- Он ее не любит. Если тебе от этого станет легче.
- Я знаю. Только, от этого – не легче, а наоборот. Ведь, если б, по любви, я бы поняла, а так - чистое скотство.
- Угу. Тем более, в конюшне, - качнувшись к девушке, заправила я самый длинный ее выбившийся завиток, и обхватила за плечи руками, - Марит, ты не плачь по нему больше.
- Не бу-уду, - шмыгнула она носом мне в плечо.
- Угу… Иногда случается, что любовь – только лишь иллюзия. И ты эту иллюзию обязательно распознаешь, но, может быть уже слишком поздно. Так что, считай - тебе повезло.
- Ага. Мне повезло… А вот ему… - и, вдруг, выразительно туда же фыркнула. – Хобячий жеребец.
- Ну, во-первых, не «хобячий», а «хобий», - в ответ несдержанно хихикнула я. – А во-вторых, не такой уж он и «жеребец» - лишь на элитного петуха тянет. Так что, и здесь тебе тоже…
- Монна Зоя?!
- А что? Я не виновата - они меня врасплох застали. Пришлось все действо на стене торчать. Благо, минуты три всего.
- Три минуты?! – отстранившись, выкатила Марит глаза. – И он меня из-за этих хо-бьих трех минут полгода к «полноценной страсти» склонял?!
- Видимо… да, - скривившись, кивнула я. – Страсть… полноценная, - и через мгновенье, вместе с Марит, прыснула со смеху.
- О-ох, монна Зоя, - по новой вытерев глаза, обняла она меня уже сама. – Какие же мы бываем ду-уры… Это, ничего, что я вас…
- Нет. И вообще, забудь про свою здесь должность. Ты теперь – моя первая в жизни подружка. Представляешь? – и сама себе удивилась. Однако Марит отнеслась к новой своей «должности» нежданно всерьез:
- Так, подружки должны друг другу всегда…
- Сочувствовать?
- Ну, это – само собой. А я…
- Что?
- А я, знаете, что придумала?.. Я вам сбежать отсюда помогу.
- Прачечную покажешь?
- Неа. Лучше – сама все устрою.
- Марит, тебе же нельзя? Тебя потом…
- А я с вами махну. И… - и подхватив меня за руку, потянула к кровати. – Дело серьезное и требует тайны.
- А-э…
- Меня сейчас послушайте, - замерла, усевшись, будто решаясь. – Я ведь в последнее время, лишь из-за него здесь была, из-за Никипа. Чтобы с ним каждый день встречаться. А так, здешняя жизнь – совсем не по мне. Глядеть с утра до вечера на этих Роз. Одни – хохочут беспрестанно. Другие – капризничают, а свободными ночами плачут. И те и другие. Или пьют. Так что, теперь все решилось в моей судьбе. Меня Тито давно отсюда зовет в город рядом. Там и работа есть и жизнь куда благонравнее.
- Это тот, «надежный»? – дернулась я на знакомое имя.
- Ага. Хороший парень. Он тут… ну, тоже, будто из-за любви.
- Но, к тебе?
- Говорит, что, да. Однако я теперь буду гораздо прозорливее и в обиду себя не дам, - поджала Марит губки. – Ой, монна Зоя, о чем я?
- Даже представить пока не решусь, - заерзала я на кровати.
- А-а, о вашем побеге. Я все устрою. У нас и жалованье, как раз, только вчера было, - скосившись в сторону, уточнила она. – Так что… Монна Зоя, а с письмом то как? Писать его будете?
- Буду, Марит. И… только ты не сильно громко удивляйся… Адресатом в нем – тот же самый, нужный твоей хозяйке, капитан.
- Святая Мадонна!
- Марит, я же просила?
- Монна Зоя, а как же так?
- А вот так, - вздохнув, сцепила я на коленях руки. – Но, это – еще не все. Помнишь, ты мне рассказывала про побег Соттолы?.. Ее помощником он как раз и был. И Монна Фелиса теперь…
- Святые небеса! Матерь…
- Марит. Что же ты так орешь то?
- Я больше не буду, - даже втянула она шею. - Так, а он, этот капитан, он…
- Угу. Мой любимый мужчина. И это на его корабле, «Летунье», меня сначала шандарахнули крюком по лбу, а потом скинули за борт. Я в этом уверена, потому что последним, перед тем, как потерять сознание, видела именно доски палубы. Мокрые, - уточнила зачем-то.
- Хобий водоворот!
- Мари-ит.
- Ой!.. Монна Зоя, вот это у вас «история». Так вы тогда к нему и должны бежать.
- А вот это… сложно. Дело в том, что, мой ребенок может быть и не от него, а совсем от другого человека. А еще… Еще, мой капитан – из клана бенанданти. Марит, молчи!
- А-а… о-о… Молчу-у, - надув щеки, громко выдохнула она…
Ни в коем случае не верь ни единому слову - так надо написать. И один, нет, три восклицательных знака. Потом… Письмо от этой дамы - обман и, даже если… Если, «что»?.. Поверишь ему, меня там уже не будет. Я буду… И где?.. А хоб его…
- Ну, так я жду, русалка!.. Ты меня слышишь?! - чтоб тебя черти взяли!
Так о чем это я?.. Я буду… очень оттуда далеко. Угу, знать бы еще, самой… направление… Так что, ты лишь зря подвергнешь свою жизнь…
- Русалка! Ты там, часом, не испарилась в пену морскую?.. Сигай опять в окно – я словлю! Со мной гулять можно! – да сто акул в задницу тебе в попутчицы. И когда он «иссякнет»?
Так, на чем я… Угу… Зря будешь рисковать своей жизнью. И вообще, я бы на твоем месте, сначала узнала, кто из команды «Летуньи» способен на преднамеренное убийство… Вот пусть он сам над этим и думает. Потому что мне, даже представить такое…
- И не уныло тебе там одной?!
Да я даже вообразить не могу, кто это мог…
- Давай ко мне! Я женщин не луплю! – ты их «красноречием» пытаешь. – Я их, наоборот…
- Да как же ты мне надоел то! - сузив глаза, подскочила я к подоконнику и перегнулась в распахнутое окно. – Угу-у, - круглолицый охранник, закинув сцепленные руки за голову, качнулся на своем раскладном стульчике:
- О! Здорово! Ну, так…
- Добрый день, мессир Леон! Новый пост проверяете?!
- Мать твою, - хлобысь!
- А-ха-ха-ха-ха!
Ближайшая розовая клумба в ответ плотоядно заколыхалась.
- О-ой! Ай!.. Да бесово… – парень, выбравшись из шипов, еще с колен огляделся. - А где ж он?
- Свернул, вероятно.
- Ну, ты ж…
- Пошел вон! – и захлопнула оконные створки. Потом еще и шторы задернула. - Да, Зоя, ты уж и ржешь во весь рот, как Сусанна. Точно, пора отсюда… Так на чем я…
- Ой, а чего это темень то у вас такая, монна Зоя? - сначала разнос, потом девушка плавно вплыли в приоткрытую дверь. Я им обрадовалась, как родным:
- Уф, Марит, садись - есть будем и рассказывать. То есть, ешь и рассказывай давай, - и первой хлопнулась за стол. – А окно я от охранника завешала. Он своей скукой мою разгонял.
- А-а, - многознающе протянула та. – Меры. Как и грозились.
- А эти «меры» нам…
- Все нормально. Сегодня ночью дадим отсюда дёру. Надуем паруса. Или, как там моряки…
- Уже… сегодня? – встал у меня поперек горла банан.
- Ну да, - авторитетно насупилась Марит. - По спине постучать?
- Не надо. А-а…
- Я предупрежу. А вы письмо то свое… - и скосилась на так и не тронутый бумажный клочок.
- Нет, - глядя туда же, вздохнула я. – Марит, а он, твой Тито, на словах сможет?
- Ну, так… конечно. А что передать?
- Что передать?.. «Это – западня. Пустая западня. И пусть…больше меня не ищет». Вот и всё.
- Святая Мадонна, - осела на стуле девушка. – Монна Зоя, да как же так?
- Так, Марит. Я решила… - запершило, вдруг, в горле. – Я… решила, что ребенок – главнее любимого и всей моей прежней жизни. А вот когда он родится, тогда и поглядим.
- И в какую сторону?
- Что?.. О-ох… где-то у меня тут… погоди… - и подорвалась к заправленной кровати, откинула прочь подушку и сгребла к себе белую мужскую рубаху. - Вот.
- Что, «вот»? – выдохнула за моей спиной Марит.
- Это – чтобы придать словам вес, – трес-сь… самая нижняя костяная пуговка осталась в моей зажатой ладошке. – Пусть ему отдаст.
- Монна Зоя, да разве так можно? Он ведь все одно вас искать будет?
- Марит, я тебя очень прошу, - сквозь подступившую пелену вперилась я в нее взглядом. – Очень… Не надо, - и уткнулась лицом в родную вещь, - Я тебя очень-очень прошу… Сейчас не время скисать. Я пока не могу…
Хотя, времени, чтоб «полноценно закиснуть» до ночи было достаточно. И я пыталась занять его… да чем угодно (крючков на шторах – тридцать восемь, досок в полу – семнадцать, а на подставке канделябра нацарапано «стервь»). А вот когда очередь дошла до сборок на балдахине…
- Монна Зоя, нам - пора, - и сердце, упав, подскочило:
- Угу. Я готова.
Марит, со взглядом не лучше, шумно выдохнула, прислонившись спиной к двери:
- Только, давайте сразу договоримся: идти – быстро и тихо, слушаться меня – непрекословно. Если попадетесь…
- Скажу, что заблудилась.
- Чего?
- А что? – у меня за эти несколько часов и не такие варианты прокручивались. – Я ж – по голове стукнутая. Может, прокатит.
- Ага-а, - с сомненьем, окинула она меня взглядом. – Рубашку то сверху зачем было?.. Уф-ф… Значит, так: сейчас мы двинем вчерашним путем в гостевую половину, а…
- Куда? – а вот таких вариантов у меня уж точно…
- Меня послушайте. Или…
- Да, куда угодно, Марит. Только, давай отсюда уже?
- Ладно, - кивнула она и, осторожно открыв дверь, первой высунулась наружу. Побег, чтоб его. А так-то, можно было – просто туда выйти…
Длинный и полутемный служебный коридор мы преодолели почти «на ура», лишь раз нырнув, пережидая идущих навстречу девушек, в какую-то темную комнату с лунным квадратом на полу от незанавешенного окна. И уже через коридорные створки, сегодня, закрытые, высунулись в ярко освещенную и шумную гостевую часть. Марит – высунулась. Я – нервно торчала рядом:
- Сейчас, очень-очень быстро – прямо через холл и сразу в первую дверь.
- Угу. С какой стороны?
- Там она одна будет… Ну? – и сквозанула первой.
Я – естественно, следом… Бря-як!
- Монна Зоя! Да чтоб вас черти морские.
- О-ой… - и хорошо, что в кладовке этой, забитой полками с постельным бельем, все звуки милосердно глушились. – Марит? – задвигая в угол ногой пустое ведро.
- Чего, - чиркнув в полной темноте второй спичкой.
- Мы же с тобой – подруги?
- Ага… Извините за…
- Я – не о том. Давай уже – «на ты»? Чтоб, в следующий раз про чертей как-то привычней было?
- Ладно, - прыгающий свет от зажженной свечи осветил лицо улыбающейся девушки. Хотя, голосок – предательски от страха дрожит. – Ладно, Зо-оя. Держи ее, а я… а мне тут… - и вручив мне подсвечник, занырнула в глубину ближайшей полки.
- Угу. А что делаем дальше?
- А дальше… переодевайся, - и вернулась уже с мешком в руках.
- Во что?
- Вот в это, - прямо на пол между нами вытряхнулись, расшитые золотом, бирюзовые штаны и камзол, короткий черный плащ и черная же треуголка. Сверху на кучу бухнулись остроносые мужские сапоги. Последней из обвисшего мешка явилась…
- Мама моя… Это чье? Чья?
- Зоя, сейчас – не время, - фыркнула Марит, держа в руке белую картонную маску. И ухватив ее за длинный клюв, ткнула в меня. – Считай, нам сегодня крупно свезло, с этим вечером большого приема. Иначе… в общем, это я сперла у одного из абитуалей - с пола разбросанные собрала. Здесь рядом, в комнате за углом. Он к Розе своей пришел и обычно, лишь с рассветом от нее выползает. И пока они там, за балдахином… Дальше продолжать?
- Не надо, - не отрываясь от мертвой карнавальной ухмылки, выдохнула я. – Так, а мне ее…
- Зоя, а как иначе? – выкатила глаза Марит. – Сюда почти все гости в таких же съезжаются – люди то, разные. И не любят друг с другом в таком месте здороваться. Так ты переодеваешься или…
- Я быстро, - действительно, а, чего уж? И первой сунула на полку, сдернутую с плеч капитанскую рубашку. Марит, руководя процессом, принялась меня наставлять:
- Значит, так: отсюда – уже одна. Дальше из коридора попадешь в большой зал и из него – направо, вдоль кадок с пальмами. Потом, у картины «Люсинда в огне»…
- Чего?
- Ну, женщина рыжая с глазами навыкат. Так вот, сразу от нее – еще раз – направо и в открытые настежь двери. Выйдешь из дома и все время потом прямо. По цветочной аллее до самых ворот. Она ярче остальных освещена. Ты меня поняла? – и резко дернула за камзольные полы. - Да-а…
- Ой.
- Ну, так… С размерчиком на груди. Придется его не застегивать. Все ж, хорошо, что рубаху свою прихватила.
- Ну, так, - в ответ напыжилась я. – Марит, а вот с «размерчиком» обуви? Они на мне хлюпать будут.
- Ничего, как-нибудь до ворот догребешь. Меня вот другое волнует.
- А что?
- Походка твоя, ну, в целом. Он, этот абитуаль, тот еще, конечно, жеманник. Но, не до такой степени.
- А я по-морскому могу, - с готовностью мотнула я клювом.
- Это, как?
- Это - вразвалочку. Когда к качке на палубе привыкаешь, на берегу оно само собой получается. Показать?
- Ага… Нет. Будешь у нас… «нетрезвый», - и метнулась к шкафчику у окна.
- А мне пить то нельзя. Я ж…
- Ну, так рот пополощешь этой… граппой. Пьет же ее как-то наша главная горничная? Только, «мину» свою сними.
- Так может, ее тогда и облить?
- А что?.. Тогда и камзол… Ой. Ну и штаны тоже.
На том и порешили. Отряхнули и… порешили. А потом обнялись напоследок:
- Марит, как бы там ни было, ты – очень-очень хорошая и я тебе…
- Да чтоб твой язык «драконьим огнем» обожгло.
- Что?.. Откуда такое выраженье? – я думала, на него лишь у Люсы «патент».
- От бабушки, - буркнула та. – Она у меня… - и решительно тряхнула головой. – Все у нас получится. Ты только болтаться не забывай, и встречаемся за воротами у…
- У лестницы, ведущей к заливу, - и снова прижала Марит, ткнув ей в ухо картонным клювом. После чего процесс прощания тут же свернулся. – Ну, я… пошла.
- Да уж иди, - и дверью мне сзади - пендель.
Труднее всего сделать первый шаг. А потом, стоит лишь вспомнить: куда ты идешь, и надобность в «пенделях» отпадает. Так и я, мысленно сплюнув (натурально то, не получится), рванула по коридору с целью стратегически слиться с толпой. Потом снова вспомнила… о конспиративном «болтании»… и тут же запнулась о собственный огромный сапог… Мама моя - не потерять бы в повороте. Зато странность в походке сама собой обозначилась. Да и «толпа» вскоре нашлась – за первым же, в намеченном Марит, зале.
Здесь повсюду был свет. И в этом, почти дневном свете, как в дорогой магазинной витрине, разноцветными пятнами – люди в ярко раскрашенных масках. Звериных, человеческих, с рогами и в кружевных узорах – на любой вкус и роль. Маски важно стояли, опершись на стойки с горячительными запасами (и явно, не граппы), лавировали меж ними и, развалившись, сидели в диванах. И впечатление от этого было таким, будто они все разом и выставляют себя напоказ и демонстрируют полное безразличие. Никто никому не кивал, руку приветливо не вскидывал, а единственными собеседницами в зале заливались, цветущие наготой, Розы. Нет, кое-какая одежда на них, все же, была, однако вопроса: «А что же под ней?», явно не возбуждала.
«И хорошо, что под моей собственной «миной» не видно выраженья лица. Хотя, неизвестно, с какими сейчас остальные», - вот с этими мыслями я и вынеслась мимо ориентиров наружу. И лишь на миг замерла на крыльце – все те же постные картонные рожи, только уже мелькающими в интимной садовой тени. А мне, значит… и, подогнув от усердия пальцы на ногах, запрыгала по ступеням. Сквозь узкие прорези глаз – серые плиты внизу и розовыми клочками по сторонам – цветы. Сквозь картон на ушах – собственное же дыхание, лишь изредка прерываемое женским заливистым смехом (из той же тени). А ярдов через двадцать, я услышала музыку. С подсвеченной фонариками площадки правее.
- Я знаю. Только, от этого – не легче, а наоборот. Ведь, если б, по любви, я бы поняла, а так - чистое скотство.
- Угу. Тем более, в конюшне, - качнувшись к девушке, заправила я самый длинный ее выбившийся завиток, и обхватила за плечи руками, - Марит, ты не плачь по нему больше.
- Не бу-уду, - шмыгнула она носом мне в плечо.
- Угу… Иногда случается, что любовь – только лишь иллюзия. И ты эту иллюзию обязательно распознаешь, но, может быть уже слишком поздно. Так что, считай - тебе повезло.
- Ага. Мне повезло… А вот ему… - и, вдруг, выразительно туда же фыркнула. – Хобячий жеребец.
- Ну, во-первых, не «хобячий», а «хобий», - в ответ несдержанно хихикнула я. – А во-вторых, не такой уж он и «жеребец» - лишь на элитного петуха тянет. Так что, и здесь тебе тоже…
- Монна Зоя?!
- А что? Я не виновата - они меня врасплох застали. Пришлось все действо на стене торчать. Благо, минуты три всего.
- Три минуты?! – отстранившись, выкатила Марит глаза. – И он меня из-за этих хо-бьих трех минут полгода к «полноценной страсти» склонял?!
- Видимо… да, - скривившись, кивнула я. – Страсть… полноценная, - и через мгновенье, вместе с Марит, прыснула со смеху.
- О-ох, монна Зоя, - по новой вытерев глаза, обняла она меня уже сама. – Какие же мы бываем ду-уры… Это, ничего, что я вас…
- Нет. И вообще, забудь про свою здесь должность. Ты теперь – моя первая в жизни подружка. Представляешь? – и сама себе удивилась. Однако Марит отнеслась к новой своей «должности» нежданно всерьез:
- Так, подружки должны друг другу всегда…
- Сочувствовать?
- Ну, это – само собой. А я…
- Что?
- А я, знаете, что придумала?.. Я вам сбежать отсюда помогу.
- Прачечную покажешь?
- Неа. Лучше – сама все устрою.
- Марит, тебе же нельзя? Тебя потом…
- А я с вами махну. И… - и подхватив меня за руку, потянула к кровати. – Дело серьезное и требует тайны.
- А-э…
- Меня сейчас послушайте, - замерла, усевшись, будто решаясь. – Я ведь в последнее время, лишь из-за него здесь была, из-за Никипа. Чтобы с ним каждый день встречаться. А так, здешняя жизнь – совсем не по мне. Глядеть с утра до вечера на этих Роз. Одни – хохочут беспрестанно. Другие – капризничают, а свободными ночами плачут. И те и другие. Или пьют. Так что, теперь все решилось в моей судьбе. Меня Тито давно отсюда зовет в город рядом. Там и работа есть и жизнь куда благонравнее.
- Это тот, «надежный»? – дернулась я на знакомое имя.
- Ага. Хороший парень. Он тут… ну, тоже, будто из-за любви.
- Но, к тебе?
- Говорит, что, да. Однако я теперь буду гораздо прозорливее и в обиду себя не дам, - поджала Марит губки. – Ой, монна Зоя, о чем я?
- Даже представить пока не решусь, - заерзала я на кровати.
- А-а, о вашем побеге. Я все устрою. У нас и жалованье, как раз, только вчера было, - скосившись в сторону, уточнила она. – Так что… Монна Зоя, а с письмом то как? Писать его будете?
- Буду, Марит. И… только ты не сильно громко удивляйся… Адресатом в нем – тот же самый, нужный твоей хозяйке, капитан.
- Святая Мадонна!
- Марит, я же просила?
- Монна Зоя, а как же так?
- А вот так, - вздохнув, сцепила я на коленях руки. – Но, это – еще не все. Помнишь, ты мне рассказывала про побег Соттолы?.. Ее помощником он как раз и был. И Монна Фелиса теперь…
- Святые небеса! Матерь…
- Марит. Что же ты так орешь то?
- Я больше не буду, - даже втянула она шею. - Так, а он, этот капитан, он…
- Угу. Мой любимый мужчина. И это на его корабле, «Летунье», меня сначала шандарахнули крюком по лбу, а потом скинули за борт. Я в этом уверена, потому что последним, перед тем, как потерять сознание, видела именно доски палубы. Мокрые, - уточнила зачем-то.
- Хобий водоворот!
- Мари-ит.
- Ой!.. Монна Зоя, вот это у вас «история». Так вы тогда к нему и должны бежать.
- А вот это… сложно. Дело в том, что, мой ребенок может быть и не от него, а совсем от другого человека. А еще… Еще, мой капитан – из клана бенанданти. Марит, молчи!
- А-а… о-о… Молчу-у, - надув щеки, громко выдохнула она…
Ни в коем случае не верь ни единому слову - так надо написать. И один, нет, три восклицательных знака. Потом… Письмо от этой дамы - обман и, даже если… Если, «что»?.. Поверишь ему, меня там уже не будет. Я буду… И где?.. А хоб его…
- Ну, так я жду, русалка!.. Ты меня слышишь?! - чтоб тебя черти взяли!
Так о чем это я?.. Я буду… очень оттуда далеко. Угу, знать бы еще, самой… направление… Так что, ты лишь зря подвергнешь свою жизнь…
- Русалка! Ты там, часом, не испарилась в пену морскую?.. Сигай опять в окно – я словлю! Со мной гулять можно! – да сто акул в задницу тебе в попутчицы. И когда он «иссякнет»?
Так, на чем я… Угу… Зря будешь рисковать своей жизнью. И вообще, я бы на твоем месте, сначала узнала, кто из команды «Летуньи» способен на преднамеренное убийство… Вот пусть он сам над этим и думает. Потому что мне, даже представить такое…
- И не уныло тебе там одной?!
Да я даже вообразить не могу, кто это мог…
- Давай ко мне! Я женщин не луплю! – ты их «красноречием» пытаешь. – Я их, наоборот…
- Да как же ты мне надоел то! - сузив глаза, подскочила я к подоконнику и перегнулась в распахнутое окно. – Угу-у, - круглолицый охранник, закинув сцепленные руки за голову, качнулся на своем раскладном стульчике:
- О! Здорово! Ну, так…
- Добрый день, мессир Леон! Новый пост проверяете?!
- Мать твою, - хлобысь!
- А-ха-ха-ха-ха!
Ближайшая розовая клумба в ответ плотоядно заколыхалась.
- О-ой! Ай!.. Да бесово… – парень, выбравшись из шипов, еще с колен огляделся. - А где ж он?
- Свернул, вероятно.
- Ну, ты ж…
- Пошел вон! – и захлопнула оконные створки. Потом еще и шторы задернула. - Да, Зоя, ты уж и ржешь во весь рот, как Сусанна. Точно, пора отсюда… Так на чем я…
- Ой, а чего это темень то у вас такая, монна Зоя? - сначала разнос, потом девушка плавно вплыли в приоткрытую дверь. Я им обрадовалась, как родным:
- Уф, Марит, садись - есть будем и рассказывать. То есть, ешь и рассказывай давай, - и первой хлопнулась за стол. – А окно я от охранника завешала. Он своей скукой мою разгонял.
- А-а, - многознающе протянула та. – Меры. Как и грозились.
- А эти «меры» нам…
- Все нормально. Сегодня ночью дадим отсюда дёру. Надуем паруса. Или, как там моряки…
- Уже… сегодня? – встал у меня поперек горла банан.
- Ну да, - авторитетно насупилась Марит. - По спине постучать?
- Не надо. А-а…
- Я предупрежу. А вы письмо то свое… - и скосилась на так и не тронутый бумажный клочок.
- Нет, - глядя туда же, вздохнула я. – Марит, а он, твой Тито, на словах сможет?
- Ну, так… конечно. А что передать?
- Что передать?.. «Это – западня. Пустая западня. И пусть…больше меня не ищет». Вот и всё.
- Святая Мадонна, - осела на стуле девушка. – Монна Зоя, да как же так?
- Так, Марит. Я решила… - запершило, вдруг, в горле. – Я… решила, что ребенок – главнее любимого и всей моей прежней жизни. А вот когда он родится, тогда и поглядим.
- И в какую сторону?
- Что?.. О-ох… где-то у меня тут… погоди… - и подорвалась к заправленной кровати, откинула прочь подушку и сгребла к себе белую мужскую рубаху. - Вот.
- Что, «вот»? – выдохнула за моей спиной Марит.
- Это – чтобы придать словам вес, – трес-сь… самая нижняя костяная пуговка осталась в моей зажатой ладошке. – Пусть ему отдаст.
- Монна Зоя, да разве так можно? Он ведь все одно вас искать будет?
- Марит, я тебя очень прошу, - сквозь подступившую пелену вперилась я в нее взглядом. – Очень… Не надо, - и уткнулась лицом в родную вещь, - Я тебя очень-очень прошу… Сейчас не время скисать. Я пока не могу…
Хотя, времени, чтоб «полноценно закиснуть» до ночи было достаточно. И я пыталась занять его… да чем угодно (крючков на шторах – тридцать восемь, досок в полу – семнадцать, а на подставке канделябра нацарапано «стервь»). А вот когда очередь дошла до сборок на балдахине…
- Монна Зоя, нам - пора, - и сердце, упав, подскочило:
- Угу. Я готова.
Марит, со взглядом не лучше, шумно выдохнула, прислонившись спиной к двери:
- Только, давайте сразу договоримся: идти – быстро и тихо, слушаться меня – непрекословно. Если попадетесь…
- Скажу, что заблудилась.
- Чего?
- А что? – у меня за эти несколько часов и не такие варианты прокручивались. – Я ж – по голове стукнутая. Может, прокатит.
- Ага-а, - с сомненьем, окинула она меня взглядом. – Рубашку то сверху зачем было?.. Уф-ф… Значит, так: сейчас мы двинем вчерашним путем в гостевую половину, а…
- Куда? – а вот таких вариантов у меня уж точно…
- Меня послушайте. Или…
- Да, куда угодно, Марит. Только, давай отсюда уже?
- Ладно, - кивнула она и, осторожно открыв дверь, первой высунулась наружу. Побег, чтоб его. А так-то, можно было – просто туда выйти…
Длинный и полутемный служебный коридор мы преодолели почти «на ура», лишь раз нырнув, пережидая идущих навстречу девушек, в какую-то темную комнату с лунным квадратом на полу от незанавешенного окна. И уже через коридорные створки, сегодня, закрытые, высунулись в ярко освещенную и шумную гостевую часть. Марит – высунулась. Я – нервно торчала рядом:
- Сейчас, очень-очень быстро – прямо через холл и сразу в первую дверь.
- Угу. С какой стороны?
- Там она одна будет… Ну? – и сквозанула первой.
Я – естественно, следом… Бря-як!
- Монна Зоя! Да чтоб вас черти морские.
- О-ой… - и хорошо, что в кладовке этой, забитой полками с постельным бельем, все звуки милосердно глушились. – Марит? – задвигая в угол ногой пустое ведро.
- Чего, - чиркнув в полной темноте второй спичкой.
- Мы же с тобой – подруги?
- Ага… Извините за…
- Я – не о том. Давай уже – «на ты»? Чтоб, в следующий раз про чертей как-то привычней было?
- Ладно, - прыгающий свет от зажженной свечи осветил лицо улыбающейся девушки. Хотя, голосок – предательски от страха дрожит. – Ладно, Зо-оя. Держи ее, а я… а мне тут… - и вручив мне подсвечник, занырнула в глубину ближайшей полки.
- Угу. А что делаем дальше?
- А дальше… переодевайся, - и вернулась уже с мешком в руках.
- Во что?
- Вот в это, - прямо на пол между нами вытряхнулись, расшитые золотом, бирюзовые штаны и камзол, короткий черный плащ и черная же треуголка. Сверху на кучу бухнулись остроносые мужские сапоги. Последней из обвисшего мешка явилась…
- Мама моя… Это чье? Чья?
- Зоя, сейчас – не время, - фыркнула Марит, держа в руке белую картонную маску. И ухватив ее за длинный клюв, ткнула в меня. – Считай, нам сегодня крупно свезло, с этим вечером большого приема. Иначе… в общем, это я сперла у одного из абитуалей - с пола разбросанные собрала. Здесь рядом, в комнате за углом. Он к Розе своей пришел и обычно, лишь с рассветом от нее выползает. И пока они там, за балдахином… Дальше продолжать?
- Не надо, - не отрываясь от мертвой карнавальной ухмылки, выдохнула я. – Так, а мне ее…
- Зоя, а как иначе? – выкатила глаза Марит. – Сюда почти все гости в таких же съезжаются – люди то, разные. И не любят друг с другом в таком месте здороваться. Так ты переодеваешься или…
- Я быстро, - действительно, а, чего уж? И первой сунула на полку, сдернутую с плеч капитанскую рубашку. Марит, руководя процессом, принялась меня наставлять:
- Значит, так: отсюда – уже одна. Дальше из коридора попадешь в большой зал и из него – направо, вдоль кадок с пальмами. Потом, у картины «Люсинда в огне»…
- Чего?
- Ну, женщина рыжая с глазами навыкат. Так вот, сразу от нее – еще раз – направо и в открытые настежь двери. Выйдешь из дома и все время потом прямо. По цветочной аллее до самых ворот. Она ярче остальных освещена. Ты меня поняла? – и резко дернула за камзольные полы. - Да-а…
- Ой.
- Ну, так… С размерчиком на груди. Придется его не застегивать. Все ж, хорошо, что рубаху свою прихватила.
- Ну, так, - в ответ напыжилась я. – Марит, а вот с «размерчиком» обуви? Они на мне хлюпать будут.
- Ничего, как-нибудь до ворот догребешь. Меня вот другое волнует.
- А что?
- Походка твоя, ну, в целом. Он, этот абитуаль, тот еще, конечно, жеманник. Но, не до такой степени.
- А я по-морскому могу, - с готовностью мотнула я клювом.
- Это, как?
- Это - вразвалочку. Когда к качке на палубе привыкаешь, на берегу оно само собой получается. Показать?
- Ага… Нет. Будешь у нас… «нетрезвый», - и метнулась к шкафчику у окна.
- А мне пить то нельзя. Я ж…
- Ну, так рот пополощешь этой… граппой. Пьет же ее как-то наша главная горничная? Только, «мину» свою сними.
- Так может, ее тогда и облить?
- А что?.. Тогда и камзол… Ой. Ну и штаны тоже.
На том и порешили. Отряхнули и… порешили. А потом обнялись напоследок:
- Марит, как бы там ни было, ты – очень-очень хорошая и я тебе…
- Да чтоб твой язык «драконьим огнем» обожгло.
- Что?.. Откуда такое выраженье? – я думала, на него лишь у Люсы «патент».
- От бабушки, - буркнула та. – Она у меня… - и решительно тряхнула головой. – Все у нас получится. Ты только болтаться не забывай, и встречаемся за воротами у…
- У лестницы, ведущей к заливу, - и снова прижала Марит, ткнув ей в ухо картонным клювом. После чего процесс прощания тут же свернулся. – Ну, я… пошла.
- Да уж иди, - и дверью мне сзади - пендель.
Труднее всего сделать первый шаг. А потом, стоит лишь вспомнить: куда ты идешь, и надобность в «пенделях» отпадает. Так и я, мысленно сплюнув (натурально то, не получится), рванула по коридору с целью стратегически слиться с толпой. Потом снова вспомнила… о конспиративном «болтании»… и тут же запнулась о собственный огромный сапог… Мама моя - не потерять бы в повороте. Зато странность в походке сама собой обозначилась. Да и «толпа» вскоре нашлась – за первым же, в намеченном Марит, зале.
Здесь повсюду был свет. И в этом, почти дневном свете, как в дорогой магазинной витрине, разноцветными пятнами – люди в ярко раскрашенных масках. Звериных, человеческих, с рогами и в кружевных узорах – на любой вкус и роль. Маски важно стояли, опершись на стойки с горячительными запасами (и явно, не граппы), лавировали меж ними и, развалившись, сидели в диванах. И впечатление от этого было таким, будто они все разом и выставляют себя напоказ и демонстрируют полное безразличие. Никто никому не кивал, руку приветливо не вскидывал, а единственными собеседницами в зале заливались, цветущие наготой, Розы. Нет, кое-какая одежда на них, все же, была, однако вопроса: «А что же под ней?», явно не возбуждала.
«И хорошо, что под моей собственной «миной» не видно выраженья лица. Хотя, неизвестно, с какими сейчас остальные», - вот с этими мыслями я и вынеслась мимо ориентиров наружу. И лишь на миг замерла на крыльце – все те же постные картонные рожи, только уже мелькающими в интимной садовой тени. А мне, значит… и, подогнув от усердия пальцы на ногах, запрыгала по ступеням. Сквозь узкие прорези глаз – серые плиты внизу и розовыми клочками по сторонам – цветы. Сквозь картон на ушах – собственное же дыхание, лишь изредка прерываемое женским заливистым смехом (из той же тени). А ярдов через двадцать, я услышала музыку. С подсвеченной фонариками площадки правее.
