, не чувствуя холода. Мужчина понимал, что не спасти ему щенка, до дома далеко.
Так он и сидел, держа на руках маленького волчонка, пока из-за деревьев бесшумно не вышла волчица. Он не сразу ее увидел, только почувствовал пристальный немигающий взгляд.
- Прости, я не знал…, - сам не зная почему, тихо проговорил Лют. - Я не хотел, чтобы он попался.
Лют не оправдывался, просто чувствовал, что надо что-то сказать. Волчица подошла ближе и села рядом, заглядывая в меховой сверток. Сколько они так сидели, Лют не помнил. Только печально завыла волчица, когда маленький сверток совсем затих.
Лют встал, покачнулся, но из рук свою ношу не выпустил. Он пошел за волчицей больше не чувствуя холода, не помня про оставленный мешок, рукавицы и снегоступы, про деревню за лесом и свой дом. Он помнил только свою покойную Милаву и маленький сверток, что был его сыном, который не сделал ни единого вздоха.
Зима в этом году была лютой, но отступила, как и положено, перед натиском теплых ветров и яркого весеннего солнца. Его теплые лучи растопили лед на крышах и сугробы у домов. Народ в деревне оживился. Молодые девки стали наряжаться, красуясь перед распетушившимися парнями. Бабы повытягивали из дома перины и подушки, половики и покрывала, чтобы все проветрить и освежить, выскоблили и намыли полы в домах. Весна пришла яркая, светлая, радуя солнцем и глубоким ясным небом, щебетом птиц и первоцветами на лесных опушках. Вот только в лес теперь даже не всякий охотник отваживался ходить. Недоброе стали про лес говорить, страшное даже. Слухи пошли по окрестным деревням, что объявился в лесу оборотень. Зверь невиданной силы! И будто бы глаза у него человеческие, и что, если повезет живым остаться, то можно увидеть, как он оборачивается мужиком огромным, темным, который бредет по чаще лесной по звериным тропам. Поговаривают, что задрал он уже двоих, еще трое пропали. Вот и Лют-вдовец не вернулся. Ушел еще зимой, да так верно и сгинул.
