Самый страшный момент в моей жизни:
Я сижу за рулем и слушаю инструктора. Мужчина устало и немного печально повторяет: «Автодром. Вот здесь надо проехать между столбиками. Дальше будет парковка, потом направо и…» И я нисколько не вру - мне так мучительно страшно перед этими «кругами ада по автодрому», что я уже готова мухой вылететь через опущенное боковое стекло и лететь-лететь-лететь обратно домой. Так вот, оказывается, по какой причине пристегиваются к сиденью ремнями!.. Жестокая истина.
Но, еще одну грань своего страха я постигла сейчас, спустя пару месяцев, когда уже вполне самостоятельно сидела за рулем новенькой малолитражки и ждала зеленый сигнал светофора. Мать моя – женщина! Со второстепенной дороги поворот налево на главную! В пятницу вечером в центре города!.. Это… Это – страх! Жуткий страх. И мне гораздо проще вместо предстоящей «траектории движения» свернуть пешком ночью на кладбище. Причем, совершенно одной. И я снова нисколько не вру…
* * *
- …ника?.. Вероника? Да, Вероника! Ты меня слышишь? Или уже передумала условия пари выполнять?
- Что? А? – жмурюсь на яркий свет от фонарика, направленный Иринкой прямо в глаза и быстро отвечаю – Ни капельки. Просто путь вспоминаю. Направо, потом через три… этих холма, налево и дальше до двойного.
- Ага, - Иринка, прикусив губу, смотрит в кладбищенскую темень за моей прямой спиной. Вот кто трусит… наверное. А назад, когда такие условия ой, нельзя. - Вероника, ты кричи, если что.
- Ну да. И ты прибежишь, - хмыкаю на манер мамы, когда ей брателла очередные обещанья дает, потом глубоко вдыхаю – настраиваюсь и…
Направо. Сразу за распахнутой калиткой. Старые сосны шумят высоко-высоко. Ветер вынырнул из их глубины, принеся запах прелой хвои и чего-то еще и я едва не споткнулась о валявшийся рядом с кучей мусора венок. Куцый, кривой. Прицепился к ноге, пришлось пару раз дернуть ей и стремительно дальше. Раз… Два… Три. Третий – даже не холмик. Кривая лунка в заросшей ржавой оградке. При свете фонарика разглядела лежащий поперек нее крест и, не останавливаясь, протиснулась меж острыми оградными пиками и сосной. Сосна обмотана линялой траурной лентой с «…кобящих коллег» на одном из обхватов. Вот этих «кобящих» я днем ориентиром и наметила. Значит, мне точно налево. Ух ты! Фонарик мигнул. Вот не надо! Не надо… Иду быстро, спотыкаюсь регулярно. Корни, низкие беспризорные холмики, обломанные вчерашним ураганом сосновые ветки. И угораздило пари подхватить после такой непогоды? И это всё Викуся. А так сдались мне девчачьи заветные погремушки… О-ой. Вот и потух. Я на несколько минут замерла. Постояла, оглядываясь и привыкая к местной странной тишине и темени без фонарной подсветки. Иду правильно. Впереди в просвете меж сосен виден двойной низкий памятник в виде мраморного черного сердца. Как там Иринка говорила? «Погибли в аварии по дороге из ЗАГСа». И понятно, почему Викуся выбрала именно это романтично-трагичное место. Девчачьи побрякушки. Они же все должны быть со смыслом. Глубоким, наверное, тоже романтично-трагичным… Я уже заносила ногу над рейками ограждения у этой сдвоенной могилы, когда услышала треск за спиной. Вмиг вместе с дрожью понеслись попытки осмыслить: далеко ли что-то там треснуло или нет? Я ведь не поняла и вот бы еще раз, чтобы лучше расслышать. Ну, это самые «здравые» были тогда, пока не…
- Петрович, ты не прав. Ой. Тута осторожно. Я в прошлый раз так башкой об этот кривой постамент. Гул на всё кладбище.
- А надо было деньги на батарейку к фонарику не зажимать. Гошка, туда ли мы…
- Вон туда. Рядом с Трифоновной их схоронили тогда. А венки на годину вчера купили в райцентре в ихней дорогой похоронной конторе.
- О-о-о! - понимающий вопль и уже совсем рядом, за кустом. – Тогда за один венок два пузырика нам можно просить и…
Я, уже в развороте скользнула взглядом по этой романтичной могиле – огромные пышные венки, приткнутые к сердцу с обеих сторон, точно есть. Да я их еще днем разглядела! И надо было сразу прятаться или бежать, но поздно. В этот самый миг мой фонарик, нещадно сжатый в руке, дал стремительный луч в аккурат мне в лицо. И я заорала. Угрожающе. Безусловно!
Два мужских силуэта, застывших возле куста, всколыхнулись и в ответ заорав, понеслись обратно в беспросветную ночь. И только лишь звучный «Б-бум-м!», а потом удаляющийся слаженный ор под треск ломаемых веток. И всё. А я то чего тут застыла? Опрометью к подножию сердца. Рукой под венками – где-то здесь она днем и… Нашла! Вернула сдвинутую вбок отсыревшую крышку и дернула коробку к себе. А теперь оочень быстро, быстро-быстро к центральной калитке. На другой конец кладбища. В правой руке - «прозревший» фонарик. В левой - прижатая к груди как родная, обувная коробка с девчачьими погремушками. Ну, они теперь не просто «любимые штучки», а «запитаны мистической силой». За часов двенадцать насквозь должны были. Ха! Викуся – выдумщица.
- Ты вернула ее? – та самая выдумщица метрах в двадцати от калитки.
Чуть в стороне ее верные подружайки. Жмутся и будто принюхиваются «не стала ли я упырем». Ну, да. Оры в три голоса слышали все. Так и захотелось сделать громко «Бу-у!», но:
- Конечно. Вот ваши «запитанные». Пари ты проиграла, а значит выполняешь условие: жалобу от своего младшего брата на Ирину забираете.
- Это не так то просто, Вероника.
- Проще некуда! Тем более ты видела самолично – Стасик сам к ней пристал. Малолетка к вожатой! Так что…
- Хорошо! – глухо выдохнула Викуся. – Но, на будущий год от нашего факультета вы с Иринкой на практику вожатыми только в другой лагерь. Мой папа-декан проконтролирует. Коробку сюда… мне… - и с визгом выронила свой отсыревший трофей. – Она затряслась! И запрыгала! Ой, мамочка-а-а…
Да-а. Видно судьба у меня была той самой ночью заставлять улепетывать от себя гадливых людей…
* * *
- Пиу-у! Пиу!
А следом громкие раздраженные звуки клаксонов.
- Мать моя женщина! – жму на газ и по относительно плавной дуге совершаю ту самую «траекторию движения» влево.
Маленькая рыжая белка с панели запрыгивает на мое нервное плечо и с душой продолжает:
- Пиу-у! Пиу!
- Викуся!
- Пиу.
- Вот и дома сидела бы. Конечно, без тебя какое веселье? И в машине и… на кладбище пять лет назад. Хотя если б ты со своей сломанной лапкой в ту коробку не влезла… - и мы с моей белкой внимательно и в глубоком раздумье посмотрели друг другу в глаза. – Не-ет! Молодец ты у меня.
- Пиу-у! Пиу! Пиу-у! Пиу!
Я сижу за рулем и слушаю инструктора. Мужчина устало и немного печально повторяет: «Автодром. Вот здесь надо проехать между столбиками. Дальше будет парковка, потом направо и…» И я нисколько не вру - мне так мучительно страшно перед этими «кругами ада по автодрому», что я уже готова мухой вылететь через опущенное боковое стекло и лететь-лететь-лететь обратно домой. Так вот, оказывается, по какой причине пристегиваются к сиденью ремнями!.. Жестокая истина.
Но, еще одну грань своего страха я постигла сейчас, спустя пару месяцев, когда уже вполне самостоятельно сидела за рулем новенькой малолитражки и ждала зеленый сигнал светофора. Мать моя – женщина! Со второстепенной дороги поворот налево на главную! В пятницу вечером в центре города!.. Это… Это – страх! Жуткий страх. И мне гораздо проще вместо предстоящей «траектории движения» свернуть пешком ночью на кладбище. Причем, совершенно одной. И я снова нисколько не вру…
* * *
- …ника?.. Вероника? Да, Вероника! Ты меня слышишь? Или уже передумала условия пари выполнять?
- Что? А? – жмурюсь на яркий свет от фонарика, направленный Иринкой прямо в глаза и быстро отвечаю – Ни капельки. Просто путь вспоминаю. Направо, потом через три… этих холма, налево и дальше до двойного.
- Ага, - Иринка, прикусив губу, смотрит в кладбищенскую темень за моей прямой спиной. Вот кто трусит… наверное. А назад, когда такие условия ой, нельзя. - Вероника, ты кричи, если что.
- Ну да. И ты прибежишь, - хмыкаю на манер мамы, когда ей брателла очередные обещанья дает, потом глубоко вдыхаю – настраиваюсь и…
Направо. Сразу за распахнутой калиткой. Старые сосны шумят высоко-высоко. Ветер вынырнул из их глубины, принеся запах прелой хвои и чего-то еще и я едва не споткнулась о валявшийся рядом с кучей мусора венок. Куцый, кривой. Прицепился к ноге, пришлось пару раз дернуть ей и стремительно дальше. Раз… Два… Три. Третий – даже не холмик. Кривая лунка в заросшей ржавой оградке. При свете фонарика разглядела лежащий поперек нее крест и, не останавливаясь, протиснулась меж острыми оградными пиками и сосной. Сосна обмотана линялой траурной лентой с «…кобящих коллег» на одном из обхватов. Вот этих «кобящих» я днем ориентиром и наметила. Значит, мне точно налево. Ух ты! Фонарик мигнул. Вот не надо! Не надо… Иду быстро, спотыкаюсь регулярно. Корни, низкие беспризорные холмики, обломанные вчерашним ураганом сосновые ветки. И угораздило пари подхватить после такой непогоды? И это всё Викуся. А так сдались мне девчачьи заветные погремушки… О-ой. Вот и потух. Я на несколько минут замерла. Постояла, оглядываясь и привыкая к местной странной тишине и темени без фонарной подсветки. Иду правильно. Впереди в просвете меж сосен виден двойной низкий памятник в виде мраморного черного сердца. Как там Иринка говорила? «Погибли в аварии по дороге из ЗАГСа». И понятно, почему Викуся выбрала именно это романтично-трагичное место. Девчачьи побрякушки. Они же все должны быть со смыслом. Глубоким, наверное, тоже романтично-трагичным… Я уже заносила ногу над рейками ограждения у этой сдвоенной могилы, когда услышала треск за спиной. Вмиг вместе с дрожью понеслись попытки осмыслить: далеко ли что-то там треснуло или нет? Я ведь не поняла и вот бы еще раз, чтобы лучше расслышать. Ну, это самые «здравые» были тогда, пока не…
- Петрович, ты не прав. Ой. Тута осторожно. Я в прошлый раз так башкой об этот кривой постамент. Гул на всё кладбище.
- А надо было деньги на батарейку к фонарику не зажимать. Гошка, туда ли мы…
- Вон туда. Рядом с Трифоновной их схоронили тогда. А венки на годину вчера купили в райцентре в ихней дорогой похоронной конторе.
- О-о-о! - понимающий вопль и уже совсем рядом, за кустом. – Тогда за один венок два пузырика нам можно просить и…
Я, уже в развороте скользнула взглядом по этой романтичной могиле – огромные пышные венки, приткнутые к сердцу с обеих сторон, точно есть. Да я их еще днем разглядела! И надо было сразу прятаться или бежать, но поздно. В этот самый миг мой фонарик, нещадно сжатый в руке, дал стремительный луч в аккурат мне в лицо. И я заорала. Угрожающе. Безусловно!
Два мужских силуэта, застывших возле куста, всколыхнулись и в ответ заорав, понеслись обратно в беспросветную ночь. И только лишь звучный «Б-бум-м!», а потом удаляющийся слаженный ор под треск ломаемых веток. И всё. А я то чего тут застыла? Опрометью к подножию сердца. Рукой под венками – где-то здесь она днем и… Нашла! Вернула сдвинутую вбок отсыревшую крышку и дернула коробку к себе. А теперь оочень быстро, быстро-быстро к центральной калитке. На другой конец кладбища. В правой руке - «прозревший» фонарик. В левой - прижатая к груди как родная, обувная коробка с девчачьими погремушками. Ну, они теперь не просто «любимые штучки», а «запитаны мистической силой». За часов двенадцать насквозь должны были. Ха! Викуся – выдумщица.
- Ты вернула ее? – та самая выдумщица метрах в двадцати от калитки.
Чуть в стороне ее верные подружайки. Жмутся и будто принюхиваются «не стала ли я упырем». Ну, да. Оры в три голоса слышали все. Так и захотелось сделать громко «Бу-у!», но:
- Конечно. Вот ваши «запитанные». Пари ты проиграла, а значит выполняешь условие: жалобу от своего младшего брата на Ирину забираете.
- Это не так то просто, Вероника.
- Проще некуда! Тем более ты видела самолично – Стасик сам к ней пристал. Малолетка к вожатой! Так что…
- Хорошо! – глухо выдохнула Викуся. – Но, на будущий год от нашего факультета вы с Иринкой на практику вожатыми только в другой лагерь. Мой папа-декан проконтролирует. Коробку сюда… мне… - и с визгом выронила свой отсыревший трофей. – Она затряслась! И запрыгала! Ой, мамочка-а-а…
Да-а. Видно судьба у меня была той самой ночью заставлять улепетывать от себя гадливых людей…
* * *
- Пиу-у! Пиу!
А следом громкие раздраженные звуки клаксонов.
- Мать моя женщина! – жму на газ и по относительно плавной дуге совершаю ту самую «траекторию движения» влево.
Маленькая рыжая белка с панели запрыгивает на мое нервное плечо и с душой продолжает:
- Пиу-у! Пиу!
- Викуся!
- Пиу.
- Вот и дома сидела бы. Конечно, без тебя какое веселье? И в машине и… на кладбище пять лет назад. Хотя если б ты со своей сломанной лапкой в ту коробку не влезла… - и мы с моей белкой внимательно и в глубоком раздумье посмотрели друг другу в глаза. – Не-ет! Молодец ты у меня.
- Пиу-у! Пиу! Пиу-у! Пиу!
