Когда с человеком познакомишься, его всё-таки немножко жалко... До тебя все приходили и сразу к ней в брюхо прыгали. Ты не обижайся, пойми, нам тоже выжить как-то надо. Видишь, ты не сорвался, стоял смирно, учитель и попался. А он тут год уже. Так и держимся, молодняк жрут – нас не трогают. Ну, теперь и ты уже боевое крещение принял.
Володька снова похлопал меня по плечу. За этот день он отхолопал мне его кажется до синяка.
- Что происходит, никто не знает. Началось, говорят, давно. На самом верху, с новым начальником. Я тут всякие новостишки читаю, не те, которые официально, другие, по другим каналам. Там фотки всякие публиковали в то время. На фотках – офисы в грязи, в крови. Что происходило – никто не понимал. Предположений много, но до того, что тут людей жрут, - никто не догадался. Каналы с такими новостями быстро гасятся. Но потом один мужик выпустил целое расследование, он каким-то чудом камеру приделал к главному и весь день его показывал… Но, по сути ты всё это видел сегодня. Если коротко, главный людоедом и оказался, и просто повадился по кабинетам людей жрать ходить. Нет, по началу к себе вызывал, а потом, когда народу мало осталось, сам стал прогуливаться.
- Но как они могли такое допустить? Надо было дать отпор!
- Погоди ты со своим отпором. Какой там отпор? Там, знаешь, сколько платят – тебе столько и не снилось, не как нам, работягам, можно и потерпеть. Там народишко когда просёк, что можно товарищей скармливать вместо себя, там такое началось. Сам понимаешь, товарища скормил – к зарплате прибавка. Ведь как, человек всегда надеется, что его-то не коснётся, что он в сторонке постоит, посмотрит. Думали, что главный нажрётся однажды. Чёрта с два. В общем, мужик тогда этот правило вывел, который главного людоеда застримил. Правило такое: упырь не видит никого перед собой, пока не пошевелишься. В общем, как сегодня, она жрёт учителя, а ты рядом стоишь. Если не дёрнешься, тебя и не тронет никто. Главное правило – не мешай людоеду, когда он ест другого, если сам хочешь выжить.
- Но ведь, когда он доест того, другого, он за мной придёт?
- А этого никто не знает. Авось, и не придёт? Потом, они ведь тоже недолго живут. Ты ж сам справки сдавал ходил на невиданные болезни? Это для них. У них поначалу было так, что они ели всех без разбора. Многие полегли. Причем жестоко так: мышцы атрофировались и с мозгами что-то приключалось, короче говоря, глупые становились и ходить не могли. Это нам на руку. Они поэтому и сейчас нас не видят. Хотя, видят, но расплывчато. Нас замечают, когда шевелимся. И на слух реагируют. Вот с ушами у них всё в порядке. Так что лучше не шуметь. Ты мне должен, кстати, я тебя спас сегодня. Хотя не должен был останавливать, пусть бы она и тебя съела. А я остановил, ты помни это…
- А ты-то откуда всё знаешь?
- А то! – принял Володька мои слова за похвалу. – Я тут вроде как сталкер. Исследую. Ну, экстремальщик-выживальщик. Выживаю тут в лоне врага, изучаю его изнутри, так сказать.
- Подожди, на свете миллионы движущихся предметов: автобусы, машины, тележки… Что они, по-твоему, на все автобусы кидаются с зубами наперевес? Как-то нелогично…
- Да, загадка, согласен. И на собак должны кидаться. Но они едят только людей. Если б по запаху нас отличали, зачем тогда им надо наши движения улавливать, шли бы на нюх. Знаешь, мы попытались тут кое-с-кем, из другого цеха, эксперимент поставить: взяли манекен, положили на пресс и дёргаем издалека за веревку, мол, тварь заметит, кинется, тут ее и прихлопнем. Нет, не вышло. Они манекены не видят, и пресс тоже не замечают. Непонятно, как они именно людей определяют. Пробовали даже забрызгать манекен ну, этой самой, желтой водой, ну, чтоб запах был. Нет, не реагируют они. Почему, не понятно. В общем, этот Викторович, который сегодня нас покинул, он нам пытался объяснять. Что-то вроде того, как у некоторых гадов ползучих, есть такая вроде ямка на морде. И эта ямка схватывает вроде как изображение: тепловизор, одним словом. У гремучих змей так морда оборудована. Сергей Викторович даже формулу вывел. Если температура больше 36,6, наши гады ходячие, так же, как и их родственники ползучие, перехватывают изображение. Там какой-то нерв, троичный вроде, он всё это дело сразу в мозг передаёт, не просто как сигнал, а прямо картинку. Так наши гады видят силуэт. И, видать, как биолог это объяснял: температура выше, у них эта ямка на морде сразу пеленгует сигнал и в мозг шлет данные, мол, движется, силуэт двуногий, кушать подано, одним словом. Такая у них компенсация выходит за потерю зрения, эволюционный процесс, не хухры-мухры. Биолог это тоже не сразу сообразил. Всё случилось после того, как у нас на глазах старого бригадира сожрали. Тот простыл где-то. Ну, простыл и простыл. Сам понимаешь, больничных тут не любят. Поэтому, хочешь жить и работу сохранить – идёшь в цех, пока ходить можешь. Вот, старый бригадир тогда и попался. Кто ж знал тогда? Вроде и стоял он ровно, не шелохнувшись. Однако, блонда его наша раскусила. Сожрала. Тогда биолог свою гипотезу и выдвинул. А Иваныч, голова, тут же и свою формулу вывел, раз они видят силуэт, значит, если перед этими гадами на четвереньки встать или ползком, значит они не съедят. Собак-то они не жрут… Вот ведь умный мужик, а даже школу не закончил, не то, что биолог. Ну, Михалыч, нынешний бригадир, тогда вызвался попробовать. Полдня за блондой на карачках бегал, на четырёх точках, пятой кверху. И выжил. Так за такое и бригадиром стал. Делов-то куча, встал на четвереньки перед людоедом, вроде унизился, а на самом деле – человеком стал, карьеру сделал.
В общем, смешно выходит: пресмыкающиеся, вроде, - гады, а пресмыкаться, чтобы выжить, мы перед ними должны. Как говорил, Викторыч, прямохождение, которое отличает человека от животных, однажды убьёт его.
- А зачем нужны были такие сложности? Зачем под пресс? Манекен? Вот сегодня нельзя было просто схватить эту блондинку. Заломать ей руки. Связать её? Нет, я не понимаю.
- Ну, заломали бы. Но дальше-то что? А так, скормили ей биолога и дело с концом.
- Ты сам понимаешь, что именно говоришь? Скормили ей Сергея Викторовича. Вы! Нет… Мы! Мы стояли и молча наблюдали, как жрут человека… Сами-то мы люди после этого?
Володька махнул на меня рукой и отошёл. Весь вечер дома я силился найти хоть какой-нибудь ответ на вопрос: что произошло? Как это было возможно? Ради чего? Почему? Ведь для этого должна быть причина. Достаточно веская.
Полночи вертелся в кровати. И к утру я всё же смог догадаться. Единственной причиной произошедшего было только одно – Сергей Викторович представлял угрозу для всех нас. Учителей в городишке недобор, им крайне мало платят. Так что не будет руководство так запросто отпускать учителя биологии. Но почему-то Сергей Викторович оставил школу, устроился на комбинат. Возможно, какая-то дурная, грязная история с детьми? Ведь про такое не напишут, за подобное могут посадить. Видимо, о чём-то договорились, попросив его вон. Абсолютно точно, Сергей Викторович был опасен.
Да и вообще, разве только он? А Володька? А Михалыч? Иваныч? Что это за люди? Разве смогли бы люди смотреть на пожирание себе подобного? Вряд ли. Но я же смог. Нет, я не смог. Я был ошарашен. Просто ошарашен. По какой-то причине меня определили в цех с этими нелюдьми, с этими уродами. Это ошибка. Чудовищная ошибка. Я понял это. Я другой, я хороший! Они не поняли меня, эти курицы в отделе кадров. Это нужно как-то изменить. Если я останусь с ними, с теми, кто равнодушно смотрит на убийства, о боже! я стану, как они! Ведь вчера я смотрел! Я видел это! И не сошёл с ума! А должен был! Нет, вот он я, иду, абсолютно здоровый человек, улыбаюсь знакомым, словно ничего и не было. Вчера было не по себе, но быстро прошло. Это какая-то зараза, нельзя оставаться рядом с ними, срочно бежать! Бежать! Куда? В отдел кадров! Они должны всё исправить, это чудовищная ошибка, я не такой, я хороший!
«Нет-нет, - качал я головой по дороге в цех. – Это какая-то ошибка».
- Какая ошибка? – услышал голос Володьки.
- Я вслух? – переспросил его.
- Угу, - промычал товарищ.
- Володь, - тихо начал я. – Я, наверное, уволюсь или в другой отдел переведусь.
- Во даёт! – ухмыльнулся он. – А куда ты пойдёшь? В городе работы нет. А в другом цеху – то же самое, а, может, ещё и хуже. У них Иваныча-то, как у нас, нет…
- Не знаю, куда пойду. Но здесь точно не останусь. Скажи мне одно только, почему Сергей Викторович поменял работу в школе на цех?
- Да кто его знает? Конфликт какой-то с директором, кажется. Он что-то говорил, что в школе надо улучшения проводить На самом деле, он умный был мужик, какой-то грант выиграл. Так вот тот грант не ему же дали, а на школу. Директор денежки предложил поделить. А Викторыч поперёк пошёл: мол, надо кабинет биологии оборудовать, микроскопы там всякие… Не договорились они, его на вольные хлеба и отправили. При этом его же друзья на него докладные начали писать, мол, грант получил, о себе начал думать хорошо, высокомерный стал, глупости, короче, всякие. Со свету сживать, в общем…
- Ну, так это он и приврать мог, - процедил я.- Главное, я так и думал, - конфликт. Может, он к девочкам-старшеклассницам приставал? Мы ж не знаем.
- Не-е, ты что? – удивился Володька. – Викторыч - мямля, но на такое не пошёл бы.
- А почему ты так в этом уверен? Потому что он тебе рассказал? Ага, так я и поверил, бросил работу учителя, чтобы с людоедами поработать? Ага, чеши, Емеля. Набедокурил что-то он там крепко, по всему видать. А Иваныч ваш? Он ведь сиделец. Скажи, честно. На нем пробу ставить негде, ему зона – мать родная, у него на лбу написано…
- Ну, так. А что? Ты что? На Иваныча наехать хочешь? Попробуй, накажись.
- А сам ты здесь как оказался? Тоже конфликт? И тоже люди плохие по жизни попались? Да? - я подходил всё ближе к Володьке.
Тот оторопело пятился:
- Ты чего? Да чего ты?
- Ничего, - резко ответил я. – Я сюда по ошибке попал, вот чего. У меня никаких конфликтов не было. Меня наказывать не за что. Я в тюрьме не сидел, старшеклассниц не щупал, я просто остался без работы.
- Так никто ж не щупал, да и я просто уволился, говорил же: интересно выживать в экстремальных условиях…
Он что-то ещё кричал мне в спину, но я уже не слышал его, потому что решительно шагал к лифту, чтобы попасть в отдел кадров, на третий этаж.
У меня не было ясного понимания, чтО именно нужно делать. Ясно было одно – пора срочно что-то менять. Нужно доказать, что я не такой, как эти в цеху с беззубым Иванычем, я не представляю опасности, я человек. Меня не за что наказывать, я ни в чём не провинился. Меня не стоит бояться. Я не опасен. Я хороший!
За раздумьями потерял всякую осторожность – прыгнул в открытый лифт, даже не посмотрел, кто там внутри. А там – наша большеротая. В голове быстро промелькнули слова Володьки: «Чтобы выжить, надо стать пресмыкающимся». Быстро упал на колени, для достоверности даже высунул язык и стал резко, по-собачьи, дышать. Ведь собак они не едят. Так и доехали. Пока не доказано, что я достоин жить, побегаю на четырёх ногах.
Что именно я буду говорить в отделе кадров, не представлял. Поэтому, как только очутился перед женщинами в кабинете, тут же замолчал.
Они поняли, что что-то не так. Не каждый день грузчики на третий этаж подымаются, так высоко им лазать опасно.
- Что случилось? – спросила та, которая постарше.
Я внимательно оглядел их. Женщины были другие, не те, что принимали меня на работу. И я тут же использовал это, как шанс:
- Понимаете, тут произошла ошибка, ваши предыдущие коллеги неправильно определили меня. Я не должен был быть с теми, кто внизу. Я нормальный человек, не опасен, меня не за что убивать…
Барышни посмотрели на меня с интересом.
- А что? Разве кого-то убивают? – хихикнула молоденькая, глядя прямо на меня и облизываясь.
- А куда бы вы хотели, чтобы вас определили? – строго спросила та, что постарше.
- Не знаю, но точно не туда. Вы знаете, что происходит там, внизу?
- Расскажите же нам, что там происходит, - деланно удивилась молоденькая.
- У вас людей едят. Да, я понимаю, что эти люди – низшего сорта, они не нужны обществу, потому что могут нас всех погубить, но я …
- Что вы говорите? – молодая встала и подошла вплотную ко мне.
Я засмущался, казалось, она бесстыдно соблазняет меня.
- А вы хорошо разбираетесь в людях, - отодвинула её старшая коллега. – Вот что, молодой человек, раз вы всё поняли, может, хотите к нам, в отдел кадров? У нас как раз вчера местечко освободилось.
- Да, конечно, я так рад! Так рад, что вы поняли, что произошла чудовищная ошибка, ведь я хороший, добрый, ответственный, я так рад! Я знал, что вы поймёте! Мне не место с этими, внизу.
Молодая обхватила меня руками за шею. Я вежливо отстранился. Она захохотала, продолжая глазеть и облизываться.
Старшая встала между нами.
- Извините её, она новенькая. Ещё не привыкла. Так что? Вы считаете, что с теми, кто внизу поступают правильно?
- Нет, ну да! Но нет! Вы знаете… Да, но, возможно, слишком сурово! Их стоит наказывать! Да, вероятно, этот учитель, я всё понял, он поступил отвратительно, гадко поступил. Но, может, он не заслуживает такой кары? Но, вы знаете, к чёрту сентиментальности, наверное, с ними так и надо!
- Вот и хорошо. Я тоже вижу, что вы не такой.
Я наконец-то расслабился. Признаться, готовился к тому, что долго придётся убеждать и доказывать. А тут так повезло: попался опытный кадровик, видит людей насквозь.
- Да, спасибо, но объясните мне, почему? Почему их держат здесь, без всякой охраны. Это монстры, а не люди. Вчера они спокойно смотрели на то, как убивают им подобного. Молча! А потом, знаете, они смеялись!
- Какой кошмар, - фыркнула работница. – Итак, что же вы решили?
- Я решил, что дольше не смогу там находиться. Я хочу жить и работать, а не…
- Я поняла вас. Но, и вы поймите меня, если вы хотите с нами сотрудничать, вам необходимо… Как бы это сказать…
Я молчал. Ждал.
- Чёрт возьми, да я на всё готов!
- Вот и славно. Но работа у нас тяжёлая. На нее уходит много здоровья.
- Я готов…
- Очень много здоровья… И, потом, не каждый нам подойдёт. Надо пройти испытание…
- Испытательный срок? Конечно, я готов.
- Нет-нет, не срок, а испытание. Придётся сделать то, что вам предстоит делать и дальше. Наказывать, как вы выразились, их, тех, кто внизу… Может быть, у вас есть уже на примете кандидат?
- В каком смысле?
- Ну, вы же всё поняли. Кандидат, которого пора наказать…
- Я ж не знаю, за что? Не знаю, как они сюда попали? Возможно, у вас есть их личные карточки. Вероятно, там, в их личных делах, описана их вина перед обществом?..
- Ну, до личных дел мы ещё доберёмся, а пока, может быть, вы знаете того, кто представляет угрозу для таких, как мы с вами? Для нас?
- Володька! – выкрикнул я после некоторого раздумья. – Он очень опасен, он уже слишком много знает про вас… Про нас… Он изучает вас, то есть нас, изнутри, понимаете, изучает? Он считает нас врагами?
- Ну, вот и славно. Тогда до завтра, - почти весело сказала она.
- Подождите, что? Мне завтра приходить к вам? Сюда? В цех не надо?
- Не надо. Прямо сюда. Вот и место для вас свободно. До завтра!
Володька снова похлопал меня по плечу. За этот день он отхолопал мне его кажется до синяка.
- Что происходит, никто не знает. Началось, говорят, давно. На самом верху, с новым начальником. Я тут всякие новостишки читаю, не те, которые официально, другие, по другим каналам. Там фотки всякие публиковали в то время. На фотках – офисы в грязи, в крови. Что происходило – никто не понимал. Предположений много, но до того, что тут людей жрут, - никто не догадался. Каналы с такими новостями быстро гасятся. Но потом один мужик выпустил целое расследование, он каким-то чудом камеру приделал к главному и весь день его показывал… Но, по сути ты всё это видел сегодня. Если коротко, главный людоедом и оказался, и просто повадился по кабинетам людей жрать ходить. Нет, по началу к себе вызывал, а потом, когда народу мало осталось, сам стал прогуливаться.
- Но как они могли такое допустить? Надо было дать отпор!
- Погоди ты со своим отпором. Какой там отпор? Там, знаешь, сколько платят – тебе столько и не снилось, не как нам, работягам, можно и потерпеть. Там народишко когда просёк, что можно товарищей скармливать вместо себя, там такое началось. Сам понимаешь, товарища скормил – к зарплате прибавка. Ведь как, человек всегда надеется, что его-то не коснётся, что он в сторонке постоит, посмотрит. Думали, что главный нажрётся однажды. Чёрта с два. В общем, мужик тогда этот правило вывел, который главного людоеда застримил. Правило такое: упырь не видит никого перед собой, пока не пошевелишься. В общем, как сегодня, она жрёт учителя, а ты рядом стоишь. Если не дёрнешься, тебя и не тронет никто. Главное правило – не мешай людоеду, когда он ест другого, если сам хочешь выжить.
- Но ведь, когда он доест того, другого, он за мной придёт?
- А этого никто не знает. Авось, и не придёт? Потом, они ведь тоже недолго живут. Ты ж сам справки сдавал ходил на невиданные болезни? Это для них. У них поначалу было так, что они ели всех без разбора. Многие полегли. Причем жестоко так: мышцы атрофировались и с мозгами что-то приключалось, короче говоря, глупые становились и ходить не могли. Это нам на руку. Они поэтому и сейчас нас не видят. Хотя, видят, но расплывчато. Нас замечают, когда шевелимся. И на слух реагируют. Вот с ушами у них всё в порядке. Так что лучше не шуметь. Ты мне должен, кстати, я тебя спас сегодня. Хотя не должен был останавливать, пусть бы она и тебя съела. А я остановил, ты помни это…
- А ты-то откуда всё знаешь?
- А то! – принял Володька мои слова за похвалу. – Я тут вроде как сталкер. Исследую. Ну, экстремальщик-выживальщик. Выживаю тут в лоне врага, изучаю его изнутри, так сказать.
- Подожди, на свете миллионы движущихся предметов: автобусы, машины, тележки… Что они, по-твоему, на все автобусы кидаются с зубами наперевес? Как-то нелогично…
- Да, загадка, согласен. И на собак должны кидаться. Но они едят только людей. Если б по запаху нас отличали, зачем тогда им надо наши движения улавливать, шли бы на нюх. Знаешь, мы попытались тут кое-с-кем, из другого цеха, эксперимент поставить: взяли манекен, положили на пресс и дёргаем издалека за веревку, мол, тварь заметит, кинется, тут ее и прихлопнем. Нет, не вышло. Они манекены не видят, и пресс тоже не замечают. Непонятно, как они именно людей определяют. Пробовали даже забрызгать манекен ну, этой самой, желтой водой, ну, чтоб запах был. Нет, не реагируют они. Почему, не понятно. В общем, этот Викторович, который сегодня нас покинул, он нам пытался объяснять. Что-то вроде того, как у некоторых гадов ползучих, есть такая вроде ямка на морде. И эта ямка схватывает вроде как изображение: тепловизор, одним словом. У гремучих змей так морда оборудована. Сергей Викторович даже формулу вывел. Если температура больше 36,6, наши гады ходячие, так же, как и их родственники ползучие, перехватывают изображение. Там какой-то нерв, троичный вроде, он всё это дело сразу в мозг передаёт, не просто как сигнал, а прямо картинку. Так наши гады видят силуэт. И, видать, как биолог это объяснял: температура выше, у них эта ямка на морде сразу пеленгует сигнал и в мозг шлет данные, мол, движется, силуэт двуногий, кушать подано, одним словом. Такая у них компенсация выходит за потерю зрения, эволюционный процесс, не хухры-мухры. Биолог это тоже не сразу сообразил. Всё случилось после того, как у нас на глазах старого бригадира сожрали. Тот простыл где-то. Ну, простыл и простыл. Сам понимаешь, больничных тут не любят. Поэтому, хочешь жить и работу сохранить – идёшь в цех, пока ходить можешь. Вот, старый бригадир тогда и попался. Кто ж знал тогда? Вроде и стоял он ровно, не шелохнувшись. Однако, блонда его наша раскусила. Сожрала. Тогда биолог свою гипотезу и выдвинул. А Иваныч, голова, тут же и свою формулу вывел, раз они видят силуэт, значит, если перед этими гадами на четвереньки встать или ползком, значит они не съедят. Собак-то они не жрут… Вот ведь умный мужик, а даже школу не закончил, не то, что биолог. Ну, Михалыч, нынешний бригадир, тогда вызвался попробовать. Полдня за блондой на карачках бегал, на четырёх точках, пятой кверху. И выжил. Так за такое и бригадиром стал. Делов-то куча, встал на четвереньки перед людоедом, вроде унизился, а на самом деле – человеком стал, карьеру сделал.
В общем, смешно выходит: пресмыкающиеся, вроде, - гады, а пресмыкаться, чтобы выжить, мы перед ними должны. Как говорил, Викторыч, прямохождение, которое отличает человека от животных, однажды убьёт его.
- А зачем нужны были такие сложности? Зачем под пресс? Манекен? Вот сегодня нельзя было просто схватить эту блондинку. Заломать ей руки. Связать её? Нет, я не понимаю.
- Ну, заломали бы. Но дальше-то что? А так, скормили ей биолога и дело с концом.
- Ты сам понимаешь, что именно говоришь? Скормили ей Сергея Викторовича. Вы! Нет… Мы! Мы стояли и молча наблюдали, как жрут человека… Сами-то мы люди после этого?
Володька махнул на меня рукой и отошёл. Весь вечер дома я силился найти хоть какой-нибудь ответ на вопрос: что произошло? Как это было возможно? Ради чего? Почему? Ведь для этого должна быть причина. Достаточно веская.
Полночи вертелся в кровати. И к утру я всё же смог догадаться. Единственной причиной произошедшего было только одно – Сергей Викторович представлял угрозу для всех нас. Учителей в городишке недобор, им крайне мало платят. Так что не будет руководство так запросто отпускать учителя биологии. Но почему-то Сергей Викторович оставил школу, устроился на комбинат. Возможно, какая-то дурная, грязная история с детьми? Ведь про такое не напишут, за подобное могут посадить. Видимо, о чём-то договорились, попросив его вон. Абсолютно точно, Сергей Викторович был опасен.
Да и вообще, разве только он? А Володька? А Михалыч? Иваныч? Что это за люди? Разве смогли бы люди смотреть на пожирание себе подобного? Вряд ли. Но я же смог. Нет, я не смог. Я был ошарашен. Просто ошарашен. По какой-то причине меня определили в цех с этими нелюдьми, с этими уродами. Это ошибка. Чудовищная ошибка. Я понял это. Я другой, я хороший! Они не поняли меня, эти курицы в отделе кадров. Это нужно как-то изменить. Если я останусь с ними, с теми, кто равнодушно смотрит на убийства, о боже! я стану, как они! Ведь вчера я смотрел! Я видел это! И не сошёл с ума! А должен был! Нет, вот он я, иду, абсолютно здоровый человек, улыбаюсь знакомым, словно ничего и не было. Вчера было не по себе, но быстро прошло. Это какая-то зараза, нельзя оставаться рядом с ними, срочно бежать! Бежать! Куда? В отдел кадров! Они должны всё исправить, это чудовищная ошибка, я не такой, я хороший!
«Нет-нет, - качал я головой по дороге в цех. – Это какая-то ошибка».
- Какая ошибка? – услышал голос Володьки.
- Я вслух? – переспросил его.
- Угу, - промычал товарищ.
- Володь, - тихо начал я. – Я, наверное, уволюсь или в другой отдел переведусь.
- Во даёт! – ухмыльнулся он. – А куда ты пойдёшь? В городе работы нет. А в другом цеху – то же самое, а, может, ещё и хуже. У них Иваныча-то, как у нас, нет…
- Не знаю, куда пойду. Но здесь точно не останусь. Скажи мне одно только, почему Сергей Викторович поменял работу в школе на цех?
- Да кто его знает? Конфликт какой-то с директором, кажется. Он что-то говорил, что в школе надо улучшения проводить На самом деле, он умный был мужик, какой-то грант выиграл. Так вот тот грант не ему же дали, а на школу. Директор денежки предложил поделить. А Викторыч поперёк пошёл: мол, надо кабинет биологии оборудовать, микроскопы там всякие… Не договорились они, его на вольные хлеба и отправили. При этом его же друзья на него докладные начали писать, мол, грант получил, о себе начал думать хорошо, высокомерный стал, глупости, короче, всякие. Со свету сживать, в общем…
- Ну, так это он и приврать мог, - процедил я.- Главное, я так и думал, - конфликт. Может, он к девочкам-старшеклассницам приставал? Мы ж не знаем.
- Не-е, ты что? – удивился Володька. – Викторыч - мямля, но на такое не пошёл бы.
- А почему ты так в этом уверен? Потому что он тебе рассказал? Ага, так я и поверил, бросил работу учителя, чтобы с людоедами поработать? Ага, чеши, Емеля. Набедокурил что-то он там крепко, по всему видать. А Иваныч ваш? Он ведь сиделец. Скажи, честно. На нем пробу ставить негде, ему зона – мать родная, у него на лбу написано…
- Ну, так. А что? Ты что? На Иваныча наехать хочешь? Попробуй, накажись.
- А сам ты здесь как оказался? Тоже конфликт? И тоже люди плохие по жизни попались? Да? - я подходил всё ближе к Володьке.
Тот оторопело пятился:
- Ты чего? Да чего ты?
- Ничего, - резко ответил я. – Я сюда по ошибке попал, вот чего. У меня никаких конфликтов не было. Меня наказывать не за что. Я в тюрьме не сидел, старшеклассниц не щупал, я просто остался без работы.
- Так никто ж не щупал, да и я просто уволился, говорил же: интересно выживать в экстремальных условиях…
Он что-то ещё кричал мне в спину, но я уже не слышал его, потому что решительно шагал к лифту, чтобы попасть в отдел кадров, на третий этаж.
У меня не было ясного понимания, чтО именно нужно делать. Ясно было одно – пора срочно что-то менять. Нужно доказать, что я не такой, как эти в цеху с беззубым Иванычем, я не представляю опасности, я человек. Меня не за что наказывать, я ни в чём не провинился. Меня не стоит бояться. Я не опасен. Я хороший!
За раздумьями потерял всякую осторожность – прыгнул в открытый лифт, даже не посмотрел, кто там внутри. А там – наша большеротая. В голове быстро промелькнули слова Володьки: «Чтобы выжить, надо стать пресмыкающимся». Быстро упал на колени, для достоверности даже высунул язык и стал резко, по-собачьи, дышать. Ведь собак они не едят. Так и доехали. Пока не доказано, что я достоин жить, побегаю на четырёх ногах.
Что именно я буду говорить в отделе кадров, не представлял. Поэтому, как только очутился перед женщинами в кабинете, тут же замолчал.
Они поняли, что что-то не так. Не каждый день грузчики на третий этаж подымаются, так высоко им лазать опасно.
- Что случилось? – спросила та, которая постарше.
Я внимательно оглядел их. Женщины были другие, не те, что принимали меня на работу. И я тут же использовал это, как шанс:
- Понимаете, тут произошла ошибка, ваши предыдущие коллеги неправильно определили меня. Я не должен был быть с теми, кто внизу. Я нормальный человек, не опасен, меня не за что убивать…
Барышни посмотрели на меня с интересом.
- А что? Разве кого-то убивают? – хихикнула молоденькая, глядя прямо на меня и облизываясь.
- А куда бы вы хотели, чтобы вас определили? – строго спросила та, что постарше.
- Не знаю, но точно не туда. Вы знаете, что происходит там, внизу?
- Расскажите же нам, что там происходит, - деланно удивилась молоденькая.
- У вас людей едят. Да, я понимаю, что эти люди – низшего сорта, они не нужны обществу, потому что могут нас всех погубить, но я …
- Что вы говорите? – молодая встала и подошла вплотную ко мне.
Я засмущался, казалось, она бесстыдно соблазняет меня.
- А вы хорошо разбираетесь в людях, - отодвинула её старшая коллега. – Вот что, молодой человек, раз вы всё поняли, может, хотите к нам, в отдел кадров? У нас как раз вчера местечко освободилось.
- Да, конечно, я так рад! Так рад, что вы поняли, что произошла чудовищная ошибка, ведь я хороший, добрый, ответственный, я так рад! Я знал, что вы поймёте! Мне не место с этими, внизу.
Молодая обхватила меня руками за шею. Я вежливо отстранился. Она захохотала, продолжая глазеть и облизываться.
Старшая встала между нами.
- Извините её, она новенькая. Ещё не привыкла. Так что? Вы считаете, что с теми, кто внизу поступают правильно?
- Нет, ну да! Но нет! Вы знаете… Да, но, возможно, слишком сурово! Их стоит наказывать! Да, вероятно, этот учитель, я всё понял, он поступил отвратительно, гадко поступил. Но, может, он не заслуживает такой кары? Но, вы знаете, к чёрту сентиментальности, наверное, с ними так и надо!
- Вот и хорошо. Я тоже вижу, что вы не такой.
Я наконец-то расслабился. Признаться, готовился к тому, что долго придётся убеждать и доказывать. А тут так повезло: попался опытный кадровик, видит людей насквозь.
- Да, спасибо, но объясните мне, почему? Почему их держат здесь, без всякой охраны. Это монстры, а не люди. Вчера они спокойно смотрели на то, как убивают им подобного. Молча! А потом, знаете, они смеялись!
- Какой кошмар, - фыркнула работница. – Итак, что же вы решили?
- Я решил, что дольше не смогу там находиться. Я хочу жить и работать, а не…
- Я поняла вас. Но, и вы поймите меня, если вы хотите с нами сотрудничать, вам необходимо… Как бы это сказать…
Я молчал. Ждал.
- Чёрт возьми, да я на всё готов!
- Вот и славно. Но работа у нас тяжёлая. На нее уходит много здоровья.
- Я готов…
- Очень много здоровья… И, потом, не каждый нам подойдёт. Надо пройти испытание…
- Испытательный срок? Конечно, я готов.
- Нет-нет, не срок, а испытание. Придётся сделать то, что вам предстоит делать и дальше. Наказывать, как вы выразились, их, тех, кто внизу… Может быть, у вас есть уже на примете кандидат?
- В каком смысле?
- Ну, вы же всё поняли. Кандидат, которого пора наказать…
- Я ж не знаю, за что? Не знаю, как они сюда попали? Возможно, у вас есть их личные карточки. Вероятно, там, в их личных делах, описана их вина перед обществом?..
- Ну, до личных дел мы ещё доберёмся, а пока, может быть, вы знаете того, кто представляет угрозу для таких, как мы с вами? Для нас?
- Володька! – выкрикнул я после некоторого раздумья. – Он очень опасен, он уже слишком много знает про вас… Про нас… Он изучает вас, то есть нас, изнутри, понимаете, изучает? Он считает нас врагами?
- Ну, вот и славно. Тогда до завтра, - почти весело сказала она.
- Подождите, что? Мне завтра приходить к вам? Сюда? В цех не надо?
- Не надо. Прямо сюда. Вот и место для вас свободно. До завтра!
