И вот уж мне этот канцлер Исбург, педагог-иносказатель! Это Нику хорошо такие намеки на обстоятельства с умным видом втирать. Он, в отличие от меня, прекрасно в столичной «мути» гребет. А вот я…
А я так и сидела сейчас с этой статьей, перегнутой пополам и отброшенной на самый край стола, в зале для кадетов таверны «Бесхвостый дракон». Вот эту «традицию» можно теперь и нарушить. Да только не тянет меня в соседнюю, «преподавательскую трапезальню». Здесь как-то уютнее, что ли: и стол родной, с теми же, семилетней давности, бороздами, и зал сейчас, в разгар утренних занятий, почти пуст.
- Доброго дня! – вот насчет «пустоты» я точно, съурочила:
- И тебе того ж. По старой памяти меня нашел? Я ведь…
- Угу, больше на меня не работаешь, - упал Глеб на противоположную скамью от стола. – А что, так просто нельзя? Может я соскучился?
- Ты?.. Тебе скучать некогда. Ты у нас – весь в политике, чтоб ее.
- У-ух, - демонстративно выдохнул некромант, повернув голову к моей свежей прессе, и удивленно хмыкнул. – Читала?
- Ага, - ткнула я вилкой в кусок мяса.
- И что?
- Да ничего. Не поняла там ничего.
- А что надо было там понять?
- Глеб, я в тебя сейчас этим куском вместе с вилкой запущу.
- Да ладно тебе, - на всякий случай откинулся назад некромант. – Лучше, давай: спрашивай меня.
- Спрашивать? – а что, в самом-то деле? Если он мне не объяснит, то кто тогда лучше?.. И спросила. – Вот скажи мне: какая связь между воссоединением алмазной корпорации «Грань» и снятием с Варвары госнадзора?
- «Какая связь»… - с расстановкой повторил за мной некромант и неожиданно хмыкнул. – Представь себе, Агата, не такая уж и длинная. Я сейчас расскажу, - и качнулся ко мне через стол. – В чем все дело… «Грань» эта, лет сто, как процветающая по всему нашему континенту, прошлым летом, вдруг, дала внутри себя трещину. И развалилась на две составляющие ее семьи. Тут же подоспели конкуренты, скупившие под эту ситуацию часть вполне перспективных в плане добычи алмазов шахт и, ей бы и вовсе сгинуть, если б не этот торжественный момент, как раз описанный в данной статье.
- Так она семейная получается? – брякнула я вилку обратно в тарелку.
- Угу. Еще какая.
- А почему тогда распалась?
- Видишь ли: одна из ее сторон, вдруг, перестала внушать доверие своим постоянным покупателям. Оскандалилась, попросту. А в деле, где часть договоров годами заключается под одно «честное слово», это – непростительный ляп.
- Глеб, я все равно ничего не поняла.
- Слушай дальше, - взмахнул он рукой. – Почти полгода ушло на восстановление доброго имени. Сколько алмазов ради этого продали по дешевке, я не знаю, но, наконец, свершилось и «Грань» воссоединилась под прежним общим клеймом. Аллилуйя!
- Не богохульствуй. И-и?
- И теперь – главное. Фамилия одной из сторон – Бенгальские. А другой – Сирок… Тебе она ни о ком не…
- Сирок? – выдохнула я. – Тысь моя майка. Ну так… а как же он?
- Не он, а его родной брат.
- Родной брат бывшего Верховного рыцаря Прокурата?
- Совершенно верно, Агата.
- Того, что в спешке ушел в отставку после инцидента с Велиаром?
- Угу. Но, это еще не все, - довольно откинулся на спинку скамьи Глеб. – Ты знаешь, как звучит девичья фамилия матери Ксении Штоль?
- Неужели? – выкатила я глаза.
Некромант скрестил на груди руки:
- Тоже Сирок. Она - их двоюродная сестра.
- Чтоб меня демони супрезел аних.
- Аних, аних, - зашёлся в смехе Глеб. – А теперь представь себе картину: дело инкуба Ясона всплывает на пересмотр, причем, межгосударственный. Вслед за ним непременно туда же – его бывший «мутный» покровитель. И всё вновь повторяется для только что, с таким трудом воссоединенного общего семейного «блага»… Ксения Штоль решает: давать ли ему ход?
- Ага, - почесав лоб, выдохнула я. – Она. В ее компетенции рассмотрение данного…вопроса… Да, тысь моя майка! Глеб!
- Что, ненавистница политики, преследуемая ей?
- А делать-то теперь нам…
- Сложно.
- Будто я сама то не знаю. И… - вдруг, дошло до меня. – Ник…
- Конечно, он – в курсе. И, видимо, «кипит»?
- Еще как «кипит». Боюсь, как бы «крышку»… не сорвало. Вот теперь, по-настоящему боюсь, - потрясенно глянула я на Глеба.
- Та-ак, - медленно поднялся тот из-за стола. – На какое число вам назначили оглашение вердикта?
- Что? – рассеянно прищурилась я. – А, на двадцатое марта. Через день после свадьбы.
- Понятно, - протянул некромант. – Я-то на нее…
- Тебя повторно пригласить? С поклонами?
- Не надо, - оскалился Глеб. – Открытки достаточно. И мой тебе совет.
- Как моего «дважды бывшего начальника»?
- Как «погруженного на дно политики некроманта». Забудь.
- Что?
- Пока забудь. И готовься к своей свадьбе. А я попробую… по своим каналам. И… ты сейчас никуда не спешишь?
- Тысь моя майка! – подорвалась я из-за стола, зашарив по карманам. – Мне ж Варю из гимназии через пять минут! У нее танцы вот-вот… О-о!
Глеб, глядя на меня, лишь кудрявой головой покачал…
«Забудь»… Забыть… Всю следующую неделю у меня этот процесс получался с трудом. Хотя некромантский совет слово в слово был повторен и канцлером Исбургом. А потом жизнь нас с Ником так закрутила, что…
- А как меня зовут?
- Ты меня пугаешь, любимая. Вставай.
- Тысь моя майка.
- Что?.. Платье? Туфли? Серьги?..
- Не-ет… Сегодня же…
- День нашей свадьбы. И мне уже пора. Осталось лишь последнее.
Вот ради этого «последнего» я окончательно все на свете забыла. Ради одного этого поцелуя. Утром, наспех, уже убегая, чтоб больше никогда в жизни не расстаться…
- Я тебя никому не отдам.
- Ух ты… Вообще-то, это - мой текст. Зато теперь я спокоен.
И ушел прямо в рассветную мартовскую муть.
Но, сам день нашей свадьбы выдался на удивление солнечным. И родственники мои, два дня, как оккупировавшие все этажи нашего родового гнезда, тоже лучились и переливались яркими тонами своих праздничных нарядов, но краше всех была Варвара, которая, кажется и спала всю ночь в обнимку с корзиной «цветочницы». Ей в пару был срочно выдвинут и «паж», серьезный Ников кадет, Игнат, прибывший сразу после казарменной побудки. И дети сейчас, едва познакомившись, путались у всех под ногами. Один – с подушечкой для обручальных колец. Другая – со своей, пока пустующей, корзинкой. Пока Софико не увлекла их в самый дальний уголок накормить (спасибо ей, а то я сама… н-да).
- Деточка, счастья тебе, - подхватила меня за длинный кружевной подол старушенция с красными намалеванными губами.
- Спасибо… мама, а кто это?
- Ой, я вас не успела познакомить. Это – твоя двоюродная бабка по отцу из Медянска, Доротея.
- А-а.
- Чтоб здоровья на много чад и в доме без чада, - подмахнул к нам крепыш с глазами, скошенными прямиком в курносый нос.
- И вам… спасибо.
- А это – твой дядя по моей линии, тот, который в детстве в молотилку упал. Он плохо слышит… Мы потом все вместе их с женихом поздравим!
- Мама! Я-то слышу хорошо.
- Ой, а ты пойди пока куда-нибудь, не провоцируй народ своим… с-своим…
- Мама!
- Я не буду, доча. Не буду…
- Тетя Катаржина, вам платочек принести?
- Ох, Варенька… Софико! А где те розы, что надо срочно на лепестки Вареньке порвать?
- Славек и Кети этим как раз занимаются!
- Агаточка, дай ленточку в волосах поправлю. И вообще, переплести бы их еще раз.
- Тетя Гортензия, кыш! Фу!
- Едут!.. Едут!!! - я еще удивиться успела, до того, как сердце мое упало вниз на два этажа, что самым первым этот факт разглядел мой дядя из молотилки. Да, тьфу! А откуда он? – Приехали! Вы-во-ди!..
Ник, внизу, у самого основания нашей скрипучей лестницы, показался мне рыцарем-спасителем в своих надраенных до блеска черных доспехах, а глаза его, гранитно-серые, которые вечно смеются… и почему я так долго к этому мигу шла? Да ради одного этого зрелища…
- Ты – прекрасней всех на свете. И… я тебя никому не отдам.
- Ага, - с последней ступени уткнувшись в его холодный после улицы нос. – Теперь это – твой текст… Веди.
От Гусельниц до Бадука – всего тринадцать с половиной миль. Мы их промахнули в одно морозное дыхание на двоих. Вдвоем в украшенной цветами и лентами крытой коляске. А у входа в городское здание бадукской управы нас уже ждал коридор из выстроенных в струнку рыцарей Прокурата. Вся родная комтурия Ника со своими пафосными шлемами в одной руке и вскинутыми в салютах мечами – в другой. И как же это… красиво. До того красиво, что весь наш семейный «шабаш» моментально проникся и притих (может, боялись, что мечами зашибут?). А вот нотариус, ждущий нас в большом гулком зале, струхнул не таясь. Но, Года его плечом поддержал (или путь заслонил до спасительной внутренней двери). Так что ритуал бракосочетания начался без заминок: гости вдоль узкой дорожки, Варвара, сеющая лепестки роз, Игнат, строевым маршем с подушечкой и заключающими – мы с папой, тихо шмыгающим носом. Ах, да, еще – музыка. Но, я музыкантов не разглядела.
- Вы что-то имеете сказать своему жениху?
- Имею. Вообще-то, по традиции, он мне должен первым сказать.
- Ах, извините… Вы что-то имеете сказать своей…
- И таки я ей скажу, - под хихиканье Вари, болтающей уже пустой корзиной. – Любимая, клянусь тебе в своей преданности. И обещаю оберегать от всех несчастий.
- Ты еще хотел…
- Что, Варя?
- Ты еще…
- Я помню. Агата, ты – моя Дама сердца навеки.
- У вас – всё?
- Я могу еще…
- Я понял. А вы теперь имеете…
- Да. Я теперь «имею» все, чего только хотела. Ты со мной и это – самое главное. Все остальное мы разделим напополам, но, душа моя без остатка - твоя… Ма-ма…
- Я не буду, доча, не буду…
- Тетя Гортензия, тетя Нинон, тетя Софико… у меня столько платочков нет…
- Ну а теперь, пока мы не потопли в общем море восторга и умиленья, поставьте свои подписи вот здесь и здесь, обменяйтесь кольцами и… а… ну… можете и с заключительного поцелуя начать… Чего уж там? И так не свадьба, а полная оккупация города…
- Ну, хватит вам опять целоваться… Как всегда…
Как вместил нас целиком, всей «оккупацией» ресторан родителей Ника – загадка, но танцевали мы в шатре во дворе. Кстати, во время танцев всплыла очередная наша семейная традиция, оглашенная мамой. Я весь процесс еще пыталась… нет, не контролировать, просто, отмечать, но вот момент ее появления почему-то просмотрела. Просто, вынырнула прямо ниоткуда и заголосила:
- А теперь платный танец!
- Кому мне заплатить?!
- Людвиг, не со мной танец, а с Агатой. И… не мешай. Кто первый?!
- Мама?
- Доча, традиция… Так-так, господа, в очередь.
И куда это Ник теперь делся? Это ж - беспредел. Но, танцевать, все ж, пришлось. И, если бывшие коллеги мои это делали без ущерба для ног, то вот с родственниками довелось потерпеть. Зато в конце концов, познакомились (дядя мой, тот, что в детстве упал, из Либряны оказался. Ювелир… хороший, наверно). А когда очередь дошла и до Глеба…
- Вы позволите мне?
И вот как же хорошо, что он меня в этот момент поддержал. Буквально. Потому что тот, кто стоял сейчас при полном параде, улыбаясь самой модной в Ладмении улыбкой, мог одним видом скосить не хуже чумы.
- Да-а.
- Добрый вечер, Ваше Величество, - сделал некромант учтивый шаг в сторону и назад, оставив меня дурой торчать перед ним.
- Вы меня извините, я – без приглашения, - выдало Оно… Его в накрывшей, кажется весь Бадук тишине. – Но, с подарками. За танец с вами ведь платить надо?
- Да-а, - дура, рот закрой!
- Так я заплачу! – развернулся Василий Второй на каблуках. – Господин Главный канцлер! – тысь моя ма-майка, и этот тоже здесь. – Мою папку… Так. Во-первых, указ о повышении в ранге рыцаря Прокурата, Николаса Подугора до звания «Старший рыцарь» с назначением его на должность начальника Пятой комтурии!.. А где он сам?
- Временно отсутствует, - прищурился в замершую разноцветную кучу Глеб.
Его Величество понятливо оскалилось:
- Бывает… Во-вторых, заверенная копия письма из береднянской госканцелярии о снятии с гражданки этой страны, Стэнки Дивнич, судимости, а так же полном восстановлении ее «доброго имени»! И, в-третьих, - неожиданно понизил он голос. – Лично для вас, госпожа Вешковская-Подугор. Дарственная на дом в нашей столице. Я думаю, вы примете от меня этот знак признательности за проявленные вами и вашим супругом заслуги? Ведь вы его примете?
- Да-а… Спасибо, Ваше Величество, - не то прошептала, не то прошипела.
Однако он расслышал:
- Вот и замечательно. Я танец ваш заслужил?.. Кстати, а где музыка?
И хорошо, что музыканты наши оказались на высоте. В смысле, духу у них дуть в трубы хватило. У меня вот на танец этот… уж лучше бы по лесу от дрибз. Или…
- Мне жаль, что вы, Агата, решили оставить свою службу.
Вблизи он оказался не таким уж и высоким. Так что вопрос прозвучал в аккурат в мое ухо.
- Я уверена, что не пожалею… Ваше Величество.
- В жизни всякое бывает, госпожа Вешковская-Подугор.
- Но, есть ценности, в которые…
- Хочется верить, как в вечные? – насмешливо выдул он мне туда же.
- Да.
- Вы еще слишком юны и полны идеалов. Но если, вдруг, разочаруетесь, знайте, что у вас есть преданный друг, благодарный вам. И где его найти, вы, Агата, знаете.
Тысь моя майка…
- Тысь моя майка… - несколькими минутами позже выдохнула я, стоя между канцлером Исбургом и некромантом, и потрясла головой. – Тысь моя…
- Я знаешь, что сейчас думаю? – сосредоточенно почесал за ухом Глеб.
- Что? – подняла я на него шальные глаза.
- Если отбросить все наши обстоятельства и мотивы… хорошо, что ты из Главной канцелярии ушла… Подальше тебе надо быть.
- От чего?
- От королевского гнева и королевской милости, - буркнул канцлер. – Полностью с вами согласен, господин Анчаров… Полностью.
- Вы меня сейчас так не… Ник! Где ты был?!
- Я? – недоуменно оглядел весь притихший шатер мой муж. – А что здесь… мне кто-нибудь расскажет?
Еще через несколько минут мы, расширившейся на одного компанией, сплотившись за столом, пили вино. И осмысливали… Но, потом…
- Доча! Счастье-то какое! Николас! Я вас так… поздравляю!
- Агаточка, а чего сидите-то? Давайте дальше гу-улять?
А потом мы на это дело плюнули… и продолжили гулять. Вплоть до последнего раунда семейных традиций. На этот раз – раздачи подарков молодым.
Я к тому моменту решила «наплевать» и на все странности в течение грядущих ста лет. Поэтому очередной «подарок судьбы» встретила во всеоружии безразличья:
- Это что? – лишь глазами резкость навела.
А вот мама моя, наоборот, сильно взбодрилась:
- Хобье веретено, - и слово-то такое откуда? – Откуда? Кто принес? Передал? Точно, не свои подарили.
Мужчина в форменной одежде официанта недоуменно скривился:
- Полчаса назад с посыльным занесли.
- А в чем дело-то? – уставились мы на пару с Ником в шкатулку. Шкатулка, как шкатулка. Правда, дно – зеркальное и на нем - одинокий белый лебедь.
- Агата, это… - выдохнула тихо Софико. – Нельзя это дарить. Запрещено.
- Кем?
- Примета запрещенная. И зеркало, и символ птицы. И… я, кажется, знаю, от кого, - хлопнула она глазами.
- Ага-а… - а мне, кажется, открылся мой «знак» из сна. – От Ксю?
- Ну да. Она когда-то и рассказала нам с тобой. А потом я сама и слышала и читала.
А я так и сидела сейчас с этой статьей, перегнутой пополам и отброшенной на самый край стола, в зале для кадетов таверны «Бесхвостый дракон». Вот эту «традицию» можно теперь и нарушить. Да только не тянет меня в соседнюю, «преподавательскую трапезальню». Здесь как-то уютнее, что ли: и стол родной, с теми же, семилетней давности, бороздами, и зал сейчас, в разгар утренних занятий, почти пуст.
- Доброго дня! – вот насчет «пустоты» я точно, съурочила:
- И тебе того ж. По старой памяти меня нашел? Я ведь…
- Угу, больше на меня не работаешь, - упал Глеб на противоположную скамью от стола. – А что, так просто нельзя? Может я соскучился?
- Ты?.. Тебе скучать некогда. Ты у нас – весь в политике, чтоб ее.
- У-ух, - демонстративно выдохнул некромант, повернув голову к моей свежей прессе, и удивленно хмыкнул. – Читала?
- Ага, - ткнула я вилкой в кусок мяса.
- И что?
- Да ничего. Не поняла там ничего.
- А что надо было там понять?
- Глеб, я в тебя сейчас этим куском вместе с вилкой запущу.
- Да ладно тебе, - на всякий случай откинулся назад некромант. – Лучше, давай: спрашивай меня.
- Спрашивать? – а что, в самом-то деле? Если он мне не объяснит, то кто тогда лучше?.. И спросила. – Вот скажи мне: какая связь между воссоединением алмазной корпорации «Грань» и снятием с Варвары госнадзора?
- «Какая связь»… - с расстановкой повторил за мной некромант и неожиданно хмыкнул. – Представь себе, Агата, не такая уж и длинная. Я сейчас расскажу, - и качнулся ко мне через стол. – В чем все дело… «Грань» эта, лет сто, как процветающая по всему нашему континенту, прошлым летом, вдруг, дала внутри себя трещину. И развалилась на две составляющие ее семьи. Тут же подоспели конкуренты, скупившие под эту ситуацию часть вполне перспективных в плане добычи алмазов шахт и, ей бы и вовсе сгинуть, если б не этот торжественный момент, как раз описанный в данной статье.
- Так она семейная получается? – брякнула я вилку обратно в тарелку.
- Угу. Еще какая.
- А почему тогда распалась?
- Видишь ли: одна из ее сторон, вдруг, перестала внушать доверие своим постоянным покупателям. Оскандалилась, попросту. А в деле, где часть договоров годами заключается под одно «честное слово», это – непростительный ляп.
- Глеб, я все равно ничего не поняла.
- Слушай дальше, - взмахнул он рукой. – Почти полгода ушло на восстановление доброго имени. Сколько алмазов ради этого продали по дешевке, я не знаю, но, наконец, свершилось и «Грань» воссоединилась под прежним общим клеймом. Аллилуйя!
- Не богохульствуй. И-и?
- И теперь – главное. Фамилия одной из сторон – Бенгальские. А другой – Сирок… Тебе она ни о ком не…
- Сирок? – выдохнула я. – Тысь моя майка. Ну так… а как же он?
- Не он, а его родной брат.
- Родной брат бывшего Верховного рыцаря Прокурата?
- Совершенно верно, Агата.
- Того, что в спешке ушел в отставку после инцидента с Велиаром?
- Угу. Но, это еще не все, - довольно откинулся на спинку скамьи Глеб. – Ты знаешь, как звучит девичья фамилия матери Ксении Штоль?
- Неужели? – выкатила я глаза.
Некромант скрестил на груди руки:
- Тоже Сирок. Она - их двоюродная сестра.
- Чтоб меня демони супрезел аних.
- Аних, аних, - зашёлся в смехе Глеб. – А теперь представь себе картину: дело инкуба Ясона всплывает на пересмотр, причем, межгосударственный. Вслед за ним непременно туда же – его бывший «мутный» покровитель. И всё вновь повторяется для только что, с таким трудом воссоединенного общего семейного «блага»… Ксения Штоль решает: давать ли ему ход?
- Ага, - почесав лоб, выдохнула я. – Она. В ее компетенции рассмотрение данного…вопроса… Да, тысь моя майка! Глеб!
- Что, ненавистница политики, преследуемая ей?
- А делать-то теперь нам…
- Сложно.
- Будто я сама то не знаю. И… - вдруг, дошло до меня. – Ник…
- Конечно, он – в курсе. И, видимо, «кипит»?
- Еще как «кипит». Боюсь, как бы «крышку»… не сорвало. Вот теперь, по-настоящему боюсь, - потрясенно глянула я на Глеба.
- Та-ак, - медленно поднялся тот из-за стола. – На какое число вам назначили оглашение вердикта?
- Что? – рассеянно прищурилась я. – А, на двадцатое марта. Через день после свадьбы.
- Понятно, - протянул некромант. – Я-то на нее…
- Тебя повторно пригласить? С поклонами?
- Не надо, - оскалился Глеб. – Открытки достаточно. И мой тебе совет.
- Как моего «дважды бывшего начальника»?
- Как «погруженного на дно политики некроманта». Забудь.
- Что?
- Пока забудь. И готовься к своей свадьбе. А я попробую… по своим каналам. И… ты сейчас никуда не спешишь?
- Тысь моя майка! – подорвалась я из-за стола, зашарив по карманам. – Мне ж Варю из гимназии через пять минут! У нее танцы вот-вот… О-о!
Глеб, глядя на меня, лишь кудрявой головой покачал…
«Забудь»… Забыть… Всю следующую неделю у меня этот процесс получался с трудом. Хотя некромантский совет слово в слово был повторен и канцлером Исбургом. А потом жизнь нас с Ником так закрутила, что…
- А как меня зовут?
- Ты меня пугаешь, любимая. Вставай.
- Тысь моя майка.
- Что?.. Платье? Туфли? Серьги?..
- Не-ет… Сегодня же…
- День нашей свадьбы. И мне уже пора. Осталось лишь последнее.
Вот ради этого «последнего» я окончательно все на свете забыла. Ради одного этого поцелуя. Утром, наспех, уже убегая, чтоб больше никогда в жизни не расстаться…
- Я тебя никому не отдам.
- Ух ты… Вообще-то, это - мой текст. Зато теперь я спокоен.
И ушел прямо в рассветную мартовскую муть.
Но, сам день нашей свадьбы выдался на удивление солнечным. И родственники мои, два дня, как оккупировавшие все этажи нашего родового гнезда, тоже лучились и переливались яркими тонами своих праздничных нарядов, но краше всех была Варвара, которая, кажется и спала всю ночь в обнимку с корзиной «цветочницы». Ей в пару был срочно выдвинут и «паж», серьезный Ников кадет, Игнат, прибывший сразу после казарменной побудки. И дети сейчас, едва познакомившись, путались у всех под ногами. Один – с подушечкой для обручальных колец. Другая – со своей, пока пустующей, корзинкой. Пока Софико не увлекла их в самый дальний уголок накормить (спасибо ей, а то я сама… н-да).
- Деточка, счастья тебе, - подхватила меня за длинный кружевной подол старушенция с красными намалеванными губами.
- Спасибо… мама, а кто это?
- Ой, я вас не успела познакомить. Это – твоя двоюродная бабка по отцу из Медянска, Доротея.
- А-а.
- Чтоб здоровья на много чад и в доме без чада, - подмахнул к нам крепыш с глазами, скошенными прямиком в курносый нос.
- И вам… спасибо.
- А это – твой дядя по моей линии, тот, который в детстве в молотилку упал. Он плохо слышит… Мы потом все вместе их с женихом поздравим!
- Мама! Я-то слышу хорошо.
- Ой, а ты пойди пока куда-нибудь, не провоцируй народ своим… с-своим…
- Мама!
- Я не буду, доча. Не буду…
- Тетя Катаржина, вам платочек принести?
- Ох, Варенька… Софико! А где те розы, что надо срочно на лепестки Вареньке порвать?
- Славек и Кети этим как раз занимаются!
- Агаточка, дай ленточку в волосах поправлю. И вообще, переплести бы их еще раз.
- Тетя Гортензия, кыш! Фу!
- Едут!.. Едут!!! - я еще удивиться успела, до того, как сердце мое упало вниз на два этажа, что самым первым этот факт разглядел мой дядя из молотилки. Да, тьфу! А откуда он? – Приехали! Вы-во-ди!..
Ник, внизу, у самого основания нашей скрипучей лестницы, показался мне рыцарем-спасителем в своих надраенных до блеска черных доспехах, а глаза его, гранитно-серые, которые вечно смеются… и почему я так долго к этому мигу шла? Да ради одного этого зрелища…
- Ты – прекрасней всех на свете. И… я тебя никому не отдам.
- Ага, - с последней ступени уткнувшись в его холодный после улицы нос. – Теперь это – твой текст… Веди.
От Гусельниц до Бадука – всего тринадцать с половиной миль. Мы их промахнули в одно морозное дыхание на двоих. Вдвоем в украшенной цветами и лентами крытой коляске. А у входа в городское здание бадукской управы нас уже ждал коридор из выстроенных в струнку рыцарей Прокурата. Вся родная комтурия Ника со своими пафосными шлемами в одной руке и вскинутыми в салютах мечами – в другой. И как же это… красиво. До того красиво, что весь наш семейный «шабаш» моментально проникся и притих (может, боялись, что мечами зашибут?). А вот нотариус, ждущий нас в большом гулком зале, струхнул не таясь. Но, Года его плечом поддержал (или путь заслонил до спасительной внутренней двери). Так что ритуал бракосочетания начался без заминок: гости вдоль узкой дорожки, Варвара, сеющая лепестки роз, Игнат, строевым маршем с подушечкой и заключающими – мы с папой, тихо шмыгающим носом. Ах, да, еще – музыка. Но, я музыкантов не разглядела.
- Вы что-то имеете сказать своему жениху?
- Имею. Вообще-то, по традиции, он мне должен первым сказать.
- Ах, извините… Вы что-то имеете сказать своей…
- И таки я ей скажу, - под хихиканье Вари, болтающей уже пустой корзиной. – Любимая, клянусь тебе в своей преданности. И обещаю оберегать от всех несчастий.
- Ты еще хотел…
- Что, Варя?
- Ты еще…
- Я помню. Агата, ты – моя Дама сердца навеки.
- У вас – всё?
- Я могу еще…
- Я понял. А вы теперь имеете…
- Да. Я теперь «имею» все, чего только хотела. Ты со мной и это – самое главное. Все остальное мы разделим напополам, но, душа моя без остатка - твоя… Ма-ма…
- Я не буду, доча, не буду…
- Тетя Гортензия, тетя Нинон, тетя Софико… у меня столько платочков нет…
- Ну а теперь, пока мы не потопли в общем море восторга и умиленья, поставьте свои подписи вот здесь и здесь, обменяйтесь кольцами и… а… ну… можете и с заключительного поцелуя начать… Чего уж там? И так не свадьба, а полная оккупация города…
- Ну, хватит вам опять целоваться… Как всегда…
Как вместил нас целиком, всей «оккупацией» ресторан родителей Ника – загадка, но танцевали мы в шатре во дворе. Кстати, во время танцев всплыла очередная наша семейная традиция, оглашенная мамой. Я весь процесс еще пыталась… нет, не контролировать, просто, отмечать, но вот момент ее появления почему-то просмотрела. Просто, вынырнула прямо ниоткуда и заголосила:
- А теперь платный танец!
- Кому мне заплатить?!
- Людвиг, не со мной танец, а с Агатой. И… не мешай. Кто первый?!
- Мама?
- Доча, традиция… Так-так, господа, в очередь.
И куда это Ник теперь делся? Это ж - беспредел. Но, танцевать, все ж, пришлось. И, если бывшие коллеги мои это делали без ущерба для ног, то вот с родственниками довелось потерпеть. Зато в конце концов, познакомились (дядя мой, тот, что в детстве упал, из Либряны оказался. Ювелир… хороший, наверно). А когда очередь дошла и до Глеба…
- Вы позволите мне?
И вот как же хорошо, что он меня в этот момент поддержал. Буквально. Потому что тот, кто стоял сейчас при полном параде, улыбаясь самой модной в Ладмении улыбкой, мог одним видом скосить не хуже чумы.
- Да-а.
- Добрый вечер, Ваше Величество, - сделал некромант учтивый шаг в сторону и назад, оставив меня дурой торчать перед ним.
- Вы меня извините, я – без приглашения, - выдало Оно… Его в накрывшей, кажется весь Бадук тишине. – Но, с подарками. За танец с вами ведь платить надо?
- Да-а, - дура, рот закрой!
- Так я заплачу! – развернулся Василий Второй на каблуках. – Господин Главный канцлер! – тысь моя ма-майка, и этот тоже здесь. – Мою папку… Так. Во-первых, указ о повышении в ранге рыцаря Прокурата, Николаса Подугора до звания «Старший рыцарь» с назначением его на должность начальника Пятой комтурии!.. А где он сам?
- Временно отсутствует, - прищурился в замершую разноцветную кучу Глеб.
Его Величество понятливо оскалилось:
- Бывает… Во-вторых, заверенная копия письма из береднянской госканцелярии о снятии с гражданки этой страны, Стэнки Дивнич, судимости, а так же полном восстановлении ее «доброго имени»! И, в-третьих, - неожиданно понизил он голос. – Лично для вас, госпожа Вешковская-Подугор. Дарственная на дом в нашей столице. Я думаю, вы примете от меня этот знак признательности за проявленные вами и вашим супругом заслуги? Ведь вы его примете?
- Да-а… Спасибо, Ваше Величество, - не то прошептала, не то прошипела.
Однако он расслышал:
- Вот и замечательно. Я танец ваш заслужил?.. Кстати, а где музыка?
И хорошо, что музыканты наши оказались на высоте. В смысле, духу у них дуть в трубы хватило. У меня вот на танец этот… уж лучше бы по лесу от дрибз. Или…
- Мне жаль, что вы, Агата, решили оставить свою службу.
Вблизи он оказался не таким уж и высоким. Так что вопрос прозвучал в аккурат в мое ухо.
- Я уверена, что не пожалею… Ваше Величество.
- В жизни всякое бывает, госпожа Вешковская-Подугор.
- Но, есть ценности, в которые…
- Хочется верить, как в вечные? – насмешливо выдул он мне туда же.
- Да.
- Вы еще слишком юны и полны идеалов. Но если, вдруг, разочаруетесь, знайте, что у вас есть преданный друг, благодарный вам. И где его найти, вы, Агата, знаете.
Тысь моя майка…
- Тысь моя майка… - несколькими минутами позже выдохнула я, стоя между канцлером Исбургом и некромантом, и потрясла головой. – Тысь моя…
- Я знаешь, что сейчас думаю? – сосредоточенно почесал за ухом Глеб.
- Что? – подняла я на него шальные глаза.
- Если отбросить все наши обстоятельства и мотивы… хорошо, что ты из Главной канцелярии ушла… Подальше тебе надо быть.
- От чего?
- От королевского гнева и королевской милости, - буркнул канцлер. – Полностью с вами согласен, господин Анчаров… Полностью.
- Вы меня сейчас так не… Ник! Где ты был?!
- Я? – недоуменно оглядел весь притихший шатер мой муж. – А что здесь… мне кто-нибудь расскажет?
Еще через несколько минут мы, расширившейся на одного компанией, сплотившись за столом, пили вино. И осмысливали… Но, потом…
- Доча! Счастье-то какое! Николас! Я вас так… поздравляю!
- Агаточка, а чего сидите-то? Давайте дальше гу-улять?
А потом мы на это дело плюнули… и продолжили гулять. Вплоть до последнего раунда семейных традиций. На этот раз – раздачи подарков молодым.
Я к тому моменту решила «наплевать» и на все странности в течение грядущих ста лет. Поэтому очередной «подарок судьбы» встретила во всеоружии безразличья:
- Это что? – лишь глазами резкость навела.
А вот мама моя, наоборот, сильно взбодрилась:
- Хобье веретено, - и слово-то такое откуда? – Откуда? Кто принес? Передал? Точно, не свои подарили.
Мужчина в форменной одежде официанта недоуменно скривился:
- Полчаса назад с посыльным занесли.
- А в чем дело-то? – уставились мы на пару с Ником в шкатулку. Шкатулка, как шкатулка. Правда, дно – зеркальное и на нем - одинокий белый лебедь.
- Агата, это… - выдохнула тихо Софико. – Нельзя это дарить. Запрещено.
- Кем?
- Примета запрещенная. И зеркало, и символ птицы. И… я, кажется, знаю, от кого, - хлопнула она глазами.
- Ага-а… - а мне, кажется, открылся мой «знак» из сна. – От Ксю?
- Ну да. Она когда-то и рассказала нам с тобой. А потом я сама и слышала и читала.
