______________________________________________________________________
Иллюстрации к книге находятся здесь https://vk.com/album731163940_284385489
______________________________________________________________________
За 18 лет до последующих событий…
- На ней стоит печать иного пути. Для дриад-полукровок такое – крайняя редкость, - с улыбкой глядя на младенца, вздохнул мужчина. – Даже имя ее, Евсевия, «чужестранка», пришло к нам извне. И давая его, мы уже обрекаем свою дочь на вечный поиск, - поднял он глаза на волхва. – Береги ее, хотя бы до того момента, когда наступит «нужный час».
- Да что там могут навещать эти дубы? – волхв явно не разделял патетики своего собеседника. Однако еще раз внимательно пригляделся к девочке, в этот момент, зевающей во весь рот. Мужчина же, в ответ, горестно хмыкнул. А потом запрокинул глаза к верхушкам деревьев:
- Лесные тропы, дворцовые коридоры, улочки городов и даже… Но, не это главное. Главное, что путь свой она должна пройти не одна. И лишь тогда он закончится светом… Угост, ты узнаешь того, кто за ней придет.
- Тоже – по печати? – откровенно оскалился волхв.
- Нет. У мужчины в руках будет символ его народа…
Волхв, с младенцем на руках, еще долго смотрел вслед мелькающей меж деревьев мужской спине. А потом, развернувшись, направился назад, к своему озеру:
- Предсказания, иные пути. Ересь для слабых и слюнявых. Судьбу можно обмануть. Так ведь… Евсения?
Ребенок в ответ промолчал. Он был занят - тонкая горячая струйка, смочив рукав волховецкой рубахи, щедро оросила траву заповедного леса…
Лесными тропками…
- … да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, - облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. – Всем всё… понятно?
- Не-а… - да кто ж сомневался то?!
- Осьмуша, что именно?
- Так-то «алени» были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? – недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.
- Не олени то, а эллины – люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них… снизу… и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? – с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица… Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию(1) взяла.
- О-о-ой, - сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. – Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.
- Примерещится, говоришь? – уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. «Кудесный зверь» на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника(2) Вила, когда он «дорогих» гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы… или все ж грива… Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится… - Ну, как знаете, - с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.
- Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что… Евся, дай ко мне глянуть, - закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.
За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки – «трусиха» Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила – любопытство.
- Да, извольте, храбрецы… - сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась…
Месяц «изок», что в переводе с языческого, означает «кузнечик», а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне…
- А-а-а-а!!! Кёнтаврь!.. А-а-а!!! – конец идиллии.
- Галка, ты чего?! – резко развернулась я в сторону крика. Все ж побороло ее всемогущее любопытство - девочка теперь, с глазищами, как две чашки, блажила, застыв у моей покинутой табуретки, и в одной руке сжимала раскрытую книгу, а другую вскинула на… - Это не кентавр. Это не кентавр, говорю! – попыталась я перекричать и ее и вступивших в помощь подружек и зарыскала по двору глазами. – Ох, ты ж у меня сейчас…
Разоблаченный «человеко-конь» сам, кажется, растерялся от такого приветствия, но с места не сдвинулся (ни человек, ни конь). Лишь мешок на голове поправил, чтоб через дыры для глаз сподручнее за происходящим во дворе через изгородь следить:
- Евсения, поди сюда! – тон у парня был явно неуверенным, и он, прокашлявшись, решил его последующим текстом увесомить. – Поди сюда, говорю!
Ну что ж, добился результата, да и я уже нашла то, что искала:
- Сейчас… Галочка, ты успокоилась? – и, дождавшись робкого кивка от дитя, направилась к калитке. – Ну-у?
- Я, это… в Букошь еду, - вновь поддернул он, съехавшую на глаза мешковину и важно продолжил. – Может, там купить тебе… чего? - вот интересно, он на самом деле такой дурень или ему начхать на то, как со стороны выглядит? Загадка для меня… многолетняя:
- Ты зачем мешок на голову напялил, Лех?
- Х-хе, так ты ж сама мне в третейник(3) сказала: «Чтоб я твоей рожи больше не лицезрела»? – нахально просветил меня верзила… Ага, видно он все эти пять дней придумывал, как бы в таком разе извернуться. А я уж было успокоилась… Точно, конец идиллии:
- Да что ты?.. А если бы я тебе и про все тулово сказала, ты б тогда полностью в него влез? – не по-доброму поинтересовалась я, подходя к всаднику еще ближе.
- Да не-ет, - с сомнением протянул тот, видно прикидывая в своем «младенческом» уме и такой поворот. – Так что с покупками то? Может, бусы из бисера, або серьги? Ты говори, Евся, не стесняйся.
- Какое там стеснение? – под возрастающее хихиканье за моей спиной, сделала я еще шажок к коню. – А вот такие же мне купишь? – и оттянула от правого уха, закрученную в тяжелый крендель косу.
- Какие? – радостно свесился из седла парень, придерживая на макушке завесу.
- А ты слезь… и тогда лучше разглядишь.
Еще раз просить «смельчака» не пришлось, и в тот же миг он предстал передо мной во всей своей многовершковой красе:
- А, ну, покажь?
- Ага… - сделала я, напротив, два шага назад, чтоб сподручнее было размахнуться, выдергивая в это время из-за спины, зажатую в другой руке метлу.
- Ага-а… Ты чего?.. Евсения!
- Пыль из мешка буду выбивать, конь ты кудлатый! – и саданула от всей души первый раз. – И чтоб я тебя всего целиком больше не лицезрела!.. И чтоб не слыхала тоже!.. И чтоб… - замахнувшись в третий раз, лишь на долечку задумалась, чем воспитуемый тут же воспользовался, взмыв обратно на своего гнедого:
- Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! – уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.
- Скачи-скачи, кёнтаврь!
- Лех, лучше мне леденец купи! – высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня… А ведь, не знает, дурень, как рисковал… Да и я… еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.
- Дядька Кащей! – оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные – к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором…
«Кащей», в переводе со все того же, означает «пленник», что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали «темные» дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником «черными» перекупками(4). Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш «счастливчик» переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг «пациента» весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба – либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному «хороводу»(5). А обращение «Кащей» так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.
- Ой, л-ли, - расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. – Чисто Мокоша(6) с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.
- Ну, уж, - в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.
- Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?
- Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.
- Сам ты… Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, - обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко… Интересно, а где ж он «накатить» то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:
- А, ну-ка, всем помолчать! – напомнила и я о себе. – Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе… - бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. – ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги – все в сохранности.
- А Лех в личине? – подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:
- Так-то ж за калиткой было. Молчи.
- Ну, раз вы такие молодцы, - сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. – добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, - а потом закончил, уже через радостный визг. – Евсения, ты-то завтра придешь?
- А у вас опять дела? – тоже повысила я голос.
- Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?
А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:
- Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую… Ой, а, где ж я его оставила-то? – и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое «воспитательное орудие»…
От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной «компанией», постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:
- Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, - девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:
- Так и пусть она… гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать на тебя не сможет.
- О-о, зато, как посмотрит, - в ответ засмеялась я, разворачивая ее в сторону далекого, в самом начале улицы, терема. – Иди ко, краски на свистульку разводи, - сама же свернула в ближайший, ведущий вон из веси проулок, и тут же добавила шагу, болтая в руке пустым берестяным лукошком.
Они в вправду очень схожи, две смешливые и радующие взор, будто румяные булочки сестры, всю свою жизнь, проведшие в этом тихом, отгороженном от остального мира деревянными идолами месте. За тенистым палисадником и кружевными занавесками самого красивого дома в Купавном – хоромах самого порядника Вила. Однако, стоит сказать, что, вот уже три года, как и эти надежные преграды нехотя расступились, впустив вдоль длинной весевой улицы ветер перемен. А началось все с похорон. Хотя, обычно, ими все заканчивается, но, это, смотря кого в последний путь провожать…
Не смотря на укромный образ жизни, весь Купавная гостей «извне» знала и принимала. Правда, не всех. Говорят, лет восемь тому назад прямо от придорожных «хранителей»(7) была завернута целая делегация церковных Отцов. А еще одному свезло и того меньше, потому как, его наш местный бык «завернул», которому тот чем-то не приглянулся. А может, наоборот чрезмерно приглянулся, только, не ему, а пятнистым подругам ревнивого бугая. Да, не о тех скачках в рясе по лугам сейчас речь, а о гостях особых – «дорогих», по которым мы, обычно и узнаем, чем живет остальная, «цивилизованная» страна. Этих гостей сам Вил привечает, навесив на впалую грудь тоже особую порядничью бляху (которая к тому ж, «от чужого лиха» оберег). Больше же всех наш глава традиционно благоволит к гномам из Бадука, кои прибывают, в меру своей деловитости всегда не одни, а в сопровождении дребезжащей всяким железом подводы. Тут вам и плуги и чаны и ножи и еще много разной всячины, сильно в хозяйстве требуемой, а значит и востребованной.
Тот, трехгодичной давности гном привез с собой диво дивное – сепаратор(8).
Иллюстрации к книге находятся здесь https://vk.com/album731163940_284385489
______________________________________________________________________
За 18 лет до последующих событий…
- На ней стоит печать иного пути. Для дриад-полукровок такое – крайняя редкость, - с улыбкой глядя на младенца, вздохнул мужчина. – Даже имя ее, Евсевия, «чужестранка», пришло к нам извне. И давая его, мы уже обрекаем свою дочь на вечный поиск, - поднял он глаза на волхва. – Береги ее, хотя бы до того момента, когда наступит «нужный час».
- Да что там могут навещать эти дубы? – волхв явно не разделял патетики своего собеседника. Однако еще раз внимательно пригляделся к девочке, в этот момент, зевающей во весь рот. Мужчина же, в ответ, горестно хмыкнул. А потом запрокинул глаза к верхушкам деревьев:
- Лесные тропы, дворцовые коридоры, улочки городов и даже… Но, не это главное. Главное, что путь свой она должна пройти не одна. И лишь тогда он закончится светом… Угост, ты узнаешь того, кто за ней придет.
- Тоже – по печати? – откровенно оскалился волхв.
- Нет. У мужчины в руках будет символ его народа…
Волхв, с младенцем на руках, еще долго смотрел вслед мелькающей меж деревьев мужской спине. А потом, развернувшись, направился назад, к своему озеру:
- Предсказания, иные пути. Ересь для слабых и слюнявых. Судьбу можно обмануть. Так ведь… Евсения?
Ребенок в ответ промолчал. Он был занят - тонкая горячая струйка, смочив рукав волховецкой рубахи, щедро оросила траву заповедного леса…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Лесными тропками…
ГЛАВА 1
- … да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, - облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. – Всем всё… понятно?
- Не-а… - да кто ж сомневался то?!
- Осьмуша, что именно?
- Так-то «алени» были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? – недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.
- Не олени то, а эллины – люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них… снизу… и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? – с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица… Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию(1) взяла.
- О-о-ой, - сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. – Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.
- Примерещится, говоришь? – уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. «Кудесный зверь» на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника(2) Вила, когда он «дорогих» гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы… или все ж грива… Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится… - Ну, как знаете, - с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.
- Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что… Евся, дай ко мне глянуть, - закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.
За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки – «трусиха» Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила – любопытство.
- Да, извольте, храбрецы… - сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась…
Месяц «изок», что в переводе с языческого, означает «кузнечик», а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне…
- А-а-а-а!!! Кёнтаврь!.. А-а-а!!! – конец идиллии.
- Галка, ты чего?! – резко развернулась я в сторону крика. Все ж побороло ее всемогущее любопытство - девочка теперь, с глазищами, как две чашки, блажила, застыв у моей покинутой табуретки, и в одной руке сжимала раскрытую книгу, а другую вскинула на… - Это не кентавр. Это не кентавр, говорю! – попыталась я перекричать и ее и вступивших в помощь подружек и зарыскала по двору глазами. – Ох, ты ж у меня сейчас…
Разоблаченный «человеко-конь» сам, кажется, растерялся от такого приветствия, но с места не сдвинулся (ни человек, ни конь). Лишь мешок на голове поправил, чтоб через дыры для глаз сподручнее за происходящим во дворе через изгородь следить:
- Евсения, поди сюда! – тон у парня был явно неуверенным, и он, прокашлявшись, решил его последующим текстом увесомить. – Поди сюда, говорю!
Ну что ж, добился результата, да и я уже нашла то, что искала:
- Сейчас… Галочка, ты успокоилась? – и, дождавшись робкого кивка от дитя, направилась к калитке. – Ну-у?
- Я, это… в Букошь еду, - вновь поддернул он, съехавшую на глаза мешковину и важно продолжил. – Может, там купить тебе… чего? - вот интересно, он на самом деле такой дурень или ему начхать на то, как со стороны выглядит? Загадка для меня… многолетняя:
- Ты зачем мешок на голову напялил, Лех?
- Х-хе, так ты ж сама мне в третейник(3) сказала: «Чтоб я твоей рожи больше не лицезрела»? – нахально просветил меня верзила… Ага, видно он все эти пять дней придумывал, как бы в таком разе извернуться. А я уж было успокоилась… Точно, конец идиллии:
- Да что ты?.. А если бы я тебе и про все тулово сказала, ты б тогда полностью в него влез? – не по-доброму поинтересовалась я, подходя к всаднику еще ближе.
- Да не-ет, - с сомнением протянул тот, видно прикидывая в своем «младенческом» уме и такой поворот. – Так что с покупками то? Может, бусы из бисера, або серьги? Ты говори, Евся, не стесняйся.
- Какое там стеснение? – под возрастающее хихиканье за моей спиной, сделала я еще шажок к коню. – А вот такие же мне купишь? – и оттянула от правого уха, закрученную в тяжелый крендель косу.
- Какие? – радостно свесился из седла парень, придерживая на макушке завесу.
- А ты слезь… и тогда лучше разглядишь.
Еще раз просить «смельчака» не пришлось, и в тот же миг он предстал передо мной во всей своей многовершковой красе:
- А, ну, покажь?
- Ага… - сделала я, напротив, два шага назад, чтоб сподручнее было размахнуться, выдергивая в это время из-за спины, зажатую в другой руке метлу.
- Ага-а… Ты чего?.. Евсения!
- Пыль из мешка буду выбивать, конь ты кудлатый! – и саданула от всей души первый раз. – И чтоб я тебя всего целиком больше не лицезрела!.. И чтоб не слыхала тоже!.. И чтоб… - замахнувшись в третий раз, лишь на долечку задумалась, чем воспитуемый тут же воспользовался, взмыв обратно на своего гнедого:
- Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! – уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.
- Скачи-скачи, кёнтаврь!
- Лех, лучше мне леденец купи! – высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня… А ведь, не знает, дурень, как рисковал… Да и я… еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.
- Дядька Кащей! – оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные – к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором…
«Кащей», в переводе со все того же, означает «пленник», что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали «темные» дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником «черными» перекупками(4). Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш «счастливчик» переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг «пациента» весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба – либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному «хороводу»(5). А обращение «Кащей» так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.
- Ой, л-ли, - расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. – Чисто Мокоша(6) с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.
- Ну, уж, - в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.
- Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?
- Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.
- Сам ты… Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, - обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко… Интересно, а где ж он «накатить» то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:
- А, ну-ка, всем помолчать! – напомнила и я о себе. – Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе… - бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. – ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги – все в сохранности.
- А Лех в личине? – подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:
- Так-то ж за калиткой было. Молчи.
- Ну, раз вы такие молодцы, - сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. – добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, - а потом закончил, уже через радостный визг. – Евсения, ты-то завтра придешь?
- А у вас опять дела? – тоже повысила я голос.
- Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?
А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:
- Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую… Ой, а, где ж я его оставила-то? – и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое «воспитательное орудие»…
От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной «компанией», постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:
- Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, - девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:
- Так и пусть она… гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать на тебя не сможет.
- О-о, зато, как посмотрит, - в ответ засмеялась я, разворачивая ее в сторону далекого, в самом начале улицы, терема. – Иди ко, краски на свистульку разводи, - сама же свернула в ближайший, ведущий вон из веси проулок, и тут же добавила шагу, болтая в руке пустым берестяным лукошком.
Они в вправду очень схожи, две смешливые и радующие взор, будто румяные булочки сестры, всю свою жизнь, проведшие в этом тихом, отгороженном от остального мира деревянными идолами месте. За тенистым палисадником и кружевными занавесками самого красивого дома в Купавном – хоромах самого порядника Вила. Однако, стоит сказать, что, вот уже три года, как и эти надежные преграды нехотя расступились, впустив вдоль длинной весевой улицы ветер перемен. А началось все с похорон. Хотя, обычно, ими все заканчивается, но, это, смотря кого в последний путь провожать…
Не смотря на укромный образ жизни, весь Купавная гостей «извне» знала и принимала. Правда, не всех. Говорят, лет восемь тому назад прямо от придорожных «хранителей»(7) была завернута целая делегация церковных Отцов. А еще одному свезло и того меньше, потому как, его наш местный бык «завернул», которому тот чем-то не приглянулся. А может, наоборот чрезмерно приглянулся, только, не ему, а пятнистым подругам ревнивого бугая. Да, не о тех скачках в рясе по лугам сейчас речь, а о гостях особых – «дорогих», по которым мы, обычно и узнаем, чем живет остальная, «цивилизованная» страна. Этих гостей сам Вил привечает, навесив на впалую грудь тоже особую порядничью бляху (которая к тому ж, «от чужого лиха» оберег). Больше же всех наш глава традиционно благоволит к гномам из Бадука, кои прибывают, в меру своей деловитости всегда не одни, а в сопровождении дребезжащей всяким железом подводы. Тут вам и плуги и чаны и ножи и еще много разной всячины, сильно в хозяйстве требуемой, а значит и востребованной.
Тот, трехгодичной давности гном привез с собой диво дивное – сепаратор(8).
