Чем дальше они ехали, тем выше и гуще становились деревья; всё чаще попадались пересекавшие дорогу звериные тропы, а сама дорога стала едва заметной стёжкой посреди травы, листьев и сухого валежника. Случись Луизе здесь путешествовать одной, пожалуй, давно заплутала бы.
Но молодой егерь, то и дело придерживая кобылу, внимательно вглядывался вперёд, находя ему одному понятные приметы дороги. Ни разу его не сбили с толку хорошо протоптанные кем-то тропинки, уводящие в заросли. Луиза порой указывала на них, но Ансельмо лишь упрямо качал головой — и опять искал взглядом путеводную стёжку, которая должна была вывести их на север провинции.
Оставалось доверять чутью этого человека, за короткое время ставшего ей другом и спутником.
Глядя на спину егеря в синей куртке, маячившую впереди, на его спутанные чёрные волосы, рассыпанные по плечам, Луиза ловила себя на мысли, что страшится расставания с этим человеком. С тех пор как Ансельмо подобрал её на лесной дороге, пролетело два месяца. Казалось бы, совсем недолгий срок. Но это была вся жизнь, которую она могла вспомнить, и эта жизнь неизменно связывалась с ним.
«Я не должна о нём думать, — в который раз сказала она себе. — Что бы там ни болтала Каталина, я ему не пара. Тем более, дома Ансельмо ждёт невеста… Его мать никогда не примет в свою семью нищую бродяжку, не умеющую вести хозяйство и не помнящую родных».
***
На второй день путешествия Ансельмо заявил о необходимости пополнить запасы провизии.
— Дальше это вудет сделать труднее. Охотиться возле деревень я вы не стал, велика вероятность нарваться на местных. Вряд ли они вудут довольны, что мы стреляем их перепелов и куропаток. Да и тевя там одну оставлять нельзя: ещё наткнёшься на каких-нивудь дурней — за лесную колдунью примут.
Луиза невольно улыбнулась: и этому заявлению, и забавному акценту своего спутника.
— Ты говоришь так, будто сам не верранец.
— О, лайо! Я хотя вы в школе учился, — отрезал Ансельмо, — и в городе, и в графском замке вывал. Разных людей видел. А эти… сидят в своей глуши и думают, что каждый чужак, который из лесу вышел, непременно ведьма или колдунь. А то и оворотень.
— Погоди, но в твоей деревне меня за колдунью не принимали.
— О, ну, так никто из них и не видел, как ты из леса вышла. Ну, то есть скажем… как я тевя нашёл.
— Хочешь сказать… Поселяне не стали бы мне помогать?.. Если бы это они меня нашли, а не ты?
— Да демон с ними… Может, и помогли вы, — неохотно проговорил Ансельмо. — Но ручаться не стану. И потом, Лесная хозяйка знала, кого теве на помощь послать.
«Лесная хозяйка...»
Луиза незаметно погладила пальцем кольцо, найденное на полу хижины.
«Это охранит тебя от опасностей в пути», — вспомнились тут же слова из сна.
Колечко было красивое: витой ободок с белой жемчужиной, на которую словно сели отдохнуть три крошечные золотистые бабочки. Когда на руку с кольцом падал солнечный луч, их крылышки блестели и переливались, и Луизе представлялось, будто они живые и вот-вот вспорхнут.
Как может защитить от опасности подобная безделушка, пусть и подаренная лесной колдуньей?
Между тем Ансельмо спешился и стал собирать в кучу ветки и валежник.
Луиза тоже слезла с лошади и, накинув поводья на куст, стала наблюдать, как егерь разжигает костёр: вот уложил ветки, вот высек искру кресалом… В очередной раз она засмотрелась на его руки.
Если бы знатность определялась формой кистей рук, то Ансельмо давно стал бы графом или каким-нибудь маркизом. Длинные пальцы, узкие ладони, — как бы красиво они смотрелись с бархатными рукавами и модным кружевом!
Она настолько ярко это представила, даже удивилась сама.
«Выходит, я и вправду из знатных, и видела такую одежду раньше в подробностях?.. Или, быть может, я служила камеристкой в какой-то богатой семье? Но как, в таком случае, я попала в лес?»
От таких мыслей неизбежно начинала болеть голова, поэтому Луиза поспешила отвлечься разговором с Ансельмо.
— Мы сделаем привал? — спросила она, просто желая вновь услышать его голос.
Её немало забавлял выговор егеря: замена «б» на «в», и мягкое «н» на конце слова даже там, где его быть не должно. На самом деле, так говорили в этой местности многие, но именно голос Ансельмо, мягкий, чуть музыкально-протяжный, нравился Луизе больше всего.
О том, на каком диалекте говорит она сама, сейчас не хотелось думать: это привело бы к новой попытке вспомнить прошлое.
— Пока нет, — отозвался егерь; по-прежнему сидя на корточках, он глядел теперь на неё снизу вверх. Тёмные спутанные волосы лезли ему в глаза, и он отвёл их ладонью. — Сейчас вот пойду, подстрелю какую-нивудь дичь. Такую, чтовы хватило на ужинь и немного на завтра.
Огонь под его руками весело лизал сучья и ветки.
Ансельмо поднялся, отряхнул штаны на коленях от сора. И выпрямившись, вновь посмотрел внимательно ей в глаза.
— Сможешь остаться одна? Я ненадолго, овещаю.
Луиза отвела взгляд и, присев возле костра, сделала вид, что подбрасывает в него мелкие веточки.
— Хорошо, иди, — выговорила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я побуду здесь.
***
На самом деле ей было страшновато оставаться одной в лесу. Без успокаивающего присутствия спутника сразу начало казаться, что деревья шумят как-то тревожно, а в кустах крадётся кто-то невидимый.
«Совсем трусихой стала, — упрекнула себя Луиза, — а ещё на Ансельмо заглядываюсь! Зачем ему жена, которая от всякого шороха трясётся? Верранские девушки отчаянные: и скот одни пасут, не боясь волков, и в другую деревню к родне ходят, как вон Каталина… А я? Кто я? Даже и сказать про себя нечего...»
Вот так, глядя в огонь и размышляя о своей судьбе, она понемногу успокоилась и перестала вздрагивать от лесных звуков. Ветка качается? Да это же белка прыгнула. А там стайка птиц шныряет, кажется, щеглов...
Бледноватый при дневном свете, костёр горел спокойно и ровно. Весёлый щебет и посвист птиц говорили, что никакой опасности нет. Лошади паслись на поляне, видимо, тоже не чуя ничего плохого. Тишина и покой убаюкивали, и Луиза, поудобнее устроясь на траве под кустом, незаметно для себя задремала.
Вскинулась она внезапно, то ли от резкого крика сойки, то ли от острого ощущения чужого присутствия.
Напротив неё, чуть поодаль от костра, сидел на корточках длинноволосый седой старик в обтрёпанной одежде. Косматые волосы падали ему на лоб и щёки, седые усы и короткая борода почти скрывали нижнюю часть лица, а светло-серые глаза под насупленными бровями смотрели насторожённо и пристально, как у зверя.
В дальнем конце поляны тревожно всхрапывали лошади, а сойка высоко на ветке заходилась истошным криком. На соседних деревьях ей вторили другие птицы, наверно, где-то рядом крался какой-то зверь.
Странное дело! Луизу пернатые сторожа, кажется, вовсе не замечали, а теперь подняли шум из-за ласки или хоря...
— Доброго здоровья!.. Ты, наверное, фея, — произнёс хрипловато старик. Местный акцент был у него почти незаметен. — Только они могут так беспечно спать и не бояться леса.
Все сказки с детства учат быть осторожными при встрече с незнакомцами, но Луиза решила, что ей нечего бояться этого странного человека: если б захотел, мог бы наброситься и на спящую. Да и шарахаться от людей как-то невежливо. Поэтому она сдержанно ответила:
— Доброго здоровья и вам… Только я не фея.
— Да? А кто же? — старик сощурился, и выражение глаз его немного смягчилось, хотя он по-прежнему не отводил цепкого взгляда от её лица.
— Не знаю. Просто человек. Я не помню, кто я.
— Так не бывает, — в голосе незнакомца явно слышалось недоверие. — Каждый знает, кто онь и откуда.
В его словах прозвучала снисходительность взрослого к ребёнку, и потому немедленно захотелось ему возразить.
— Почему это не бывает? Бывает!.. И… на самом деле я очень боюсь леса.
— Да неужели? Так боишься, что даже уснула?
Теперь старик усмехался в усы, но взгляд его оставался холодным, изучающим.
— Напрасно вы не верите! — в запальчивости сказала Луиза. — Я не знаю, кто я была раньше, только смутно вспоминаю, будто убегала от злых людей. Я долго шла по лесу одна, и было так страшно...
Она зябко передёрнула плечами, вновь переживая ужас той ночи.
— О!.. Значит, ты знаешь, что это такое — уходить от погони, — заметил незнакомец, перестав усмехаться. — Но продолжай. Мне становится интересно. Как же ты спаслась? Запутала след? Или отвела глаза преследователям?
— Не знаю, — нахмурилась Луиза, потирая пальцами виски. — Не помню. Потом пошёл дождь, и я очень замёрзла...
Нахлынули воспоминания.
Тёмные деревья по бокам узкой дороги, холодный дождь, бьющий по спине. Какие-то крики позади. Бежать! Быстрее, пока не догнали!.. Тяжёлая голова, ноги как будто чужие… Пробирающая всё тело дрожь, танец деревьев перед глазами… Неловкое падение. Темнота.
— О!.. — бесцеремонно перебил собеседник. — Понимаю!.. Дождь смыл все следы, и собаки не смогли тебя найти. Тебе повезло. А может, ты сама вызвала этот дождь? А?
Она покачала головой, улыбаясь его нелепой догадке.
— Вряд ли, я не умею колдовать. К тому из-за дождя я так промокла и простыла, что свалилась в горячке. Меня спас один добрый егерь. Но, увы, болезнь стёрла мою память...
Старик бесцеремонно перебил:
— Добрый егерь, говоришь? — прошипел он зло. — Ну нет, добрыми они не бывают… Добрый егерь — это мёртвый егерь!
Луиза посмотрела с недоумением, не понимая причин столь внезапной перемены в его настроении.
А незнакомец продолжал расспрашивать.
— Как тебя зовут?
Конечно, было не слишком благоразумным говорить первому встречному своё имя, но в конце-то концов, старик ничем не походил на колдуна. Пусть с седой бородой и с морщинистым лицом, но наверняка это всё же обычный человек. Местный охотник или простой поселянин.
И она решилась ответить правду:
— Луиза. Только я не помню своей фамилии.
— Хорошее имя. — Кажется, незнакомцу понравилась её откровенность. По крайней мере, сейчас он смотрел добрее. — И куда же ты теперь направляешься?
— Не знаю… Подальше отсюда, туда, где безопасней.
— Безопасных мест нет. Есть такие, где можно отсидеться.
— А вы сами… кто вы такой? И как вас зовут?
— Меня никто не зовёт, — усмехнулся он недобро. — Никто не желает иметь со мной дел. А как меня звали раньше, я уж и сам позабыл.
— Но есть же у вас какое-то прозвище? Как же вас называть?
— Хм… Ну, допустим, Седогрив.
— Вы местный? Наверно, охотник?
— Да-да, я охотник. Мы все охотники! — подтвердил старик, с удовольствием повторив это слово. — Именно что свободные охотники!
— Вы разве не один?
— Одному в моём возрасте тяжело выслеживать и загонять добычу. Да и детей пора к делу приучать...
Луиза оживилась.
— У вас есть дети? Много?
— Трое. Когда-то было двенадцать. Но со мной остались только трое...
— Маленькие?
— Ну, не такие уж маленькие, — довольно усмехнулся Седогрив. — Сыновья-то ростом с меня будут. А вот ума своего пока не нажили, вечно присматривать приходится.
***
Внезапно старик насторожился и пристально посмотрел куда-то поверх её головы.
Луиза обернулась: с другого края поляны к ним шёл Ансельмо; через плечо у него была перекинута туша небольшой косули.
Сразу заметив чужака, он бросил добычу на землю — и в несколько быстрых прыжков пересёк пространство, отделявшее его от Луизы и старика.
— Чего теве здесь нужно, исчадие леса? — резко, с угрозой спросил он Седогрива.
Тот уже стоял на ногах и нехорошо ухмылялся. В сощуренных светло-серых глазах почудилось нечто волчье.
Однако отвечал старик спокойно, даже насмешливо:
— Ничего. Разве нельзя мне поговорить с красивой женщиной? А, егерь?
На скулах Ансельмо заходили желваки, он тяжело задышал от гнева. Правой рукой он схватился за рукоять меча, а левой быстро толкнул Луизу себе за спину.
— О, лайо!.. Увирайся к волотному духу, демонов выродок! А не то распорю теве врюхо, как кавану!
Седогрив потемнел лицом, усмешка его перешла в хищный оскал.
— Молокосос!.. Чем грозишь!.. Смотри, как бы я не поужинал твоей печёнкой!
Мужчины смерили друг друга яростными взглядами.
Егерь выплюнул сквозь зубы несколько слов на верранском; Луиза не поняла, но наверное, это были ругательства. Потому что старик в ответ тоже заговорил — быстро и резко, с явно угрожающей интонацией.
Ансельмо ответил с исказившимся лицом и потянул меч из ножен.
Седогрив тут же попятился и чуть пригнулся, словно готовясь к драке.
Ещё немного — и они кинутся друг на друга с остервенением диких псов.
Луизе стало не по себе: обыкновенно спокойный и даже чуть ироничный Ансельмо на глазах превратился в сурового незнакомца, готового убивать.
— Стойте! — воскликнула она, бесстрашно бросаясь между ними. — Умоляю, не ссорьтесь!.. Ансельмо, ты не должен так себя вести… Господин Седогрив — местный охотник, и мы действительно как бы у него в гостях, на его земле. Но ведь мы здесь проездом, нам нечего делить!.. Господин Седогрив, прошу прощения, мне очень неловко за выходку моего спутника. Мой друг слишком горяч и несдержан. Умоляю, не сердитесь!
В отчаянии она то прижимала руки к груди, то протягивала их навстречу охотнику.
Как убедить его, как выпросить прощение? Ведь старые люди бывают такими обидчивыми… А этот охотник явно не привык спускать оскорбления.
— Ничего, девочка, ты не виновата. А с егерем у нас… свои счёты. И мы ещё встретимся… когда взойдёт луна, — угрюмо процедил Седогрив, бросив взгляд на мрачного Ансельмо. — Но мне пора. Дети ждут. Было приятно познакомиться, Луиза. Позволь же… это… засвидетельствовать почтение.
И, осторожно взяв её руку в шершавую ладонь, по-светски поднёс к губам; колючие усы на миг щекотнули кожу.
А в следующую минуту старый охотник стремительно развернулся, — и бесшумно исчез за кустами орешника. Вот только что стоял — и нет его. Лишь ветки в том месте покачиваются, будто от ветра.
***
Луиза ещё не успела опомниться от неожиданности, как Ансельмо шагнул к ней ближе и больно ухватил за руку, заставляя повернуться к нему.
— О демоны повери!.. Ты с ума сошла, да? Я многое видел, но такое вот!.. Хорошо, что я вовремя успел… А если вы онь тевя загрыз?!
И поскольку она смотрела с удивлением, рассердился ещё больше.
— О лайо! Милостивая Мать!.. Только не надо говорить, вудто так наивна, что ничего не поняла. Это оворотень! Оворотень, слышишь?!.. Святые воги! Если б я опоздал, от тевя вы косточки остались. Это же волк, чудовище, зверь!.. Как ты могла с ним так спокойно разговаривать? Неужели вправду ничего не почуяла?
Луиза рванула у него руку, пытаясь высвободиться.
— Пусти!.. Не знаю, что тебе там померещилось!.. Господин Седогрив — обычный человек, вежливый и в отличие от тебя, деревенщины, знает светское обхождение. А ты — грубиян и дикарь, только и думаешь, как бы с кем подраться!
Тёмные глаза егеря сверкнули гневом.
— О, лайо! Может, я и деревенщина, но не дурак, как некоторые!.. Этот твой… «господин Седогрив», как ты его называешь, с наступлением темноты вудет караулить нас с тобой. И вовсе не затем, чтовы пожелать доврого вечера!
Тем не менее, он её выпустил, и Луиза отошла подальше, потирая руку чуть ниже локтя.
Неудивительно, если после такой грубой хватки останется синяк. Подумать только — и это за него она переживала, когда он был ранен! Даже ходила просить Лесную хозяйку… Поистине, мужчины не заслуживают хорошего отношения.
