ГЛАВА 3
Радуга над морем. Радуга в море. Она висела правильной дугой, деля небо надвое, и отражалась в утреннем серо-голубом штиле. И водное воссоздание это, из-за ряби, прописанное частыми зигзагами, завораживало больше оригинала. Гораздо больше. Наверное, потому, что мы в своей старой лодке качались сейчас именно в разноцветных волнах.
- Потрясающе, - выдала я.
Ник тихо засмеялся:
- Вывалишься за борт.
Я поднесла мокрую руку к глазам:
- Жаль, - вздохнула, разглядывая ее.
- Чего тебе «жаль»?
- Чего? – и прищурилась на зевающего мужа напротив. – Вот если б и рука моя оказалась разноцветной, то волшебство было бы… было бы…
- Волшебство уже есть, - уверенно тряхнул головой Ник. – Ты только представь: мы в Чидалии на Море радуг среди беззаботного покоя. А впереди – только самое лучшее.
- «Самое лучшее»… Варвара огнем задышит, когда узнает, что проспала.
- А мы ей не расскажем, - весело скривился Ник. – Это – волшебство на двоих.
- «На двоих»… Ник?
- Что, любимая?
- А ты когда-нибудь купался в радуге?
- Не-ет, - протянул он, принимая мой вызов.
Но, я все же, нырнула с лодки первой, быстро стянув сарафан…
- … и кому он нужен, этот снег?.. Агаточка?
- Что, тетя Гортензия? – и обернулась от окна.
Снег накрыл Гусельницы сегодня поздно ночью. И кому он, действительно, в конце марта так был нужен? Разве что Варваре и Эрику, катающим в саду маломерного снеговика с грязными от, уже успевшей оттаять земли, боками… Эрик… Рыцарь этот, бывший напарник моего мужа, так вписался в нашу большую горластую семью, будто наличествовал в ней с самого рождения.
- Ты чай пить будешь? – тетушка, отведя рукой занавесь на окне, встала рядом и тоже прищурилась на румяную пару в саду. – Пока все соберутся и за стол сядут…
- Неа. Спасибо.
- Какой хороший молодой человек. Да еще рыцарь. Маг огня… О-ох.
Я поддакнула:
- Ага. И вместо того, чтоб болтаться в нашей толпе, нашел бы себе, наконец, девушку… хорошую.
Тетушка моя хмыкнула, не отводя взгляда от Эрика и Вари:
- А зачем?
- То есть? – недоуменно уточнила я.
- Разве Варенька тебе не говорила? Она уверена, Эрик – ее будущий муж.
- Тысь моя майка.
- Вот-вот, - захихикала тетка. – Значит, сейчас именно там, где и положено. Ты только ему пока не говори. Зачем раньше времени так мужчину радовать?
Я усмехнулась. «Будущий супруг» Варвары Дивнич обернулся и «радостно» помахал нам рукой.
- А что? Варя – замечательная партия. Тем более, от карьеры зельеотравительницы отказалась… А где мама моя, тетя Гортензия?
- Ох, а кто ж её знает, Агаточка?
- Да не вздыхайте вы так: эту проблему мы с ней вчера разрешили.
- Какую «проблему»? – замерла родственница.
- Навеянную маминой бурной фантазией и собственным прошлым.
- Она тебе всё… рассказала?
- Да-а, - праведно опешила я. – А что здесь такого то? Это ведь и моя проблема.
- Да как она на подобное решилась? И ты сильно расстроилась? Ты только не расстраивайся.
- Да все нормально уже. Я…
- Вот и правильно! – уверила меня тетка. – Вот и правильно, Агаточка. Всегда надо думать о хорошем и полагаться только на него. А то, что у нас в роду случается, еще ничего не…
- Я не опоздала?
- Катаржина! – и понеслась к возникшей на пороге маме.
Я лишь плечами пожала ей вслед: может и тетушка ненароком забеременела? Откуда такие эмоциональные всплески? И, бросив еще один взгляд за окно, решила и сама подышать свежим воздухом.
Пах он талым снегом, прелой землей и низким дымом из всех уличных труб в округе. В общем, «вкусно» он пах. Я даже ноздри на крыльце в сад раздула: так старалась его поглощать. Опять же – упражнение. Мне его наш лекарь еще полгода назад прописал (для успокоения нервов), но, что удивительно, нет, не то, что вспомнила я его лишь теперь, а что не понадобилось (нервы успокаивать). Я просто перестала психовать, будто абстрагировалась от всех для этого процесса возможных причин. Заслонилась от них не то животом, не то… странным ощущением защиты.
- Агата! Смотри, какое недоразумение у нас вышло! Эрик его «людером» обозвал! – поддернула, сползшую на глаза шапку, Варя.
- Это что еще? – сморщила я в ответ лоб.
Эрик подбоченился сбоку от их изваянья:
- Так на родине моей называют «грязнуль». Правда, в это слово другое определение вкладывают.
- На твоей родине? – заинтересованно открыла я рот.
Рыцарь кивнул мне:
- Угу. Я ведь – из Анкрима, - и, отряхиваясь, подошел к крыльцу. – «Людер», значит «незаконнорожденный».
- Как снег двадцать седьмого марта… Я читала про Анкрим. Там у вас…
- Спокойно теперь. Раньше кланы между собой трон делили и ворули, оборотни береговые, вечно лезли в драку, а теперь, после брака между наследницей из королевского клана и сыном самого зубастого воруля, наступили тишина и покой.
- А ты, значит, «воруль»?
Мужчина усмехнулся:
- Так точно. По отцу. По матери – маг огня. Она отца в Ладмению и перетащила, подальше от склок… А что? – и посмотрел даже с вызовом.
- Ничего. Просто, интересно мне… Вы закончили?
- Ага! – запрыгала Варя вверх по ступеням. - Так ты не ответила, Агата.
- Недоразумение удалось. Давай я отряхну тебя и идите в дом греться. Скоро народ собираться начнет и… - замерла, открыв рот.
- «Каспар».
- «Ник, ты где?»
Муж мой проявился совсем рядом:
- Имя я выбрал! Каспар, - и чмокнул меня в нос. - А что?.. Тебе снова…
- Я ни слова не сказала, - хотя захотелось сразу многое.
Однако рот открыла наша Варя:
- А второго тогда Мельхиором назовем. Третьего – Бальтазаром.
- Чего?! – огласились мы теперь оба с Ником.
Дитё авторитетно надуло щеки:
- Так волхвов троих звали, что младенчику Иисусу дары принесли на его Рождество. То есть, когда народился он.
- Понятно, - глянул на меня Ник. – Я еще… подумаю.
- Ага, - выдохнула я. – Подумай, мой любый…
Думалось и мне. Хотя сосредоточиться на чем-то одном не получалось. В голове мелькали то мужские имена (и где только Ник их находит?), то волчьи оскалы анкримовских ворулей. Иногда туда лукаво заглядывала и Варя… в фате и без зубов (меняются они у нас).
- Да, в конце концов!
- Что, любимая? – Ник приподнял с подушки сонное прищуренное лицо.
Я в ответ ему зевнула:
- Спи.
- Может…
- Ник, спи.
Муж мой честно постарался удивиться: обычно мои ночные хождения массированием ног кончались (как лучшим снотворным), потом уронил назад голову и послушно уснул. Я сползла с кровати и влезла в тапочки. Прошлепала в них по коридору до туалета и неожиданно свернула в кухню. Хотя почему «неожиданно»?
- Тоже не спится?
Дух Стэнки, висящий в аккурат напротив кувшина с морсом, протяжно вздохнул:
- Что ты о нем думаешь?
- Об Эрике Лапиньше? – догадливо уточнила я.
Родительница Вари кивнула:
- Да. Вроде…
- Да все нормально будет. Не переживай, - и села на стул. – Я проконтролирую.
- Он же тебя любит? Как он сможет…
- Разлюбит, значит… Стэнка?
- Ась?
- Не переживай.
- Я была плохой матерью.
- Что?
- Я все время думала: как нам выжить и забывала о самом главном.
- И в чем же оно? – потерла я глаза.
Дух дернул плечом:
- До сих пор не ведаю.
- Глупости какие. Как можно забыть о том, чего не знаешь? Вот тебя я знала не очень хорошо. Зато Варвару знаю отлично. И она мне нравится. Она замечательная: добрая, честная, бескорыстная. Значит, ты ее хорошо воспитала. И не говори ерунды.
- Ты так думаешь? – тихо шепнула Стэнка.
- Я в этом уверена. И… раз уж ты меня окончательно разбудила, а мужа мне будить теперь жалко, то…
- Добро.
- По какому вопросу?
- Я расскажу, что было в моей жизни дальше.
- Вот и хорошо, - заёрзала я на стуле. – Только погоди.
- Зачем? – уточнил у меня дух.
- Я себе морс налью.
- А-а. Добро…
_____________________________________________________
28 марта.
Сегодня ночью мне внеурочно огласили третью историю. Записываю ее уже утром и в одиночестве, дабы не ввести мужа в лишние мыслительные процессы и хорошо все обдумать самой. Странное чувство. Оно не дает мне покоя. Чувство раздвоения в реальности: я будто бы здесь и там, в Бередне, в Стожках. В теле Стэнки Дивнич. Но, все по порядку…
Будни деревенской травницы иногда весьма насыщены. И не всегда делами праведными. Зато интересными…
Деревня с самого рассвета наполнена разноголосьем. И первыми новый день начинают петухи. Потом, как «дорогих» гостей (палками или сговорами) провожают за ворота коров, коз и овец. И пока пастух гонит их вдоль улиц, они тоже устраивают перекличку. А дальше жизнь разливается нескончаемой болтовней и смехом баб, детскими радостными воплями (особенно, если те плещутся в озере), скрипом тележных колес по дорогам и перестукиванием бойких молотков. Жизнь несется.
Это Стэнка понимала, хоть и дом ее, большой, добротный, любимый дом ее стоял обособленно, на окраине. Она и теперь его видела через низкий ивовый плетень – общую границу Стожков. Потому что торчала, с трудом распрямив спину, на лугу рядом, в низинке. Среди густого запаха только скошенного клевера. Уф, успела. До исхода росы. Уложилась и в этой године в срок. Значит, сено снова будет сочным и целебным. Особенно, клевер. Стрекоза его любит с детства. Хотя сейчас предпочитает… Треск в малиннике, «предпочтения» ее пестрой козы как раз и выявил.
- Ну, шлёнда! – приложила Стэнка ладонь ко лбу. – А, ну, вылазь! Гадюк там нацепляешь! – и прищурила глаза в небо… День сегодня будет добрый. Солнечный и безветренный, а значит, добрый. Как раз, чтобы покос просох как надо, а уж потом…
- Бог в помощь, сестра Стэнка!
Травница, не отрывая ладони, опустила взгляд ниже и… с досадой вздохнула:
- И вам… здравствуйте, Святой отец, - и чего ему в церкви не сидится? Священник лучезарно оскалился ей с высоты своей гнедой и привстал в стременах, явно вознамерясь спрыгнуть на дорогу. Стэнка тут же вспомнила про свою косу в траве. – А я уже – вот! – и выставила ее, как флаг. – Домой иду.
- Ух, ты… Рано вы управились, - все же, спешился он.
- Ну, так, помогал же.
- Кто?
- Бог.
- А-а, - вздернул подбородок отец Зоил. – А я…
- Что?
- С утра на кедровой вырубке был, - неожиданно огласил он.
- Зачем? – растерялась Стэнка.
- Договаривался насчет стволов на новые скамьи в храм. А теперь… назад… Вы ведь тоже?
- Куда? – ну и разговорчик у них.
- Думаю, домой. К себе домой. И нам по дороге. Пошли?
- А-а… Пошли-те, - и перекинула, наконец, косу на плечо. – Только… Стрекоза! – новый треск в малиннике. Стэнка набрала воздуха в грудь. – Стрекоза, шлён… А ну, вылазь оттуда! Мы уходим!
- Ме-э-э! М-м-м, - показалась из колючих зарослей рогатая морда. – Ме-э-э!
- Догонит, - с прищуром глядя на козу, уверила девушка Святого отца. – Так вы идете?
- Идем…
И они пошли… молча. Нет, а какие темы им обсуждать? О чем беседуют земля и небо? Пожар и дождь? Кадило и горшок с отваром? Описывают друг другу свою важность? Тычут в недостатки? Да Стэнка сроду со священниками не имела дел. Она смотреть то на них лишний раз…
- А я, знаете, косить не умею.
- Что?! – от неожиданности опешила она. – Кх-ху…Что вы не умеете?
- Косить, - смутившись от такого «всплеска», дернул плечом отец Зоил. – И хочу научиться.
- А-а. Так, это – просто. Только вам своя коса нужна.
- Почему? – удивился он.
- По размеру. У каждого она – по размеру. Высота там и обхват. Да и много всего.
- Понятно, - кивнул Святой отец. – А из клевера варенье варят?
- Из чего? Из клевера?
- Что, глупость сказал? – остановился он.
- Не-ет, - воззрилась Стэнка на отца Зоила снизу вверх. – Не глупость… Варят. Из цветов клевера и одуванчика. А еще в суп добавляют, в квас и жаркое. Да много куда. Клевер, он – дюже полезный, - и снова двинула по дороге.
- Да вы что? – присоединился к ней удивленный священник.
- Ага. Только, не луговой. Его я не собираю. Для таких дел нужен лесной клевер. И брать его надо сухим, желательно, в солнечный день.
- А еще из чего вы варенье варите?
- Варенье?.. Из земляники, из малины, из…
- Из малины? Из той, что на лугу?
- Нет. Там она – сухая, невкусная.
- Как раз для вашей козы Стрекозы, - с улыбкой обернулся к той отец Зоил.
Коза, увидев явное внимание, вновь недовольно заорала.
- А вы и по козам специалист? – оторвала от нее взгляд Стэнка.
- Почему «и по козам»? – потер рукой лоб священник.
- Ну, так, - скривилась девушка, - кроме «заблудших овец».
Мужчина внимательно глянул ей в глаза. Потом ответил:
- Я мало в чем «специалист». Особенно, в деревенской жизни. Теперь приходится учиться.
- Ну, с такими-то помощниками, как у нас, - уверила его травница. И оба, вдруг, рассмеялись. Тоже, глядя друг другу в глаза.
- А вы…
- Пришла уже. Вот мой дом.
Отец Зоил поднял от девушки «небесный» взгляд:
- Хороший… И место – хорошее. Тихое и светлое.
- Какое оно?
- Благословите, отец Зоил!
- Благословите, Святой отец! - и как Стэнка могла позабыть?!
Запыхавшаяся Марыля со своей младшей сестрой, едва на колени перед священником не упали. Если б не Стэнка, и собственные косы на плечах, точно рухнули б в траву. Зато и ей вниманье перепало: так обе глянули – верный съурок. Однако Святой отец расплылся им в самой своей душевной улыбке:
- Бог благословит, - и осенив обеих знаменьем, приложил руку к русым макушкам.
Девы, одна румянее другой, воссияли лишними солнцами в небе:
- Отец Зоил, простите смиренно, я к вам сегодня на исповедь приду.
- Похвальное решение, сестра Марыля.
Ох, ну, конечно. Стэнка, прямо в красках представила ту «исповедь»: «Зевнула не прикрывшись», «Три раза - «Отче Наш». И рот себе зашейте» - это от себя уже в добавку.
- А я – завтра, отец Зоил.
- И то – похвальное решенье, - важно кивнули второй деве.
- Ме-э-э.
- Ох, извините, это – не к вам, Святой отец, - распахнула Стэнка дверь в заборе. – Стрекоза, заходи. И мне тоже пора.
- До свиданья, Стэнка!
- Да мы и не здоровались, Марыля.
- А вы, отец Зоил, в храм? Так нам – по пути с вами.
- И у меня еще вопрос есть по Святому писанию.
- Сестра Стэнка?
Ба-бах дверью:
- Артисты. Все трое – чистые артисты, - плюнула и припустила по двору за нервно дергающимся козьим хвостом…
Ни злости, ни обиды у нее на отца Зоила не было. А зачем Стэнке эта канитель? Просто, лишний раз убедилась в правоте своих, упроченных слезами и да, тогда еще обидами, законов жизни: «не доверяй», «не раскисай», «не жалуйся» и «не надейся ни на кого кроме себя».
- Солена, ты мне подруга? Подруга. Тогда молчи.
- Да уж молчу, - сложила та руки на коленях. Потом не удержалась. – Я ж за тебя тревожусь.
- О-о, - закатила к потолку глаза Стэнка. – О чем на этот раз? Лечу исправно. В дела деревенские не лезу.
- Вот в том и смысл. Ты знаешь, что староста деньги собирал на выкуп колокола? Не знаешь. А потому что он в твой дом не пошел.
- Кто? – хмыкнула Стэнка. – Колокол?
- Староста, - гневно буркнула подруга. – Потому как ведает: не дашь.
- Так в чем моя вина то? Он не пошел.
- А ты б дала? – сузила глаза Солена.
Стэнка свои отвела в садик за окном. Подумала…
- Нет. Пусть его выкупает тот, кто отца Тита к нам привез.
