Клятвопреступники
– Профессор, черт бы Вас побрал! – восклицаю в отчаянии, понимая, что мой зов улетает в пустоту.
– И тебе не хворать, Синицына, – слышу за спиной до боли знакомый ироничный голос.
Оборачиваюсь. Стоит у стены, прожигает глазами, а сам улыбается. Я так рада, что у меня все-таки получилось его вызвать! Спонтанно бросаюсь к нему и повисаю на его могучей шее. Он не теряется: тут же обнимает за талию и, прижимая к себе, нагибается и интимно шепчет на ухо: «И я по тебе скучал». Тут же ощущаю, как напрягается его член, давя в низ живота. Это быстро меня отрезвляет, и я пытаюсь выбраться из кольца сильных рук, но понимаю, что только трусь своим телом об упирающийся в меня орган, усиливая возбуждение Дракона.
– Не спиши, Елизавета! Мы же еще не поженились. Хотя, может, ты и права – чего нам тянуть? – не пойму, то ли шутит, дразня, то ли говорит серьезно. – Хочешь, чтобы я овладел тобою прямо сейчас?
Поднимаю глаза. М-да, по его взгляду тоже не понять, то ли он издевается, то ли с трудом сдерживает желание и на самом деле готов приступить к исполнению последнего пункта нашего контракта безотлагательно.
Перестаю дергаться и прошу:
– Пустите. Вы еще не мой муж. И вообще, сейчас не время. И место неподходящее.
Игнорируя мои слова, профессор отрывает меня от пола, обхватив за талию, и, плюхнувшись в кресло, усаживает к себе на колени.
– Что ж, рассказывай, что такое страшное у тебя произошло, раз обо мне вспомнила, – предлагает, поглаживая мое бедро, из-за чего мои мысли разлетаются, словно птички, напуганные ворвавшимся в их стайку щенком. Не знаю, с чего начать, и бормочу что-то нечленораздельное:
– Ефим… он… что-то-холодное… пришлось расстаться… но я… но мы… это не предательство… я готова выполнить обязательства. Но только не прямо сейчас, мне нужно время.
– Вижу, что четко излагать мысли ты так и не научилась Елизавета. – Профессор снова насмехается надо мной, принижает, и это вызывает во мне злость. И так не хочется признаваться, что он мне нужен!
– А если я Вас случайно позвала?
– Тогда бы не услышал.
Кажется, на этот раз Дракон не шутит.
– Ладно, мне на самом деле нужна Ваша помощь. И за нее я готова заплатить цену, оговоренную в нашем кровавом контракте, - сдаюсь я. И замечаю, что профессор уже залез под сорочку и отодвигает в сторону трусики, пытаясь проникнуть пальцами в святая святых.
Вскакиваю, как ужаленная. На глазах проступают слезы.
– Вы невыносимы! – кричу на своего жениха (теперь, если вспомнить об условиях нашего договора, я и вправду считаюсь его невестой). – Можно хотя бы притвориться серьезным?
– Притвориться можно, – соглашается. При этом ирония из его голоса исчезает. Можно даже подумать, что он и впрямь резко посерьезнел. Но содержание его реплики говорит о диаметрально противоположном: он продолжает надо мной издеваться.
– Вы же взрослый человек, а ведете себя, как мальчишка! – предпринимаю я еще одну попытку докричаться до разума Дракона.
– Только не вздумай намекнуть, что я старею и постепенно впадаю в маразм. Иначе мне придется прямо сейчас доказать тебе, моя девочка, что я еще достаточно молодой. – Последнюю фразу он произносит внезапно посерьезневшим низким голосом и при этом встает, делает шаг в моем направлении и прожигает меня жадным взглядом.
Обещание профессора о выяснении экспериментальным путем его биологического возраста звучит угрожающе, но меня оно не пугает, а наоборот. Оно почему-то вызывает у меня усиленное выделение вагинального секрета. Я задыхаюсь от гнева и желания. Хочу ужалить собеседника в ответ чем-нибудь обидным, но не нахожу слов, и беззвучно то открываю, то закрываю рот. Представив, как это выглядит, начинаю смеяться.
Профессор падает обратно в кресло и тоже смеется: весело, открыто, громко.
– Смотрю, у тебя не одна проблема, а целый клубок, – говорит профессор уже совершенно серьезным голосом, отсмеявшись. – Давай распутывать. Оглашай то, что тебя волнует, по очереди.
– Суметь бы установить иерархию.
– Иерархию? – бровь профессора поднимается вверх. – Смотрю, твой словарный запас за то время, пока мы не общались, существенно пополнился.
Я хотела было снова возмутиться, но, по счастью, Дракон сам сообразил, что перегибает палку, и поспешил вернуться к теме нашего разговора.
– Оглашай проблемы в том порядке, в каком они приходят в твою голову.
– Ефим попал в беду, – начинаю я с того, что меня больше всего тревожит.
– Ты хочешь заставить меня спасать своего соперника? Вот это наглость!
– Я понимаю, что задеваю Ваши чувства, и мне неловко просить помощи в этом вопросе, но для меня это очень важно, - извиняюсь тихо, потупив взгляд.
Неожиданно профессор подскакивает ко мне, притягивает к себе и расцеловывает в обе щеки.
– Горжусь! – объясняет он свой порыв. – Никакого уважения к чужим чувствам. Чистейшей воды эгоизм. Моя школа!
И почему-то только в этот момент я соображаю, что поступаю по отношению к Дракону по-настоящему жестоко. Думаю только о себе и Ефиме, но не о нем. А им пытаюсь воспользоваться как орудием для достижения своих целей. И тот факт, что я согласна за это заплатить своим телом и своей свободой, этой жестокости не оправдывает. Из-за этого вся история выглядит еще более жутко и некрасиво, превращая меня в беспринципную проститутку. Мое лицо заливает румянец, я отвожу глаза.
– Простите, – пищу, как девочка-подросток. – Я не должна была. Я больше так не буду.
– Дура ты, Елизавета, – голос профессора звучит неожиданно тепло и ласково. – Твоя боль – моя боль. И избавить тебя от боли в моих интересах, даже если ради этого нужно спасти врага.
Я заглядываю в глаза сжимающего меня в своих объятиях мужчины, чтобы понять, насколько он сейчас искренний, и меня обдает жаром страсти от осознания того, что он не лжет. Он на самом деле настолько сильно любит меня, что готов на самопожертвование. Низ живота скручивает спиралью, ноги подгибаются. Если б Дракон не держал меня крепко-крепко, я бы упала. Такой мощный телепат, как он, не может не ощущать моего желания, и он наверняка чувствует, что сейчас происходит со мной. И закрепляет эффект нежным поцелуем, от которого мое тело окончательно обмякает, сознание уступает место инстинктам. Если бы в этот момент Дракон захотел осуществить свои угрозы овладеть мною, я бы, наверное, не стала сопротивляться. Может, даже помогла бы ему достичь этой цели. По счастью, профессор не опускается до того, чтобы воспользоваться моей мимолетной слабостью, а усаживает меня на диван и приводит в сознание вопросом.
– В чем заключается беда?
– Какая? – не сразу врубаюсь, что он лишь продолжает начатый чуть ранее разговор о первой из волнующих меня проблем.
– Соберись, Елизавета, – снова ставший насмешливым голос профессора бодрит, как холодный душ. – В какую именно беду попал твой бывший муж?
– Откуда Вы знаете, что бывший?
– Я услышал зов. Если б вы не расстались, ты бы до меня не докричалась, – вздохнул он. – Не бестолковься, пожалуйста, соберись!
– Он изменился, стал другим.
– Охладел к тебе? В земных семьях такое бывает.
– А в ваших будто нет?
– В наших тоже бывает, но существенно реже. Это исключение, подтверждающее правило. Но мы снова отвлекаемся.
– Если б только ко мне охладел, я бы потерпела, – признаюсь я, решая попозже обдумать информацию о драконьей верности и неугасимой любви. – Он вообще стал каким-то холодным, даже его аура поменяла оттенок: была бирюзово-оранжевой, стала – лилово-синей.
– Это уже серьезно, – глаза Дракона вспыхивают и становятся настолько жесткими, что у меня волосы чуть не встают дыбом от ужаса. – Что-то подозрительное было в его поведении в последнее время? Не появились ли у него странные друзья?
– Аля – его бывшая ученица – говорит, что, вроде, появились. И у меня есть подозрение, что они сделали из него наркомана или отравили.
– Ты сможешь показать мне этих людей? Алина сможет?
Казалось, что еще чуть-чуть и из глаз Дракона начнут вылетать молнии.
– С Алей мы поссорились из-за того, что я развелась с Ефимом, она считает меня предательницей, а сама я их не видела. Знаю только, со слов Али, что у них холодные глаза. Представляю, какие. Я тоже видела таких людей.
– Ледяные демоны! – скрипит зубами Дракон, сжимая кулаки. Из глаз его, как я и опасалась, все-таки вырывается молния. Спинка дивана рядом со мной загорается. Я вскакиваю, распахиваю дверь шкафа, в углу которого стоит огнетушитель. Профессор умело хватает его, срывает кольцо и направляет на робкое еще пламя струю пены. Огонь гаснет, оставляя на обивке дивана дыру с обугленными краями.
– Это, вроде, не тот огнетушитель, который я оставлял, что-то более современное, – замечает профессор, оглядев баллон. – С чего это ты тоже решила держать эти штуки в доме? – Что-то в вопросе Дракона меня настораживает: такое ощущение, будто он уже знает ответ.
– А вот этот как раз и есть моя вторая проблема! – гневно заявляю я, уперев руки в боки. – И ты имеешь к ней непосредственное отношение.
– Поясни, – профессор делает вид, что ничего не понимает.
– А кто мне сделал ребенка, пока я спала? – в груди у меня бушует пожар праведного гнева. – Как только у тебя встало на спящую женщину! Как это было низко! Ненавижу!
– Низко – обвинять кого-то в преступлении, которого он не совершал, – металлическим голосом, четко разделяя слова, произносит профессор. – Я не насиловал тебя. И если б решил заняться с тобой сексом, будь уверена – ты бы была в сознании. Как минимум в начале процесса. Не ручаюсь, что ты сохранила бы его до конца – в момент оргазма могла бы и вырубиться, – усмехается, снова меня провоцируя на эмоциональный срыв, хотя ситуация сейчас предельно серьезна.
– Ты слишком высокого мнения о себе, – иронично парирую я, продолжая обращаться к профессору на ты – чтобы мои слова звучали как можно презрительнее. – На словах-то вы все мачо, а на деле – не взглянешь без плача. Настоящий мачо не хвалится, а делает.
Похоже, я задела профессора за живое, так как он сжимает меня в объятьях и целует, сильно надавливая на губы и прикусывая нижнюю. В глазах полыхает живой огонь. Я понимаю, что сама раззадорила профессора. Вела себя так, как будто хотела, чтобы он меня изнасиловал. Вижу, что сопротивляться и просить о пощаде уже бесполезно – Дракон не остановится, а распылится еще сильнее.
– Боже, помоги мне, защити, – прошу мысленно, обращаясь неизвестно к кому. И кажется, будто он мне помогает. Потому что профессор тут же отпускает меня со словами:
– Поженимся, тогда и скажешь, сильно ли я преувеличивал свои мужские достоинства. Вернемся к делу. Я мечтаю, чтобы ты родила мне сына или дочь. Это мое главное желание. Ты это знаешь. Неужели ты думаешь, что я позволил бы растить своего ребенка кому-то другому? Ты полагаешь, что я позволил бы ему называть папой другого мужчину?
Да, я знаю, что продолжение потомства – главная цель Дракона, и он бы ни за что не отказался от сына. Знаю и… знала. Как же я тогда навыдумывать столько всякой ерунды? Подозрение, будто настоящим отцом Мира является профессор, было беспочвенным. Основано оно было лишь на том факте, что у моего ребенка сильно развиты способности, которые в наше время называют паранормальными. Я в такой растерянности, что даже перестаю маскировать свои мысли, и мой собеседник слышит их.
– Что может твой сын? – интересуется. – Телепатия, телекинез, пирокинез, телепортация?
– Что? – остолбенела я. – У него еще может открыться и способность к телепортации?
– Как понимаю, способность к пирокинезу у него уже открылась? – уточняет профессор, игнорируя мой вопрос про телепортацию. Впрочем, я не сомневаюсь, что моя догадка оказалась правильной, но обсуждать ее сейчас нет смысла. Сейчас нужно говорить о тех способностях, которые у Мирослава уже открылись.
– Пирокнез недавно совсем проявился, после конфликта с ледяным человеком, – признаюсь я. – Пока всего пару поджогов было. Он научится контролировать это?
– В какой-то степени. Саламандра контролирует себя, а вот я, как ты могла только что видеть, не всегда. Надо будет попросить Саламандру поработать с Мирославом. Ведь так зовут твоего сына?
– Да, его зовут Миром. Но я не хочу, чтобы Саламандра вмешивалась в его воспитание и вообще в мою жизнь.
– Что за странная привычка у землян сокращать истинные имена! – вздыхает профессор. – Называй его Мирославом.
Я закусываю губу, понимая, что мой запрет на привлечение к воспитанию Мирика бывшей любовницы моего бывшего мужа Дракон проигнорировал намеренно. Похоже, от моего желания ничего не зависит. И это несмотря на то, что я мать Мирослава, а профессор ему никто, даже не дальний родственник.
– С чего ты взял, что вправе все решать за других? – возмущаюсь. – Сама разберусь, как его называть и как воспитывать. Ни у тебя, ни уж тем более у Саламандры совета я не спрашивала. И вообще, с какой стати ты разговариваешь со мной, как с зеленой студенткой? Мне уже, минуточку внимания, 30 лет.
– Не набивай себе цену, Елизавета, – широко улыбается профессор, вызывая у меня желание заехать ему кулаком в зубы. – Тебе всего 29 лет, четвертый десяток ты еще не разменяла.
Я набрасываюсь на него с кулаками. Он ловит мои руки, заводит их за мою спину, рывком притягивает меня к себе и снова целует. Боже мой! Когда же закончится эта сладкая пытка! Похоже, я не рассчитала силы, полагая, что мне удастся долго сопротивляться желанию отдаться этому инопланетному чудовищу. Каждый последующий поцелуй пробуждает во мне все большую тягу покориться ему. Еще чуть-чуть, и я буду сама умолять его о продолжении ласк. Жаркий рот Дракона властно мнет мои губы, язык проникает внутрь и хозяйничает там, заставляя меня выгибаться и тереться животом о твердый бугор в штанах подчиняющего меня своей воле мужчины. Мое женское естество стремится принадлежать ему.
Профессор резко прерывает поцелуй, отстраняет меня и, отойдя на несколько шагов, пристально рассматривает.
– Повернись вокруг себя, – приказывает.
Не ожидая подвоха, выполняю странное требование.
– Сколько тебе лет, говоришь? – уточняет.
– Двадцать девять.
– А выглядишь на все тридцать. Завтра пришлю к тебе Саламандру. Она тоже, похоже, планирует превратиться в наседку, как и ты. Пора уже вам вспомнить, что вы красивые женщины. Прошвырнетесь по магазинам салонам красоты, поможете вернуть друг другу достойный облик, - профессор плюхает на журнальный столик приличную пачку денежных купюр и кредитку.
Щедрое предложение звучит обидно. Вспыхиваю, будто получила пощечину. Не в силах сдержать хлынувших слез.
– Не реви, Елизавета, – морщится профессор, – не люблю сырости. Разве ты не сама хотела казаться старше?
Я вытираю слезы и злобно сверкаю на него глазами:
– Спасибо за комплимент, – цежу.
– Не дуйся, Елизавета, – улыбается зараза. – Не хотел тебя обидеть. Ты мне любой нравишься. И видеть тебя я предпочел бы вообще без одежды и макияжа. Кстати, сейчас ты выглядишь лучше, чем в студенческие годы. Умнее, горячее, женственней. Хочу тебя даже больше, чем тогда.
– Да ну?
– Ну да!
– Спасибо, – подумав, прощаю профессора за бестактность и пододвигаю к себе деньги с кредиткой, прикидывая, что куплю завтра кроме шмоток. Обожаю украшения с жемчугом и самоцветами, а они с каждым годом дорожают.
Глава 1. Лиза и Дракон
– Профессор, черт бы Вас побрал! – восклицаю в отчаянии, понимая, что мой зов улетает в пустоту.
– И тебе не хворать, Синицына, – слышу за спиной до боли знакомый ироничный голос.
Оборачиваюсь. Стоит у стены, прожигает глазами, а сам улыбается. Я так рада, что у меня все-таки получилось его вызвать! Спонтанно бросаюсь к нему и повисаю на его могучей шее. Он не теряется: тут же обнимает за талию и, прижимая к себе, нагибается и интимно шепчет на ухо: «И я по тебе скучал». Тут же ощущаю, как напрягается его член, давя в низ живота. Это быстро меня отрезвляет, и я пытаюсь выбраться из кольца сильных рук, но понимаю, что только трусь своим телом об упирающийся в меня орган, усиливая возбуждение Дракона.
– Не спиши, Елизавета! Мы же еще не поженились. Хотя, может, ты и права – чего нам тянуть? – не пойму, то ли шутит, дразня, то ли говорит серьезно. – Хочешь, чтобы я овладел тобою прямо сейчас?
Поднимаю глаза. М-да, по его взгляду тоже не понять, то ли он издевается, то ли с трудом сдерживает желание и на самом деле готов приступить к исполнению последнего пункта нашего контракта безотлагательно.
Перестаю дергаться и прошу:
– Пустите. Вы еще не мой муж. И вообще, сейчас не время. И место неподходящее.
Игнорируя мои слова, профессор отрывает меня от пола, обхватив за талию, и, плюхнувшись в кресло, усаживает к себе на колени.
– Что ж, рассказывай, что такое страшное у тебя произошло, раз обо мне вспомнила, – предлагает, поглаживая мое бедро, из-за чего мои мысли разлетаются, словно птички, напуганные ворвавшимся в их стайку щенком. Не знаю, с чего начать, и бормочу что-то нечленораздельное:
– Ефим… он… что-то-холодное… пришлось расстаться… но я… но мы… это не предательство… я готова выполнить обязательства. Но только не прямо сейчас, мне нужно время.
– Вижу, что четко излагать мысли ты так и не научилась Елизавета. – Профессор снова насмехается надо мной, принижает, и это вызывает во мне злость. И так не хочется признаваться, что он мне нужен!
– А если я Вас случайно позвала?
– Тогда бы не услышал.
Кажется, на этот раз Дракон не шутит.
– Ладно, мне на самом деле нужна Ваша помощь. И за нее я готова заплатить цену, оговоренную в нашем кровавом контракте, - сдаюсь я. И замечаю, что профессор уже залез под сорочку и отодвигает в сторону трусики, пытаясь проникнуть пальцами в святая святых.
Вскакиваю, как ужаленная. На глазах проступают слезы.
– Вы невыносимы! – кричу на своего жениха (теперь, если вспомнить об условиях нашего договора, я и вправду считаюсь его невестой). – Можно хотя бы притвориться серьезным?
– Притвориться можно, – соглашается. При этом ирония из его голоса исчезает. Можно даже подумать, что он и впрямь резко посерьезнел. Но содержание его реплики говорит о диаметрально противоположном: он продолжает надо мной издеваться.
– Вы же взрослый человек, а ведете себя, как мальчишка! – предпринимаю я еще одну попытку докричаться до разума Дракона.
– Только не вздумай намекнуть, что я старею и постепенно впадаю в маразм. Иначе мне придется прямо сейчас доказать тебе, моя девочка, что я еще достаточно молодой. – Последнюю фразу он произносит внезапно посерьезневшим низким голосом и при этом встает, делает шаг в моем направлении и прожигает меня жадным взглядом.
Обещание профессора о выяснении экспериментальным путем его биологического возраста звучит угрожающе, но меня оно не пугает, а наоборот. Оно почему-то вызывает у меня усиленное выделение вагинального секрета. Я задыхаюсь от гнева и желания. Хочу ужалить собеседника в ответ чем-нибудь обидным, но не нахожу слов, и беззвучно то открываю, то закрываю рот. Представив, как это выглядит, начинаю смеяться.
Профессор падает обратно в кресло и тоже смеется: весело, открыто, громко.
– Смотрю, у тебя не одна проблема, а целый клубок, – говорит профессор уже совершенно серьезным голосом, отсмеявшись. – Давай распутывать. Оглашай то, что тебя волнует, по очереди.
– Суметь бы установить иерархию.
– Иерархию? – бровь профессора поднимается вверх. – Смотрю, твой словарный запас за то время, пока мы не общались, существенно пополнился.
Я хотела было снова возмутиться, но, по счастью, Дракон сам сообразил, что перегибает палку, и поспешил вернуться к теме нашего разговора.
– Оглашай проблемы в том порядке, в каком они приходят в твою голову.
– Ефим попал в беду, – начинаю я с того, что меня больше всего тревожит.
– Ты хочешь заставить меня спасать своего соперника? Вот это наглость!
– Я понимаю, что задеваю Ваши чувства, и мне неловко просить помощи в этом вопросе, но для меня это очень важно, - извиняюсь тихо, потупив взгляд.
Неожиданно профессор подскакивает ко мне, притягивает к себе и расцеловывает в обе щеки.
– Горжусь! – объясняет он свой порыв. – Никакого уважения к чужим чувствам. Чистейшей воды эгоизм. Моя школа!
И почему-то только в этот момент я соображаю, что поступаю по отношению к Дракону по-настоящему жестоко. Думаю только о себе и Ефиме, но не о нем. А им пытаюсь воспользоваться как орудием для достижения своих целей. И тот факт, что я согласна за это заплатить своим телом и своей свободой, этой жестокости не оправдывает. Из-за этого вся история выглядит еще более жутко и некрасиво, превращая меня в беспринципную проститутку. Мое лицо заливает румянец, я отвожу глаза.
– Простите, – пищу, как девочка-подросток. – Я не должна была. Я больше так не буду.
– Дура ты, Елизавета, – голос профессора звучит неожиданно тепло и ласково. – Твоя боль – моя боль. И избавить тебя от боли в моих интересах, даже если ради этого нужно спасти врага.
Я заглядываю в глаза сжимающего меня в своих объятиях мужчины, чтобы понять, насколько он сейчас искренний, и меня обдает жаром страсти от осознания того, что он не лжет. Он на самом деле настолько сильно любит меня, что готов на самопожертвование. Низ живота скручивает спиралью, ноги подгибаются. Если б Дракон не держал меня крепко-крепко, я бы упала. Такой мощный телепат, как он, не может не ощущать моего желания, и он наверняка чувствует, что сейчас происходит со мной. И закрепляет эффект нежным поцелуем, от которого мое тело окончательно обмякает, сознание уступает место инстинктам. Если бы в этот момент Дракон захотел осуществить свои угрозы овладеть мною, я бы, наверное, не стала сопротивляться. Может, даже помогла бы ему достичь этой цели. По счастью, профессор не опускается до того, чтобы воспользоваться моей мимолетной слабостью, а усаживает меня на диван и приводит в сознание вопросом.
– В чем заключается беда?
– Какая? – не сразу врубаюсь, что он лишь продолжает начатый чуть ранее разговор о первой из волнующих меня проблем.
– Соберись, Елизавета, – снова ставший насмешливым голос профессора бодрит, как холодный душ. – В какую именно беду попал твой бывший муж?
– Откуда Вы знаете, что бывший?
– Я услышал зов. Если б вы не расстались, ты бы до меня не докричалась, – вздохнул он. – Не бестолковься, пожалуйста, соберись!
– Он изменился, стал другим.
– Охладел к тебе? В земных семьях такое бывает.
– А в ваших будто нет?
– В наших тоже бывает, но существенно реже. Это исключение, подтверждающее правило. Но мы снова отвлекаемся.
– Если б только ко мне охладел, я бы потерпела, – признаюсь я, решая попозже обдумать информацию о драконьей верности и неугасимой любви. – Он вообще стал каким-то холодным, даже его аура поменяла оттенок: была бирюзово-оранжевой, стала – лилово-синей.
– Это уже серьезно, – глаза Дракона вспыхивают и становятся настолько жесткими, что у меня волосы чуть не встают дыбом от ужаса. – Что-то подозрительное было в его поведении в последнее время? Не появились ли у него странные друзья?
– Аля – его бывшая ученица – говорит, что, вроде, появились. И у меня есть подозрение, что они сделали из него наркомана или отравили.
– Ты сможешь показать мне этих людей? Алина сможет?
Казалось, что еще чуть-чуть и из глаз Дракона начнут вылетать молнии.
– С Алей мы поссорились из-за того, что я развелась с Ефимом, она считает меня предательницей, а сама я их не видела. Знаю только, со слов Али, что у них холодные глаза. Представляю, какие. Я тоже видела таких людей.
– Ледяные демоны! – скрипит зубами Дракон, сжимая кулаки. Из глаз его, как я и опасалась, все-таки вырывается молния. Спинка дивана рядом со мной загорается. Я вскакиваю, распахиваю дверь шкафа, в углу которого стоит огнетушитель. Профессор умело хватает его, срывает кольцо и направляет на робкое еще пламя струю пены. Огонь гаснет, оставляя на обивке дивана дыру с обугленными краями.
– Это, вроде, не тот огнетушитель, который я оставлял, что-то более современное, – замечает профессор, оглядев баллон. – С чего это ты тоже решила держать эти штуки в доме? – Что-то в вопросе Дракона меня настораживает: такое ощущение, будто он уже знает ответ.
– А вот этот как раз и есть моя вторая проблема! – гневно заявляю я, уперев руки в боки. – И ты имеешь к ней непосредственное отношение.
– Поясни, – профессор делает вид, что ничего не понимает.
– А кто мне сделал ребенка, пока я спала? – в груди у меня бушует пожар праведного гнева. – Как только у тебя встало на спящую женщину! Как это было низко! Ненавижу!
– Низко – обвинять кого-то в преступлении, которого он не совершал, – металлическим голосом, четко разделяя слова, произносит профессор. – Я не насиловал тебя. И если б решил заняться с тобой сексом, будь уверена – ты бы была в сознании. Как минимум в начале процесса. Не ручаюсь, что ты сохранила бы его до конца – в момент оргазма могла бы и вырубиться, – усмехается, снова меня провоцируя на эмоциональный срыв, хотя ситуация сейчас предельно серьезна.
– Ты слишком высокого мнения о себе, – иронично парирую я, продолжая обращаться к профессору на ты – чтобы мои слова звучали как можно презрительнее. – На словах-то вы все мачо, а на деле – не взглянешь без плача. Настоящий мачо не хвалится, а делает.
Похоже, я задела профессора за живое, так как он сжимает меня в объятьях и целует, сильно надавливая на губы и прикусывая нижнюю. В глазах полыхает живой огонь. Я понимаю, что сама раззадорила профессора. Вела себя так, как будто хотела, чтобы он меня изнасиловал. Вижу, что сопротивляться и просить о пощаде уже бесполезно – Дракон не остановится, а распылится еще сильнее.
– Боже, помоги мне, защити, – прошу мысленно, обращаясь неизвестно к кому. И кажется, будто он мне помогает. Потому что профессор тут же отпускает меня со словами:
– Поженимся, тогда и скажешь, сильно ли я преувеличивал свои мужские достоинства. Вернемся к делу. Я мечтаю, чтобы ты родила мне сына или дочь. Это мое главное желание. Ты это знаешь. Неужели ты думаешь, что я позволил бы растить своего ребенка кому-то другому? Ты полагаешь, что я позволил бы ему называть папой другого мужчину?
Да, я знаю, что продолжение потомства – главная цель Дракона, и он бы ни за что не отказался от сына. Знаю и… знала. Как же я тогда навыдумывать столько всякой ерунды? Подозрение, будто настоящим отцом Мира является профессор, было беспочвенным. Основано оно было лишь на том факте, что у моего ребенка сильно развиты способности, которые в наше время называют паранормальными. Я в такой растерянности, что даже перестаю маскировать свои мысли, и мой собеседник слышит их.
– Что может твой сын? – интересуется. – Телепатия, телекинез, пирокинез, телепортация?
– Что? – остолбенела я. – У него еще может открыться и способность к телепортации?
– Как понимаю, способность к пирокинезу у него уже открылась? – уточняет профессор, игнорируя мой вопрос про телепортацию. Впрочем, я не сомневаюсь, что моя догадка оказалась правильной, но обсуждать ее сейчас нет смысла. Сейчас нужно говорить о тех способностях, которые у Мирослава уже открылись.
– Пирокнез недавно совсем проявился, после конфликта с ледяным человеком, – признаюсь я. – Пока всего пару поджогов было. Он научится контролировать это?
– В какой-то степени. Саламандра контролирует себя, а вот я, как ты могла только что видеть, не всегда. Надо будет попросить Саламандру поработать с Мирославом. Ведь так зовут твоего сына?
– Да, его зовут Миром. Но я не хочу, чтобы Саламандра вмешивалась в его воспитание и вообще в мою жизнь.
– Что за странная привычка у землян сокращать истинные имена! – вздыхает профессор. – Называй его Мирославом.
Я закусываю губу, понимая, что мой запрет на привлечение к воспитанию Мирика бывшей любовницы моего бывшего мужа Дракон проигнорировал намеренно. Похоже, от моего желания ничего не зависит. И это несмотря на то, что я мать Мирослава, а профессор ему никто, даже не дальний родственник.
– С чего ты взял, что вправе все решать за других? – возмущаюсь. – Сама разберусь, как его называть и как воспитывать. Ни у тебя, ни уж тем более у Саламандры совета я не спрашивала. И вообще, с какой стати ты разговариваешь со мной, как с зеленой студенткой? Мне уже, минуточку внимания, 30 лет.
– Не набивай себе цену, Елизавета, – широко улыбается профессор, вызывая у меня желание заехать ему кулаком в зубы. – Тебе всего 29 лет, четвертый десяток ты еще не разменяла.
Я набрасываюсь на него с кулаками. Он ловит мои руки, заводит их за мою спину, рывком притягивает меня к себе и снова целует. Боже мой! Когда же закончится эта сладкая пытка! Похоже, я не рассчитала силы, полагая, что мне удастся долго сопротивляться желанию отдаться этому инопланетному чудовищу. Каждый последующий поцелуй пробуждает во мне все большую тягу покориться ему. Еще чуть-чуть, и я буду сама умолять его о продолжении ласк. Жаркий рот Дракона властно мнет мои губы, язык проникает внутрь и хозяйничает там, заставляя меня выгибаться и тереться животом о твердый бугор в штанах подчиняющего меня своей воле мужчины. Мое женское естество стремится принадлежать ему.
Профессор резко прерывает поцелуй, отстраняет меня и, отойдя на несколько шагов, пристально рассматривает.
– Повернись вокруг себя, – приказывает.
Не ожидая подвоха, выполняю странное требование.
– Сколько тебе лет, говоришь? – уточняет.
– Двадцать девять.
– А выглядишь на все тридцать. Завтра пришлю к тебе Саламандру. Она тоже, похоже, планирует превратиться в наседку, как и ты. Пора уже вам вспомнить, что вы красивые женщины. Прошвырнетесь по магазинам салонам красоты, поможете вернуть друг другу достойный облик, - профессор плюхает на журнальный столик приличную пачку денежных купюр и кредитку.
Щедрое предложение звучит обидно. Вспыхиваю, будто получила пощечину. Не в силах сдержать хлынувших слез.
– Не реви, Елизавета, – морщится профессор, – не люблю сырости. Разве ты не сама хотела казаться старше?
Я вытираю слезы и злобно сверкаю на него глазами:
– Спасибо за комплимент, – цежу.
– Не дуйся, Елизавета, – улыбается зараза. – Не хотел тебя обидеть. Ты мне любой нравишься. И видеть тебя я предпочел бы вообще без одежды и макияжа. Кстати, сейчас ты выглядишь лучше, чем в студенческие годы. Умнее, горячее, женственней. Хочу тебя даже больше, чем тогда.
– Да ну?
– Ну да!
– Спасибо, – подумав, прощаю профессора за бестактность и пододвигаю к себе деньги с кредиткой, прикидывая, что куплю завтра кроме шмоток. Обожаю украшения с жемчугом и самоцветами, а они с каждым годом дорожают.
