На раны, зажившие на Гришке за одну ночь, Машка не обратила внимания. Так же не удивилась, когда вечером, перед ужином, Гришка, положенный на кровать, встал на тоненькие ножки, держась за стенку.
Гровел понял — он в личном жилище особи и особь здесь одна. Причину, по которой за ним так тщательно ухаживают, ему предстояло выяснить.
— Гришка, скажи мама! — попросила Машка, сама себя стесняясь. Никто не называл Машку мамой, и ей было неловко, но уж больно хотелось услышать от найдёныша-сыночка такие слова. Она сидела напротив него за столом, вытянув уставшие за день ноги. — Гришка, скажи мама! Мама! Мама! Мама!
— Ма! — выдал дитёнок, внимательно слушая, что она говорит.
Машка замерла с раскрытым ртом, а потом залилась краской и громко засмеялась.
— Маша, я банку принёс!
Дед Колян вошёл в комнату, ответно улыбаясь на девичий смех. Но как только Машка его заметила, сразу перестала хохотать, испуганно дёрнулась на стуле, затравленно посмотрела на деда.
— Маш, ты чего?
Дед Колян обомлел, удивился, но проследив за Машкиным отчаянным взглядом, сам охнул, отпрянул к двери, но тут же взял себя в руки.
— Мой это! — замычала Машка, бросилась к кровати и закрыла найдёныша спиной. — Мой, не дам!
— Да ладно ты, Маш! — тихо отозвался дед. — На кой он мне нужен? А кто там у тебя? Покажи.
Он сделал несколько шагов Машке навстречу, попытался заглянуть за её плечо.
— Мой! — рявкнула Машка, раскинула в стороны руки и растопырила пальцы. — Я нашла!
— Да твой, твой, — спокойно ответил дед. Главное, чтобы эта зверушка не была опасна для самой Машки. Он должен был убедиться. — Ты покажи, я никому не скажу.
— Никому? — недоверчиво засопела Машка.
— Никому, вот те крест! — и дед Колян начертил на груди размашистый знак оберега. — Покажи.
— Ладно! — Машка сдалась. Отодвинулась.
— Господи ты Боже! — выдохнул дед, когда перед ним показался голый уродливый человечек. — Это что за тварь-то такая?
— Это не тварь! — тут же вступилась Машка, засопела обиженно и поглядела на деда хмурым, недовольным взглядом. — Это мой Гришка! А я ему мама!
— Эка невидаль, глянь, и впрямь как ребёночек.
— Ма! — квакнуло создание, потянулось к Машке и спряталось у неё за спиной.
— Ба! — поразился дед. — И калякает что-то, глянь! Ну, Маш, рассказывай, откуда ты его такого раздобыла?
— В лесу нашла, — уже более покладисто ответила Машка. — Под кустом. Выбросил кто-то, а я подобрала. И теперь он мой! — напомнила она, снова нахохлившись на деда.
— Да твой, — отмахнулся он. — Мне-то оно и подавно не нужно.
— Деда, ты никому не скажешь?
В глазах Машки дед Колян увидел столько тоски, столько боли, что уверенно кивнул. Не скажет. Понимал — если пустит слух, уродца у Машки тут же отберут. По селу уже шли разговоры о твари из болота, которого местные охотники гнали два дня, но потеряли. Сомнений не было — гнали этого уродца. У Машки его отнимут, даже не спросят. И останется деваха одна, совсем без присмотра. А тут глядишь, и чудить не станет, заботой обяжется. Внимание опять же, ей надо. А уродец этот вроде не опасный даже. Вон, корявый, беззубый, худющий, аж дрожит весь на своих кривых ножках.
— Кто ж ты такой? — спросил дед найдёныша, тот лишь сильнее прижался к Машке. — Планетянин, что ль?
— Гришка это! — засмеялась Машка. Вот дед чудит. Как же её сын планетянином окажется? — Это мой Гришка, деда!
— Ну, Гришка, так Гришка, — сдался дед. — Ладно, Маш, я пойду. Можно я заходить буду Гришку проведывать?
— Заходи, — кивнула Машка. — Но один! И никому не рассказывай!
— Никому, — пообещал дед. — Это будет наша тайна, да, Маш?
— Тайна, — облегчённо вздохнула Машка.
Дед ушёл, а она достала из-за спины Гришку, посадила на колени и прижала к груди. Хорошо-то как!
Сколько бы гровел ни размышлял, но похоже, особь его, гровела, оберегает. Это стало понятно, когда к ним в жилище зашёл старый охотник. В том, что это был именно зверолов, гровел понял сразу — походка осторожная, но в то же время лёгкая, взгляд зоркий, внимательный, да и тело хоть и старое, но весьма крепкое. Ошибиться он не мог. Когда-то и сам был одним из таких…
Охотники, как этот гость, гнали его совсем недавно два дня по болотам и непроходимым чащам. А потом загнали в подвал полуразвалившегося жилища и схватили.
Гровел инстинктивно кинулся за широкую спину своего спасителя, вцепился дрожащими пальцами в его одеяния и выдал единственно выученный за сегодня звук «Ма!»
И охотник ушёл.
А гровел снова оказался прижатым к спасителю и снова услышал чёткие удары его сердца. Было необычно приятно и спокойно.
И странно. Никто и никогда его не оберегал. Молодые сознания его типа особо не ценились, и их временные тела легко пускались в расход. А он перерождался много, очень много раз…
Спаситель учил его говорить, часто повторяя одно и то же слово «Ма», от чего гровел сделал вывод — это имя. Осталось понять чьё — спасителя, или ему дали такое прозвище?
Машка порылась в шкафу, нашла старую ночнушку, что носила в детстве и надела на Гришку. Он охотно нацепил наряд, сел рядом с ней и доверительно уставился на Машку.
С соседнего дома послышалась громкая музыка, так резко разорвавшая тишину в доме, что и гровел, и она сама непроизвольно вздрогнули. У соседа опять гулянка, опять будут не спать всю ночь, горланить песни, кричать и ругаться до утра. Сосед Иваныч — мужик склочный, скупой. Машке он не нравился, но мамка всегда говорила — живи тихо, никто тебя не тронет. И если Машка встречалась с Иванычем на улице, старалась прошмыгнуть мимо, бросая тихое: «Здрасте». Не нравился ей Иваныч. Было в нем что-то гадкое и злобное — в его крадущихся движениях, цепком хитром взгляде, скрипучем, вечно недовольном голосе. И жена ему была подстать — низкорослая толстая тётка Нинка. Машке не раз доставались от неё насмешки и оскорбления, даже если рядом была её мать. Нинку Машка боялась даже больше, чем Иваныча, особенно после того, как на мамкиных похоронах Нинка, не стесняясь никого из гостей, предложила отправить Машку в дом престарелых, потому что никого у неё больше не осталось.
Машка закрыла окна, задёрнула шторы, села рядом с Гришкой и тихо попросила:
— Скажи мама?
Зависть
Рано утром Иваныч зашёл в чужой двор словно к себе домой. Хотел подкараулить Машку у крыльца, зайти в дом, но наткнулся на старенький замок. Машка уже встала и ушла к скотине. Он пошарился по окнам, ничего не увидел и сел на крыльцо. Ждать.
Нинка влетела во двор, бегло огляделась, кивнула мужу:
— Где?
— Скотину убирает, — недовольно ответил Иваныч. Достал из кармана дешёвую папиросу, закурил, стряхивая пепел прямо на крыльцо.
Нинка пробежалась по двору, присмотрелась. Ловко перебрала пустые ведра, быстренько сунула в карман крышки от банок, что сушились на заборе. Покопалась бы ещё, но тут появилась Машка. Увидев соседей, девушка съёжилась, насупилась и молча прошла мимо.
— Чего запираешься?
Недовольный тон Иваныча напугал Машку больше обычного.
— Чего прячешь-то? — подскочила Нинка. Близко подскочила, заставила смотреть себе в глаза. — А? Чего?
— Ничего, — буркнула Машка.
— Иди открывай! — Нинка подхватила Машку за локоть и легонько подтолкнула к крыльцу.
— Не буду!
Машка упрямо встала посреди двора, опустила глаза, старательно избегая внимательного взгляда соседки. А потом развернулась и ушла к сараям.
Иваныч докурил сигарету, зло сплюнул себе под ноги.
— Позже придём. Куда она денется. Пошли.
Нинка юлой пробежалась по двору, ещё раз перебрала разложенную по углам утварь и, прихватив старый цветочный горшок, юркнула вслед за мужем на улицу.
В деревне никогда не запирались двери и не занавешивались окна, но в последнее время в доме Машки Кожанкиной что-то происходило. Иваныч это чуял. Даже пытался к ней зайти, когда девка на огород уходила, но натыкался на старенький висячий замок. Уж-то у Машки полюбовник завёлся? Он поделился мыслью со своей женой, и та загорелась любопытством. Не терпелось бабе рассказать про Машкины похождения.
Этой ночью, пока гости из столицы пили и плясали во дворе, они тихонько вышли за ворота, прокрались в Машкин двор. Заглядывать в окна начали сразу, как вошли в палисадник, старались тихо, даже не разговаривали, боялись себя обнаружить и спугнуть ненормального, позарившегося на дурочку.
Через щель, неприкрытую старенькой шторкой, сначала Иваныч, а потом и его жена увидели зверька, наряженного в детскую ночнушку. Удивлённо переглянулись. Иваныч покрутил у виска жирным пальцем, но потом зверёк встал на задние лапы и превратился в темнокожего уродца.
Нинка тихо вскрикнула, зажала рот рукой и отшатнулась от окна, едва не споткнувшись об мужа. Тот с отвращением сплюнул, махнул жене рукой и пошёл прочь. Видели достаточно.
— Это тот самый уродец, что охотники недавно по болотам гнали! — тихо шипел Иваныч, подходя к своей калитке. — Машка его нашла и пригрела, дура!
— Охотники вчерась у магазина были, я слышала, самого чёрта гнали, а он из машины вылез и пропал! — согласно кивая, протараторила Нинка.
— Вот и нашёлся, — зло усмехнулся Иваныч. — Только ты это, помалкивай, поняла? Зверушку мы заберём, когда Машку в суд повезут. Я с опекой договорился, там её сразу определят. А потом документы на дом оформим. Смотри, лишнего не сболтни!
— Да что ты, что ты! — залепетала Нинка, открывая перед мужем калитку. — Чего добру-то пропадать?
На следующий день к Машке из города приехали представители органов опеки.
* * *
Гровел услышал громкие голоса на улице, испугался и юркнул в шкаф — единственное в комнате убежище. Зарывшись в старое тряпье, с испугом ждал, когда прекратятся возбуждённые крики. Вскоре голоса переместились в дом, притащив с собой громкие стуки и нервные шаги. Среди незнакомых звуков гровел разобрал плач уже ставшей почти родной особи, которую он прозвал Ма. Наверняка её обижали, но помочь он не мог. Пришедших было слишком много. Ему оставались часы, чтобы организм окончательно сформировался, и мышцы налились силой. Гровел тихо сидел в тёмном шкафу, в отчаянии сжимая корявыми пальцами какую-то тряпку, по звукам понимая, что с его Ма случилась беда.
Возня и крики продолжались недолго. Жилище внезапно опустело, и снова стало тихо и спокойно, как было раньше. Захотелось выбраться и снова увидеть Ма, понять, что всё страшное прошло и уже не повторится. Хотелось прижаться к доброй груди и снова слушать стук здорового сердца. Гровел понимал — такого уже никогда не будет. Но те, кто пришёл за его Ма, не стали обыскивать дом, значит, у него есть шанс выбраться и благополучно схорониться где-нибудь ещё
И оставить Ма?
Он должен выжить. Должен найти шлюпку и передать данные командованию. Он должен исполнить свою миссию.
Он должен защитить свою Ма!
Гровел тихо открыл дверцы шкафа и тут же повалился на пол, придавленный чем-то тяжёлым.
— Держи! — услышал он грубый, злой голос. — Навались! Вяжи! Тащи!
Расстроенный, несобранный, он подпустил врага слишком близко.
Его засунули в мешок и беспощадно поволокли по земле и ухабам. Гровел отбил спину и ушиб голову. Попытался выбраться, но лишь устал. Понял, что вырваться будет непросто, притаился, приготовился ждать удобного момента.
Когда мешок перестал двигаться и наступила тишина, гровел прорвал грубую ткань отросшим клыком, выбрался, настороженно огляделся. Небольшая деревянная постройка с крепкими, без щелей стенами. Ерунда!
Он присел в углу и начал быстро копать землю окрепшими пальцами с длинными острыми когтями.
Нужно выбираться как можно скорее.
Нужно найти Ма!
Побег
Вернувшись с охоты дед Колян не сразу узнал, что Машку увезли в город, а когда до него дошли слухи, кинулся к ней домой, но натолкнулся на распахнутые двери и беспорядок в комнатах.
Следов найдёныша Гришки он не обнаружил и, не зная что делать, устало присел на покосившееся крылечко. Ну кому надо было девку из дома выгонять? Жила себе и жила тихо, никого не трогала, никому не мешала…
На разбитой дороге машину так сильно трясло, что Машка, не привыкшая к поездкам, даже плакать перестала и только сидела, обхватив голову руками, мыча от боли и тоски. Она совсем не хотела никуда уезжать, даже пыталась драться с участковым, но тот пригрозил наручниками и затолкал в машину. Какая-то незнакомая тётка с большим портфелем в руках села рядом и равнодушно уставилась в окно.
Так доехали до леса.
Машка попросилась в туалет. Ей разрешили уединиться.
Она устала, выбилась из сил и, похоже, заблудилась. Казалось дом совсем рядом, стоит только выйти на поляну перед селом, но лес всё не кончался, пугая и путая Машку густыми зарослями.
Убегая от своих мучителей, она постаралась забраться как можно глубже, но заплутала. Лес охватила сумеречная пелена, сразу похолодало, потянуло удушливым запахом болота. Машка испугалась. Знала, что места здесь гиблые, нужно быть осторожной, но всё бежала и остановиться не могла.
Усталость путала ноги, сбивала дыхание, кружила голову. Машка дёрнулась и упала, запутавшись в траве и мучительно, протяжно завыла, заревела, сминая пальцами сырой мох, натужно вытолкнула из пересохшего горла протяжный вскрик:
— Гри-ишка-а!
Ночное эхо подхватило отчаянный вопль, смакуя разнесло по лесу.
Машка услышала треск веток, чью-то быструю поступь и замерла, съёжилась, с отчаянием и беспомощностью вглядываясь во тьму. Зверь идёт…
— Гришка! — проскулила она тихо. — Гришенька-а!
Свернулась калачиком и смиренно замерла. Вот и всё. От зверя не убежишь. Даже не вздрогнула, когда на неё налетело что-то мощное и тяжёлое
— Ма! — раздалось над Машкой. — Ма!
Гровел понял — он в личном жилище особи и особь здесь одна. Причину, по которой за ним так тщательно ухаживают, ему предстояло выяснить.
— Гришка, скажи мама! — попросила Машка, сама себя стесняясь. Никто не называл Машку мамой, и ей было неловко, но уж больно хотелось услышать от найдёныша-сыночка такие слова. Она сидела напротив него за столом, вытянув уставшие за день ноги. — Гришка, скажи мама! Мама! Мама! Мама!
— Ма! — выдал дитёнок, внимательно слушая, что она говорит.
Машка замерла с раскрытым ртом, а потом залилась краской и громко засмеялась.
— Маша, я банку принёс!
Дед Колян вошёл в комнату, ответно улыбаясь на девичий смех. Но как только Машка его заметила, сразу перестала хохотать, испуганно дёрнулась на стуле, затравленно посмотрела на деда.
— Маш, ты чего?
Дед Колян обомлел, удивился, но проследив за Машкиным отчаянным взглядом, сам охнул, отпрянул к двери, но тут же взял себя в руки.
— Мой это! — замычала Машка, бросилась к кровати и закрыла найдёныша спиной. — Мой, не дам!
— Да ладно ты, Маш! — тихо отозвался дед. — На кой он мне нужен? А кто там у тебя? Покажи.
Он сделал несколько шагов Машке навстречу, попытался заглянуть за её плечо.
— Мой! — рявкнула Машка, раскинула в стороны руки и растопырила пальцы. — Я нашла!
— Да твой, твой, — спокойно ответил дед. Главное, чтобы эта зверушка не была опасна для самой Машки. Он должен был убедиться. — Ты покажи, я никому не скажу.
— Никому? — недоверчиво засопела Машка.
— Никому, вот те крест! — и дед Колян начертил на груди размашистый знак оберега. — Покажи.
— Ладно! — Машка сдалась. Отодвинулась.
— Господи ты Боже! — выдохнул дед, когда перед ним показался голый уродливый человечек. — Это что за тварь-то такая?
— Это не тварь! — тут же вступилась Машка, засопела обиженно и поглядела на деда хмурым, недовольным взглядом. — Это мой Гришка! А я ему мама!
— Эка невидаль, глянь, и впрямь как ребёночек.
— Ма! — квакнуло создание, потянулось к Машке и спряталось у неё за спиной.
— Ба! — поразился дед. — И калякает что-то, глянь! Ну, Маш, рассказывай, откуда ты его такого раздобыла?
— В лесу нашла, — уже более покладисто ответила Машка. — Под кустом. Выбросил кто-то, а я подобрала. И теперь он мой! — напомнила она, снова нахохлившись на деда.
— Да твой, — отмахнулся он. — Мне-то оно и подавно не нужно.
— Деда, ты никому не скажешь?
В глазах Машки дед Колян увидел столько тоски, столько боли, что уверенно кивнул. Не скажет. Понимал — если пустит слух, уродца у Машки тут же отберут. По селу уже шли разговоры о твари из болота, которого местные охотники гнали два дня, но потеряли. Сомнений не было — гнали этого уродца. У Машки его отнимут, даже не спросят. И останется деваха одна, совсем без присмотра. А тут глядишь, и чудить не станет, заботой обяжется. Внимание опять же, ей надо. А уродец этот вроде не опасный даже. Вон, корявый, беззубый, худющий, аж дрожит весь на своих кривых ножках.
— Кто ж ты такой? — спросил дед найдёныша, тот лишь сильнее прижался к Машке. — Планетянин, что ль?
— Гришка это! — засмеялась Машка. Вот дед чудит. Как же её сын планетянином окажется? — Это мой Гришка, деда!
— Ну, Гришка, так Гришка, — сдался дед. — Ладно, Маш, я пойду. Можно я заходить буду Гришку проведывать?
— Заходи, — кивнула Машка. — Но один! И никому не рассказывай!
— Никому, — пообещал дед. — Это будет наша тайна, да, Маш?
— Тайна, — облегчённо вздохнула Машка.
Дед ушёл, а она достала из-за спины Гришку, посадила на колени и прижала к груди. Хорошо-то как!
Сколько бы гровел ни размышлял, но похоже, особь его, гровела, оберегает. Это стало понятно, когда к ним в жилище зашёл старый охотник. В том, что это был именно зверолов, гровел понял сразу — походка осторожная, но в то же время лёгкая, взгляд зоркий, внимательный, да и тело хоть и старое, но весьма крепкое. Ошибиться он не мог. Когда-то и сам был одним из таких…
Охотники, как этот гость, гнали его совсем недавно два дня по болотам и непроходимым чащам. А потом загнали в подвал полуразвалившегося жилища и схватили.
Гровел инстинктивно кинулся за широкую спину своего спасителя, вцепился дрожащими пальцами в его одеяния и выдал единственно выученный за сегодня звук «Ма!»
И охотник ушёл.
А гровел снова оказался прижатым к спасителю и снова услышал чёткие удары его сердца. Было необычно приятно и спокойно.
И странно. Никто и никогда его не оберегал. Молодые сознания его типа особо не ценились, и их временные тела легко пускались в расход. А он перерождался много, очень много раз…
Спаситель учил его говорить, часто повторяя одно и то же слово «Ма», от чего гровел сделал вывод — это имя. Осталось понять чьё — спасителя, или ему дали такое прозвище?
Машка порылась в шкафу, нашла старую ночнушку, что носила в детстве и надела на Гришку. Он охотно нацепил наряд, сел рядом с ней и доверительно уставился на Машку.
С соседнего дома послышалась громкая музыка, так резко разорвавшая тишину в доме, что и гровел, и она сама непроизвольно вздрогнули. У соседа опять гулянка, опять будут не спать всю ночь, горланить песни, кричать и ругаться до утра. Сосед Иваныч — мужик склочный, скупой. Машке он не нравился, но мамка всегда говорила — живи тихо, никто тебя не тронет. И если Машка встречалась с Иванычем на улице, старалась прошмыгнуть мимо, бросая тихое: «Здрасте». Не нравился ей Иваныч. Было в нем что-то гадкое и злобное — в его крадущихся движениях, цепком хитром взгляде, скрипучем, вечно недовольном голосе. И жена ему была подстать — низкорослая толстая тётка Нинка. Машке не раз доставались от неё насмешки и оскорбления, даже если рядом была её мать. Нинку Машка боялась даже больше, чем Иваныча, особенно после того, как на мамкиных похоронах Нинка, не стесняясь никого из гостей, предложила отправить Машку в дом престарелых, потому что никого у неё больше не осталось.
Машка закрыла окна, задёрнула шторы, села рядом с Гришкой и тихо попросила:
— Скажи мама?
Зависть
Рано утром Иваныч зашёл в чужой двор словно к себе домой. Хотел подкараулить Машку у крыльца, зайти в дом, но наткнулся на старенький замок. Машка уже встала и ушла к скотине. Он пошарился по окнам, ничего не увидел и сел на крыльцо. Ждать.
Нинка влетела во двор, бегло огляделась, кивнула мужу:
— Где?
— Скотину убирает, — недовольно ответил Иваныч. Достал из кармана дешёвую папиросу, закурил, стряхивая пепел прямо на крыльцо.
Нинка пробежалась по двору, присмотрелась. Ловко перебрала пустые ведра, быстренько сунула в карман крышки от банок, что сушились на заборе. Покопалась бы ещё, но тут появилась Машка. Увидев соседей, девушка съёжилась, насупилась и молча прошла мимо.
— Чего запираешься?
Недовольный тон Иваныча напугал Машку больше обычного.
— Чего прячешь-то? — подскочила Нинка. Близко подскочила, заставила смотреть себе в глаза. — А? Чего?
— Ничего, — буркнула Машка.
— Иди открывай! — Нинка подхватила Машку за локоть и легонько подтолкнула к крыльцу.
— Не буду!
Машка упрямо встала посреди двора, опустила глаза, старательно избегая внимательного взгляда соседки. А потом развернулась и ушла к сараям.
Иваныч докурил сигарету, зло сплюнул себе под ноги.
— Позже придём. Куда она денется. Пошли.
Нинка юлой пробежалась по двору, ещё раз перебрала разложенную по углам утварь и, прихватив старый цветочный горшок, юркнула вслед за мужем на улицу.
В деревне никогда не запирались двери и не занавешивались окна, но в последнее время в доме Машки Кожанкиной что-то происходило. Иваныч это чуял. Даже пытался к ней зайти, когда девка на огород уходила, но натыкался на старенький висячий замок. Уж-то у Машки полюбовник завёлся? Он поделился мыслью со своей женой, и та загорелась любопытством. Не терпелось бабе рассказать про Машкины похождения.
Этой ночью, пока гости из столицы пили и плясали во дворе, они тихонько вышли за ворота, прокрались в Машкин двор. Заглядывать в окна начали сразу, как вошли в палисадник, старались тихо, даже не разговаривали, боялись себя обнаружить и спугнуть ненормального, позарившегося на дурочку.
Через щель, неприкрытую старенькой шторкой, сначала Иваныч, а потом и его жена увидели зверька, наряженного в детскую ночнушку. Удивлённо переглянулись. Иваныч покрутил у виска жирным пальцем, но потом зверёк встал на задние лапы и превратился в темнокожего уродца.
Нинка тихо вскрикнула, зажала рот рукой и отшатнулась от окна, едва не споткнувшись об мужа. Тот с отвращением сплюнул, махнул жене рукой и пошёл прочь. Видели достаточно.
— Это тот самый уродец, что охотники недавно по болотам гнали! — тихо шипел Иваныч, подходя к своей калитке. — Машка его нашла и пригрела, дура!
— Охотники вчерась у магазина были, я слышала, самого чёрта гнали, а он из машины вылез и пропал! — согласно кивая, протараторила Нинка.
— Вот и нашёлся, — зло усмехнулся Иваныч. — Только ты это, помалкивай, поняла? Зверушку мы заберём, когда Машку в суд повезут. Я с опекой договорился, там её сразу определят. А потом документы на дом оформим. Смотри, лишнего не сболтни!
— Да что ты, что ты! — залепетала Нинка, открывая перед мужем калитку. — Чего добру-то пропадать?
На следующий день к Машке из города приехали представители органов опеки.
* * *
Гровел услышал громкие голоса на улице, испугался и юркнул в шкаф — единственное в комнате убежище. Зарывшись в старое тряпье, с испугом ждал, когда прекратятся возбуждённые крики. Вскоре голоса переместились в дом, притащив с собой громкие стуки и нервные шаги. Среди незнакомых звуков гровел разобрал плач уже ставшей почти родной особи, которую он прозвал Ма. Наверняка её обижали, но помочь он не мог. Пришедших было слишком много. Ему оставались часы, чтобы организм окончательно сформировался, и мышцы налились силой. Гровел тихо сидел в тёмном шкафу, в отчаянии сжимая корявыми пальцами какую-то тряпку, по звукам понимая, что с его Ма случилась беда.
Возня и крики продолжались недолго. Жилище внезапно опустело, и снова стало тихо и спокойно, как было раньше. Захотелось выбраться и снова увидеть Ма, понять, что всё страшное прошло и уже не повторится. Хотелось прижаться к доброй груди и снова слушать стук здорового сердца. Гровел понимал — такого уже никогда не будет. Но те, кто пришёл за его Ма, не стали обыскивать дом, значит, у него есть шанс выбраться и благополучно схорониться где-нибудь ещё
И оставить Ма?
Он должен выжить. Должен найти шлюпку и передать данные командованию. Он должен исполнить свою миссию.
Он должен защитить свою Ма!
Гровел тихо открыл дверцы шкафа и тут же повалился на пол, придавленный чем-то тяжёлым.
— Держи! — услышал он грубый, злой голос. — Навались! Вяжи! Тащи!
Расстроенный, несобранный, он подпустил врага слишком близко.
Его засунули в мешок и беспощадно поволокли по земле и ухабам. Гровел отбил спину и ушиб голову. Попытался выбраться, но лишь устал. Понял, что вырваться будет непросто, притаился, приготовился ждать удобного момента.
Когда мешок перестал двигаться и наступила тишина, гровел прорвал грубую ткань отросшим клыком, выбрался, настороженно огляделся. Небольшая деревянная постройка с крепкими, без щелей стенами. Ерунда!
Он присел в углу и начал быстро копать землю окрепшими пальцами с длинными острыми когтями.
Нужно выбираться как можно скорее.
Нужно найти Ма!
Побег
Вернувшись с охоты дед Колян не сразу узнал, что Машку увезли в город, а когда до него дошли слухи, кинулся к ней домой, но натолкнулся на распахнутые двери и беспорядок в комнатах.
Следов найдёныша Гришки он не обнаружил и, не зная что делать, устало присел на покосившееся крылечко. Ну кому надо было девку из дома выгонять? Жила себе и жила тихо, никого не трогала, никому не мешала…
На разбитой дороге машину так сильно трясло, что Машка, не привыкшая к поездкам, даже плакать перестала и только сидела, обхватив голову руками, мыча от боли и тоски. Она совсем не хотела никуда уезжать, даже пыталась драться с участковым, но тот пригрозил наручниками и затолкал в машину. Какая-то незнакомая тётка с большим портфелем в руках села рядом и равнодушно уставилась в окно.
Так доехали до леса.
Машка попросилась в туалет. Ей разрешили уединиться.
Она устала, выбилась из сил и, похоже, заблудилась. Казалось дом совсем рядом, стоит только выйти на поляну перед селом, но лес всё не кончался, пугая и путая Машку густыми зарослями.
Убегая от своих мучителей, она постаралась забраться как можно глубже, но заплутала. Лес охватила сумеречная пелена, сразу похолодало, потянуло удушливым запахом болота. Машка испугалась. Знала, что места здесь гиблые, нужно быть осторожной, но всё бежала и остановиться не могла.
Усталость путала ноги, сбивала дыхание, кружила голову. Машка дёрнулась и упала, запутавшись в траве и мучительно, протяжно завыла, заревела, сминая пальцами сырой мох, натужно вытолкнула из пересохшего горла протяжный вскрик:
— Гри-ишка-а!
Ночное эхо подхватило отчаянный вопль, смакуя разнесло по лесу.
Машка услышала треск веток, чью-то быструю поступь и замерла, съёжилась, с отчаянием и беспомощностью вглядываясь во тьму. Зверь идёт…
— Гришка! — проскулила она тихо. — Гришенька-а!
Свернулась калачиком и смиренно замерла. Вот и всё. От зверя не убежишь. Даже не вздрогнула, когда на неё налетело что-то мощное и тяжёлое
— Ма! — раздалось над Машкой. — Ма!
