Великая месть Пигалицы

И остался Синринг. Мой ассистент, подельник, друг. Помню, я долго думала: что ему наврать и стоит ли вообще врать именно ему… В результате, поведала о вступлении в сомнительную магическую секту. И стала ждать… Ждала два дня. Ну, а потом…
        О, как же тетушка блистала в красноречье! Вошла, зонт и перчатки театрально кинула на пуф в прихожей и-и:
       - Дорогая Эрментруда! Именно «дорогая», ибо представить в какую денежную сумму брату моему с женой откликнется решенье всех твоих проблем, - тяжелый оценивающий взгляд через лорнет. – Проще сразу на базаре в Виладжо все тайны родины продать. Так вот! Сама по себе эта болезнь «лишай» и пары меденей не стоит. Всего-то крэм специальный от любезного Сажи или из народных средств кое-чего… мне говорили. Но! Чтоб так провалиться в страх семейного позора, связаться ради своего лечения с незнакомым уголовным эскулапом! Пойти ради него на преступленье в экспертизе! Что он тебе подсунул?! Подделку лекарской слуховой трубы с древних раскопок под Тайрилем ^[1] ?
       - Чего-о? – я и до этих слов уже едва стояла посреди гостиной, сейчас и вовсе села… прямо на клавиши семейного рояля. Тадаммм! – Чего-чего?
       - Продолжим, дорогая! Так трубу или клистир?! То или другое? В газетах не освещали еще твой случай. Кстати, отдельная статья расходов для семьи – пресечь писак. И здесь даже история вашей уголовно-романтической любви с беременностью в финале не поможет. Но, запланировать побег в Тинарру ^[2] !
       - Куда-куда? – тадамм-тадамм! Руками б удержаться, ухватившись за увесистый рояльный клап ^[3] . – Зачем ме-ня туда?
       - И я так думаю! – воплем вспорхнула тетя до сопрановых высот. – Трутруша, милая! Магическая секта «Дети гор», это ж - анахронизм без благ. Вы оба про побег туда решили с эскулапом? Или он, как будущий отец ребенка, проявил моральное давленье?
       - Мамочка моя.
       - И ей и брату - срочнейшее письмо по их дипломатическим каналам! Все опишу! Все расскажу! А пока Трутруша, уезжаем, собирайся! С сегодняшнего дня запрячешься пока в Обители силежских дев. Там у меня есть пара давних связей, вполне надежных. Ну, а потом…
       - Та-ак… Ф-у-у… Еще раз вдох… Тетя Джиса, позвольте всего один единственный вопрос, раз жизнь моя с сегодняшнего дня резко меняется?
       - Ну!
       - Какое сегодня число на светском календаре ладменских дат?
       И тут до тетушки замедленно, но стало доходить – не слишком ль много «скандалезных эпизодов»? Особа я, хоть и доверья не внушающая, но по количеству всего одна, а промежуток времени, чтобы наворотить проблем такую прорву слишком мал… Ну, и еще ей, наверняка, припомнился такой же точно день в календаре, но год назад… Тётя Джиса с задумчивым присвистом вдохнула своим длинным носом. И выдохнула… с явным облегченьем:
       - Оторва ты мстительная, Трутруша.
       - Не называйте больше так меня.
       - Так ты и есть оторва!
       - Нет, «Трутрушей» не называйте.
       - Подумаешь, взрослая стала. А обижаешься на шутки, как дитя. Ну, испугала я тебя на прошлый «День вранья» полномасштабным женихом.
       - Ладно, тетя Джиса. Мы квиты.
       Квиты с тётей! Но, не с ее речистыми осведомителями! Какая массовая экспрессия! Какой драматический накал страстей! Убить или уволить? Вот же… вопрос.
       - Читаю вслух! И слушать всем! – решила жестко мстить полезным чтеньем. – Договор с родителями, единственными хозяевами двухэтажного особняка с прилегающей к нему землей и садовыми постройками по адресу: Куполград, Улица Синей рощи, дом 51! Пункт номер девять: «В том случае, если несовершеннолетнюю дочь нашу, Эрментруду, в течение первого, оговоренного договором года самостоятельного проживания, угораздит регулярно нарушать режимы собственного сна и отдыха, решение наше родительское воплотится в следующем: самостоятельного проживания ее лишить, служебный штат в особняке весь распустить и ждем тебя в Чидалии, любимая дочь, Эрментруда». Ответственные за проверку соблюденья договора: наш доктор, адвокат семьи и тетушка моя… Надеюсь, всем понятен смысл пункта девятого? Спокойной жизнью с регулярным жалованием дорожим?
       Кивнули все вчетвером. Сплоченно так и убедительно. Но, хобья сила! Глубоко внутри меня, в уже успокоившейся стихии нешуточного гнева и обиды, вдруг, здраво промелькнуло осознанье - провели. И меня и тётку.
       

       
       ГЛАВА 2

       в которой
       открывается исток прозвища "Пигалица",
       и закрывается вход в Прокурат...
       
       
        О, подлинники всех богов, то утро…
        «То утро» 13-го июля, на следующий день после взрыва и моего залета на каштан сложилось замечательно-прекрасным. Тонкие шторы в настежь распахнутом кухонном окне безмятежно покачивались на ранней ветреной прохладе. Аромат садового жасмина густо мешался с запахом терпкого кофе и горячей сдобы. М-м-м… эта сдоба. Уж много лет Мезита в нашей местной булочной самый ранний и значит самый верный визитер. Традиция такая. Люблю традиции. Они, как якоря, удерживают в жизненные бури. А еще имеют свойство присваивать значенье даже мелочам. Я и сама их парочку внедрила в личное пользование и…
       - Детонька, отложи, наконец, дрянь эту скабрезную.
       Ну, да. Одна из моих традиций – газеты свежие на завтрак. Четыре года, как она сложилась. И изначально - в потворство собственному честолюбию. Дело в том, что именно тогда, во вьюжном декабре 2635-го я дебютировала, как «важная персона», в прессе и получила гордое прозванье «Пигалица». Оба этих факта связались воедино в одном из множества публичных заседаний Королевского суда.
        В том вьюжном декабре рассматривалось дело скотовода из Медянска, решившего облагодетельствовать картиной баснословной по стоимости стену в кабинете управляющего филиалом столичного «Пилигрим-банка». Их и взяли парой (ценителя с дарителем) непосредственно у предмета взятки. Портрет «Муза в печали» из серии «Жизнь Музы» Альфонсо Пьёри стоял, приткнувшись задником к диванной спинке. Муза на нем, как и положено, печалилась. Эксперт, прибывший с прокуратской группой, разделил ее настрой (он в живописи хило разбирался). А мне же, напротив, крупно повезло – экспертом тем оказался мой бывший куполградский педагог… Я поминала всуе про свое «шестилетнее учебное старанье»?
        В наш просвещенный век образование – крайне востребованная ценность. Однако, специализация его географически разнится по торговому содружеству соседских стран. Из-за учебных парт Анкрима ^[4] , например, выходят ценнейшие кораблестроители и моряки. Джингар ^[5] прославлен мастерами ткачества и ювелирами. Тинарра – аграрниками и горняками. Ладмения моя – вершина обывательского рынка магии и юриспруденции всех отраслей. А вот Чидалия… Чидалия давно морально испорчена искусством. Шальной чидалийский менталитет в том виноват иль одуряющее благоухание природы, Чидалия щедро раздаривает миру красоту и, соответственно, науке этого «даренья» непревзойденно учит. В одной столице ее, Виладжо две академии искусств. Я получила диплом с отличием по специалитету «Искусствоведение» в Первой. Ну а потом еще в родном Куполграде при Прокурате закончила судебно-экспертизный курс… Вы спросите: зачем сворачивать с протоптанного тракта каноничной красоты к ее туманным уголовным миражам? Ответы есть на то: первоначальное стеченье обстоятельств, исследовательский азарт, почти отсутствие достойной конкуренции и… будет время, доскажу. Вернемся к скотоводу из Медянска.
        Господин Нимаил Мулевич попал весьма внушительно. Во-первых, из-за высокой стоимости работ маэстро Пьёри статья ответственности тоже намечалась знатной ^[6] . А во-вторых, после скандальной череды разоблачений столичных высокопоставленных мздоимцев, подобные процессы в ту зиму освещались ярче пустой степи в солнечный летний полдень – не сможешь утаить в тени и мелкий прыщ… Господин Мулевич вместе с его дорогущим адвокатом не смогли. Я же обошлась государственной казне всего в три сребеня. Оплачивал «консультантские расходы» Прокурат после ходатайства восьмой комтурии ^[7] , уже успевшей на вираже «разоблачительной волны» и штат свой значительно расширить и бюджет, а ее немилосердный руководитель, старший рыцарь Гантер Кох по популярности обскакал саму нашу нескучную королевскую семью.
        Такая вот, выражаясь литературно, «экспозиция ^[8] » сложилась перед моим личным виражом к профессиональной славе. И, чтоб не тратить времени и сил на его (этого виража) подробно-нудный пересказ, цитатой из статьи в «Ладмения. Будни» ограничусь: «Да, уважаемый обвинитель, вы правы, опытом государственной экспертной службы я не владею. Более того, на службе этой ни дня не числилась, но, приглашена сюда по вполне оправданной причине, к коей относится знакомство личное как с творчеством маэстро Пьёри, так и с ним самим. Дело в том, что, будучи студенткой виладжийской академии искусств, я посещала лекции этого гения художественной кисти и так уж вышло, что серию свою «Жизнь Музы» маэстро заканчивал как раз в тот самый срок. Что же касается причины сегодняшнего собранья, скажу как есть – Мария Дольче. Именно так зовут любимую натурщицу и Музу маэстро Пьёри. Да, характер взаимоотношений этой пары обсуждается традиционно часто в чидалийской прессе. Таков уж удел всех корифеев, живущих ярко. А Альфонсо Пьёри немилосердно ярок и вспыльчив, как сам огонь. И единственное, что оберегает его от регулярных потасовок - забота о своих бесценных пальцах. Ну, а Мария Дольче попросту прекрасна. И красота ее – непререкаемый публичный эталон. Ваша светлость, уважаемый судья, я не приемлю слухов. Они полезны лишь в период первоначального расследования. В суде же, как в конечной инстанции поднебесной справедливости, важны проверенные факты. Именно потому перед началом заседания суду были предоставлены проверенные прокуратской экспертизой письма Альфонсо Пьёри лично мне в количестве двух штук. Оба, естественно, с его согласья на содействие суду. Итак, итог… Картина, фигурирующая в данном деле – явная и весьма дешевая подделка. Я объясню свое заключенье, как только господин обвинитель закончит на меня кричать… Благодарю за меры, господин судья. Дело в том, что вся серия «Жизнь Музы» изначально была обречена на выброс. Факт этот известен совсем немногим, так как сам маэстро им не гордится: Альфонсо Пьёри в очередном пожаре страсти на каждой из семи серийных картин начертал крайне нелестные характеристики своей любимой. Время спустя, художник на счастье публики, эти оскорбления скрыл новыми слоями краски, но след их остался и в процессе магической экспертизы он четко виден. Наше же с вами полотно «Муза в печали» девственно чисто в этом плане. Спасибо за внимание».
       - Детонька, дрянь эту отложи. Кофе стынет.
       - А-а?.. Да, - и мы обе с Мезитой скосились в стену слева.
       Там в импозантной рамке под стеклом четыре года красовалась, выгорая от солнца, та самая… Ну, та самая газетная статья «Неслыханный скандал в суде – удар под дых авторитету общего любимца Коха». Нисколько не соврав, скажу, что мы с Мезитой ее помним наизусть. Именно моя кухарка из чувства гордости за «свою детоньку» на общее обозренье этот труд корреспондента У. Тиндана и определила. Между своими дипломами за яды и зельеваренье. А что касается моего, с той поры крепко пришпиленного прозвища, спасибо обвинителю по делу скотовода из Медянска: «Да кто она такая, эта экспертисса есть?! Кто эта пакостница, наглая девчонка?! Да, так и напишите! И хоть на всех столбах! Статья закона подсудимым нарушена была и точка! А посему он должен отвечать по полной, а не штрафом в стоимость одной его коровы! И отвечал бы! Если б не она со своими записками от сумасбродного маэстро! Пи-пи-пигалица! Пигалица натуральная и есть! И точка жирная! Всё.»
       - Кх-ху! Не надо мне по спине, Мезита… А кофе и вправду стылый. Уже.
       Хозяйка кухни, нависнув над столом, сделала строгое лицо:
       - Ну, так оно хоть стоило того, чтоб поперхнуться?
       Ныряния в воспоминаньях? Или чтение утренних газет?
       - Сегодня праздник, - в результате сообщила я. – Дождусь Галину и ремонтников, обсудим с их бригадиром план восстановительных работ в мастерской и с Ситрингом пойдем на дело. Пора.
       - Давно пора, – зевая во весь рот, вплыл в своем узорчатом халатном великолепии на кухню упомянутый мной гном. – Доброе утро, дамы!
       - Прекрасное!
       - Доброе, доброе, садись на завтрак. Кофе вам обоим сейчас опять сварю.
        День всех ремесел, ремесленников и их небесного покровителя, Святого Рока. Праздник, отмечающийся повсеместно. Особо размашисто, конечно же, у нас в столице: шумные ярмарки, познавательные выставки в музеях, театры, даже самые чопорные, устраивают легкомысленные уличные представления. У последних, кстати, День Святого Рока – традиционное преддверье летним гастрольным турам (попрыгали на улицах и к чемоданам). Но! Основные массы жаждущих развлечься 13 июля стекаются под тень семейных парков Куполграда. И мы туда же с Ситрингом пойдем - в «Парк вдохновения». На дело.
       - А-а…
       - Работает. Магическая охранка на доме работает. Я и сегодня ее проверяла.
       - Да-а, - понятливо вздохнув, захлопнул Ситринг рот. – Дом охраняется. Ты – с родовым защитным амулетом сутки напролет, а хрень творится... Безрезультатно сегодня обратно не придем.
       - Хрень со сметаной, не иначе, - разливая нам с Ситрингом по чашкам новый кофе, пробурчала моя кухарка. – А я вот думаю, вездесущая контора Коха…
       - Кх-ху! Нет. Ты смерти моей хочешь?
       - А чо? А чо?
       - Да ничего.
       Гном, с прищуром глядя на нас своими карими глазами поверх кофейной чашки, тихонько хмыкнул. Мезита подбоченилась, зловеще набирая воздух своим мясистым, щедро конопатым носом. Ой, утро ведь такое было… замечательное, чтоб вас всех.
       - Та-дам! Мезита, смотри – уже седьмой! Ой, госпожа, и вы тут. То есть, радостного дня вам! Всем.
       Нет, кроме Ивуси никто влетать так не умеет. Порхает по собственной жизни и дому моему, будто блажная бабочка.
       - Ивуся, каку брось. Фу!
       - Что, госпожа? – наоборот, покрепче перехватила она в руках длинную витую ручку от корзины. Букет из крупных алых роз капризно в ней всколыхнулся. И вновь замер. Лишь характерный аромат прошел по всем нам мощной ударною волной. – Ой… Ну, от кого… Да вы и так… И у меня еще его вельможка ^[9] с загнутым углом. Он сам ее…