Встреча
(по О. Генри)
Она спешила. Каблуки предательски скользили по чуть схваченному морозом асфальту. Да и одета она была не для прогулок. Шубка из жутко модного, но совсем не греющего тело меха искусственного животного отворачивалась полами при ходьбе и затягивала холод внутрь. Скорее, скорее в тепло, пусть дурно пахнущая подземка, чем пронизывающий ветер улиц.
Людей было мало, время и погода тому были причиной. Спустившись вниз, где не задувал ветер с улицы, она пошла чуть медленнее, стуча каблуками по мрамору пола. Пройти оставалось немного до угла вестибюля, загораживающего путь на перрон. Так строили старые станции кольца, со всевозможными изысками в архитектуре.
Этот уголок не мешал основному потоку пассажиров, и обычно был занят людьми, выбравшими такой непритязательный способ заработка. В такой час это место пустовало, за исключением одинокой фигуры мужчины, стоявшей в пол-оборота к залу. В руках у него был саксофон, и он что-то напряженно в нем настраивал.
Она мазнула по фигуре мужчины скользящем взглядом, продолжив свой путь к перрону. Однако, не успев сделать и пары шагов, замерла, будто наткнувшись на невидимую стену.
Музыка. Она полилась неспешно и неотвратимо, она заполнила зал как весенний паводок заполняет излучины и овраги, переворачивая старые пни и унося весь мусор прочь. Музыка - вода напитала все закоулки пространства и растекалась стремительными ручейками вперед и вверх. Да, акустика на старых станциях была приличная, достойная залов консерваторий. Но даже не это остановило ее. Сама мелодия звала, требовала оглянуться, замереть. Она не стала противиться порыву, даже вернулась на два шага назад, чтобы не стоять на проходе и не мешать движению.
Взглянула на фигуру мужчины более пристально, даже скорее оценочно. Высокий, темноволосый. На вид тридцати с небольшим лет, одетый в обычный комплект среднестатистического горожанина - джинсы и куртку классического синего цвета. Одежда не новая, но и не затертая до дыр, скорее любимая, та, которую ощущаешь как вторую кожу. Глаза мужчины были полуприкрыты, он казалcя отрешенным от действительности, отдавшись во власть мелодии, которую играл. Играл хорошо, не профессионально, с этими наворотами и пассажами, а скорее по наитию, как дышал. Ему нравилось то, что он делал и было заметно, что играл он часто. На мраморном полу у ног мужчины лежал кофр от инструмента. Но почему-то закрытый. И весь вид мужчины говорил о том, что играл он не на потеху публики, а для себя. Это удивляло и настораживало одновременно. Кто он? И что забыл в такой час в таком месте?
Она внимательно присмотрелась к мужчине: волосы отросли до приличной длины, хотя еще сохраняли форму некогда модельной стрижки, подбородок со следами многодневной щетины был оцарапан не то бритвой, не то лапой домашнего животного, тонкие пальцы, легко порхающие по инструменту, с отросшими ногтями и чернотой под ними. Весь облик незнакомца был какой-то неухоженный, с оттенком пренебрежения к этой составляющей повседневной жизни. Так ведут себя люди отчаявшиеся или травмированные, но ни к одной из этих категорий мужчина на первый взгляд не подходил.
Она подождала окончания очередной композиции и обратилась к мужчине:
- У вас что-то случилось?
- Вам требуется помощь? - Спросила она, не особенно и надеясь, что мужчина заговорит. Но, напротив, незнакомец ответил:
- А что вы мне можете предложить?
И тон его ответа не был грубым или вызывающим. Он был безнадежным, что ли. И вот эта безнадежность и некая отстраненность от всего заставила ее напрячься. Может он болен неизлечимой болезнью и счет его жизни идет на дни? Может он потерял кого-то родного и боль утраты так отрешила его от всего сущего.
- Тогда кто ему может помочь и чем? - Подумала девушка. Но и отходить от таинственного незнакомца она не спешила, что-то в его взгляде притягивало и останавливало. Теряясь в догадках, она не знала, как поступить, когда неожиданно мужчина заговорил. Голос его был чуть хрипловатым, как после сна или долгого молчания.
- Милая девушка, - сказал он, - Помочь мне сложно, дайте мелочь, сколько не жалко!
Эта просьба выдернула ее из размышлений, как горсть снега, попавшая за шиворот.
- А, обычный попрошайка, - почему-то покоробило ее. Она судорожно раскрыла сумочку, что моталась на ее плече, скорее, как элемент Лука, чем функциональная вещь, и стала искать какую-нибудь наличность. Но, по закону подлости или еще какому закону, наличности не оказалось. У нее была карта, привязанная к номеру телефона, но ночью в подземке навряд ли кто смог бы обналичить ее. Девушке не хотелось терять лицо в такой, казалось бы, дурацкой ситуации, но все к этому шло.
- Давайте я вам переведу на счет, неуверенно пробормотала она, доставая телефон.
А в голове прозвенело:
- Ага, счет, у попрошайки? - Еще спроси про ключи от машины, - не унимался тот же голос. Но, напротив, незнакомец не растерялся и быстро набрал свой номер, взяв у нее телефон.
Девушка опешила от такой оперативности. Но инициатива наказуема, так что теперь сожалеть? И девушка перевела незнакомцу остаток, что был на счете. Как так получилось? Или ночь и усталость тому виной, но дело было сделано, перевод прошел.
Она немного постояла в нерешительности, ожидая чего? Благодарности, слов прощания и напутствия проходить на будущее мимо таких вот порывов? Незнакомец молчал, смотря на нее ясными синими глазами. Он чего-то ждал от нее? Недоумевал? Ох, это все маловероятно, и она попалась на улов очередному мошеннику. Вздохнув как перед прыжком в воду, девушка развернулась на каблуках и быстро пошла в сторону перрона.
Перед поворотом она неожиданно для самой себя обернулась и увидела, что мужчина смотрит ей в след с горькой ухмылкой на губах.
- Вот же паяц, играет до последнего! - Подумала она и села в подъехавший поезд.
Апрельский ветер гнал облака по небу, как сторожевой пес отару овец, белых и безответных. Девушка, в легком пальто и с папкой для документов в руках, шла по городу. Непростая зима прошла, время ошибок, как она думала, тоже закончилось.
От той памятной встречи с незнакомым музыкантом осталось горькое послевкусие в виде отрицательного баланса на счете и долгих месяцев экономии, для закрытия этого дефицита. Ей было обидно, но кого она могла винить в произошедшем? Только себя. Теперь же, она должна закончить последний проект, и, если уж не сложилось, уехать из этого мегаполиса в тихую заводь, с лебедями и кувшинками в пруду. На родину. Попытка была неудачной, надо это признать, не прижилась она на чужбине. Билет был куплен, чемодан собран, работодатель заявление подписал и сегодня был ее заключительный день на работе, в городе, в стране.
Оставалось одно, недоделанное – со старым подрядчиком, и она хотела закрыть все хвосты. Офис корпорации находился в центре города, но подъезжать к нему было неудобно, так как на современный манер, он находился в парковой зоне. Прогулка по весеннему городу только добавляла горечи в ее настроение.
Поднявшись лифтом на нужный этаж, она почти уже с закрытыми глазами направилась в рабочий офис. Постучавшись для порядка, девушка вошла в офис, оглядываясь в поиске вешалки для пальто. До назначенного времени переговоров было еще несколько минут, и их можно было потратить на чашечку кофе, что она и сделала.
Пока в переговорную никто не заходил, хотя секретарь уже готовила папки с документами для собравшихся. Постепенно народ стал заполнять помещение, многие здоровались с ней, ведь годы сотрудничества сближают как никак. Ждали нового главу комитета, вернее старого, но временно не исполняющего свои обязанности по каким-то личным причинам.
Когда все расселись по местам, дверь переговорной открылась и в нее вошел мужчина, тот самый глава комитета, тот самый ночной музыкант. Он окинул внимательным взглядом синих глаз собравшихся, мазнув мимоходом по девушке и сказал краткое приветствие. Дальше пошли рабочие моменты, графики, цифры, споры. Все происходящее для нее было словно в толще воды, с замедленным движением рук, головы, морганием век. Девушка даже что-то отвечала оппонентам, немного хмурилась или улыбалась.
Но это была не она.
Аватар, в который перенеслась ее душа, делал все привычные движения и подавал реплики. Она застыла, она в один миг превратилась в тот самый инклюзив, что оказался в янтаре, попав много миллион лет назад в смолу древнего дерева. И выхода нет.
Переговоры закончились, что-то решили, кому-то отказали, жизнь продолжалась. Сотрудники стали расходиться, прощаясь в дверях и похлопывая друг друга по плечам. Встала и она, вернее ее аватар делал все четко и выверено. Прошла к вешалке с одеждой и, зацепившись каблуком за порог, наметила для своего лица встречу с мраморным полом приемной. Однако это тоже оказалось непростой задачей: чьи-то руки подхватили ее и резко, до звездочек в глазах, поставили вертикально. Встреча с полом не состоялась, она состоялась с синими глазами на лице ночного музыканта. Ее аватар подал голос, ну как голос? Некое подобие шипения с завыванием:
- Шшто вы себе позволяете! - Прошипела она,
- Поставьте меня на место и оставьте, - Глубокомысленно донеслось вслед.
Мужчина с той самой горькой ухмылкой не удовлетворил ее требованиям, а подхватив ее пальто вместе с ней самой, шагнул в какую -то неприметную дверь.
Далее аватар покинул ее, как и последние силы. Ей оставалось только слушать и кивать, не отрывая взгляда от мужчины.
-У меня погиб друг, такой друг, что как брат, с которым вместе выросли, вместе встали на крыло, вместе прошли огни и воды и медные трубы. Он оставил мне дело, наше дело. Только я не смог, я закрылся, забаррикадировался от всего мира чтобы пережить и начать жить заново. Той ночью я неожиданно для себя первый раз за много недель вышел на улицу. Быть в толпе - хорошая терапия, быть на виду и невидимым. Но! Ты нарушила мои планы, ты залезла своей помощью туда, где помощь невозможна, а сочувствие унизительно. Вот я и ответил, вернее дал понять, чтобы больше неповадно было так поступать. В результате наказал себя. Прости, если можешь.
Что ответила девушка и как мужчина заслужил прощения, история умалчивает, хотя, это уже другая история.
Конец
(по О. Генри)
Она спешила. Каблуки предательски скользили по чуть схваченному морозом асфальту. Да и одета она была не для прогулок. Шубка из жутко модного, но совсем не греющего тело меха искусственного животного отворачивалась полами при ходьбе и затягивала холод внутрь. Скорее, скорее в тепло, пусть дурно пахнущая подземка, чем пронизывающий ветер улиц.
Людей было мало, время и погода тому были причиной. Спустившись вниз, где не задувал ветер с улицы, она пошла чуть медленнее, стуча каблуками по мрамору пола. Пройти оставалось немного до угла вестибюля, загораживающего путь на перрон. Так строили старые станции кольца, со всевозможными изысками в архитектуре.
Этот уголок не мешал основному потоку пассажиров, и обычно был занят людьми, выбравшими такой непритязательный способ заработка. В такой час это место пустовало, за исключением одинокой фигуры мужчины, стоявшей в пол-оборота к залу. В руках у него был саксофон, и он что-то напряженно в нем настраивал.
Она мазнула по фигуре мужчины скользящем взглядом, продолжив свой путь к перрону. Однако, не успев сделать и пары шагов, замерла, будто наткнувшись на невидимую стену.
Музыка. Она полилась неспешно и неотвратимо, она заполнила зал как весенний паводок заполняет излучины и овраги, переворачивая старые пни и унося весь мусор прочь. Музыка - вода напитала все закоулки пространства и растекалась стремительными ручейками вперед и вверх. Да, акустика на старых станциях была приличная, достойная залов консерваторий. Но даже не это остановило ее. Сама мелодия звала, требовала оглянуться, замереть. Она не стала противиться порыву, даже вернулась на два шага назад, чтобы не стоять на проходе и не мешать движению.
Взглянула на фигуру мужчины более пристально, даже скорее оценочно. Высокий, темноволосый. На вид тридцати с небольшим лет, одетый в обычный комплект среднестатистического горожанина - джинсы и куртку классического синего цвета. Одежда не новая, но и не затертая до дыр, скорее любимая, та, которую ощущаешь как вторую кожу. Глаза мужчины были полуприкрыты, он казалcя отрешенным от действительности, отдавшись во власть мелодии, которую играл. Играл хорошо, не профессионально, с этими наворотами и пассажами, а скорее по наитию, как дышал. Ему нравилось то, что он делал и было заметно, что играл он часто. На мраморном полу у ног мужчины лежал кофр от инструмента. Но почему-то закрытый. И весь вид мужчины говорил о том, что играл он не на потеху публики, а для себя. Это удивляло и настораживало одновременно. Кто он? И что забыл в такой час в таком месте?
Она внимательно присмотрелась к мужчине: волосы отросли до приличной длины, хотя еще сохраняли форму некогда модельной стрижки, подбородок со следами многодневной щетины был оцарапан не то бритвой, не то лапой домашнего животного, тонкие пальцы, легко порхающие по инструменту, с отросшими ногтями и чернотой под ними. Весь облик незнакомца был какой-то неухоженный, с оттенком пренебрежения к этой составляющей повседневной жизни. Так ведут себя люди отчаявшиеся или травмированные, но ни к одной из этих категорий мужчина на первый взгляд не подходил.
Она подождала окончания очередной композиции и обратилась к мужчине:
- У вас что-то случилось?
- Вам требуется помощь? - Спросила она, не особенно и надеясь, что мужчина заговорит. Но, напротив, незнакомец ответил:
- А что вы мне можете предложить?
И тон его ответа не был грубым или вызывающим. Он был безнадежным, что ли. И вот эта безнадежность и некая отстраненность от всего заставила ее напрячься. Может он болен неизлечимой болезнью и счет его жизни идет на дни? Может он потерял кого-то родного и боль утраты так отрешила его от всего сущего.
- Тогда кто ему может помочь и чем? - Подумала девушка. Но и отходить от таинственного незнакомца она не спешила, что-то в его взгляде притягивало и останавливало. Теряясь в догадках, она не знала, как поступить, когда неожиданно мужчина заговорил. Голос его был чуть хрипловатым, как после сна или долгого молчания.
- Милая девушка, - сказал он, - Помочь мне сложно, дайте мелочь, сколько не жалко!
Эта просьба выдернула ее из размышлений, как горсть снега, попавшая за шиворот.
- А, обычный попрошайка, - почему-то покоробило ее. Она судорожно раскрыла сумочку, что моталась на ее плече, скорее, как элемент Лука, чем функциональная вещь, и стала искать какую-нибудь наличность. Но, по закону подлости или еще какому закону, наличности не оказалось. У нее была карта, привязанная к номеру телефона, но ночью в подземке навряд ли кто смог бы обналичить ее. Девушке не хотелось терять лицо в такой, казалось бы, дурацкой ситуации, но все к этому шло.
- Давайте я вам переведу на счет, неуверенно пробормотала она, доставая телефон.
А в голове прозвенело:
- Ага, счет, у попрошайки? - Еще спроси про ключи от машины, - не унимался тот же голос. Но, напротив, незнакомец не растерялся и быстро набрал свой номер, взяв у нее телефон.
Девушка опешила от такой оперативности. Но инициатива наказуема, так что теперь сожалеть? И девушка перевела незнакомцу остаток, что был на счете. Как так получилось? Или ночь и усталость тому виной, но дело было сделано, перевод прошел.
Она немного постояла в нерешительности, ожидая чего? Благодарности, слов прощания и напутствия проходить на будущее мимо таких вот порывов? Незнакомец молчал, смотря на нее ясными синими глазами. Он чего-то ждал от нее? Недоумевал? Ох, это все маловероятно, и она попалась на улов очередному мошеннику. Вздохнув как перед прыжком в воду, девушка развернулась на каблуках и быстро пошла в сторону перрона.
Перед поворотом она неожиданно для самой себя обернулась и увидела, что мужчина смотрит ей в след с горькой ухмылкой на губах.
- Вот же паяц, играет до последнего! - Подумала она и села в подъехавший поезд.
Апрельский ветер гнал облака по небу, как сторожевой пес отару овец, белых и безответных. Девушка, в легком пальто и с папкой для документов в руках, шла по городу. Непростая зима прошла, время ошибок, как она думала, тоже закончилось.
От той памятной встречи с незнакомым музыкантом осталось горькое послевкусие в виде отрицательного баланса на счете и долгих месяцев экономии, для закрытия этого дефицита. Ей было обидно, но кого она могла винить в произошедшем? Только себя. Теперь же, она должна закончить последний проект, и, если уж не сложилось, уехать из этого мегаполиса в тихую заводь, с лебедями и кувшинками в пруду. На родину. Попытка была неудачной, надо это признать, не прижилась она на чужбине. Билет был куплен, чемодан собран, работодатель заявление подписал и сегодня был ее заключительный день на работе, в городе, в стране.
Оставалось одно, недоделанное – со старым подрядчиком, и она хотела закрыть все хвосты. Офис корпорации находился в центре города, но подъезжать к нему было неудобно, так как на современный манер, он находился в парковой зоне. Прогулка по весеннему городу только добавляла горечи в ее настроение.
Поднявшись лифтом на нужный этаж, она почти уже с закрытыми глазами направилась в рабочий офис. Постучавшись для порядка, девушка вошла в офис, оглядываясь в поиске вешалки для пальто. До назначенного времени переговоров было еще несколько минут, и их можно было потратить на чашечку кофе, что она и сделала.
Пока в переговорную никто не заходил, хотя секретарь уже готовила папки с документами для собравшихся. Постепенно народ стал заполнять помещение, многие здоровались с ней, ведь годы сотрудничества сближают как никак. Ждали нового главу комитета, вернее старого, но временно не исполняющего свои обязанности по каким-то личным причинам.
Когда все расселись по местам, дверь переговорной открылась и в нее вошел мужчина, тот самый глава комитета, тот самый ночной музыкант. Он окинул внимательным взглядом синих глаз собравшихся, мазнув мимоходом по девушке и сказал краткое приветствие. Дальше пошли рабочие моменты, графики, цифры, споры. Все происходящее для нее было словно в толще воды, с замедленным движением рук, головы, морганием век. Девушка даже что-то отвечала оппонентам, немного хмурилась или улыбалась.
Но это была не она.
Аватар, в который перенеслась ее душа, делал все привычные движения и подавал реплики. Она застыла, она в один миг превратилась в тот самый инклюзив, что оказался в янтаре, попав много миллион лет назад в смолу древнего дерева. И выхода нет.
Переговоры закончились, что-то решили, кому-то отказали, жизнь продолжалась. Сотрудники стали расходиться, прощаясь в дверях и похлопывая друг друга по плечам. Встала и она, вернее ее аватар делал все четко и выверено. Прошла к вешалке с одеждой и, зацепившись каблуком за порог, наметила для своего лица встречу с мраморным полом приемной. Однако это тоже оказалось непростой задачей: чьи-то руки подхватили ее и резко, до звездочек в глазах, поставили вертикально. Встреча с полом не состоялась, она состоялась с синими глазами на лице ночного музыканта. Ее аватар подал голос, ну как голос? Некое подобие шипения с завыванием:
- Шшто вы себе позволяете! - Прошипела она,
- Поставьте меня на место и оставьте, - Глубокомысленно донеслось вслед.
Мужчина с той самой горькой ухмылкой не удовлетворил ее требованиям, а подхватив ее пальто вместе с ней самой, шагнул в какую -то неприметную дверь.
Далее аватар покинул ее, как и последние силы. Ей оставалось только слушать и кивать, не отрывая взгляда от мужчины.
-У меня погиб друг, такой друг, что как брат, с которым вместе выросли, вместе встали на крыло, вместе прошли огни и воды и медные трубы. Он оставил мне дело, наше дело. Только я не смог, я закрылся, забаррикадировался от всего мира чтобы пережить и начать жить заново. Той ночью я неожиданно для себя первый раз за много недель вышел на улицу. Быть в толпе - хорошая терапия, быть на виду и невидимым. Но! Ты нарушила мои планы, ты залезла своей помощью туда, где помощь невозможна, а сочувствие унизительно. Вот я и ответил, вернее дал понять, чтобы больше неповадно было так поступать. В результате наказал себя. Прости, если можешь.
Что ответила девушка и как мужчина заслужил прощения, история умалчивает, хотя, это уже другая история.
Конец
