Елена Филон
Серия – «Психопазлы»
«Лимб. Резонанс»
Книга четвёртая
Сюжет самостоятельный, с другими книгами из серии пересекается частично
«Оказывается, мир мёртвых тоже уязвим. И не знающие покоя в Лимбе души умерших, обречённые на вечное скитание, однажды смогли получить шанс на побег, благодаря множественным разрывам во времени и пространстве.
В тот день, когда это случилось я либо умер вместе со своей семьёй, либо родился заново. Дьявольская сущность, что ворвалась в моё тело, не просто вернула мне способность видеть – она позволила видеть гораздо больше, чем дано любому другому человеку.
Человек ли я теперь?.. Или чудовище, застрявшее между двумя мирами?
На чьей стороне я должен быть: на стороне живых, или тварей, что приходят через червоточины, будто эхо материального уровня, и жрут души людей?..
Я всех их вижу. Каждую тварь. И каждую душу.
Вопрос в том, что увидит во мне Она. Та, кто зовёт меня изо дня в день, будто в предсмертной песне шепча моё имя. Кто она – Иуда, или спаситель, и на какой стороне мы будем, когда наступит Судный день...
Я иду к ней навстречу.
Её зовут Смерть. Она зовёт меня».
Внутри меня живёт лишь эхо собственной личности, я не испытываю сострадания и жалости, я вижу глазами демона, что много лет назад ворвался в моё тело, но… так и не смог подчинить своей воли. У меня нет души. У меня нет чувств. У меня есть лишь цель – найти Её до наступления Судного дня и привести в Тартар - подземный город кишащий душами давно умерших грешников.
Она – душа, заточённая в тело человека, что не имела права на существование. Душа, что грешна и порочна. Душа, что пахнет розами, владеет силой мысли и по воле одного неосторожного желания способна уничтожить не только всё человечество, но и оба мира: мир мёртвых и мир живых.
Её зовут Смерть. Она зовёт меня.
Путеводитель по миру Лимба:
Лимб – мир мёртвых, куда попадают души грешников после смерти.
Заблудшие – обитающие в Лимбе души, обречённые на вечное скитание.
Материализация – сила мысли, с помощью которой Заблудшие души могут преобразовывать энергию в материальные предметы.
Фантом – сущность питающаяся душами Заблудших.
Энергетический след – след от материализации, по которому фантомы выслеживают Заблудших. (По этой причине использование материализации в мирных городах запрещено.)
Проводники – они же, – идеальные Заблудшие наделённые приоритетом за счёт выслуги перед миром мёртвых. Наделённые «третьим» глазом души, способные видеть окна, открывающие проходы в другие сектора Лимба.
Сектор – участок, местность, окружённая невидимым полем территория, кардинально отличающаяся по строению от близлежащих. В Лимбе около ста восьмидесяти участков (точная цифра не известна), каждый из которых состоит из трёхсот пятидесяти трёх секторов.
Мирный сектор – сектора, с возведёнными на их территории городами, где проживают Заблудшие.
Сектор торговцев – сектора, где Заблушие не чтут законов и откупаются от фантомов себе подобными душами, чтобы существовать безбедно и использовать силу мысли в своих целях и в любое время.
Чистый сектор – сектор, в котором можно убить Заблудшего без шанса на перерождение.
Зеркальный сектор – сектор с зеркальным небом. Он же – заброшенный сектор, который стирается, чтобы принять облик чего-то нового.
Промежуточный сектор – обычно переходный не жилой сектор с природной материализацией, через которые проходят пути кочевников.
Кочевники – торговцы награбленными в заброшенных секторах предметами, продуктами и прочим. Путешествуют из сектора в сектор.
Изгои – не признанные не одним из мирных секторов Заблудшие, борцы за идею о том, что выход из Лимба существует. Либо одиночки, либо объединяются в группы.
Палач Лимба – находит прокажённые души, что были разорваны на части при переходе из мира живых в мир мёртвых и уничтожает их.
Древний заблудший – главный в мирном секторе Заблудший, который провёл в Лимбе очень много лет.
Отметка красного солнца на теле Заблудшего – символ, особое обозначение, что получает каждый Заблудший, который хоть единожды погибал в Лимбе.
После смерти Заблудший возвращается в начальную точку, откуда начинает весь путь заново, теряя воспоминания о прежнем существовании в мире мёртвых.
Начальная точка – место появления новой души в Лимбе.
1 день в мире живых — 2 недели в Лимбе.
Чем дольше Заблудший находится в Лимбе, тем меньше у него остаётся воспоминаний о прежней жизни.
Применять материализацию к друг другу Заблудшим запрещено.
По ночам в Лимбе может быть только две температуры: либо сильная жара, либо холод.
Каждую ночь Заблудшим снится один и тот же сон – сон о собственной смерти.
Заблудшие, что были знакомы при жизни, обладают особой связью.
«Лимб. Резонанс»
Сегодня был хороший день. Точнее – его первая половина.
Сегодня со дня моего рождения прошло двенадцать лет. А также прошло ровно четыре года, как я живу в темноте.
Сегодня моя коллекция комиксов пополнилась очередным изданием! «Джокер», твёрдый переплёт и сто сорок четыре страницы с ещё свеженьким запахом краски, словно его только-только с конвейера сняли!
Надеюсь, у Раф найдётся время, чтобы почитать мне…
Сегодня мама испекла мой любимый пирог с черничным джемом и позволила слопать добрую половину, заверив, что на вечер у неё уже приготовлено кое-что особенное. Хм. Но что может быть лучше её черничного пирога?..
А ещё сегодня наш с папой старый двухместный велик, отправился на свалку – на заслуженный отдых, а в гараже появился новенький горный тандем от «KHS Bicycles»! Алюминиевый сплав, полу-интегрированная рулевая колонка, евро каретка! Что может быть круче?
Нет сил, как хотелось его опробовать в деле! В общем-то, поездка в горы и стала ещё одним подарком на мой день рождения. Пару месяцев назад отец дал слово, что в честь моего двенадцатилетия обязательно придёт с работы пораньше и мы: только я и он, заберёмся так высоко, как ещё никогда не забирались, и встретим закат на «Красном пике», поедая бутерброды и запивая их шипучей «Колой».
Кто бы мог подумать, что вместе с закатом, отец встретит там и свою смерть?..
— Как это случилось?! КАК?! — охваченная истерикой, кричала мама, нещадно тряся меня за плечи.
Никогда не думал, что моя добрая, заботливая мать, чья профессия помогает людям справляться со стрессом и депрессиями, способна звучать настолько жутко. Её голос казался воплем инопланетного чудовища, попавшего под лазерный обстрел.
— КАК?! ТЫ БЫЛ С НИМ! КАК? КАК ЭТО СЛУЧИИИЛОООООСЬ?!! БОЖЕЕЕЕ…
Шипели рации. Шептались соседи. Полицейские со своим бесконечным «Мэм, вам нужно успокоиться», только подливали масла в огонь, потому что мама начинала звучать ещё громче, ещё разъярённее.
Маму не интересовало, как я спустился с горы и как один добрался до дома. Маму не интересовало, почему на мне нет ни единой ссадины. Мама не хотела слушать, слышать и успокаиваться. Мою маму съедала боль. Мой страх ей был не интересен.
А мне было страшно. Страшно, как никогда в жизни ещё не было.
Я пытался заплакать, где-то слышав, что слёзы способны приносить облегчение, но не выходило. Лицо, уверен, раскраснелось от тщетных попыток, а глаза, казалось, лопнут от напряжения, как переспелые помидоры, но не проронят ни единой слезинки.
— Мама… — тихонько, судорожно обронил я, но мама не услышала – она заходилась в истерике, упав на подстриженный вчера отцом газон, спрятала лицо в ладонях и, тряся плечами, надрывно рыдала:
— Боже… за что?... За что ты так с нами?.. Почему забрал его? Я не смогу без него… не смогу… ПОЧЕМУУУУ?..
Тогда я не чувствовал её боли. Не мог разделить её, не мог понять. Тогда мне было просто страшно. Так безумно страшно, что я не заметил, как одна из штанин внезапно стала мокрой и тёплой…
Осознание смерти отца пришло ко мне позже. Гораздо позже.
Маму куда-то увели. А меня забрал старший брат, заверивший, что эту ночь мне лучше провести в его доме – рядом с ним и его женой Раф; свадьбу они сыграли всего месяц назад и сейчас планировали свадебное путешествие, но… Скорее всего его придётся отложить. Или отменить.
— Боже… — Раф бросилась к нам с Эваном, едва мы переступили порог, сгребла меня в охапку и крепко обняла. — Мне так жаль… Так жаль, Аспен. Прости…
Не знаю, зачем Раф просила прощения… скорее просто потому, что ей нечего было больше сказать, да это было и не важно. Дрожа с ног до головы, от непонимания и ужаса, я принимал тепло и поддержку, которую не получил от матери. Крепко обнимал Раф за шею и вдыхал хорошо знакомый мне цветочно-цитрусовый аромат, по которому всегда узнаю её; он успокаивает. Вьющиеся волосы щекотали щёку, когда жена моего брата, старясь не выдавать слёзы, едва уловимо вздрагивала, прижимая меня к себе всё крепче. Теперь мне хотелось утешить её… Раф для меня всё равно, что сестра – они с Эваном знакомы с детства. Сперва это была дружба, затем переросла в любовь, а в итоге - в семью. Раф была рядом со мной с пелёнок, заботилась обо мне, помогала. Всегда. А теперь ей больно по моей вине. Всем моим родным больно по моей вине. Это я не уберёг папу. Это я настоял на этом чёртовом походе в гору.
— Я разберусь с полицией и попытаюсь успокоить маму, — где-то на заднем фоне туманной дымкой пролетел сломленный голос Эвана. — Присмотри за ним, Раф. — И с тонким звоном колокольчиков хлопнула входная дверь.
Раф заварила мне чай с жасмином, усадила на диван в гостиной и вручила кружку в руки.
— Аспен я… я не буду тебя ни о чём спрашивать, просто выпей чай, хорошо? Тебе нужно согреться. И успокоиться.
— Всё нормально. Я спокоен, — сказал кто-то сбоку, тихим, сухим голосом. Оказалось, это был я.
— Нет, Аспен. Тебя трясёт. Ничего не хорошо. Просто сделай, как я прошу, ладно? — Раф набросила мне на спину ещё один плед, подтолкнула кружку ко рту и попыталась ободрительно улыбнуться.
Один глоток. Ещё один. Чай показался безвкусной, горячей водой.
— Когда меня заберёт полиция? — спросил я Раф, рассматривая чудаковатую картину на стене у окна: заходящее солнце убегало за горизонт, бросая сумеречный свет на спокойную гладь обрамлённого хвойным лесом озера. А лучи, плескающиеся в зеркальной глади, вопреки всем законам природы, закручивались толстой многослойной спиралью.
Интересная картина.
— Аспен? — вернула к себе моё внимание Раф. — Полиция? Ты говоришь о…
— О допросе. Меня ведь будут допрашивать? — Чувствовал, как по щекам сбегают горячие капельки влаги, но ни лицом, ни телом, не выдавал ни одной эмоции, что тугим капканом захлопнулись на сердце. Оказывается, это враньё – слёзы вовсе не приносят облегчения.
— Ты… не беспокойся об этом, хорошо? — Раф мягко потрепала меня за плечо и поспешила вновь сцепить в замок свои трясущиеся руки.
Я беспокоился не из-за того, что мне придётся объясняться перед полицией, я боялся того, что мне нечего будет им сказать… Потому что скажи я им правду, мне всё равно не поверят.
— Ох, Аспен, — судорожно выдохнула Раф. — Твой брат со всем разберётся. Знаю, это непросто, но допей чай и постарайся немного отдохнуть хорошо? Я всё время буду с тобой. Обещаю.
Мне не нравится этот чай – он в самом деле безвкусный. Делаю ещё глоток и опускаю кружку на кофейный столик.
— Посиди здесь. Я… я принесу тебе что-нибудь… поесть. Э-э… — Раф поднялась с дивана. — Д-да… Тебе надо что-то поесть… Я… Сейчас, минуту.
— Не надо, — прошу. — Раф, я… Пока нет никого я хочу тебе кое-что рассказать. Только тебе. Можно?
Раф неотрывно смотрит на меня, хмурится, выдерживая паузу, видимо взвешивая все За и Против, затем тяжело вздыхает, опускается обратно на диван и слабо качает головой:
— Аспен, я не думаю, что…
— Ты единственная, кому я могу это рассказать. Больше мне никто не поверит.
Раф не отвечает. Бросает пустой взгляд на мой недопитый чай, и я вижу, как по её щекам сбегают кривые дорожки слёз.
Красивая. Раф такая красивая.
— Аспен, я всё же думаю, что лучше будет подождать твоего брата и тогда мы все вместе…
— Я вижу тебя, Раф, — перебиваю, и её взгляд тут же приковывается к моему лицу. Глаза выдают смятение, удивление, недоверие… слишком много чувств. — Ты стала ещё красивее, чем была. Эвану повезло.
Не отвечает. Тень всё больше падает на её лицо, в глазах появляются нотки тревоги, а рот едва медленно приоткрывается.
— Я тебя вижу, — пытаюсь говорить увереннее, но голос дрожит и повышается, будто вот-вот сорвётся на истеричный визг. — Ты должна мне поверить. Должна!
— Но… но это невозможно, Аспен, — голос Раф звучит ничуть не лучше. Я напугал её. — Врачи сказали…
— Я знаю, что сказали врачи, но я вижу, Раф! Это правда! И мне страшно… Мне очень страшно… Мне так страшно, Раф!
Подаюсь к ней, надеясь упасть в объятия, но Раф вдруг подскакивает на ноги, отходя в сторону, недолго думая, хватает мой недопитый чай и мигом осушает, со звоном возвращая кружку на место.
— Так. Ладно. Всё хорошо. Хорошо, — несколько раз глубоко вздыхает и выдыхает, поднимая и опуская ладони. — Когда это случилось? Скажи мне, — приседает передо мной, крепко сжимает мои ледяные ладони в своих, и внимательно заглядывает в глаза, словно пытаясь найти в них отличия между тем, какими они были ещё сегодня утром, и тем, какими стали теперь.
— Как? — дрожащим шёпотом. — Аспен, как? Ты… ты, правда…
— Да. Я не вру.
— Боже… — сжимает мои ладони сильнее. — Боже, но как?.. Опиши. Как… как это? Как ты всё видишь?
Сглатываю и несколько раз дёргаю плечами, обводя комнату взглядом:
— Всё чёрно-белое… Но белый – не белый, он… грязный какой-то. Серый, наверное. И… и ты, и всё вокруг будто… будто рисунок…
— Рисунок?
— Будто комикс, — нахожу подходящее определение и сам ему удивляюсь! — Ты… ты словно… комикс, Раф.
Раф неуверенно кивает головой.
— Всё вокруг такое. Словно… чёрно-белый комикс. Я не знаю, как ещё это объяснить… Ты веришь мне?
— Аспен, это… — Ей трудно говорить. — Всё это… для одного дня…
— Это не всё, что я вижу.
Раф замолкает, её лицо напрягается всё больше, вижу по тоненьким морщинкам на высоком лбу, которые становятся глубже, словно кто-то обводит их чёрным маркером.
А я собираюсь с духом, чтобы продолжить, потому что… потому что я уже не малыш, чтобы не понимать – скажи я об этом кому другому, меня сочтут за психа и будут долго, безуспешно лечить.
— Здесь, — осторожно, так чтобы не напугать Раф окончательно, опускаю ладонь чуть ниже основания её шеи.
Раф вздрагивает, но не отстраняется:
— Что – здесь, Аспен?
— Здесь другой цвет. Здесь… светится. Жёлтым. У тебя в груди… что-то светится жёлтым. Даже… скорее, золотым. И… — Не дожидаясь реакции Раф на услышанное, поднимаю глаза чуть выше её головы и смотрю на то, что стоит позади неё. — И ещё, Раф… за твоей спиной… что-то стоит.
Раф так круто оборачивается, что кажется, я слышал, как хрустнули её шейные позвонки. Вдруг отбрасывает от себя мою руку, буквально задыхаясь от переполняющих её эмоций, с ногами заползает на диван, прижимает колени к груди и что есть силы вжимается в мягкую спинку.
Серия – «Психопазлы»
«Лимб. Резонанс»
Книга четвёртая
Сюжет самостоятельный, с другими книгами из серии пересекается частично
Аннотация 1:
«Оказывается, мир мёртвых тоже уязвим. И не знающие покоя в Лимбе души умерших, обречённые на вечное скитание, однажды смогли получить шанс на побег, благодаря множественным разрывам во времени и пространстве.
В тот день, когда это случилось я либо умер вместе со своей семьёй, либо родился заново. Дьявольская сущность, что ворвалась в моё тело, не просто вернула мне способность видеть – она позволила видеть гораздо больше, чем дано любому другому человеку.
Человек ли я теперь?.. Или чудовище, застрявшее между двумя мирами?
На чьей стороне я должен быть: на стороне живых, или тварей, что приходят через червоточины, будто эхо материального уровня, и жрут души людей?..
Я всех их вижу. Каждую тварь. И каждую душу.
Вопрос в том, что увидит во мне Она. Та, кто зовёт меня изо дня в день, будто в предсмертной песне шепча моё имя. Кто она – Иуда, или спаситель, и на какой стороне мы будем, когда наступит Судный день...
Я иду к ней навстречу.
Её зовут Смерть. Она зовёт меня».
Аннотация 2:
Внутри меня живёт лишь эхо собственной личности, я не испытываю сострадания и жалости, я вижу глазами демона, что много лет назад ворвался в моё тело, но… так и не смог подчинить своей воли. У меня нет души. У меня нет чувств. У меня есть лишь цель – найти Её до наступления Судного дня и привести в Тартар - подземный город кишащий душами давно умерших грешников.
Она – душа, заточённая в тело человека, что не имела права на существование. Душа, что грешна и порочна. Душа, что пахнет розами, владеет силой мысли и по воле одного неосторожного желания способна уничтожить не только всё человечество, но и оба мира: мир мёртвых и мир живых.
Её зовут Смерть. Она зовёт меня.
Путеводитель по миру Лимба:
Лимб – мир мёртвых, куда попадают души грешников после смерти.
Заблудшие – обитающие в Лимбе души, обречённые на вечное скитание.
Материализация – сила мысли, с помощью которой Заблудшие души могут преобразовывать энергию в материальные предметы.
Фантом – сущность питающаяся душами Заблудших.
Энергетический след – след от материализации, по которому фантомы выслеживают Заблудших. (По этой причине использование материализации в мирных городах запрещено.)
Проводники – они же, – идеальные Заблудшие наделённые приоритетом за счёт выслуги перед миром мёртвых. Наделённые «третьим» глазом души, способные видеть окна, открывающие проходы в другие сектора Лимба.
Сектор – участок, местность, окружённая невидимым полем территория, кардинально отличающаяся по строению от близлежащих. В Лимбе около ста восьмидесяти участков (точная цифра не известна), каждый из которых состоит из трёхсот пятидесяти трёх секторов.
Мирный сектор – сектора, с возведёнными на их территории городами, где проживают Заблудшие.
Сектор торговцев – сектора, где Заблушие не чтут законов и откупаются от фантомов себе подобными душами, чтобы существовать безбедно и использовать силу мысли в своих целях и в любое время.
Чистый сектор – сектор, в котором можно убить Заблудшего без шанса на перерождение.
Зеркальный сектор – сектор с зеркальным небом. Он же – заброшенный сектор, который стирается, чтобы принять облик чего-то нового.
Промежуточный сектор – обычно переходный не жилой сектор с природной материализацией, через которые проходят пути кочевников.
Кочевники – торговцы награбленными в заброшенных секторах предметами, продуктами и прочим. Путешествуют из сектора в сектор.
Изгои – не признанные не одним из мирных секторов Заблудшие, борцы за идею о том, что выход из Лимба существует. Либо одиночки, либо объединяются в группы.
Палач Лимба – находит прокажённые души, что были разорваны на части при переходе из мира живых в мир мёртвых и уничтожает их.
Древний заблудший – главный в мирном секторе Заблудший, который провёл в Лимбе очень много лет.
Отметка красного солнца на теле Заблудшего – символ, особое обозначение, что получает каждый Заблудший, который хоть единожды погибал в Лимбе.
После смерти Заблудший возвращается в начальную точку, откуда начинает весь путь заново, теряя воспоминания о прежнем существовании в мире мёртвых.
Начальная точка – место появления новой души в Лимбе.
1 день в мире живых — 2 недели в Лимбе.
Чем дольше Заблудший находится в Лимбе, тем меньше у него остаётся воспоминаний о прежней жизни.
Применять материализацию к друг другу Заблудшим запрещено.
По ночам в Лимбе может быть только две температуры: либо сильная жара, либо холод.
Каждую ночь Заблудшим снится один и тот же сон – сон о собственной смерти.
Заблудшие, что были знакомы при жизни, обладают особой связью.
«Лимб. Резонанс»
***Все совпадения с библейскими понятиями случайны. Это авторский альтернативный мир, не несущий в себе сути общечеловеческих существующих знаний и догм веры.***
ПРОЛОГ
Сегодня был хороший день. Точнее – его первая половина.
Сегодня со дня моего рождения прошло двенадцать лет. А также прошло ровно четыре года, как я живу в темноте.
Сегодня моя коллекция комиксов пополнилась очередным изданием! «Джокер», твёрдый переплёт и сто сорок четыре страницы с ещё свеженьким запахом краски, словно его только-только с конвейера сняли!
Надеюсь, у Раф найдётся время, чтобы почитать мне…
Сегодня мама испекла мой любимый пирог с черничным джемом и позволила слопать добрую половину, заверив, что на вечер у неё уже приготовлено кое-что особенное. Хм. Но что может быть лучше её черничного пирога?..
А ещё сегодня наш с папой старый двухместный велик, отправился на свалку – на заслуженный отдых, а в гараже появился новенький горный тандем от «KHS Bicycles»! Алюминиевый сплав, полу-интегрированная рулевая колонка, евро каретка! Что может быть круче?
Нет сил, как хотелось его опробовать в деле! В общем-то, поездка в горы и стала ещё одним подарком на мой день рождения. Пару месяцев назад отец дал слово, что в честь моего двенадцатилетия обязательно придёт с работы пораньше и мы: только я и он, заберёмся так высоко, как ещё никогда не забирались, и встретим закат на «Красном пике», поедая бутерброды и запивая их шипучей «Колой».
Кто бы мог подумать, что вместе с закатом, отец встретит там и свою смерть?..
— Как это случилось?! КАК?! — охваченная истерикой, кричала мама, нещадно тряся меня за плечи.
Никогда не думал, что моя добрая, заботливая мать, чья профессия помогает людям справляться со стрессом и депрессиями, способна звучать настолько жутко. Её голос казался воплем инопланетного чудовища, попавшего под лазерный обстрел.
— КАК?! ТЫ БЫЛ С НИМ! КАК? КАК ЭТО СЛУЧИИИЛОООООСЬ?!! БОЖЕЕЕЕ…
Шипели рации. Шептались соседи. Полицейские со своим бесконечным «Мэм, вам нужно успокоиться», только подливали масла в огонь, потому что мама начинала звучать ещё громче, ещё разъярённее.
Маму не интересовало, как я спустился с горы и как один добрался до дома. Маму не интересовало, почему на мне нет ни единой ссадины. Мама не хотела слушать, слышать и успокаиваться. Мою маму съедала боль. Мой страх ей был не интересен.
А мне было страшно. Страшно, как никогда в жизни ещё не было.
Я пытался заплакать, где-то слышав, что слёзы способны приносить облегчение, но не выходило. Лицо, уверен, раскраснелось от тщетных попыток, а глаза, казалось, лопнут от напряжения, как переспелые помидоры, но не проронят ни единой слезинки.
— Мама… — тихонько, судорожно обронил я, но мама не услышала – она заходилась в истерике, упав на подстриженный вчера отцом газон, спрятала лицо в ладонях и, тряся плечами, надрывно рыдала:
— Боже… за что?... За что ты так с нами?.. Почему забрал его? Я не смогу без него… не смогу… ПОЧЕМУУУУ?..
Тогда я не чувствовал её боли. Не мог разделить её, не мог понять. Тогда мне было просто страшно. Так безумно страшно, что я не заметил, как одна из штанин внезапно стала мокрой и тёплой…
Осознание смерти отца пришло ко мне позже. Гораздо позже.
Маму куда-то увели. А меня забрал старший брат, заверивший, что эту ночь мне лучше провести в его доме – рядом с ним и его женой Раф; свадьбу они сыграли всего месяц назад и сейчас планировали свадебное путешествие, но… Скорее всего его придётся отложить. Или отменить.
— Боже… — Раф бросилась к нам с Эваном, едва мы переступили порог, сгребла меня в охапку и крепко обняла. — Мне так жаль… Так жаль, Аспен. Прости…
Не знаю, зачем Раф просила прощения… скорее просто потому, что ей нечего было больше сказать, да это было и не важно. Дрожа с ног до головы, от непонимания и ужаса, я принимал тепло и поддержку, которую не получил от матери. Крепко обнимал Раф за шею и вдыхал хорошо знакомый мне цветочно-цитрусовый аромат, по которому всегда узнаю её; он успокаивает. Вьющиеся волосы щекотали щёку, когда жена моего брата, старясь не выдавать слёзы, едва уловимо вздрагивала, прижимая меня к себе всё крепче. Теперь мне хотелось утешить её… Раф для меня всё равно, что сестра – они с Эваном знакомы с детства. Сперва это была дружба, затем переросла в любовь, а в итоге - в семью. Раф была рядом со мной с пелёнок, заботилась обо мне, помогала. Всегда. А теперь ей больно по моей вине. Всем моим родным больно по моей вине. Это я не уберёг папу. Это я настоял на этом чёртовом походе в гору.
— Я разберусь с полицией и попытаюсь успокоить маму, — где-то на заднем фоне туманной дымкой пролетел сломленный голос Эвана. — Присмотри за ним, Раф. — И с тонким звоном колокольчиков хлопнула входная дверь.
Раф заварила мне чай с жасмином, усадила на диван в гостиной и вручила кружку в руки.
— Аспен я… я не буду тебя ни о чём спрашивать, просто выпей чай, хорошо? Тебе нужно согреться. И успокоиться.
— Всё нормально. Я спокоен, — сказал кто-то сбоку, тихим, сухим голосом. Оказалось, это был я.
— Нет, Аспен. Тебя трясёт. Ничего не хорошо. Просто сделай, как я прошу, ладно? — Раф набросила мне на спину ещё один плед, подтолкнула кружку ко рту и попыталась ободрительно улыбнуться.
Один глоток. Ещё один. Чай показался безвкусной, горячей водой.
— Когда меня заберёт полиция? — спросил я Раф, рассматривая чудаковатую картину на стене у окна: заходящее солнце убегало за горизонт, бросая сумеречный свет на спокойную гладь обрамлённого хвойным лесом озера. А лучи, плескающиеся в зеркальной глади, вопреки всем законам природы, закручивались толстой многослойной спиралью.
Интересная картина.
— Аспен? — вернула к себе моё внимание Раф. — Полиция? Ты говоришь о…
— О допросе. Меня ведь будут допрашивать? — Чувствовал, как по щекам сбегают горячие капельки влаги, но ни лицом, ни телом, не выдавал ни одной эмоции, что тугим капканом захлопнулись на сердце. Оказывается, это враньё – слёзы вовсе не приносят облегчения.
— Ты… не беспокойся об этом, хорошо? — Раф мягко потрепала меня за плечо и поспешила вновь сцепить в замок свои трясущиеся руки.
Я беспокоился не из-за того, что мне придётся объясняться перед полицией, я боялся того, что мне нечего будет им сказать… Потому что скажи я им правду, мне всё равно не поверят.
— Ох, Аспен, — судорожно выдохнула Раф. — Твой брат со всем разберётся. Знаю, это непросто, но допей чай и постарайся немного отдохнуть хорошо? Я всё время буду с тобой. Обещаю.
Мне не нравится этот чай – он в самом деле безвкусный. Делаю ещё глоток и опускаю кружку на кофейный столик.
— Посиди здесь. Я… я принесу тебе что-нибудь… поесть. Э-э… — Раф поднялась с дивана. — Д-да… Тебе надо что-то поесть… Я… Сейчас, минуту.
— Не надо, — прошу. — Раф, я… Пока нет никого я хочу тебе кое-что рассказать. Только тебе. Можно?
Раф неотрывно смотрит на меня, хмурится, выдерживая паузу, видимо взвешивая все За и Против, затем тяжело вздыхает, опускается обратно на диван и слабо качает головой:
— Аспен, я не думаю, что…
— Ты единственная, кому я могу это рассказать. Больше мне никто не поверит.
Раф не отвечает. Бросает пустой взгляд на мой недопитый чай, и я вижу, как по её щекам сбегают кривые дорожки слёз.
Красивая. Раф такая красивая.
— Аспен, я всё же думаю, что лучше будет подождать твоего брата и тогда мы все вместе…
— Я вижу тебя, Раф, — перебиваю, и её взгляд тут же приковывается к моему лицу. Глаза выдают смятение, удивление, недоверие… слишком много чувств. — Ты стала ещё красивее, чем была. Эвану повезло.
Не отвечает. Тень всё больше падает на её лицо, в глазах появляются нотки тревоги, а рот едва медленно приоткрывается.
— Я тебя вижу, — пытаюсь говорить увереннее, но голос дрожит и повышается, будто вот-вот сорвётся на истеричный визг. — Ты должна мне поверить. Должна!
— Но… но это невозможно, Аспен, — голос Раф звучит ничуть не лучше. Я напугал её. — Врачи сказали…
— Я знаю, что сказали врачи, но я вижу, Раф! Это правда! И мне страшно… Мне очень страшно… Мне так страшно, Раф!
Подаюсь к ней, надеясь упасть в объятия, но Раф вдруг подскакивает на ноги, отходя в сторону, недолго думая, хватает мой недопитый чай и мигом осушает, со звоном возвращая кружку на место.
— Так. Ладно. Всё хорошо. Хорошо, — несколько раз глубоко вздыхает и выдыхает, поднимая и опуская ладони. — Когда это случилось? Скажи мне, — приседает передо мной, крепко сжимает мои ледяные ладони в своих, и внимательно заглядывает в глаза, словно пытаясь найти в них отличия между тем, какими они были ещё сегодня утром, и тем, какими стали теперь.
— Как? — дрожащим шёпотом. — Аспен, как? Ты… ты, правда…
— Да. Я не вру.
— Боже… — сжимает мои ладони сильнее. — Боже, но как?.. Опиши. Как… как это? Как ты всё видишь?
Сглатываю и несколько раз дёргаю плечами, обводя комнату взглядом:
— Всё чёрно-белое… Но белый – не белый, он… грязный какой-то. Серый, наверное. И… и ты, и всё вокруг будто… будто рисунок…
— Рисунок?
— Будто комикс, — нахожу подходящее определение и сам ему удивляюсь! — Ты… ты словно… комикс, Раф.
Раф неуверенно кивает головой.
— Всё вокруг такое. Словно… чёрно-белый комикс. Я не знаю, как ещё это объяснить… Ты веришь мне?
— Аспен, это… — Ей трудно говорить. — Всё это… для одного дня…
— Это не всё, что я вижу.
Раф замолкает, её лицо напрягается всё больше, вижу по тоненьким морщинкам на высоком лбу, которые становятся глубже, словно кто-то обводит их чёрным маркером.
А я собираюсь с духом, чтобы продолжить, потому что… потому что я уже не малыш, чтобы не понимать – скажи я об этом кому другому, меня сочтут за психа и будут долго, безуспешно лечить.
— Здесь, — осторожно, так чтобы не напугать Раф окончательно, опускаю ладонь чуть ниже основания её шеи.
Раф вздрагивает, но не отстраняется:
— Что – здесь, Аспен?
— Здесь другой цвет. Здесь… светится. Жёлтым. У тебя в груди… что-то светится жёлтым. Даже… скорее, золотым. И… — Не дожидаясь реакции Раф на услышанное, поднимаю глаза чуть выше её головы и смотрю на то, что стоит позади неё. — И ещё, Раф… за твоей спиной… что-то стоит.
Раф так круто оборачивается, что кажется, я слышал, как хрустнули её шейные позвонки. Вдруг отбрасывает от себя мою руку, буквально задыхаясь от переполняющих её эмоций, с ногами заползает на диван, прижимает колени к груди и что есть силы вжимается в мягкую спинку.
