Посвящается
моей
незабвенной
Ефросинье...
После затяжного, сонного начала весны в северных предгорьях, вдруг, началось буйное повсеместное цветение. И город утонул в мареве из яблоневых, черемуховых и сиреневых ароматов. Не благоухали лишь позапрошлогодние пни, торчащие после чистки уличных насаждений, да еще, пожалуй, заборы. Хотя и тут, не все. Но, это, опять же...
- Во-от, - оторвав взгляд от распахнутого на эту красоту окна, вздохнула девушка. И вернулась к разложенным на клетчатой скатерти стола гадальным картам. - Так с тех пор и живем на пару с Фросей: она гуляет, я караулю и слушаю. Если, не укараулю. А последний мой, - легкий осуждающий кивок на червового блондина в короне. - Сплошное, ведь, недоразумение. И на что я смотрела в тот первый день?
В этом месте вздохнули уже все трое: сама вопрошающая, уронив пухлую щеку на кулачок, смуглая гадалка Мия, скосившись в сторону, и трехшерстная Фрося на подоконнике, замерев ради такого от вылизывания лапы.
- Лесь?.. А вот, хочешь, я тебе правду скажу? Всю, как есть? И без этих карт?
- Х-ха. А чего тогда с ними приперлась? Я ж говорила: наливочку свою захвати и всё.
- Да-а, - скривясь, дернула Мия черной челкой. - Здесь, в них, все по факту: будет - не будет, ляжет - не ляжет. А в жизни гораздо сложнее. С причинно-следственными связями.
- Да что вы говорите? И, главное, к чему клоните, коллега уважаемая?
- А к тому, что, много ты себе про них выдумываешь, про мужчин. Изобрела в голове собирательный образ и теперь из всех своих ухажеров его по частям "сшиваешь", - как обычно, перешли девушки на свои профессионально-словесные обороты.
А что с них взять то? Женская гимназия. Преподавательский состав. История Ладмении со "связями" и дамское рукоделье "со стежками".
- Ну и за какую часть, по-твоему, мой последний, ветеран, отвечал? - оперлась теперь обоими локтями заинтересованная Леся (и не сказать, чтоб, обиделась).
- Точно, не за мозги. Их же ему все начисто кентавры поотшибали. А рот ты сразу на той площади открыла на его широкую грудь: "Надо же! "Алантская звезда" и "Алая перевязь" Первой степени! Геройский герой!"
- Ага! - а вот теперь можно и обидеться. Тем более, есть за что! - Подруга моя многознающая! А не ты ли, разглядев тоже самое, сразу к нему первая вспорхнула и давай приглашать к себе на урок?
- Ну, так...
- И уж, если хорошо разобраться: кто мне дал расшифровку всех его "регалий"?
- А вот здесь...
- А если уж совсем, по стежку, то кто меня с ним и познакомил? - привстала Леся со стула.
- Ла-дно! – быстро бросила Мия, выпрямившись на своем. – Ладно. Опустим последний эпизод... Опустим... Обсудим предпоследний.
- Уже, - плюхаясь на исходную, хмыкнула Леся.
- Что, "уже"?
- И обсудили и осудили. Спасибо, хоть серьги с сапфирами Прокурат не конфисковал вместе с остальными его... "дарёнками". И Жук, видно, за "щедрость" у меня отвечал?
- А то... Ну, хорошо, а этот твой артист неопределенного жанра?
- Рудольф, что ли? - прыснула блондинка Леся. - Ну так... В конце же он "определился"? Теперь только поет. Тенором, - и залилась смехом уже вместе с подружкой... - О-ой... Как вспомню, как я его с того забора после собак снимала.
- А не надо было базлать на всю улицу о своей возвышенной любви. Вот и накаркал. Его ж предупреждали и не раз. Даже кошка твоя, по-моему.
Фрося подтверждающе чихнула. Девушки "зазвенели" над столом с новой силой... Непутёвые короли, разложенные красивым "эльфийским" веером, так и остались обиженно взирать на двух хохочущих "дам"...
А вообще, она давно так от души не смеялась. И почему Мия раньше бабкины гадальные карты не принесла? Сейчас все так стало, вдруг, просто. Не смотря на ее причинно-следственные связи. Ну, собирала идеальный образ. Ну, сшивала его, видно, не по тому лекалу, не в тех местах. А и хоб... прости Господи, с ними со всеми. У нее еще Фрося есть. Вот ночью друг друга опять и согреют.
- Ты-то сегодня никуда не ускачешь? - строго воззрилась Леся на кошку. Та демонстративно запрыгнула на расправленную постель. - Вот и ладненько. Вот и... хорошо...
В этой части старого города всегда по ночам тишина. И даже не различишь в тусклых уличных кругах фонарей, где начало ее, этой улицы, а где - конец. Хотя, одно упирается в церковь. Тоже старую, приземистую. А другое - в заросший кувшинками прудик. А между ними - дома с темными стеклами окон, тишина и густой, разбавленный майской прохладой, аромат садов. И как при всём этом сладко спится... Однако не всем.
Главное здесь - выскользнуть незаметно. В один удар сердца приземлиться всеми лапами на... желательно, ковер и дальше мелкими шагами до кухни. Сегодня именно там вышла задержка - кошка, невзирая на хозяйкин "дневной" запрет, со стула бесшумно взлетела на клетчатую скатерть стола. Раз-два-три дернула взъерошенным хвостом и осторожно принюхалась... Нет их здесь теперь. Не смердят. Утащили. Все до единой. Ф-ф-и! Гадость чужеродная. И исчезла в форточном проеме... В майскую ночь...
- А ведь как я ее звала... - Леся, зевая, прикрыла рот потертым классным журналом. - Кикимора. Кошёлка неблагодарная... Все утро по округе пробега-ла, - теперь зевок стал похож на полноценное подвывание.
Мия, поправив строгий атласный бант, оценила:
- Ты совсем на ней чокнулась. Побегает и придет.
- Так уж... набегалась. Неделю назад всё с тем же котом. А это что?
- Остаточный рефлекс, - поднялась из-за своего стола сухопарая биологичка.
- Как у мертвых что ли? - нахмурила лоб Мия.
Леся завыла теперь уже по-настоящему:
- О-от уж, я ее... Вернется - сама прибью.
- А как же твое "счастье"?
- Видно, кошка моя - не настоящая, а крашенная под трехшерстную. Раз от нее одна нервотрепка вместо обещанного за приют счастья.
- Ага, - метнулась Мия к подружкиному уху с сапфировой серьгой. - Как наша "Мадам Инфузория". Один в один.
- Дамы! – нервно громко огласилась та. - Всем хорошего дня! - и, прошуршав мимо тафтой платья, хлопнула дверью преподавательской...
В том же "рефлексирующем" ритме последней учебной недели прошли еще три следующих дня. Гимназистки, подчищая свои текущие колы, таскали кривые рукодельные шедевры. Кто - крестиком, кто - шелковыми лентами. Леся, тоже кривясь, выставляла за них в журнал заслуженные "уды". Поставила бы оценки и выше, да настрой на благие дела куда-то пропал. А все почему? Фрося... Кошка домой так и не явилась. И ведь где она ее только не искала! Лишь у собак с улицы не спрашивала. Хотя те ее "психическую" все до единой в морду знают. И даже слазила в заброшенную после войны маслобойню через три дома от себя, набрав полные туфли сырой трухи и порвав об штырь любимую юбку с кружевами. И, наверное, надо бы плюнуть. Или, как говорит Отец Олег из церкви с их улицы: "вздохнуть и принять". Да только Леся твердо знала, что не может ее Ефросинья так просто от нее отстать. Не тот у нее характер. И какое там уже "счастье"? Сама бы лапы домой притащила…
Четвертый день и вовсе выдался хмурым. Как с неба, так и накатившей от гимназических попечителей грозой. Досталось и неуместно к концу учебного года "строгой" Лесе. И Мие, за "свежий взгляд" на что-то там в ладменской политической истории (Мия говорила, да Леся не запомнила). И даже "Мадам Инфузории" за наглядную препарацию с последующим двойным обмороком гимназисток. Леся в этом месте речи попечителя, господина Пьюзи, снова напряглась (не ее ли кошку та препарировала?), но после истеричного в ответ: "Да у этих лягушек кровь зеленого цвета! С чего там на пол падать?!", вновь тяжко вздохнула.
Вечер тоже перемен не принес. Кроме, разве что, серых от песка луж на дорогах после прокатившегося по городу дождя. В лужах плавали мелкие яблоневые лепестки и складывались меж собой... в узоры для вышивания.
Поэтому, когда в дверь, уже в сумерках, постучали, Леся ничего путного от жизни не ждала:
- Извините, что поздно, но... - коренастый мужчина с усталыми "собачьими" глазами, скосился этими глазами себе под нос. - Это, наверное, ваше?
- О-ох, - качнуло Лесю в сторону и потемнело в глазах.
- Маэ-у?! - возмущенно громко огласилось ее "ваше".
- Вижу, что...
- Фрося. Живая! - сгребла она кошку из чужих рук и прихлопнула к собственному плечу. Та в ответ радостно выпустила в плечо когти. - А-ай! Живая. А вы где ее? Когда? Я уж и не надеялась! А похудела то как! Вот же, кикимора бродячая.
- У нее, вообще-то... лапа. Болела, передняя правая... Она на дороге мне попалась. Лежала. В ошейнике с адресом.
- В ошейнике? – удивленно нахмурилась Леся. - Так я его уж давно Фросе не надеваю. Она свой ошейник сама и потеряла неизвестно где.
- Маэ-у-у!
- Да пошли. Кормить тебя буду, - и в повороте на пороге замерла. - А-а...
- Влад Шиповский, - отряхиваясь, неловко поклонился мужчина. А потом еще и улыбнулся, вдруг. - Я инженер. Приехал в ваш город восстанавливать местную маслобойню. Ее новый хозяин купил. И мне, пожалуй, тогда... больше не теряйте… всего доброго…
Леся его слушала, ей казалось, внимательно. Фрося на ее мягком плече притихла и даже когти свои убийственные убрала. Надо бы ее скорей накормить, разглядеть как положено на предмет целостности драгоценной трехшерстной шкурки. Которая непременно приносит в дом счастье… Счастье.
- Я – Леся, – неожиданно выдохнула она. - А вы, Влад… пожалуй, зайдёте. Не одну же Фросю мне кормить? Ой. Извините.
- Ничего, - смущенно улыбнулся мужчина. - Я тоже, правды ради, давно не ел - от столицы до вас два дня на перекладных. Так что, ломаться не стану. И вообще, мне ваш, Леся, совет нужен: где можно на этой улице жилье найти? Чтоб к работе поближе и...
- Давайте, тогда, сначала, за стол. Потому что, голова до сих пор...
- Договорились... Леся…
Тяжелая дверь, обитая серым войлоком, прошумев оным по крыльцу, захлопнулась за женщиной, кошкой и мужчиной...
моей
незабвенной
Ефросинье...
После затяжного, сонного начала весны в северных предгорьях, вдруг, началось буйное повсеместное цветение. И город утонул в мареве из яблоневых, черемуховых и сиреневых ароматов. Не благоухали лишь позапрошлогодние пни, торчащие после чистки уличных насаждений, да еще, пожалуй, заборы. Хотя и тут, не все. Но, это, опять же...
- Во-от, - оторвав взгляд от распахнутого на эту красоту окна, вздохнула девушка. И вернулась к разложенным на клетчатой скатерти стола гадальным картам. - Так с тех пор и живем на пару с Фросей: она гуляет, я караулю и слушаю. Если, не укараулю. А последний мой, - легкий осуждающий кивок на червового блондина в короне. - Сплошное, ведь, недоразумение. И на что я смотрела в тот первый день?
В этом месте вздохнули уже все трое: сама вопрошающая, уронив пухлую щеку на кулачок, смуглая гадалка Мия, скосившись в сторону, и трехшерстная Фрося на подоконнике, замерев ради такого от вылизывания лапы.
- Лесь?.. А вот, хочешь, я тебе правду скажу? Всю, как есть? И без этих карт?
- Х-ха. А чего тогда с ними приперлась? Я ж говорила: наливочку свою захвати и всё.
- Да-а, - скривясь, дернула Мия черной челкой. - Здесь, в них, все по факту: будет - не будет, ляжет - не ляжет. А в жизни гораздо сложнее. С причинно-следственными связями.
- Да что вы говорите? И, главное, к чему клоните, коллега уважаемая?
- А к тому, что, много ты себе про них выдумываешь, про мужчин. Изобрела в голове собирательный образ и теперь из всех своих ухажеров его по частям "сшиваешь", - как обычно, перешли девушки на свои профессионально-словесные обороты.
А что с них взять то? Женская гимназия. Преподавательский состав. История Ладмении со "связями" и дамское рукоделье "со стежками".
- Ну и за какую часть, по-твоему, мой последний, ветеран, отвечал? - оперлась теперь обоими локтями заинтересованная Леся (и не сказать, чтоб, обиделась).
- Точно, не за мозги. Их же ему все начисто кентавры поотшибали. А рот ты сразу на той площади открыла на его широкую грудь: "Надо же! "Алантская звезда" и "Алая перевязь" Первой степени! Геройский герой!"
- Ага! - а вот теперь можно и обидеться. Тем более, есть за что! - Подруга моя многознающая! А не ты ли, разглядев тоже самое, сразу к нему первая вспорхнула и давай приглашать к себе на урок?
- Ну, так...
- И уж, если хорошо разобраться: кто мне дал расшифровку всех его "регалий"?
- А вот здесь...
- А если уж совсем, по стежку, то кто меня с ним и познакомил? - привстала Леся со стула.
- Ла-дно! – быстро бросила Мия, выпрямившись на своем. – Ладно. Опустим последний эпизод... Опустим... Обсудим предпоследний.
- Уже, - плюхаясь на исходную, хмыкнула Леся.
- Что, "уже"?
- И обсудили и осудили. Спасибо, хоть серьги с сапфирами Прокурат не конфисковал вместе с остальными его... "дарёнками". И Жук, видно, за "щедрость" у меня отвечал?
- А то... Ну, хорошо, а этот твой артист неопределенного жанра?
- Рудольф, что ли? - прыснула блондинка Леся. - Ну так... В конце же он "определился"? Теперь только поет. Тенором, - и залилась смехом уже вместе с подружкой... - О-ой... Как вспомню, как я его с того забора после собак снимала.
- А не надо было базлать на всю улицу о своей возвышенной любви. Вот и накаркал. Его ж предупреждали и не раз. Даже кошка твоя, по-моему.
Фрося подтверждающе чихнула. Девушки "зазвенели" над столом с новой силой... Непутёвые короли, разложенные красивым "эльфийским" веером, так и остались обиженно взирать на двух хохочущих "дам"...
А вообще, она давно так от души не смеялась. И почему Мия раньше бабкины гадальные карты не принесла? Сейчас все так стало, вдруг, просто. Не смотря на ее причинно-следственные связи. Ну, собирала идеальный образ. Ну, сшивала его, видно, не по тому лекалу, не в тех местах. А и хоб... прости Господи, с ними со всеми. У нее еще Фрося есть. Вот ночью друг друга опять и согреют.
- Ты-то сегодня никуда не ускачешь? - строго воззрилась Леся на кошку. Та демонстративно запрыгнула на расправленную постель. - Вот и ладненько. Вот и... хорошо...
В этой части старого города всегда по ночам тишина. И даже не различишь в тусклых уличных кругах фонарей, где начало ее, этой улицы, а где - конец. Хотя, одно упирается в церковь. Тоже старую, приземистую. А другое - в заросший кувшинками прудик. А между ними - дома с темными стеклами окон, тишина и густой, разбавленный майской прохладой, аромат садов. И как при всём этом сладко спится... Однако не всем.
Главное здесь - выскользнуть незаметно. В один удар сердца приземлиться всеми лапами на... желательно, ковер и дальше мелкими шагами до кухни. Сегодня именно там вышла задержка - кошка, невзирая на хозяйкин "дневной" запрет, со стула бесшумно взлетела на клетчатую скатерть стола. Раз-два-три дернула взъерошенным хвостом и осторожно принюхалась... Нет их здесь теперь. Не смердят. Утащили. Все до единой. Ф-ф-и! Гадость чужеродная. И исчезла в форточном проеме... В майскую ночь...
- А ведь как я ее звала... - Леся, зевая, прикрыла рот потертым классным журналом. - Кикимора. Кошёлка неблагодарная... Все утро по округе пробега-ла, - теперь зевок стал похож на полноценное подвывание.
Мия, поправив строгий атласный бант, оценила:
- Ты совсем на ней чокнулась. Побегает и придет.
- Так уж... набегалась. Неделю назад всё с тем же котом. А это что?
- Остаточный рефлекс, - поднялась из-за своего стола сухопарая биологичка.
- Как у мертвых что ли? - нахмурила лоб Мия.
Леся завыла теперь уже по-настоящему:
- О-от уж, я ее... Вернется - сама прибью.
- А как же твое "счастье"?
- Видно, кошка моя - не настоящая, а крашенная под трехшерстную. Раз от нее одна нервотрепка вместо обещанного за приют счастья.
- Ага, - метнулась Мия к подружкиному уху с сапфировой серьгой. - Как наша "Мадам Инфузория". Один в один.
- Дамы! – нервно громко огласилась та. - Всем хорошего дня! - и, прошуршав мимо тафтой платья, хлопнула дверью преподавательской...
В том же "рефлексирующем" ритме последней учебной недели прошли еще три следующих дня. Гимназистки, подчищая свои текущие колы, таскали кривые рукодельные шедевры. Кто - крестиком, кто - шелковыми лентами. Леся, тоже кривясь, выставляла за них в журнал заслуженные "уды". Поставила бы оценки и выше, да настрой на благие дела куда-то пропал. А все почему? Фрося... Кошка домой так и не явилась. И ведь где она ее только не искала! Лишь у собак с улицы не спрашивала. Хотя те ее "психическую" все до единой в морду знают. И даже слазила в заброшенную после войны маслобойню через три дома от себя, набрав полные туфли сырой трухи и порвав об штырь любимую юбку с кружевами. И, наверное, надо бы плюнуть. Или, как говорит Отец Олег из церкви с их улицы: "вздохнуть и принять". Да только Леся твердо знала, что не может ее Ефросинья так просто от нее отстать. Не тот у нее характер. И какое там уже "счастье"? Сама бы лапы домой притащила…
Четвертый день и вовсе выдался хмурым. Как с неба, так и накатившей от гимназических попечителей грозой. Досталось и неуместно к концу учебного года "строгой" Лесе. И Мие, за "свежий взгляд" на что-то там в ладменской политической истории (Мия говорила, да Леся не запомнила). И даже "Мадам Инфузории" за наглядную препарацию с последующим двойным обмороком гимназисток. Леся в этом месте речи попечителя, господина Пьюзи, снова напряглась (не ее ли кошку та препарировала?), но после истеричного в ответ: "Да у этих лягушек кровь зеленого цвета! С чего там на пол падать?!", вновь тяжко вздохнула.
Вечер тоже перемен не принес. Кроме, разве что, серых от песка луж на дорогах после прокатившегося по городу дождя. В лужах плавали мелкие яблоневые лепестки и складывались меж собой... в узоры для вышивания.
Поэтому, когда в дверь, уже в сумерках, постучали, Леся ничего путного от жизни не ждала:
- Извините, что поздно, но... - коренастый мужчина с усталыми "собачьими" глазами, скосился этими глазами себе под нос. - Это, наверное, ваше?
- О-ох, - качнуло Лесю в сторону и потемнело в глазах.
- Маэ-у?! - возмущенно громко огласилось ее "ваше".
- Вижу, что...
- Фрося. Живая! - сгребла она кошку из чужих рук и прихлопнула к собственному плечу. Та в ответ радостно выпустила в плечо когти. - А-ай! Живая. А вы где ее? Когда? Я уж и не надеялась! А похудела то как! Вот же, кикимора бродячая.
- У нее, вообще-то... лапа. Болела, передняя правая... Она на дороге мне попалась. Лежала. В ошейнике с адресом.
- В ошейнике? – удивленно нахмурилась Леся. - Так я его уж давно Фросе не надеваю. Она свой ошейник сама и потеряла неизвестно где.
- Маэ-у-у!
- Да пошли. Кормить тебя буду, - и в повороте на пороге замерла. - А-а...
- Влад Шиповский, - отряхиваясь, неловко поклонился мужчина. А потом еще и улыбнулся, вдруг. - Я инженер. Приехал в ваш город восстанавливать местную маслобойню. Ее новый хозяин купил. И мне, пожалуй, тогда... больше не теряйте… всего доброго…
Леся его слушала, ей казалось, внимательно. Фрося на ее мягком плече притихла и даже когти свои убийственные убрала. Надо бы ее скорей накормить, разглядеть как положено на предмет целостности драгоценной трехшерстной шкурки. Которая непременно приносит в дом счастье… Счастье.
- Я – Леся, – неожиданно выдохнула она. - А вы, Влад… пожалуй, зайдёте. Не одну же Фросю мне кормить? Ой. Извините.
- Ничего, - смущенно улыбнулся мужчина. - Я тоже, правды ради, давно не ел - от столицы до вас два дня на перекладных. Так что, ломаться не стану. И вообще, мне ваш, Леся, совет нужен: где можно на этой улице жилье найти? Чтоб к работе поближе и...
- Давайте, тогда, сначала, за стол. Потому что, голова до сих пор...
- Договорились... Леся…
Тяжелая дверь, обитая серым войлоком, прошумев оным по крыльцу, захлопнулась за женщиной, кошкой и мужчиной...
