Я смотрю на стекло и хочу увидеть осенние слёзы, что бегут дорожками по прозрачной поверхности, потому что за окном шумит жёлто-оранжевая листва, а холодный ветер стонет в проводах и укладывает потоки дождя чуть ли не параллельно земле.
Но вместо этого, стою на смотровой площадке командирской рубки и созерцаю космическую бездну, что разинула пасть за бортом транспортного корабля. И лишь синий сгусток маячит впереди, переливаясь желейной массой и выплёвывая огненные стрелы взбесившейся лавы в свою атмосферу.
Три месяца экспедиция болтается на орбите этого дрянного карлика, поверхность которого похожа на земной океан, пригодный для жизни. И только аномальная сейсмоактивность не даёт закончить исследования и вернуться экипажу на базу межзвёздного ковчега.
Глаза устали и роговица начала «покрываться песком», но я не могу опустить ресницы ни на миг. Потому что с минуты на минуту от правого борта отделится серебристый челнок и отправится в этот неоновый океан. Будь проклят тот день, когда я решила, что мой сын будет самостоятельной личностью и я не встану на пути его выбора. Потому что сейчас готова сигануть в бездну с распростёртыми руками, только чтобы не пустить его туда, откуда он может не вернуться. Панель в переборке тихо отъехала и на мои плечи легли тёплые мужские руки, а голос мужа прозвучал лёгким укором:
— Ты никогда его не провожаешь. Для астросейсмолога это важно.
Дыхание перехватывает, и я шепчу тоже, что и всегда:
— Зато всегда встречаю. И это важнее для сына.
Челнок сверкнул металлическим корпусом и превратился в чёрную точку на ярко-синем фоне. А звенящую тоску прервал тревожный сигнал. Мужская фигура метнулась к пульту управления и провела пальцем по гладкой поверхности экрана:
— Чёрт! А раньше сообщить не могли?
— Что?
Мы оба видим сообщение с ковчега, быстро изучаем подробные расчёты и смотрим друг на друга мгновение, не больше. Метеороид движется в сторону карлика. А это значит, что челнок попадёт в самый густой поток метеоритного дождя, когда огромная глыба взорвётся.
Серо-голубой взгляд озорно прищуривается, и я понимаю, что будет дальше.
— Помнишь, четверть века назад, во время звездопада, ты загадала желание. Всегда хотел узнать, какое именно?
Я прижимаюсь к нему и украдкой смахиваю капельки с ресниц:
— Мне кажется, мы загадали тогда одно желание на двоих.
Висок опаляет горячее дыхание и ухо щекочет его шёпот:
— Мы будем вместе всегда.
Он отправляет принятое решение на базу, которое параллельно получает экипаж челнока. И пустота рубки заполняется гневным криком:
— Родители, какого чёрта? Вы не сделаете этого! Я запрещаю, слышите?
Муж хмурится и рявкает так, как привык общаться с младшими по званию, не соблюдающими субординацию:
— Капитан, Вы совсем берега попутали? Вы получили приказ изменить курс на максимум возможностей? Так исполняйте! И не смейте перечить старшему по званию!
Наши пальцы порхают над приборной панелью, задавая полётное задание и мой голос звучит ровно, будто не происходит ничего необычного:
— Сынуль, тебе не стоит так разговаривать с отцом. Это наше общее решение. И не тратьте запасы жизнеобеспечения попусту. Новый транспортник прибудет через двое суток и вернёт вас на ковчег.
— Мам, но вы не можете так поступить. — Звучит тихо, потому что сын знает, что обязан уважать наш выбор так же, как мы всегда уважали его.
Я молчу. Слова застряли в горле, но муж это понимает и продолжает сам, уже с улыбкой:
— Сын, знаешь, с тех пор, как ты отрастил бороду, я не переставал гордиться тем, что являюсь твоим отцом, но всегда стеснялся сказать лишь одно слово...
— Пап, я тоже люблю тебя. Мам, я буду вас любить всегда, вы слышите?
— Конечно слышим, родной. — Улыбаюсь я, провожая взглядом, удаляющийся синий океан, — И хочу сказать, что всегда была благодарна тебе, за то, что не струсил и родился у самой неидеальной мамашки, для которой просторы Вселенной были всегда дороже твоих памперсов.
— Кстати, про памперсы! — Смеётся муж: — Ты уж не подкачай, сын, настрогай побольше «звездолётчиков», чтобы колесо Сансары не остановилось. Обещаешь?
— Обещаю, но вы...
Тычу непослушным пальцем в дисплей и динамики замолкают, а муж ведёт меня на смотровую площадку и прижимает к себе, как тогда, четверть века назад. Взгляд останавливается на серо-голубой радужке, в которой утонула много лет назад, не пожалев ни на миг. Дыхание заволакивает лицо, и тёплые губы касаются моих ресниц.
Очертания метеороида становятся чётче. Десятки тысяч тонн космической глыбы неумолимо приближаются, и мы оба знаем, что столкновение уничтожит транспортник.
Но не нас.
Потому что метеоритный дождь не настигнет челнок, и мы продолжимся в тех, кого «настрогает» наш астросейсмолог. Он обещал.
Муж улыбается и шепчет:
— Наше желание исполнилось. Пора загадывать новое. Двое или трое?
Я смеюсь и прижимаюсь крепче:
— Пятеро, чтобы ему жизнь мёдом не казалась!
Но вместо этого, стою на смотровой площадке командирской рубки и созерцаю космическую бездну, что разинула пасть за бортом транспортного корабля. И лишь синий сгусток маячит впереди, переливаясь желейной массой и выплёвывая огненные стрелы взбесившейся лавы в свою атмосферу.
Три месяца экспедиция болтается на орбите этого дрянного карлика, поверхность которого похожа на земной океан, пригодный для жизни. И только аномальная сейсмоактивность не даёт закончить исследования и вернуться экипажу на базу межзвёздного ковчега.
Глаза устали и роговица начала «покрываться песком», но я не могу опустить ресницы ни на миг. Потому что с минуты на минуту от правого борта отделится серебристый челнок и отправится в этот неоновый океан. Будь проклят тот день, когда я решила, что мой сын будет самостоятельной личностью и я не встану на пути его выбора. Потому что сейчас готова сигануть в бездну с распростёртыми руками, только чтобы не пустить его туда, откуда он может не вернуться. Панель в переборке тихо отъехала и на мои плечи легли тёплые мужские руки, а голос мужа прозвучал лёгким укором:
— Ты никогда его не провожаешь. Для астросейсмолога это важно.
Дыхание перехватывает, и я шепчу тоже, что и всегда:
— Зато всегда встречаю. И это важнее для сына.
Челнок сверкнул металлическим корпусом и превратился в чёрную точку на ярко-синем фоне. А звенящую тоску прервал тревожный сигнал. Мужская фигура метнулась к пульту управления и провела пальцем по гладкой поверхности экрана:
— Чёрт! А раньше сообщить не могли?
— Что?
Мы оба видим сообщение с ковчега, быстро изучаем подробные расчёты и смотрим друг на друга мгновение, не больше. Метеороид движется в сторону карлика. А это значит, что челнок попадёт в самый густой поток метеоритного дождя, когда огромная глыба взорвётся.
Серо-голубой взгляд озорно прищуривается, и я понимаю, что будет дальше.
— Помнишь, четверть века назад, во время звездопада, ты загадала желание. Всегда хотел узнать, какое именно?
Я прижимаюсь к нему и украдкой смахиваю капельки с ресниц:
— Мне кажется, мы загадали тогда одно желание на двоих.
Висок опаляет горячее дыхание и ухо щекочет его шёпот:
— Мы будем вместе всегда.
Он отправляет принятое решение на базу, которое параллельно получает экипаж челнока. И пустота рубки заполняется гневным криком:
— Родители, какого чёрта? Вы не сделаете этого! Я запрещаю, слышите?
Муж хмурится и рявкает так, как привык общаться с младшими по званию, не соблюдающими субординацию:
— Капитан, Вы совсем берега попутали? Вы получили приказ изменить курс на максимум возможностей? Так исполняйте! И не смейте перечить старшему по званию!
Наши пальцы порхают над приборной панелью, задавая полётное задание и мой голос звучит ровно, будто не происходит ничего необычного:
— Сынуль, тебе не стоит так разговаривать с отцом. Это наше общее решение. И не тратьте запасы жизнеобеспечения попусту. Новый транспортник прибудет через двое суток и вернёт вас на ковчег.
— Мам, но вы не можете так поступить. — Звучит тихо, потому что сын знает, что обязан уважать наш выбор так же, как мы всегда уважали его.
Я молчу. Слова застряли в горле, но муж это понимает и продолжает сам, уже с улыбкой:
— Сын, знаешь, с тех пор, как ты отрастил бороду, я не переставал гордиться тем, что являюсь твоим отцом, но всегда стеснялся сказать лишь одно слово...
— Пап, я тоже люблю тебя. Мам, я буду вас любить всегда, вы слышите?
— Конечно слышим, родной. — Улыбаюсь я, провожая взглядом, удаляющийся синий океан, — И хочу сказать, что всегда была благодарна тебе, за то, что не струсил и родился у самой неидеальной мамашки, для которой просторы Вселенной были всегда дороже твоих памперсов.
— Кстати, про памперсы! — Смеётся муж: — Ты уж не подкачай, сын, настрогай побольше «звездолётчиков», чтобы колесо Сансары не остановилось. Обещаешь?
— Обещаю, но вы...
Тычу непослушным пальцем в дисплей и динамики замолкают, а муж ведёт меня на смотровую площадку и прижимает к себе, как тогда, четверть века назад. Взгляд останавливается на серо-голубой радужке, в которой утонула много лет назад, не пожалев ни на миг. Дыхание заволакивает лицо, и тёплые губы касаются моих ресниц.
Очертания метеороида становятся чётче. Десятки тысяч тонн космической глыбы неумолимо приближаются, и мы оба знаем, что столкновение уничтожит транспортник.
Но не нас.
Потому что метеоритный дождь не настигнет челнок, и мы продолжимся в тех, кого «настрогает» наш астросейсмолог. Он обещал.
Муж улыбается и шепчет:
— Наше желание исполнилось. Пора загадывать новое. Двое или трое?
Я смеюсь и прижимаюсь крепче:
— Пятеро, чтобы ему жизнь мёдом не казалась!
