Что-то должно было с ним произойти, что-то ужасное и неправильное. Предчувствие беды не уходило, но понять причины Лорд не мог. Он пытался найти какую-то свою вину, за которую должен был бы понести заслуженное, а потому справедливое наказание, ведь это могло бы объяснить происходящее. Но он, уже не молодой и умудрённый большим собачьим опытом пёс найти своей вины при всём желании никак не мог, но предчувствие беды неотступно витало над ним, тревожа, пугая и лишая сна.
Последнее время он старался быть как можно незаметнее. Целыми днями лежал на своём старом, протёртом половичке, стараясь занимать как можно меньше места, чтобы хозяйка лишний раз не споткнулась об него. Лорд изо всех сил старался собрать своё большое и сильное тело в маленький, невесомый, невидимый клубочек, почему-то сейчас это стало для него особенно важным, казалось, что от этого зависела его жизнь.
Чувство самосохранения обострилось в нём невероятно, заставляя когда-то смелого и уверенного в себе пса, чувствовать себя очень уязвимым и слабым. Стремление стать невидимым и незаметным не отпускало его даже во время сна. Полноценно он не спал уже давно, всё, что он мог себе сейчас позволить, это слегка вздремнуть. Необходимость контролировать себя постоянно лишила его нормального отдыха. Иногда не в силах справиться с нарастающей по причине постоянного недосыпания усталости, он впадал в тяжёлый, отупляющий сон. Проснувшись и обнаружив своё тело распластанным на проходе, он сразу же подбирался и долго не мог успокоиться, испуганный своей непростительной беспечностью.
Дни шли за днями. Он давно уже не наедался досыта и голодный желудок давал о себе знать недовольным бурчанием. Лорд старался как можно реже подходить к миске с едой. Только дождавшись, когда хлопнет дверь за ушедшей из дома хозяйкой, он крадучись выходил на кухню и наспех глотая, воровато хватал из миски то, что оставалось от других собак. Кое-как утолив голод, он спешил назад, на своё место, которое давало хотя бы иллюзию защищённости.
Прогулки тоже не доставляли теперь прежней радости. Он уже давно не смел не то чтобы требовать, а даже просить, чтобы его вывели по собачьей надобности. Оставалось только терпеть и ждать, когда о нём вспомнят и выведут во двор. Он спешил сделать свои дела как можно быстрее, чтобы не раздражать хозяйку своей медлительностью, а главное, ему хотелось, чтобы она увидела какой он идеально послушный и умный пёс.
Лорд старался не доставлять ей лишних хлопот и не быть помехой. Ловя каждый взгляд, благо за столь длительное совместное проживание он давно уже научился разбираться во всех нюансах её настроения, он старался предугадать малейшее желание своей хозяйки, чтобы не вызывать даже тени неудовольствия. Он старался ей угодить, потому что знал, что от этого зависит его судьба. От постоянного напряжения, недосыпания и недоедания он чувствовал, что силы постепенно покидают его сильное тело, но каким-то внутренним чутьём он понимал, что эта предосторожность необходима, чтобы хотя бы отдалить опасность, которая нависла над его жизнью.
А жизнь ему была дорога. Лорд был ещё совсем нестар, ему было всего семь лет и старческие болезни ещё не коснулись его. Его тело было налито зрелой, кобелиной силой, зубы были ещё крепки и мышцы эластичны и послушны. В своём дворе он уже давно был непререкаемым авторитетом и с ним считались все кобели, даже Ричард, огромный чёрный терьер из соседнего подъезда. Однажды, когда Лорд, покидая двор, уже поднялся по небольшой лестнице к двери в подъезд, Ричард предательски набросился на него сзади. Несмотря на очень маленькие размеры площадки возле двери, Лорд, извернувшись рыжей змеёй, встретил нападавшего всеми своими сорока двумя зубами. Схватка была короткой и исход её был закономерен. Ричард с порванным правым боком, поспешно покинул поле боя и с тех пор всегда почтительно уступал победителю дорогу.
Но сейчас это всё потеряло смысл. Забыв о необходимости поддерживать свой престиж, Лорд, словно маленький боязливый щенок неотступно следовал за своей хозяйкой, боясь рассердить её. И мстительный Ричард, видя это, злорадно скалился, блестя чёрным, злым глазом, предвкушая тот день, когда он станет королём двора. Но подойти ближе он всё же пока не решался.
Вернувшись домой и свернувшись на своём половичке, Лорд лежал очень тихо, стараясь сдерживать и так еле слышное дыхание, чтобы не обратить на себя лишний раз внимание.
Так было не всегда. Было время, когда он мог себе позволить пошалить и даже проявить неповиновение, потому что ему, тогда ещё любимому псу, прощалось всё. Он был весел и шумлив, его остроносая рыжая мордочка излучала радость и довольство жизнью. Его любили, баловали и прощали проказы.
А теперь он почему-то стал лишним, стал обузой. Как это могло произойти, он не мог понять. Ведь он сам не изменился и не стал хуже, он был по-прежнему предан и любил их. Не раз он зубами доказывал свою преданность, не раздумывая и забывая о собственной безопасности. Год шёл за годом, Лорд сначала становился старше и сильнее, теперь же с каждым годом он будет становиться всё старее и слабее, но ему казалось, что он заслужил спокойную и счастливую старость.
Как он был глуп раньше! Ему казалось, что его жизнь всегда будет безмятежна. Когда-то он наивно думал, что знает, что такое боль. Однажды, отстаивая свой престиж, он сцепился с ньюфом и приполз домой с распоротым животом. Какой поднялся тогда переполох! Его сразу же куда-то повезли, он долго спал, а проснувшись уже дома, зашитый и забинтованный, встретил заплаканный взгляд своей хозяйки. Вместе с явью к нему вернулась непереносимая, жестокая боль, но ласковые слова и тревога в её глазах согревали душу теплом. Это было давно и память об этом была всегда самой сладостной и самой мучительной для него. Физическая боль была ужасна, но теперь он узнал, что есть боль другая и она оказалась во сто крат сильнее.
Всё началось с того, что в их доме появился щенок, маленькая смешная девочка. Лорд сразу же принял её и относился к ней как к младшему члену стаи. Даже когда она выросла и стала в два раза больше его, он оберегал и защищал младшую подругу. Она была другой породы, но какое это имело значение, если все любили её.
Потом в дом привели другую. Она была борзой, как и первая, и теперь Лорду иногда начинало казаться, что он стал уходить на второй план. Хозяйка всё время проводила с ними, много гуляла и если и брала его с собой, всё внимание её было сосредоточено на них, двух грациозных, как газели, борзых. Лорд не обижался, он, как любой кобель, уважительно относился к слабому полу.
Потом появилась ещё одна. Как хороши они были, когда они втроём, играя и пританцовывая, носились друг за другом по пустынному полю. Наблюдая за ними, Лорд иногда с грустью понимал, что они хоть и собаки, но совсем другие, не такие, как он. Иногда, забыв обо всём, он пытался включиться в их игру, неистово лая, он начинал бестолково носиться кругами, не в силах сдержать рвущуюся из него радость.
Он так их любил, так гордился, своими стройными, быстроногими девочками. Но они не принимали его в свою игру, он был для них чужим. Он это прощал, он им всё прощал, потому что был старше, мудрее и был, в конце концов, кобелём, который должен был обеспечивать их безопасность и беззаботность. А игра... ну что ж, он переживёт.
Когда после прогулки, весёлою гурьбой они голодные приходили домой, он терпеливо ждал пока девчонки наедятся, чтобы потом доесть то, что останется. Он не требовал добавки, он был рад, что его стая сыта и довольна. Иногда ему ничего не оставалось, и тщательно облизав пустые миски, он так и ложился спать голодным. Стараясь не обращать внимания на урчание пустого желудка, он, в конце концов, согреваясь, засыпал и даже во сне, затаив дыхание, повизгивая от восторга, наблюдал за этим недоступным для него таинством — скачкой борзых.
Всё чаще его стали оставлять дома одного. И лёжа около входной двери, он чутко прислушивался к каждому шороху, ожидая, когда они вернутся шумной, весёлой гурьбой и его стая снова будет рядом с ним, под его надёжной опекой и защитой. Иногда он нервно вскакивал и начинал гневно лаять на дверь, потому что только одна мысль, что его девчонок без него сможет обидеть любой зарвавшийся кобель, приводила его в бешенство.
Приходил срок и они возвращались и он, радостно лая, обнюхивал каждую, как заботливая мать, чтобы убедиться, что с ними всё в порядке и они здоровы и невредимы. Всё чаще в такие минуты хозяйка сердито покрикивала на него, а иногда даже пинала ногой отгоняя. Он же понимая, что она устала и его радостная суетня раздражает её, не обижался, а послушно отходил на своё место и оттуда, радостно поскуливая, наблюдал за своим шумным гаремом.
Всё чаще и чаще хозяйка кричала на него. Он всегда ей мешал, на прогулке ли, когда радостно лая, носился кругами за молчаливыми борзыми; дома ли, лёжа на своём месте в коридоре, он постоянно попадался ей под ноги, он везде ей теперь мешал. Она редко его гладила, его густая рыжая шерсть была давно нечёсана. На него у неё не оставалось ни времени, ни сил. Он не обижался, он всё понимал и прощал.
Но вот вдруг всё изменилось, его стали вновь ласкать и подкармливать лакомыми кусочками. Но было во всём этом что-то, что насторожило его и вот именно тогда он впервые почувствовал над своей головой настоящую, смертельную угрозу. Ложь, впервые коснувшись его, ранила гораздо сильней, чем пинки и окрики. Не зная, как спастись от неё, он старался стать маленьким и незаметным. Это не помогало, ложь теперь была всё время с ним, не покидая его ни на минуту. Хозяйка теперь часто гладила его, но глаз её он уже давно не видел, она прятала их от него. Это пугало, и теперь её ласки не приносили ему прежнего удовольствия.
В тот день, собираясь гулять с борзыми, она вдруг позвала и его с собой. Голос её был как будто ласков, но почему-то внушил ему болезненно острую тревогу. Туча сгустилась над ним, беда пришла. Он понял это как-то сразу, ощутил всей кожей своего большого тела. Острая боль пронзила его сердце, дышать стало трудно. Он понял всё, но поверить всё-таки до конца не мог.
Лорд попытался заглянуть в глаза той, что любил даже сейчас, хоть и не верил больше, ища в них спасения. Но глаз её он и сейчас не увидел. Накинув на него поводок, она, поспешно отвернувшись, потянула за собой, излишне громко, без всякой надобности покрикивая на борзых, что в предвкушении прогулки радостно суетились у двери. Она отвернулась, и он увидел вместо долгожданной надежды только её узкую, сутулую спину.
Он мог бы кинуться сейчас на неё, подмять крепкими лапами под себя и вырваться, убежать. Но что ждало его там? Жизнь потеряла для него ценность, утрата веры и любви лишила её смысла, ради которого стоило бы за неё бороться.
И он пошёл за ней. Последний раз окинув взглядом стены дома, в котором прошла вся его недолгая и честная собачья жизнь, он шагнул за ней, туда, куда она вела его, в темноту и небытие.
История основана реальных событиях
Последнее время он старался быть как можно незаметнее. Целыми днями лежал на своём старом, протёртом половичке, стараясь занимать как можно меньше места, чтобы хозяйка лишний раз не споткнулась об него. Лорд изо всех сил старался собрать своё большое и сильное тело в маленький, невесомый, невидимый клубочек, почему-то сейчас это стало для него особенно важным, казалось, что от этого зависела его жизнь.
Чувство самосохранения обострилось в нём невероятно, заставляя когда-то смелого и уверенного в себе пса, чувствовать себя очень уязвимым и слабым. Стремление стать невидимым и незаметным не отпускало его даже во время сна. Полноценно он не спал уже давно, всё, что он мог себе сейчас позволить, это слегка вздремнуть. Необходимость контролировать себя постоянно лишила его нормального отдыха. Иногда не в силах справиться с нарастающей по причине постоянного недосыпания усталости, он впадал в тяжёлый, отупляющий сон. Проснувшись и обнаружив своё тело распластанным на проходе, он сразу же подбирался и долго не мог успокоиться, испуганный своей непростительной беспечностью.
Дни шли за днями. Он давно уже не наедался досыта и голодный желудок давал о себе знать недовольным бурчанием. Лорд старался как можно реже подходить к миске с едой. Только дождавшись, когда хлопнет дверь за ушедшей из дома хозяйкой, он крадучись выходил на кухню и наспех глотая, воровато хватал из миски то, что оставалось от других собак. Кое-как утолив голод, он спешил назад, на своё место, которое давало хотя бы иллюзию защищённости.
Прогулки тоже не доставляли теперь прежней радости. Он уже давно не смел не то чтобы требовать, а даже просить, чтобы его вывели по собачьей надобности. Оставалось только терпеть и ждать, когда о нём вспомнят и выведут во двор. Он спешил сделать свои дела как можно быстрее, чтобы не раздражать хозяйку своей медлительностью, а главное, ему хотелось, чтобы она увидела какой он идеально послушный и умный пёс.
Лорд старался не доставлять ей лишних хлопот и не быть помехой. Ловя каждый взгляд, благо за столь длительное совместное проживание он давно уже научился разбираться во всех нюансах её настроения, он старался предугадать малейшее желание своей хозяйки, чтобы не вызывать даже тени неудовольствия. Он старался ей угодить, потому что знал, что от этого зависит его судьба. От постоянного напряжения, недосыпания и недоедания он чувствовал, что силы постепенно покидают его сильное тело, но каким-то внутренним чутьём он понимал, что эта предосторожность необходима, чтобы хотя бы отдалить опасность, которая нависла над его жизнью.
А жизнь ему была дорога. Лорд был ещё совсем нестар, ему было всего семь лет и старческие болезни ещё не коснулись его. Его тело было налито зрелой, кобелиной силой, зубы были ещё крепки и мышцы эластичны и послушны. В своём дворе он уже давно был непререкаемым авторитетом и с ним считались все кобели, даже Ричард, огромный чёрный терьер из соседнего подъезда. Однажды, когда Лорд, покидая двор, уже поднялся по небольшой лестнице к двери в подъезд, Ричард предательски набросился на него сзади. Несмотря на очень маленькие размеры площадки возле двери, Лорд, извернувшись рыжей змеёй, встретил нападавшего всеми своими сорока двумя зубами. Схватка была короткой и исход её был закономерен. Ричард с порванным правым боком, поспешно покинул поле боя и с тех пор всегда почтительно уступал победителю дорогу.
Но сейчас это всё потеряло смысл. Забыв о необходимости поддерживать свой престиж, Лорд, словно маленький боязливый щенок неотступно следовал за своей хозяйкой, боясь рассердить её. И мстительный Ричард, видя это, злорадно скалился, блестя чёрным, злым глазом, предвкушая тот день, когда он станет королём двора. Но подойти ближе он всё же пока не решался.
Вернувшись домой и свернувшись на своём половичке, Лорд лежал очень тихо, стараясь сдерживать и так еле слышное дыхание, чтобы не обратить на себя лишний раз внимание.
Так было не всегда. Было время, когда он мог себе позволить пошалить и даже проявить неповиновение, потому что ему, тогда ещё любимому псу, прощалось всё. Он был весел и шумлив, его остроносая рыжая мордочка излучала радость и довольство жизнью. Его любили, баловали и прощали проказы.
А теперь он почему-то стал лишним, стал обузой. Как это могло произойти, он не мог понять. Ведь он сам не изменился и не стал хуже, он был по-прежнему предан и любил их. Не раз он зубами доказывал свою преданность, не раздумывая и забывая о собственной безопасности. Год шёл за годом, Лорд сначала становился старше и сильнее, теперь же с каждым годом он будет становиться всё старее и слабее, но ему казалось, что он заслужил спокойную и счастливую старость.
Как он был глуп раньше! Ему казалось, что его жизнь всегда будет безмятежна. Когда-то он наивно думал, что знает, что такое боль. Однажды, отстаивая свой престиж, он сцепился с ньюфом и приполз домой с распоротым животом. Какой поднялся тогда переполох! Его сразу же куда-то повезли, он долго спал, а проснувшись уже дома, зашитый и забинтованный, встретил заплаканный взгляд своей хозяйки. Вместе с явью к нему вернулась непереносимая, жестокая боль, но ласковые слова и тревога в её глазах согревали душу теплом. Это было давно и память об этом была всегда самой сладостной и самой мучительной для него. Физическая боль была ужасна, но теперь он узнал, что есть боль другая и она оказалась во сто крат сильнее.
Всё началось с того, что в их доме появился щенок, маленькая смешная девочка. Лорд сразу же принял её и относился к ней как к младшему члену стаи. Даже когда она выросла и стала в два раза больше его, он оберегал и защищал младшую подругу. Она была другой породы, но какое это имело значение, если все любили её.
Потом в дом привели другую. Она была борзой, как и первая, и теперь Лорду иногда начинало казаться, что он стал уходить на второй план. Хозяйка всё время проводила с ними, много гуляла и если и брала его с собой, всё внимание её было сосредоточено на них, двух грациозных, как газели, борзых. Лорд не обижался, он, как любой кобель, уважительно относился к слабому полу.
Потом появилась ещё одна. Как хороши они были, когда они втроём, играя и пританцовывая, носились друг за другом по пустынному полю. Наблюдая за ними, Лорд иногда с грустью понимал, что они хоть и собаки, но совсем другие, не такие, как он. Иногда, забыв обо всём, он пытался включиться в их игру, неистово лая, он начинал бестолково носиться кругами, не в силах сдержать рвущуюся из него радость.
Он так их любил, так гордился, своими стройными, быстроногими девочками. Но они не принимали его в свою игру, он был для них чужим. Он это прощал, он им всё прощал, потому что был старше, мудрее и был, в конце концов, кобелём, который должен был обеспечивать их безопасность и беззаботность. А игра... ну что ж, он переживёт.
Когда после прогулки, весёлою гурьбой они голодные приходили домой, он терпеливо ждал пока девчонки наедятся, чтобы потом доесть то, что останется. Он не требовал добавки, он был рад, что его стая сыта и довольна. Иногда ему ничего не оставалось, и тщательно облизав пустые миски, он так и ложился спать голодным. Стараясь не обращать внимания на урчание пустого желудка, он, в конце концов, согреваясь, засыпал и даже во сне, затаив дыхание, повизгивая от восторга, наблюдал за этим недоступным для него таинством — скачкой борзых.
Всё чаще его стали оставлять дома одного. И лёжа около входной двери, он чутко прислушивался к каждому шороху, ожидая, когда они вернутся шумной, весёлой гурьбой и его стая снова будет рядом с ним, под его надёжной опекой и защитой. Иногда он нервно вскакивал и начинал гневно лаять на дверь, потому что только одна мысль, что его девчонок без него сможет обидеть любой зарвавшийся кобель, приводила его в бешенство.
Приходил срок и они возвращались и он, радостно лая, обнюхивал каждую, как заботливая мать, чтобы убедиться, что с ними всё в порядке и они здоровы и невредимы. Всё чаще в такие минуты хозяйка сердито покрикивала на него, а иногда даже пинала ногой отгоняя. Он же понимая, что она устала и его радостная суетня раздражает её, не обижался, а послушно отходил на своё место и оттуда, радостно поскуливая, наблюдал за своим шумным гаремом.
Всё чаще и чаще хозяйка кричала на него. Он всегда ей мешал, на прогулке ли, когда радостно лая, носился кругами за молчаливыми борзыми; дома ли, лёжа на своём месте в коридоре, он постоянно попадался ей под ноги, он везде ей теперь мешал. Она редко его гладила, его густая рыжая шерсть была давно нечёсана. На него у неё не оставалось ни времени, ни сил. Он не обижался, он всё понимал и прощал.
Но вот вдруг всё изменилось, его стали вновь ласкать и подкармливать лакомыми кусочками. Но было во всём этом что-то, что насторожило его и вот именно тогда он впервые почувствовал над своей головой настоящую, смертельную угрозу. Ложь, впервые коснувшись его, ранила гораздо сильней, чем пинки и окрики. Не зная, как спастись от неё, он старался стать маленьким и незаметным. Это не помогало, ложь теперь была всё время с ним, не покидая его ни на минуту. Хозяйка теперь часто гладила его, но глаз её он уже давно не видел, она прятала их от него. Это пугало, и теперь её ласки не приносили ему прежнего удовольствия.
В тот день, собираясь гулять с борзыми, она вдруг позвала и его с собой. Голос её был как будто ласков, но почему-то внушил ему болезненно острую тревогу. Туча сгустилась над ним, беда пришла. Он понял это как-то сразу, ощутил всей кожей своего большого тела. Острая боль пронзила его сердце, дышать стало трудно. Он понял всё, но поверить всё-таки до конца не мог.
Лорд попытался заглянуть в глаза той, что любил даже сейчас, хоть и не верил больше, ища в них спасения. Но глаз её он и сейчас не увидел. Накинув на него поводок, она, поспешно отвернувшись, потянула за собой, излишне громко, без всякой надобности покрикивая на борзых, что в предвкушении прогулки радостно суетились у двери. Она отвернулась, и он увидел вместо долгожданной надежды только её узкую, сутулую спину.
Он мог бы кинуться сейчас на неё, подмять крепкими лапами под себя и вырваться, убежать. Но что ждало его там? Жизнь потеряла для него ценность, утрата веры и любви лишила её смысла, ради которого стоило бы за неё бороться.
И он пошёл за ней. Последний раз окинув взглядом стены дома, в котором прошла вся его недолгая и честная собачья жизнь, он шагнул за ней, туда, куда она вела его, в темноту и небытие.
История основана реальных событиях
