- Захара, Захара! Брось эти пироги, иди быстрее в зал там Василь к пришлому человеку пристает. А у него-то морда поболее, чем у кузнеца. Как бы нам сейчас всю мебель не поломали. А то чую головы бедовые у обоих.
- Фёдор, да сколько же можно! - возмутилась Захара, переставляя большую сковороду с раскаленной печи на специальный каменный выступ. В кухне витал ароматный запах жареных пирожков с капустой. Как раз успела подрумяниться очередная партия пирожков, прежде чем на святая святых – кухню, забежал взволнованный дед Фёдор. - Я тебе говорила, чтобы не подпаивал в моей харчевне из-под полы тех, кто сюда приходит? Сбывай свой злачный товар в другом месте, а у меня заведение приличное! Взял моду, сам за душу заложить не прочь, и другим свое пойло продаешь. Я тебе, что мало плачу? Сюда только покушать приходят, отдохнуть, ну и, как Люк по вечерам на гуслях играет и поет, послушать. Ты зачем кузнецу горькую наливал? - сердито проворчала Захара, бросив хмурый взгляд на Фёдора.
Фёдора она полгода назад к себе работать взяла, когда дело ее хоть малый, но доход приносить стало. Дед Федор, что родной ей, с ее покойной бабкой дружил.
Самой становиться за прилавок или кого из помощниц ставить, дурное дело. Посетители к ним, как правило, мужского полу захаживали, руки не распускали, да порой такими взглядами провожали, мороз по коже, жуть. Одним словом неуютно, ну и кто знает, что в голове у другого человека творится, какие там тараканы бегают? Да какого размера эти насекомые? Вот вроде знаешь человека, ан нет, сейчас, он так себя ведет, прилично, а через пять минут решит, что ему больше дозволено, руки распускать станет. Нет, Захара то за себя постоит, да и за девчат тоже. Но ведь лучше когда тишь, да гладь, без скандала. Вот за прилавок в своей харчевне и поставила деда - Фёдора. Так меньше соблазнов, тише, спокойнее ей и ее помощницам и он при деле.
Правда, случались случаи, когда без ее вмешательства утихомирить разбушевавшихся гостей не получалось. Мужики народ особенный, со своим мировоззрением, могли часто в спор, какой вступить, головы горячие, порой свою точку зрения предпочитали не в праздной беседе доказывать, а с помощью кулаков. Вот тогда она подхватывала свою боевую поварешку, отправляясь вершить подвиги с правосудием, на свое разумение. Всерьез, конечно, никого не била, прекрасно понимала, что хоть силы у нее много, но супротив сильного мужика это мало поможет. Может, к ней уважение особое было, может просто с бабой связываться не хотели, а может слава о ней дурная ходила, ну и то, что заведение у неё не питейное было, тоже роль свою играло. Все в курсе, что у хозяйки харчевни "Три кота", нрав крутой, характер сложный, а рука тяжелая. В общем, достаточно было просто пригрозить поварешкой и как-то все само собой на нет сходило. Особо обиженные посетители, пару дней стороной ее харчевню обходили.
Красота, пару дней тишь, да гладь, но стоило времени пройти и они обратно к ней прут, больно вкусно, сытно у нее можно покушать, а главное недорого. Атмосфера тут приятная, уютная, почти домашняя, с любовью все сделано. Всегда чисто, всегда вкусно пахнет, а еще по вечерам Лука наведывается, на гуслях играет и песни грустные заводит, такие, что за душу берут. Даже здоровенные детины, сидят слезу украдкой вытирают. Так что харчевня Захары все больше на слуху была, пользовалась популярностью, саму хозяйку уважали, поэтому правила ее заведения в меру своего понимания и настроения пытались соблюдать, но споры случались.
Вот и сейчас такой момент наступил, Захара подхватила со стола свою поварешку, которая всегда под рукой лежала, зло хлопнула ею по другой руке, уж больно она не любила, когда ее отвлекали от любимого занятия. А готовить она любила, когда делом занята была, ничего вокруг не замечала.
- Катруня, присмотри за пирожками, - кликнула она одну из своих помощниц. – Они уже налеплены, их только обжарить осталось, новую партию поставь, присмотри, - та ей утвердительно кивнула, отлаживая в сторону нож и картошку, которую до этого чистила, вот тогда Захара обратно на Фёдора переключилась. - Еще раз Василю горькую нальешь! – прищурилась зло женщина.
- Да со своей горькой он пришел, уже прилично поддатый, - возмутился - Фёдор. – А то, ты кузнеца нашего не знаешь? Голова бедовая, нрав дурной.
- Ну да, а свою горькую, он поутру у тебя не покупал! – хмыкнула Захара.
- Ты Захара на меня не наговаривай, - возмутился Фёдор. - Мы о чем с тобой договаривались? О там, что я тута горькой приторговывать не буду! Так я и не торгую боле! Поутру он ее у меня купил, отрицать не буду, но сюда я его не звал. Тем более, скоро уже вечер, он ее давно вылакать мог, ан нет чуток оставил. Это он на запах пирожков твоих пришел. Знаешь же, как кузнец их любит, а еще Луку послушать. Тут и дружки его, братья лесорубы. Но сидят в сторонке от него. Может, повздорили?
- Ай, тебе хоть говори, хоть нет, - махнула недовольно рукой Захара. - Вся беда от этого пойла. Что за пришлый-то?
- Да часок назад пришел, прихрамывал, весь в плащ закутанный. Здоровый, что медведь, взгляд тяжелый, острый, но никого не трогал. Как зашел, сразу взглядом все окинул пристальным, примечая детали. Взгляд у него специфический, видывал я таких, точно, не простой человек, а воин, причем не из простых. Жареного мяса попросил и воды кружку здоровую. В самом углу сел, подальше от других, мордой к двери. Вот и получается, что так он свою спину защищает и видит, кто войти может. Точно говорю, не простой. Воду выпил, а вот к еде не притрагивался, все сидит, мрачно в окно поглядывая. То ли идти ему некуда, то ли ждет кого, а может, прячется. Хотя, то, что прячется вряд ли. Морда у него, не разбойничая, а представительная. Может вообще княжеский витязь.
- Так, а чего сцепились-то они меж собой? – удивилась Захара.
- Когда Василь бахвалился начал, как он сам, один, одинешенек, с тремя рычичами справился, детина эта пришлая, который в углу сидел, смехом прыснул, ну а кузнеца зацепило. Василь то привык, что его тута на руках носят. Решил, что авторитет он ему портит. Василь на него глаза вылупил, словами плохими обзывать стал, тот пока сидит молча, но глаза злостью блестят. Чует сердце, схлестнутся, если кузнецу рот не заткнуть. Отправила бы ты Василя домой.
- Нашел вышибалу, - проворчала Захара, направляясь в зал, где столики для посетителей расставлены, а - Фёдор за ней следом побрел.
Харчевня у Захары небольшая, она ее из бабкиного дома, что в наследство достался, перестроила под эти нужды. Тут всего один зал, где десять столиков поместилось с прилавком для заказов, еще кухня и посудомоечная, а на втором этаже жилая зона, комната с уборной, где сама Захара жила, идти ей больше некуда было. Зато так удобнее, считай дом и работа в одном месте. Не успели петухи пропеть, Захарка на ногах, тесто месит, начинку готовит, а позже девчата приходят, начинают ей по хозяйству помогать, а за ними и дед Фёдор.
Захара как в зал вышла, решила сначала обстановку оценить. И вправду, нехорошо. Возле окна за столиком сидели два брата лесоруба, две бедовые головы, доедали жаркое, с интересом посматривая на кузнеца и пришлого. Причем кузнец сам вещал, а пришлый молча сидел, окидывая его задумчивым взглядом. Братья лесорубы тоже молча сидели, им больше хотелось посмотреть, чем это все закончится. Пришлый, как говорил дед Фёдор, расположился в самом углу.
Ох и здоровый же! Кузнец ему в подметки не годится. Глаза у пришлого голубые, словно ясное небо, только холодные, словно лед в озере застывший, в самую лютую зиму. Волосы длинные, чернявые, в хвост завязаны. Плечи широченные, черты лица правильные, бледный только больно, а еще лицо все старыми шрамами покрыто, лоб, щеки. Нет там живого места.
- Э родимый, - пронеслось в голове у Захары. - Это, в каких же ты боях успел побывать, что тебя так исполосовало?
Сидит эта детина, руки в кулаки сжимает, челюсть плотно сжата, а глаза зло блестят, прожигают кузнеца насквозь.
А Василь дурак дураком. Привык, что в поселке ему равных нет, давно по морде не получал. Не чует тонкой грани Василь, которую не стоит пригибать, последними словами пришлого попирает, все не уймется. Развалился вальяжно на стуле, горькую прямо из горла попивает, хмель в голову ударил. Захара аж скривилась, не любила она пьющих, до скрежета зубного не любила, на то свои причины были из прошлого ее. Стоит, смотрит на кузнеца, поварешкой задумчиво по руке похлопывает, а потом черт ее дернул на пришлого посмотреть.
Взглядами они своими столкнулись. Он на нее пристально смотрит, глаз не отводит, крылья носа у мужика, странно себя вести начали. Словно носом водит, запах какой учуять пытается, которого раньше не чуял, а крылья носа раздуваются и трепещут, хищно так, словно лютый зверь на охоту вышел. У Захары даже сердце быстрее забилось, взволновал её этот взгляд. Так бы они в гляделки и играли, не испорти момент кузнец, будь он неладен.
- А ты чего на наших баб заглядываешься? - взревел Василий, пытаясь, из-за стола встать, при этом пошатывался. - Захарку не тронь, эта баба занята.
- И кем, не тобой ли? - усмехнулся пришлый, сам на кузнеца взгляд не переводит, не интересен он ему более, на Захару смотрит, очей не отводит. Колючий такой взгляд у него, испытывающий. А вот слова свои он очень тихо проговорил, спокойно, но они, отчего то на Захару, как ведро с холодной водицей подействовали. Заставив ее вздрогнуть, вспомнить, зачем она вообще сюда пришла.
- Так Василь, поднимай свой упитанный зад и выноси его с моей харчевни, - вздохнула тяжело Захара, направляясь ближе к кузнецу, прекрасно понимая, что просто так его не выпроводить. Пора с этим беспорядком прекращать. Пусть кузнец домой идет, а пока она его выпроваживать будет, сбросит с себя это наваждение от ясных голубых глаз, словно два омута затягивающих ее в бездну. Цеплял ее его взгляд, заставлял себя неуютно чувствовать, сердце быстрее биться. Не привыкла Захара к такому, да и не очень хотела. - В "Трех котах" только горькую не пьют, и ты об этом Василь знаешь.
- Да брось Захара, - возмутился кузнец, у которого мозги уже плохо функционировали, а язык заплетаться стал. - Хватит строить из себя невесть что. Ты в девках уже давно пересидела. Еще пара годков, и тебя только пользовать в удовольствие можно будет, для семьи негодной станешь. Я полгода тебя обхаживаю, а ты морду воротишь. Тут пришлого увидела, и выметай зад значит? Не будет этого, сейчас как миленькая со мной пойдешь.
Василию удалось подняться, он сграбастал в свои объятия опешившую женщину, стиснул до хруста в костях, попробовал было ее на плечо забросить, да Захара не из тех хрупких барышень, которых как мешок с картошкой можно на плече поносить. Особенно если этот самый мешок категорически против.
Захаре уже стукнуло двадцать пять годков. По меркам их поселка старая дева, давно пора детей нянчить. Но замуж она так и не вышла, да особо и не стремилась. С детства насмотрелась, каково это, если неудачно замуж выйдешь. Не всегда муж стена и опора. Бывает, стеночка эта, может тебя приложить хорошо сверху, в жизнь не выберешься, так и сгинешь. Мать ее всю жизнь промучилась с отцом, руку тот на слабую женщину частенько поднимал, словом обижал, да вообще человеком её не считал. Пока Захара маленькой была, дочь не трогал, а как та подросла, один раз попробовал и на нее руку поднять, но быстро пожалел об этом. Захара не в мать пошла, а в бабку свою, хрупким цветком не назовешь, в обиду себя не давала. Среднего роста, есть чуток лишнего веса, но в меру. Фигурой все равно ладной вышла, грудь большая, упругая, талия тонкая, бедра широкие, волосы густые, темные и на лицо симпатичная. Кость широкая, руки работящие, до работы охочая, а еще сдачу дать может. Готовить очень любила, все время новые яства придумывала, вечно на кухне пропадала, экспериментировала. Так она в свое время забыться могла, теряясь в своем особенном мире специй и ароматов. И когда Степан Серый в очередной раз домой подвыпивший пожаловал, жены дома не застал, решил злость свою на дочку выплеснуть.
Ввалился на кухню, стал руки распускать, а Захара не растерялась, подхватила то, что под руку попалось, а попалась ей поварешка, и отходила со всей любовью заботливого родителя. С тех пор он дочку боялся, стороной обходил, слова поперек не говорил, только славу дурную по поселку пустил от злобы исходя. Так, что от Захары стали люди шарахаться. Ну и естественно никто себе такой невестки не хотел, стороной обходили, да только девушка не расстраивалась, сердца ее никто не трогал, ну и чего тужить из-за этого? Лучше так, чем как мать мучиться.
Вот только беда пришла оттуда, откуда не ждали, стороной не обошла. Три года назад, пока Захара у бабки своей гостила в другом поселении, дом родительский сгорел. Дотла сгорел, вместе с ними. Что там, да как она точно не знала, только предполагать могла. Родитель ее, скорее всего опять больше меры перебрал, за огнищем не присмотрел, а может спьяну сам его устроил, пожар. Мало ли, что в дурную голову взбредет. Вот и осталась Захара в двадцать два года сиротой, без дома, без приданого, а еще с репутацией плохой. Хорошо тогда еще бабка жива была, внучку к себе забрала, а через два года и она к праотцам ушла. Осталась девушка на белом свете сама одинешенька. Жить хочешь? Думай, как на плаву остаться.
Вот Захаре и пришлось думать, как в этом мире самой выживать, с голоду она не померла, но на одном домашнем хозяйстве тоже не проживешь. Есть ведь и другие нужды. А что она умела лучше всего? Готовить!
Вот так год назад с духом собралась, открыла маленькую харчевню, перестроив дом своей бабушки, под эти нужды.
У поселка, где проживала, больно хорошее расположение, тут дорога пролегала, по которой к ближайшему граду добраться можно, стороной их не обходили. А град это что? Правильно - ярмарки, лавки торговые, базары и много чего другого.
Люди с окрестных поселений, сел едут туда свой товар продать, а кто наоборот, что себе прикупить. В дороге устают, проголодаются, поэтому проезжая мимо ее харчевни, учуяв божественные ароматы яств, мало кто проезжал мимо. Тем более Захара цену не ломила. Как говорится дешево и сердито, а у купцов могла и товаром взять, на обмен. Ткани, нитки, одежда и украшение, почему нет?
Вот так постепенно, своим трудом, талантом, Захара заработала себе имя. У нее всегда вкуснейшие блюда, свежайшая выпечка. Кроме купцов, других проезжих, стали и свои захаживать, тех же пирожков отведать. Постепенно Захара перестала сама справляться. Так у нее первая помощница объявилась, что с уборкой помогала. Потом еще одна появилась, стала на кухне помогать. А вот за прилавок, заказы принимать Захара решила мужика посадить. Тут дед Фёдор пригодился. Он по соседству жил, мужик в возрасте, хоть дед старый, но еще о-го-го. Сам вызвался помогать, с начала по мелочи, а дальше все больше и больше. С поставленными задачами он на славу справлялся, вот и славно. Единственный грех, иногда из-под полы приторговывал, сбывая свой собственный самогон. Что несказанно злило Захару, но прощаться с Фёдором она не хотела. Толковый дед, часто умные вещи подсказывал, ну и так сроднились они, не чужими стали. Всегда за нее перед другими заступался, вот и сейчас не смолчал.
- Фёдор, да сколько же можно! - возмутилась Захара, переставляя большую сковороду с раскаленной печи на специальный каменный выступ. В кухне витал ароматный запах жареных пирожков с капустой. Как раз успела подрумяниться очередная партия пирожков, прежде чем на святая святых – кухню, забежал взволнованный дед Фёдор. - Я тебе говорила, чтобы не подпаивал в моей харчевне из-под полы тех, кто сюда приходит? Сбывай свой злачный товар в другом месте, а у меня заведение приличное! Взял моду, сам за душу заложить не прочь, и другим свое пойло продаешь. Я тебе, что мало плачу? Сюда только покушать приходят, отдохнуть, ну и, как Люк по вечерам на гуслях играет и поет, послушать. Ты зачем кузнецу горькую наливал? - сердито проворчала Захара, бросив хмурый взгляд на Фёдора.
Фёдора она полгода назад к себе работать взяла, когда дело ее хоть малый, но доход приносить стало. Дед Федор, что родной ей, с ее покойной бабкой дружил.
Самой становиться за прилавок или кого из помощниц ставить, дурное дело. Посетители к ним, как правило, мужского полу захаживали, руки не распускали, да порой такими взглядами провожали, мороз по коже, жуть. Одним словом неуютно, ну и кто знает, что в голове у другого человека творится, какие там тараканы бегают? Да какого размера эти насекомые? Вот вроде знаешь человека, ан нет, сейчас, он так себя ведет, прилично, а через пять минут решит, что ему больше дозволено, руки распускать станет. Нет, Захара то за себя постоит, да и за девчат тоже. Но ведь лучше когда тишь, да гладь, без скандала. Вот за прилавок в своей харчевне и поставила деда - Фёдора. Так меньше соблазнов, тише, спокойнее ей и ее помощницам и он при деле.
Правда, случались случаи, когда без ее вмешательства утихомирить разбушевавшихся гостей не получалось. Мужики народ особенный, со своим мировоззрением, могли часто в спор, какой вступить, головы горячие, порой свою точку зрения предпочитали не в праздной беседе доказывать, а с помощью кулаков. Вот тогда она подхватывала свою боевую поварешку, отправляясь вершить подвиги с правосудием, на свое разумение. Всерьез, конечно, никого не била, прекрасно понимала, что хоть силы у нее много, но супротив сильного мужика это мало поможет. Может, к ней уважение особое было, может просто с бабой связываться не хотели, а может слава о ней дурная ходила, ну и то, что заведение у неё не питейное было, тоже роль свою играло. Все в курсе, что у хозяйки харчевни "Три кота", нрав крутой, характер сложный, а рука тяжелая. В общем, достаточно было просто пригрозить поварешкой и как-то все само собой на нет сходило. Особо обиженные посетители, пару дней стороной ее харчевню обходили.
Красота, пару дней тишь, да гладь, но стоило времени пройти и они обратно к ней прут, больно вкусно, сытно у нее можно покушать, а главное недорого. Атмосфера тут приятная, уютная, почти домашняя, с любовью все сделано. Всегда чисто, всегда вкусно пахнет, а еще по вечерам Лука наведывается, на гуслях играет и песни грустные заводит, такие, что за душу берут. Даже здоровенные детины, сидят слезу украдкой вытирают. Так что харчевня Захары все больше на слуху была, пользовалась популярностью, саму хозяйку уважали, поэтому правила ее заведения в меру своего понимания и настроения пытались соблюдать, но споры случались.
Вот и сейчас такой момент наступил, Захара подхватила со стола свою поварешку, которая всегда под рукой лежала, зло хлопнула ею по другой руке, уж больно она не любила, когда ее отвлекали от любимого занятия. А готовить она любила, когда делом занята была, ничего вокруг не замечала.
- Катруня, присмотри за пирожками, - кликнула она одну из своих помощниц. – Они уже налеплены, их только обжарить осталось, новую партию поставь, присмотри, - та ей утвердительно кивнула, отлаживая в сторону нож и картошку, которую до этого чистила, вот тогда Захара обратно на Фёдора переключилась. - Еще раз Василю горькую нальешь! – прищурилась зло женщина.
- Да со своей горькой он пришел, уже прилично поддатый, - возмутился - Фёдор. – А то, ты кузнеца нашего не знаешь? Голова бедовая, нрав дурной.
- Ну да, а свою горькую, он поутру у тебя не покупал! – хмыкнула Захара.
- Ты Захара на меня не наговаривай, - возмутился Фёдор. - Мы о чем с тобой договаривались? О там, что я тута горькой приторговывать не буду! Так я и не торгую боле! Поутру он ее у меня купил, отрицать не буду, но сюда я его не звал. Тем более, скоро уже вечер, он ее давно вылакать мог, ан нет чуток оставил. Это он на запах пирожков твоих пришел. Знаешь же, как кузнец их любит, а еще Луку послушать. Тут и дружки его, братья лесорубы. Но сидят в сторонке от него. Может, повздорили?
- Ай, тебе хоть говори, хоть нет, - махнула недовольно рукой Захара. - Вся беда от этого пойла. Что за пришлый-то?
- Да часок назад пришел, прихрамывал, весь в плащ закутанный. Здоровый, что медведь, взгляд тяжелый, острый, но никого не трогал. Как зашел, сразу взглядом все окинул пристальным, примечая детали. Взгляд у него специфический, видывал я таких, точно, не простой человек, а воин, причем не из простых. Жареного мяса попросил и воды кружку здоровую. В самом углу сел, подальше от других, мордой к двери. Вот и получается, что так он свою спину защищает и видит, кто войти может. Точно говорю, не простой. Воду выпил, а вот к еде не притрагивался, все сидит, мрачно в окно поглядывая. То ли идти ему некуда, то ли ждет кого, а может, прячется. Хотя, то, что прячется вряд ли. Морда у него, не разбойничая, а представительная. Может вообще княжеский витязь.
- Так, а чего сцепились-то они меж собой? – удивилась Захара.
- Когда Василь бахвалился начал, как он сам, один, одинешенек, с тремя рычичами справился, детина эта пришлая, который в углу сидел, смехом прыснул, ну а кузнеца зацепило. Василь то привык, что его тута на руках носят. Решил, что авторитет он ему портит. Василь на него глаза вылупил, словами плохими обзывать стал, тот пока сидит молча, но глаза злостью блестят. Чует сердце, схлестнутся, если кузнецу рот не заткнуть. Отправила бы ты Василя домой.
- Нашел вышибалу, - проворчала Захара, направляясь в зал, где столики для посетителей расставлены, а - Фёдор за ней следом побрел.
Харчевня у Захары небольшая, она ее из бабкиного дома, что в наследство достался, перестроила под эти нужды. Тут всего один зал, где десять столиков поместилось с прилавком для заказов, еще кухня и посудомоечная, а на втором этаже жилая зона, комната с уборной, где сама Захара жила, идти ей больше некуда было. Зато так удобнее, считай дом и работа в одном месте. Не успели петухи пропеть, Захарка на ногах, тесто месит, начинку готовит, а позже девчата приходят, начинают ей по хозяйству помогать, а за ними и дед Фёдор.
Захара как в зал вышла, решила сначала обстановку оценить. И вправду, нехорошо. Возле окна за столиком сидели два брата лесоруба, две бедовые головы, доедали жаркое, с интересом посматривая на кузнеца и пришлого. Причем кузнец сам вещал, а пришлый молча сидел, окидывая его задумчивым взглядом. Братья лесорубы тоже молча сидели, им больше хотелось посмотреть, чем это все закончится. Пришлый, как говорил дед Фёдор, расположился в самом углу.
Ох и здоровый же! Кузнец ему в подметки не годится. Глаза у пришлого голубые, словно ясное небо, только холодные, словно лед в озере застывший, в самую лютую зиму. Волосы длинные, чернявые, в хвост завязаны. Плечи широченные, черты лица правильные, бледный только больно, а еще лицо все старыми шрамами покрыто, лоб, щеки. Нет там живого места.
- Э родимый, - пронеслось в голове у Захары. - Это, в каких же ты боях успел побывать, что тебя так исполосовало?
Сидит эта детина, руки в кулаки сжимает, челюсть плотно сжата, а глаза зло блестят, прожигают кузнеца насквозь.
А Василь дурак дураком. Привык, что в поселке ему равных нет, давно по морде не получал. Не чует тонкой грани Василь, которую не стоит пригибать, последними словами пришлого попирает, все не уймется. Развалился вальяжно на стуле, горькую прямо из горла попивает, хмель в голову ударил. Захара аж скривилась, не любила она пьющих, до скрежета зубного не любила, на то свои причины были из прошлого ее. Стоит, смотрит на кузнеца, поварешкой задумчиво по руке похлопывает, а потом черт ее дернул на пришлого посмотреть.
Взглядами они своими столкнулись. Он на нее пристально смотрит, глаз не отводит, крылья носа у мужика, странно себя вести начали. Словно носом водит, запах какой учуять пытается, которого раньше не чуял, а крылья носа раздуваются и трепещут, хищно так, словно лютый зверь на охоту вышел. У Захары даже сердце быстрее забилось, взволновал её этот взгляд. Так бы они в гляделки и играли, не испорти момент кузнец, будь он неладен.
- А ты чего на наших баб заглядываешься? - взревел Василий, пытаясь, из-за стола встать, при этом пошатывался. - Захарку не тронь, эта баба занята.
- И кем, не тобой ли? - усмехнулся пришлый, сам на кузнеца взгляд не переводит, не интересен он ему более, на Захару смотрит, очей не отводит. Колючий такой взгляд у него, испытывающий. А вот слова свои он очень тихо проговорил, спокойно, но они, отчего то на Захару, как ведро с холодной водицей подействовали. Заставив ее вздрогнуть, вспомнить, зачем она вообще сюда пришла.
- Так Василь, поднимай свой упитанный зад и выноси его с моей харчевни, - вздохнула тяжело Захара, направляясь ближе к кузнецу, прекрасно понимая, что просто так его не выпроводить. Пора с этим беспорядком прекращать. Пусть кузнец домой идет, а пока она его выпроваживать будет, сбросит с себя это наваждение от ясных голубых глаз, словно два омута затягивающих ее в бездну. Цеплял ее его взгляд, заставлял себя неуютно чувствовать, сердце быстрее биться. Не привыкла Захара к такому, да и не очень хотела. - В "Трех котах" только горькую не пьют, и ты об этом Василь знаешь.
- Да брось Захара, - возмутился кузнец, у которого мозги уже плохо функционировали, а язык заплетаться стал. - Хватит строить из себя невесть что. Ты в девках уже давно пересидела. Еще пара годков, и тебя только пользовать в удовольствие можно будет, для семьи негодной станешь. Я полгода тебя обхаживаю, а ты морду воротишь. Тут пришлого увидела, и выметай зад значит? Не будет этого, сейчас как миленькая со мной пойдешь.
Василию удалось подняться, он сграбастал в свои объятия опешившую женщину, стиснул до хруста в костях, попробовал было ее на плечо забросить, да Захара не из тех хрупких барышень, которых как мешок с картошкой можно на плече поносить. Особенно если этот самый мешок категорически против.
Захаре уже стукнуло двадцать пять годков. По меркам их поселка старая дева, давно пора детей нянчить. Но замуж она так и не вышла, да особо и не стремилась. С детства насмотрелась, каково это, если неудачно замуж выйдешь. Не всегда муж стена и опора. Бывает, стеночка эта, может тебя приложить хорошо сверху, в жизнь не выберешься, так и сгинешь. Мать ее всю жизнь промучилась с отцом, руку тот на слабую женщину частенько поднимал, словом обижал, да вообще человеком её не считал. Пока Захара маленькой была, дочь не трогал, а как та подросла, один раз попробовал и на нее руку поднять, но быстро пожалел об этом. Захара не в мать пошла, а в бабку свою, хрупким цветком не назовешь, в обиду себя не давала. Среднего роста, есть чуток лишнего веса, но в меру. Фигурой все равно ладной вышла, грудь большая, упругая, талия тонкая, бедра широкие, волосы густые, темные и на лицо симпатичная. Кость широкая, руки работящие, до работы охочая, а еще сдачу дать может. Готовить очень любила, все время новые яства придумывала, вечно на кухне пропадала, экспериментировала. Так она в свое время забыться могла, теряясь в своем особенном мире специй и ароматов. И когда Степан Серый в очередной раз домой подвыпивший пожаловал, жены дома не застал, решил злость свою на дочку выплеснуть.
Ввалился на кухню, стал руки распускать, а Захара не растерялась, подхватила то, что под руку попалось, а попалась ей поварешка, и отходила со всей любовью заботливого родителя. С тех пор он дочку боялся, стороной обходил, слова поперек не говорил, только славу дурную по поселку пустил от злобы исходя. Так, что от Захары стали люди шарахаться. Ну и естественно никто себе такой невестки не хотел, стороной обходили, да только девушка не расстраивалась, сердца ее никто не трогал, ну и чего тужить из-за этого? Лучше так, чем как мать мучиться.
Вот только беда пришла оттуда, откуда не ждали, стороной не обошла. Три года назад, пока Захара у бабки своей гостила в другом поселении, дом родительский сгорел. Дотла сгорел, вместе с ними. Что там, да как она точно не знала, только предполагать могла. Родитель ее, скорее всего опять больше меры перебрал, за огнищем не присмотрел, а может спьяну сам его устроил, пожар. Мало ли, что в дурную голову взбредет. Вот и осталась Захара в двадцать два года сиротой, без дома, без приданого, а еще с репутацией плохой. Хорошо тогда еще бабка жива была, внучку к себе забрала, а через два года и она к праотцам ушла. Осталась девушка на белом свете сама одинешенька. Жить хочешь? Думай, как на плаву остаться.
Вот Захаре и пришлось думать, как в этом мире самой выживать, с голоду она не померла, но на одном домашнем хозяйстве тоже не проживешь. Есть ведь и другие нужды. А что она умела лучше всего? Готовить!
Вот так год назад с духом собралась, открыла маленькую харчевню, перестроив дом своей бабушки, под эти нужды.
У поселка, где проживала, больно хорошее расположение, тут дорога пролегала, по которой к ближайшему граду добраться можно, стороной их не обходили. А град это что? Правильно - ярмарки, лавки торговые, базары и много чего другого.
Люди с окрестных поселений, сел едут туда свой товар продать, а кто наоборот, что себе прикупить. В дороге устают, проголодаются, поэтому проезжая мимо ее харчевни, учуяв божественные ароматы яств, мало кто проезжал мимо. Тем более Захара цену не ломила. Как говорится дешево и сердито, а у купцов могла и товаром взять, на обмен. Ткани, нитки, одежда и украшение, почему нет?
Вот так постепенно, своим трудом, талантом, Захара заработала себе имя. У нее всегда вкуснейшие блюда, свежайшая выпечка. Кроме купцов, других проезжих, стали и свои захаживать, тех же пирожков отведать. Постепенно Захара перестала сама справляться. Так у нее первая помощница объявилась, что с уборкой помогала. Потом еще одна появилась, стала на кухне помогать. А вот за прилавок, заказы принимать Захара решила мужика посадить. Тут дед Фёдор пригодился. Он по соседству жил, мужик в возрасте, хоть дед старый, но еще о-го-го. Сам вызвался помогать, с начала по мелочи, а дальше все больше и больше. С поставленными задачами он на славу справлялся, вот и славно. Единственный грех, иногда из-под полы приторговывал, сбывая свой собственный самогон. Что несказанно злило Захару, но прощаться с Фёдором она не хотела. Толковый дед, часто умные вещи подсказывал, ну и так сроднились они, не чужими стали. Всегда за нее перед другими заступался, вот и сейчас не смолчал.
