К тому же, такие модули не выдавались свободно: доступ к ним имели лишь корабли с особыми допусками. Основными пользователями оставались боевые соединения военно-космического флота, а также отдельные транспортные гиганты – пассажирские и грузовые, работающие под государственным контролем.
Что за працивилизация создала саркофаг и кристаллы Элиоры, так никто и не узнал. Следов было слишком мало, а отрывочные упоминания в параллельных источниках оказались недостаточны даже для базовой реконструкции. Единственное, что удалось установить с высокой степенью уверенности – возраст находки. По результатам многократной перекалибровки датировочных алгоритмов, саркофагу было не менее нескольких миллионов лет. И при этом и сам он, и заключённые внутри кристаллы сохраняли рабочее состояние: фрактальные носители оставались стабильными, оболочка саркофага не подверглась ни коррозии, ни эрозии, ни структурной деградации, а лишь имитировала свой возраст.
Алекс на мгновение провёл пальцами по волосам, взъерошил их, пытаясь физически вытряхнуть из головы накопившееся напряжение, затем глубоко выдохнул и вновь наклонился к столу. Чашка с давно остывшим кофе, оставленная на краю, перекочевала в его руки; он осушил её залпом, не морщась, и отставил в сторону, не отрывая взгляда от включённого планшета.
Алекс листал материалы по археоанализу – не протокольные методички, а внутренние практические сводки: таблицы спектральных резонансных откликов, классификаторы полевых аномалий, схемы недавних раскопок, снабжённые аналитическими пометками. Глаза устали, мысли путались, а связная картина в голове не складывалась.
С усилием отложив планшет, Алекс потёр виски, сдерживая раздражение.
– Чушь какая… – пробормотал он, глухо и зло, и потянулся за одной из старых бумажных книг, которые для него подобрала Тина. Страницы мягко шуршали под пальцами.
Он уже успел прочитать их все. Мог без запинки воспроизвести десятки терминов, определения, классификации, даже логически выстроить аргумент при необходимости. Теория действительно постепенно укладывалась в голове. Но суть… суть ускользала. Он мог по шаблону отреагировать на объект, мог догадаться, где артефакт природного происхождения, а где – искусственный. Однако оценить ценность находки в контексте эпохи, цивилизации, символики – не мог. Не хватало не только подготовки, но и внутренней связки, того самого перехода от знания к пониманию.
Вся затея с его участием в миссии – обучение, погружение в археоанализ, первичная оценка возможного артефакта – всё это казалось Алексу всё больше фикцией и прикрытием. Поверхностным, построенным на правильных формальностях, но абсолютно вторичным по отношению к какой-то иной цели, о которой ему никто не говорил. Он и его группа были втянуты в операцию, в которой играли роль исполнителей, но явно не обладали всей полнотой данных. И это раздражало.
Раздражало и то, что попытки разобраться через неформальные каналы – осторожные вопросы, аккуратные уточнения – ни к чему не привели. Ни одна нить, за которую он тянул, не дала отдачи. Внутри нарастало стойкое, почти физическое ощущение, что что-то происходит за его спиной.
Последние два дня, всякий раз, выходя из здания или переходя из корпуса в корпус, он ощущал... Как будто чьи-то глаза, неуловимые, но настойчивые, фиксировали каждый его шаг. От этого по спине пробегал холодок, а кожа на плечах и затылке становилась чуть более чувствительной.
Алекс не называл это слежкой. Не было подтверждений и напоминало паранойю. Но интуиция, воспитанная годами службы, шептала: за тобой наблюдают. И если ты чувствуешь взгляд – значит, кто-то анализирует твоё поведение.
Интуиция редко подводила и подсказывала одно: к сюрпризам стоит готовиться заранее.
Развернув книгу на закладке, Алекс хмуро и сосредоточенно уставился на рисунок. Он пересматривал его уже не в первый раз, возможно, в двадцатый – и каждый раз ловил себя на том, что взгляд снова и снова цепляется за странную графику и строчку, выведенную от руки.
Под нарисованной карандашом толстой спиралью, от которой в четыре стороны расходились стрелки, виднелась небрежная, но отчётливая надпись: «След древнего ветра рождается в розе ветров и любви».
Эта схема и слова, оставленные Ником Римарским – прапрадедом Тины, – казались совершенно неуместными. Они не имели видимой связи с научными материалами или официальными протоколами дешифровки. И всё же интуиция упорно цеплялась за них. Сознание возвращалось к этому символу, как будто в нём было что-то большее, чем просто личная заметка.
Алекс знал, кем был Ник. Не просто археолог – он входил в междисциплинарную группу, занимавшуюся первичной дешифровкой энергетических кристаллов, извлечённых из саркофага на Элиоре. Именно он первым обнаружил фрактальную повторяемость в структуре кода, заметил системность и предложил начальную логику развёртки сигнала. Официальную же славу получил другой, куда более лояльный к системе специалист.
Алекс вспомнил фразу Октавия, сказанную почти с издёвкой, но с предельно точно дозированным давлением:
– Если считаешь себя чистоплюем, будь добр, достань дневники её предка – мои аналитики сами займутся этим вопросом. Хотя, возможно, девушка мечтает когда-нибудь прикоснуться к чему-то подобному. Такая возможность выпадает нечасто, не каждому и не всегда.
Эта фраза многое объясняла. Внешняя разведка по периферийным секторам явно интересовалась работами Ника Римарского. Видимо, в их распоряжении не было доступа к его записям – либо потому, что они исчезли, либо потому, что так и не были найдены, а в том, что их искали, Алекс не сомневался. Отсюда – повышенное внимание к самой Тине.
Алекс не пытался выведать у Тины, остались ли после прадеда дневники. По его ощущению, Ник мог сознательно не вести полных записей, особенно после того, как с ним обошлись. Возможно, он оставил только это – фразу, рисунок, символ, зашифрованный посыл. Вопрос оставался открытым: посыл куда и ключ от чего?
Что на самом деле нашли люди Октавия? Почему вся эта операция напоминает не исследование, а инсценировку – с декорациями, замещающими правду, и тщательно подобранными исполнителями, не знающими сути сценария? Почему в эту игру втянули и его – будто бы случайно, но в нужный момент?
Чем дальше Алекс размышлял, тем сильнее внутренне отторгал личность командира. Что-то в самом способе мышления Октавия вызывало у него неприязнь: не прямое недоверие, но стойкое чувство, что все карты на столе никогда не будут выложены.
И всё же, если он хотел обезопасить Тину, вопрос с миссией следовало довести до конца. Алекс видел, что его затягивают в чужую стратегию, но он уже начал выстраивать собственную. Там, где не было прямого приказа, не требовалось и дословного следования указаниям.
Пока задачи оставались формально выполнимыми, он намеревался придерживаться официального плана: изучить археоанализ, слетать к объекту, оценить, дать заключение… и вернуться к Тине. Однако всё чаще приходила мысль: события могут пойти по иным сценариям. И к этим вариантам следовало быть готовым.
Тихо скрипнула дверь, и в комнату вошла Тина. На ней была рубашка Алекса, доходившая ей до середины бедра; верхние пуговицы оставались расстёгнутыми, приоткрывая линию груди. Волосы выглядели чуть растрёпанными, босые ступни ступали бесшумно, и в руках она несла поднос с чашкой горячего чая и тарелкой, на которой лежали бутерброды.
Алекс, заметив её, сразу улыбнулся. Настроение, несмотря на бессонную ночь, постепенно прояснялось. Тина подошла к столу, поставила поднос и, не глядя на него, тихо произнесла:
– Ты опять всю ночь не спал, Алекс. Так нельзя.
– Ты же сама запретила мне загружать в мозг данные с помощью когнитивных имплантационных технологий, – с лёгкой усмешкой отозвался он, отложил книгу в сторону, протянул руку и, обхватив её запястье, мягко потянул к себе. Когда Тина подошла достаточно близко, Алекс обхватил её за талию, медленно усадил на колени – так, чтобы её бёдра удобно легли поверх его ног, – и плотнее прижал к себе, чувствуя сквозь тонкую ткань её тепло. Его ладони скользнули по её спине чуть выше талии и остановились там. Алекс наклонился вперёд, позволив губам мягко коснуться её губ – сначала едва заметно, а затем глубже, теплее, с чувством в неспешном поцелуе. Его голос оставался тёплым и ласковым:
– Доброе утро, котёнок. И спасибо за завтрак, это очень приятно.
Тина слегка улыбнулась, взгляд её оставался мягким, но в голосе проскользнуло лёгкое волнение:
– Тебе никто не говорил, что ты идеальный мужчина?
– Пожалуй, только ты, – ответил Алекс и, не отводя взгляда, провёл пальцами вдоль её колена, затем медленно поднялся выше по внутренней стороне бедра. Его ладонь скользнула под край рубашки, задержалась на голой коже, поглаживая её мягко. Он подался вперёд, приблизился настолько, что его дыхание коснулось её щеки, и прошептал, почти касаясь губами мочки уха:
– Мне нравится, когда ты носишь мои вещи.
– Они пахнут тобой, – тихо проговорила Тина, а затем легонько хлопнула его по руке, при этом её пальцы скользнули по его запястью чуть дольше, чем требовала шутка. – Хотел любви – надо было ночью не с книгами спать, а со мной.
Алекс усмехнулся, не отпуская её, и развернул Тину, легко придерживая за талию. Она села к нему лицом, перекинув ноги по обе стороны его бёдер. Тина положила ладони ему на грудь, сжала ткань майки и замерла, впитывая тепло под пальцами и позволяя телу насладиться этим прикосновением.
– Ты обиделась? – спросил Алекс, продолжая гладить её бёдра, двигаясь по коже чуть медленнее, чем требовала бы забота, явно пытаясь разжечь в девушке ответное желание.
– Нет. Просто не выспалась, – ответила Тина, устало прикрыв глаза. Её голос звучал негромко, но искренне. – Это… невероятно, Алекс. Мы ведь только начали жить вместе, а я уже не могу спать без тебя.
– Опять кошмары? – Алекс чуть напрягся, ощутив укол вины. Он сознательно пересел в соседнюю комнату, надеясь не тревожить её сон, но, по сути, только усугубил ситуацию.
– Когда ты рядом, они исчезают сами собой, – Тина нахмурилась, сдерживая зевоту. – Я рада, что ты послушал меня и отказался от загрузок. Тебе и без того досталось от экспериментального оборудования с его побочными эффектами. Но, Алекс, спать необходимо. Позавчера ты не сомкнул глаз, потом весь день провёл в тренировочном зале, теперь ещё и эта ночь без отдыха… Подожди до выходных, и мы вместе займёмся этим вопросом. А сегодня ты должен выспаться. Неважно – днём или вечером, но это необходимо.
– Высплюсь, но сначала приберусь, чтобы вечером это не легло на твои плечи, – пробормотал Алекс, наклонившись к ней чуть ближе и, не дожидаясь ответа, протянул руки к пуговицам на рубашке, в которую была одета Тина. Его пальцы двигались неторопливо, скользя по ткани и слегка касаясь её кожи в местах, где рубашка уже приоткрывала плечи.
– Нет, ты всё же настоящая мечта, – с тихим смехом отозвалась Тина и перехватила его запястья, сжала пальцами, не отталкивая, но и не позволяя продолжать медленно стягивать ткань с её плеч. – Алекс, я так точно опоздаю в Академию. Сегодня зачёт в смешанной группе, потом нужно провести проверку работ, выставить баллы, а после ещё подготовиться к следующей лекции.
– Смешанная группа? Значит, Бронкс тоже будет? – голос Алекса стал жёстче, но руки он убрал, позволив Тине снова натянуть рубашку.
– Ты собрался прийти на зачёт? – приподняла бровь Тина, сдерживая улыбку. – У тебя же сегодня нет занятий со мной именно потому, что весь день у меня забит проверками. А Бронкс… после вашего спарринга он даже не смотрит в мою сторону и больше не язвит. Вообще, он стал гораздо тише. Так что расслабься и выспись. И, если ты планируешь провести эту ночь за книгами, знай: я тоже останусь с тобой, чтобы тебя заела совесть.
Тина нежно погладила Алекса по плечу и, соскользнув с его колен, принялась поправлять рубашку.
– Вот именно такое поведение Бронкса и вызывает у меня подозрения, – спокойно сказал Алекс, поднимаясь вслед за ней. Он потянулся к настольной лампе и выключил её, после чего деактивировал голографическую панель.
– Куда собрался? – Тина с лёгким удивлением проследила за его действиями.
– Ты же не подумала всерьёз, что поедешь в Академию одна? То, что у меня сегодня свободный день, ещё не значит, что я не собираюсь тебя отвезти и встретить вечером, – Алекс усмехнулся и указал в сторону двери. – Пойдём, нам пора собираться.
– А завтрак? Я ведь готовила не просто так, – с приподнятой бровью напомнила Тина.
– Съем, когда вернусь. И, кстати, ты тоже не поела, – покачал головой Алекс.
– Поем после первой пары, в столовой Академии, – отмахнулась Тина, но её взгляд задержался на раскрытой книге, оставленной на столе. Она подошла ближе, провела пальцами по странице и, заговорив неожиданно мягко и тепло, произнесла: – Этот рисунок сделал мой прапрадед. Знаешь, почему я люблю бумажные книги? Очень часто в них остаются следы прошлого. Человека уже нет, а его прикосновение осталось. Он держал эту книгу в руках, читал её, размышлял…
– Ты не застала его при жизни? – спросил Алекс, на мгновение замирая. В этот момент Тина словно излучала внутренний свет, и он не мог отвести от неё взгляда.
– Нет. Ни его, ни дедушку, родителей тоже почти не помню… Но бабушка часто рассказывала о нём. Он был романтиком и мечтателем, сочинял сказки, обожал детей, любил походы. Отец во многом напоминал его, хотя выбрал совсем другую профессию. А меня, видимо, потянуло именно туда, куда и прапрадеда – к прошлому. Оно ведь похоже на сказку, особенно когда вдруг приоткрываются его тайны. Представь себе: книга, черепок от глиняного сосуда – кто-то когда-то держал это в руках, ходил по тем же тропам, жил, мечтал…
Она на миг улыбнулась, но вновь опустила взгляд на страницу.
– Ты остановился на этой теме?
– Я уже прочитал всё, что ты мне дала, – тихо ответил Алекс. – У меня в голове полная каша. Точнее, я могу без запинки воспроизвести множество терминов, но это не даёт настоящего понимания. Из меня выходит плохой учёный. Я не столько учусь, сколько симулирую обучение: впитываю формулировки, не ощущая их сути. А закладка… рисунок и надпись зацепили.
– След древнего ветра… – повторила Тина почти шёпотом и кивнула. – Да, задевает. Я засыпала под сказки о нём, и тогда это казалось чем-то волшебным, настоящей силой.
– Сказки? – переспросил Алекс, нахмурился, отложил закладку и закрыл книгу. Затем, взяв Тину под руку, мягко повёл её к выходу.
– Бабушка рассказывала их мне перед сном. Она и сама на этих сказках выросла, – спокойно пояснила Тина. – В них всегда был герой или героиня, и они следовали за древним ветром – кто-то искал любовь, кто-то спасался от чего-то страшного. И всегда звучала одна и та же фраза: «Если найдёшь древний ветер, прикоснись, оживи, и он перенесёт тебя туда, куда зовёт сердце».
– Это сказки твоего прапрадеда? – уточнил Алекс и, не говоря ни слова, поднял Тину на руки.
– Да. Кажется, я ещё не рассказывала тебе, но он работал в исследовательской группе, изучавшей саркофаг, найденный на Элиоре. Именно их группа добилась его вскрытия. Позже Стив Доджоский расшифровал код, но первый шаг принадлежал именно им.
Что за працивилизация создала саркофаг и кристаллы Элиоры, так никто и не узнал. Следов было слишком мало, а отрывочные упоминания в параллельных источниках оказались недостаточны даже для базовой реконструкции. Единственное, что удалось установить с высокой степенью уверенности – возраст находки. По результатам многократной перекалибровки датировочных алгоритмов, саркофагу было не менее нескольких миллионов лет. И при этом и сам он, и заключённые внутри кристаллы сохраняли рабочее состояние: фрактальные носители оставались стабильными, оболочка саркофага не подверглась ни коррозии, ни эрозии, ни структурной деградации, а лишь имитировала свой возраст.
Алекс на мгновение провёл пальцами по волосам, взъерошил их, пытаясь физически вытряхнуть из головы накопившееся напряжение, затем глубоко выдохнул и вновь наклонился к столу. Чашка с давно остывшим кофе, оставленная на краю, перекочевала в его руки; он осушил её залпом, не морщась, и отставил в сторону, не отрывая взгляда от включённого планшета.
Алекс листал материалы по археоанализу – не протокольные методички, а внутренние практические сводки: таблицы спектральных резонансных откликов, классификаторы полевых аномалий, схемы недавних раскопок, снабжённые аналитическими пометками. Глаза устали, мысли путались, а связная картина в голове не складывалась.
С усилием отложив планшет, Алекс потёр виски, сдерживая раздражение.
– Чушь какая… – пробормотал он, глухо и зло, и потянулся за одной из старых бумажных книг, которые для него подобрала Тина. Страницы мягко шуршали под пальцами.
Он уже успел прочитать их все. Мог без запинки воспроизвести десятки терминов, определения, классификации, даже логически выстроить аргумент при необходимости. Теория действительно постепенно укладывалась в голове. Но суть… суть ускользала. Он мог по шаблону отреагировать на объект, мог догадаться, где артефакт природного происхождения, а где – искусственный. Однако оценить ценность находки в контексте эпохи, цивилизации, символики – не мог. Не хватало не только подготовки, но и внутренней связки, того самого перехода от знания к пониманию.
Вся затея с его участием в миссии – обучение, погружение в археоанализ, первичная оценка возможного артефакта – всё это казалось Алексу всё больше фикцией и прикрытием. Поверхностным, построенным на правильных формальностях, но абсолютно вторичным по отношению к какой-то иной цели, о которой ему никто не говорил. Он и его группа были втянуты в операцию, в которой играли роль исполнителей, но явно не обладали всей полнотой данных. И это раздражало.
Раздражало и то, что попытки разобраться через неформальные каналы – осторожные вопросы, аккуратные уточнения – ни к чему не привели. Ни одна нить, за которую он тянул, не дала отдачи. Внутри нарастало стойкое, почти физическое ощущение, что что-то происходит за его спиной.
Последние два дня, всякий раз, выходя из здания или переходя из корпуса в корпус, он ощущал... Как будто чьи-то глаза, неуловимые, но настойчивые, фиксировали каждый его шаг. От этого по спине пробегал холодок, а кожа на плечах и затылке становилась чуть более чувствительной.
Алекс не называл это слежкой. Не было подтверждений и напоминало паранойю. Но интуиция, воспитанная годами службы, шептала: за тобой наблюдают. И если ты чувствуешь взгляд – значит, кто-то анализирует твоё поведение.
Интуиция редко подводила и подсказывала одно: к сюрпризам стоит готовиться заранее.
Развернув книгу на закладке, Алекс хмуро и сосредоточенно уставился на рисунок. Он пересматривал его уже не в первый раз, возможно, в двадцатый – и каждый раз ловил себя на том, что взгляд снова и снова цепляется за странную графику и строчку, выведенную от руки.
Под нарисованной карандашом толстой спиралью, от которой в четыре стороны расходились стрелки, виднелась небрежная, но отчётливая надпись: «След древнего ветра рождается в розе ветров и любви».
Эта схема и слова, оставленные Ником Римарским – прапрадедом Тины, – казались совершенно неуместными. Они не имели видимой связи с научными материалами или официальными протоколами дешифровки. И всё же интуиция упорно цеплялась за них. Сознание возвращалось к этому символу, как будто в нём было что-то большее, чем просто личная заметка.
Алекс знал, кем был Ник. Не просто археолог – он входил в междисциплинарную группу, занимавшуюся первичной дешифровкой энергетических кристаллов, извлечённых из саркофага на Элиоре. Именно он первым обнаружил фрактальную повторяемость в структуре кода, заметил системность и предложил начальную логику развёртки сигнала. Официальную же славу получил другой, куда более лояльный к системе специалист.
Алекс вспомнил фразу Октавия, сказанную почти с издёвкой, но с предельно точно дозированным давлением:
– Если считаешь себя чистоплюем, будь добр, достань дневники её предка – мои аналитики сами займутся этим вопросом. Хотя, возможно, девушка мечтает когда-нибудь прикоснуться к чему-то подобному. Такая возможность выпадает нечасто, не каждому и не всегда.
Эта фраза многое объясняла. Внешняя разведка по периферийным секторам явно интересовалась работами Ника Римарского. Видимо, в их распоряжении не было доступа к его записям – либо потому, что они исчезли, либо потому, что так и не были найдены, а в том, что их искали, Алекс не сомневался. Отсюда – повышенное внимание к самой Тине.
Алекс не пытался выведать у Тины, остались ли после прадеда дневники. По его ощущению, Ник мог сознательно не вести полных записей, особенно после того, как с ним обошлись. Возможно, он оставил только это – фразу, рисунок, символ, зашифрованный посыл. Вопрос оставался открытым: посыл куда и ключ от чего?
Что на самом деле нашли люди Октавия? Почему вся эта операция напоминает не исследование, а инсценировку – с декорациями, замещающими правду, и тщательно подобранными исполнителями, не знающими сути сценария? Почему в эту игру втянули и его – будто бы случайно, но в нужный момент?
Чем дальше Алекс размышлял, тем сильнее внутренне отторгал личность командира. Что-то в самом способе мышления Октавия вызывало у него неприязнь: не прямое недоверие, но стойкое чувство, что все карты на столе никогда не будут выложены.
И всё же, если он хотел обезопасить Тину, вопрос с миссией следовало довести до конца. Алекс видел, что его затягивают в чужую стратегию, но он уже начал выстраивать собственную. Там, где не было прямого приказа, не требовалось и дословного следования указаниям.
Пока задачи оставались формально выполнимыми, он намеревался придерживаться официального плана: изучить археоанализ, слетать к объекту, оценить, дать заключение… и вернуться к Тине. Однако всё чаще приходила мысль: события могут пойти по иным сценариям. И к этим вариантам следовало быть готовым.
Тихо скрипнула дверь, и в комнату вошла Тина. На ней была рубашка Алекса, доходившая ей до середины бедра; верхние пуговицы оставались расстёгнутыми, приоткрывая линию груди. Волосы выглядели чуть растрёпанными, босые ступни ступали бесшумно, и в руках она несла поднос с чашкой горячего чая и тарелкой, на которой лежали бутерброды.
Алекс, заметив её, сразу улыбнулся. Настроение, несмотря на бессонную ночь, постепенно прояснялось. Тина подошла к столу, поставила поднос и, не глядя на него, тихо произнесла:
– Ты опять всю ночь не спал, Алекс. Так нельзя.
– Ты же сама запретила мне загружать в мозг данные с помощью когнитивных имплантационных технологий, – с лёгкой усмешкой отозвался он, отложил книгу в сторону, протянул руку и, обхватив её запястье, мягко потянул к себе. Когда Тина подошла достаточно близко, Алекс обхватил её за талию, медленно усадил на колени – так, чтобы её бёдра удобно легли поверх его ног, – и плотнее прижал к себе, чувствуя сквозь тонкую ткань её тепло. Его ладони скользнули по её спине чуть выше талии и остановились там. Алекс наклонился вперёд, позволив губам мягко коснуться её губ – сначала едва заметно, а затем глубже, теплее, с чувством в неспешном поцелуе. Его голос оставался тёплым и ласковым:
– Доброе утро, котёнок. И спасибо за завтрак, это очень приятно.
Тина слегка улыбнулась, взгляд её оставался мягким, но в голосе проскользнуло лёгкое волнение:
– Тебе никто не говорил, что ты идеальный мужчина?
– Пожалуй, только ты, – ответил Алекс и, не отводя взгляда, провёл пальцами вдоль её колена, затем медленно поднялся выше по внутренней стороне бедра. Его ладонь скользнула под край рубашки, задержалась на голой коже, поглаживая её мягко. Он подался вперёд, приблизился настолько, что его дыхание коснулось её щеки, и прошептал, почти касаясь губами мочки уха:
– Мне нравится, когда ты носишь мои вещи.
– Они пахнут тобой, – тихо проговорила Тина, а затем легонько хлопнула его по руке, при этом её пальцы скользнули по его запястью чуть дольше, чем требовала шутка. – Хотел любви – надо было ночью не с книгами спать, а со мной.
Алекс усмехнулся, не отпуская её, и развернул Тину, легко придерживая за талию. Она села к нему лицом, перекинув ноги по обе стороны его бёдер. Тина положила ладони ему на грудь, сжала ткань майки и замерла, впитывая тепло под пальцами и позволяя телу насладиться этим прикосновением.
– Ты обиделась? – спросил Алекс, продолжая гладить её бёдра, двигаясь по коже чуть медленнее, чем требовала бы забота, явно пытаясь разжечь в девушке ответное желание.
– Нет. Просто не выспалась, – ответила Тина, устало прикрыв глаза. Её голос звучал негромко, но искренне. – Это… невероятно, Алекс. Мы ведь только начали жить вместе, а я уже не могу спать без тебя.
– Опять кошмары? – Алекс чуть напрягся, ощутив укол вины. Он сознательно пересел в соседнюю комнату, надеясь не тревожить её сон, но, по сути, только усугубил ситуацию.
– Когда ты рядом, они исчезают сами собой, – Тина нахмурилась, сдерживая зевоту. – Я рада, что ты послушал меня и отказался от загрузок. Тебе и без того досталось от экспериментального оборудования с его побочными эффектами. Но, Алекс, спать необходимо. Позавчера ты не сомкнул глаз, потом весь день провёл в тренировочном зале, теперь ещё и эта ночь без отдыха… Подожди до выходных, и мы вместе займёмся этим вопросом. А сегодня ты должен выспаться. Неважно – днём или вечером, но это необходимо.
– Высплюсь, но сначала приберусь, чтобы вечером это не легло на твои плечи, – пробормотал Алекс, наклонившись к ней чуть ближе и, не дожидаясь ответа, протянул руки к пуговицам на рубашке, в которую была одета Тина. Его пальцы двигались неторопливо, скользя по ткани и слегка касаясь её кожи в местах, где рубашка уже приоткрывала плечи.
– Нет, ты всё же настоящая мечта, – с тихим смехом отозвалась Тина и перехватила его запястья, сжала пальцами, не отталкивая, но и не позволяя продолжать медленно стягивать ткань с её плеч. – Алекс, я так точно опоздаю в Академию. Сегодня зачёт в смешанной группе, потом нужно провести проверку работ, выставить баллы, а после ещё подготовиться к следующей лекции.
– Смешанная группа? Значит, Бронкс тоже будет? – голос Алекса стал жёстче, но руки он убрал, позволив Тине снова натянуть рубашку.
– Ты собрался прийти на зачёт? – приподняла бровь Тина, сдерживая улыбку. – У тебя же сегодня нет занятий со мной именно потому, что весь день у меня забит проверками. А Бронкс… после вашего спарринга он даже не смотрит в мою сторону и больше не язвит. Вообще, он стал гораздо тише. Так что расслабься и выспись. И, если ты планируешь провести эту ночь за книгами, знай: я тоже останусь с тобой, чтобы тебя заела совесть.
Тина нежно погладила Алекса по плечу и, соскользнув с его колен, принялась поправлять рубашку.
– Вот именно такое поведение Бронкса и вызывает у меня подозрения, – спокойно сказал Алекс, поднимаясь вслед за ней. Он потянулся к настольной лампе и выключил её, после чего деактивировал голографическую панель.
– Куда собрался? – Тина с лёгким удивлением проследила за его действиями.
– Ты же не подумала всерьёз, что поедешь в Академию одна? То, что у меня сегодня свободный день, ещё не значит, что я не собираюсь тебя отвезти и встретить вечером, – Алекс усмехнулся и указал в сторону двери. – Пойдём, нам пора собираться.
– А завтрак? Я ведь готовила не просто так, – с приподнятой бровью напомнила Тина.
– Съем, когда вернусь. И, кстати, ты тоже не поела, – покачал головой Алекс.
– Поем после первой пары, в столовой Академии, – отмахнулась Тина, но её взгляд задержался на раскрытой книге, оставленной на столе. Она подошла ближе, провела пальцами по странице и, заговорив неожиданно мягко и тепло, произнесла: – Этот рисунок сделал мой прапрадед. Знаешь, почему я люблю бумажные книги? Очень часто в них остаются следы прошлого. Человека уже нет, а его прикосновение осталось. Он держал эту книгу в руках, читал её, размышлял…
– Ты не застала его при жизни? – спросил Алекс, на мгновение замирая. В этот момент Тина словно излучала внутренний свет, и он не мог отвести от неё взгляда.
– Нет. Ни его, ни дедушку, родителей тоже почти не помню… Но бабушка часто рассказывала о нём. Он был романтиком и мечтателем, сочинял сказки, обожал детей, любил походы. Отец во многом напоминал его, хотя выбрал совсем другую профессию. А меня, видимо, потянуло именно туда, куда и прапрадеда – к прошлому. Оно ведь похоже на сказку, особенно когда вдруг приоткрываются его тайны. Представь себе: книга, черепок от глиняного сосуда – кто-то когда-то держал это в руках, ходил по тем же тропам, жил, мечтал…
Она на миг улыбнулась, но вновь опустила взгляд на страницу.
– Ты остановился на этой теме?
– Я уже прочитал всё, что ты мне дала, – тихо ответил Алекс. – У меня в голове полная каша. Точнее, я могу без запинки воспроизвести множество терминов, но это не даёт настоящего понимания. Из меня выходит плохой учёный. Я не столько учусь, сколько симулирую обучение: впитываю формулировки, не ощущая их сути. А закладка… рисунок и надпись зацепили.
– След древнего ветра… – повторила Тина почти шёпотом и кивнула. – Да, задевает. Я засыпала под сказки о нём, и тогда это казалось чем-то волшебным, настоящей силой.
– Сказки? – переспросил Алекс, нахмурился, отложил закладку и закрыл книгу. Затем, взяв Тину под руку, мягко повёл её к выходу.
– Бабушка рассказывала их мне перед сном. Она и сама на этих сказках выросла, – спокойно пояснила Тина. – В них всегда был герой или героиня, и они следовали за древним ветром – кто-то искал любовь, кто-то спасался от чего-то страшного. И всегда звучала одна и та же фраза: «Если найдёшь древний ветер, прикоснись, оживи, и он перенесёт тебя туда, куда зовёт сердце».
– Это сказки твоего прапрадеда? – уточнил Алекс и, не говоря ни слова, поднял Тину на руки.
– Да. Кажется, я ещё не рассказывала тебе, но он работал в исследовательской группе, изучавшей саркофаг, найденный на Элиоре. Именно их группа добилась его вскрытия. Позже Стив Доджоский расшифровал код, но первый шаг принадлежал именно им.