- Ну-ну, не рыдай. Тебя в нашей стае никто не обидит, - уверенно сказал Василий Дмитриевич и опять посмотрел на альфу. Тот спокойно вёл машину и никак не реагировал на слова своего беты.
Я же спрятала лицо под плед и решила ещё немного поспать. Есть мне пока не хотелось, и я осторожно засунула гамбургер в карман сиденья. Но мне не спалось.
Я всё размышляла, кто это, и куда меня везут. Я даже плохо понимала: зачем я пошла с этими двумя мужчинами. Видимо, мне было так плохо, что уже стало всё равно, что со мною будет? Комок встал у меня в горле. Я решила доехать с ними до места, а там осмотреться и действовать по обстоятельствам. Плохо, что «батюшка» забрал мою сумку. Там был мой паспорт. Мне бы добраться до аэропорта, а там я уже разберусь, что делать.
Под эти невесёлые думки я и уснула. Проснулась опять от тишины. Автомобиль стоял на месте. Двигатель не работал. Я приподнялась и посмотрела на передние сидения: там никого не было. Случайно моё лицо попало в зеркало заднего вида, и я ужаснулась: синяки под глазами, распухший нос с отчётливой горбинкой, которой у меня никогда не было, потрескавшиеся до крови губы и испуганный взгляд. Хороша я же я была! Видела бы меня тётя… Мне стало ужасно себя жалко, и опять слёзы уже подкатили к глазам, но горло пронзил болевой спазм, и кашель заставил мои слёзы отступить. Дверь авто отъехала в сторону.
- Проснулась? Давай на выход.
Я обмотала плед вокруг туловища на манер древнегреческой тоги и выползла в ещё светлый летний вечер. Машина стояла где-то на окраине посёлка, но посёлка не такого, как Озерки, что находился рядом с лесом, а посёлка самого что ни на есть лесного. Вокруг меня росли редкие сосны, за которыми прятались редкие дома без всяких заборов и палисадников. Просто дома в лесу.
К ним вели выложенные то ли камнем, то ли плиткой ухоженные дорожки. На одной из них, более широкой, и стояла тёмная машина, из которой я вышла. Мы тут стояли с Василием Дмитриевичем вдвоём. Альфа куда-то пропал.
- Ну, пойдём, я провожу тебя до нашей амбулатории. Егор Степаныч тебя подлечит…
Егор Степаныч? Разве не сам бета будет лечить меня? Я удивилась. Кое-как, наступая на небольшое количество сухой хвои на тропинке, я брела за мужчиной, глядя лишь себе под ноги. Подлечиться мне стоило. А потом – добраться до аэропорта и вернуться к тёте.
Мы зашли в бревенчатый сруб, пахнущий смолой и хвоей, надпись около дверей которого гласила однозначное: «Амбулатория».
- Егор Степанович! Принимай пациента!
- Кто там? Что случилось? – засуетился мужчина средних лет.
- Вот… Девушку надо под-ла-тать, под-ле-чить и потом до-ло-жить! – чётко, по военному приказал бета этому мужчине, который и на доктора-то не был похож. – Умеешь, надеюсь, поломанные носы вправлять?
Мужчина бросил на меня взгляд, наполненный страхом.
- Давно не вправлял… У нас же само…
А потом он втянул воздух и поморщился.
- Да. Девушка- полукровка, поэтому с регенерацией у неё не очень. Ты уж постарайся, дорогой! – Василий Дмитриевич похлопал Егор Степаныча по плечу.
- Конечно-конечно! Не беспокойтесь… - засуетился и залебезил тот, став похожим на суетливую крысу. Маленькие бегающие глаза и острый нос делали это сходство поразительным.
- И ещё: деве жить пока негде. Пускай у тебя поживёт…
Оборотень опять поморщился:
- У меня?
- Тут, естественно… А не там, где ты подумал! – заржал бета. А потом резко успокоился и добавил: - Найди её одёжку и обувь на сезон. И смотри: не балуй! – а потом погрозил пальцем, - А то альфа вырвет тебе твою игрушку по самые помидоры!
Он опять заржал и повернулся ко мне.
- Ну, всё, откланиваюсь, Алевтина… Слушайся нашего фельдшера и жди альфу. Он придёт и всё тебе объяснит! А мне пора. Выздоравливай!
И бета ушёл, только громко хлопнула дверь.
- Иди сюда, - позвал меня оставшийся со мою наедине местный эскулап, и я двинулась на зов, стараясь не смахнуть огромным пледом ничего с полок шкафа, стоящего в коридоре. Меня ещё качало, да ещё начало знобить.
Мужчина провёл меня через смотровой кабинет в какой-то небольшой закуток, где стояла одна единственная кровать.
- Прежде, чем ложиться, прими душ. Я дам тебе халат. Сегодня переждёшь. Ну, а завтра я спрошу у нас женщин тебе одежду. Какой ты носишь размер?
Я показала ему на своё горло.
- Что это значит?
Тогда я напрягла связки, пытаясь вырвать из себя звук, но меня опять накрыло кашлем. Эскулап, наконец-то, понял, что я пыталась ему донести.
- У тебя болит горло, и ты не можешь говорить?
Я активно закивала, а он презрительно скривился:
- Мало того, что полукровка, так ещё и немая… На какой только помойке тебя подобрал наш альфа!
Я про себя подумала, что терпеть моё общество этому мужику долго не придётся: как только я очухаюсь, то тут же сбегу. Хватит, насмотрелась я на этих оборотней! Что ни волк, то мерзавец или предатель!
Чтобы не расплакаться при мужчине, я сделала вид, что смотрю в окно. Тот ушёл, а через несколько минут вернулся и положил белый халат мне на кровать. Потом опять вышел. Я же не хотела набрасывать чистый халат на грязное тело, но выхода не было: мне нужно было сходить помыться. Сломанный нос ничего не чуял, но я догадывалась, как от меня пахло.
Приняв душ, я вернулась в выделенную мне каморку и поняла, что я жутко проголодалась. И тут вернулся Егор Степанович.
- Голодна?
Я кивнула, мечтая, что меня сейчас накормят, но тут меня обломили.
- Послушай, мне нужно вправить тебе сломанный нос. Это будет больно. Поэтому лучше сделать всё на голодный желудок. И нужно это сделать сейчас. Пойдём!
Мы прошли обратно в смотровой кабинет. Там уже лежали на подносе ватные тампоны, какая-то железяка и небольшая бутыль какой-то настойки на спирту.
- Присаживайся на стул! Вот так! Дай, я посмотрю!
Мужчина наклонился к моему лицу, повертел голову туда-сюда, дотронулся слегка до носа, а потом меня пронзила жуткая боль. А взвыла.
- Всё-всё-всё, успокойся. Уже всё произошло. Я вправил тебе нос. Давай вставим тампоны!
Он пропитал тампоны этой коричневой жидкостью из бутылочки и вставил мне в нос. По щекам моим лились слёзы, самопроизвольно.
- Ничего, до свадьбы заживёт! – ухмыльнулся оборотень, и тут дверь в смотровой кабинет распахнулась, являя нам альфу.
- Что тут происходит? – своим медовым голосом спросил тот, но тон его вопроса был таковым, что от страха побежали мурашки по моей коже.
Альфа быстро огляделся, осмотрев меня с ног до головы. Ненадолго взгляд его задержался на моих босых ногах и груди. Под халатом, конечно же, у меня ничего не было. Потом он, будто с трудом, отвёл от меня взгляд и уставился на Степаныча. Мужчина будто съёжился и стал меньше ростом.
- Альфа, я вправлял перелом, всего лишь перелом переносицы…
- И как, удачно?
- Да…
Альфа ещё раз посмотрел на меня, поморщился, как от отвращения.
- Выйди, Егор! Нам с девушкой надо кое-что обсудить…
Медик собрался пойти внутрь своей амбулатории, но альфа приказал:
- Сходи лучше, погуляй, часок-другой! Пообедай, к примеру…
- Но…
- Иди! – и меня коснулась волна силы, подобная той, что я чувствовала уже от Ждана Чернова. Меня мягко вдавило в стул, а Егора Степановича просто вынесло в двери.
Альфа мягко шагнул ко мне, потом остановился и резко повернулся к кушетке. Сел на неё, опёршись двумя руками о сидение, так, что мышцы на его руках взбугрились. Я уставилась на эти руки, не понимая, что может мне сказать незнакомый мужчина.
- Ну, здравствуй, А-ля.
- Мммм, - промычала я, кивнув ему головой.
- Меня зовут Кирилл Дмитриевич Аверченко. Ты же понимаешь, кто я?
Я кивнула. Он – альфа. Только не понимала, зачем он меня забрал из Озёрок. Конечно, я очень была благодарна за это, но вставал другой вопрос: что ему нужно?
- Тебя зовут Аля Борисова? – я опять кивнула головой. – Ты же полукровка? Кто был оборотнем? Отец?
Опять кивок.
- Хорошо. Теперь слушай меня внимательно, Алечка, и запоминай. Сейчас тебя подлечат, и я переселю тебя в другое место в нашем посёлке. Посёлок называется Заречный, и теперь ты будешь жить здесь.
Я, видимо, так выразительно посмотрела на альфу, что он решил мне пояснить:
- Ты, по законам оборотней, преступница, воровка и убийца… Обворовать дом, где ты гостила, и убить хозяйку этого дома – самое гнусное, что может совершить волк. Тебя ждала бы смерть, А-ля, но тут моему волку захотелось…
И альфа замолчал, выразительно глядя на меня своими голубыми глазами, и мне кажется, что я уже знала ответ на этот вопрос.
Волк альфы захотел меня? Не съесть же, конечно…
Меня бросило в жар, я покраснела. Хорошо, что за синяками на лице этого почти не было видно.
Альфа поднялся с кушетки и подошёл ко мне, обхватил моё лицо двумя руками и осмотрел его.
- Ничего особенного… Но запах… Он перебивает даже вонь чужого волка… - зашептал он, принюхиваясь ко мне.
От его слов, от тона, с которым он это говорил, по моей коже побежали мурашки. Я размякла и прикрыла глаза, ожидая поцелуй. Но его так и не случилось.
Альфа выпустил моё лицо и сделал шаг назад.
- Это всё потом, - вдруг жёстко произнёс он, опять поморщившись, как от омерзения, - а теперь слушай самое главное. Ты – в моей власти, в моём полном подчинении. Я выкупил тебя у Ждана с условием, что ты никогда, понимаешь, никогда не выйдешь за пределы моих земель! Иначе тебя ждёт смерть! Если люди Ждана Чернова встретят тебя вне пределов моей стаи или без меня, то тебя ждёт смерть, страшная смерть… Тебя будут рвать живьём! Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет выбора?
Я опять закивала. Мне непонятно было поведение мужчины. Он то нежничал со мной, то говорил таким тоном, будто бы перед ним стояла преступница… Ха-ха! Какая ирония! В глазах оборотней я и была преступницей, и от этих обвинений мне было не скрыться.
В горле запершило, глаза мои, против воли, опять наполнились слезами. Я открыла рот, чтобы прошептать: «Я не виновата!», но опять закашляла.
- Ладно, оставляю тебя в покое на время лечения, но потом я жду благодарности за спасение, и, надеюсь, что она будет искренней, насколько возможно от такой твари, как ты!
Опять взгляд, который был смесью желания и отвращения, а потом хлопнула входная дверь, и я замерла, уставившись в одну точку. Мне хотелось разрыдаться, но слёз не было. Несколько сухих рыданий вылетело из моего горло, от чего оно заболело ещё сильнее. Нужно было лечь, и я, шатаясь и косолапя, как древняя старуха, доковыляла до кровати, отведённой мне фельдшером, и упала на неё. Сон сморил меня мгновенно.
Проснулась я ночью от желания посетить туалет. Кожа моя на груди и спине чесалась, видимо, заработала частично волчья регенерация, и ожогов мне удалось избежать.
Я мельком взглянула на себя в маленьком туалетном зеркале: синяки ещё не прошли. Спать мне не хотелось, хотелось на улицу, подышать свежим воздухом. Правда, ручка на входной двери не поддалась мне. Я оказалась запертой в амбулатории. Я попробовала открыть пластиковые окна, но те тоже мне не поддались. Видимо, в них был встроен хитрый замок, секрет открытия которого я не знала.
Я немного расстроилась, но потом вспомнила, что мою сумочку с документами и ключами забрал бета, Василий Дмитриевич, тот, что был похож на батюшку. Хотя, все документы можно восстановить, не проблема. Главное – добраться домой. Но как это можно сделать без паспорта, я не знала.
Автостопом? Я никогда так не путешествовала, считала, что так велик риск нарваться на маньяка. На пригородные автобусы и электрички, где не спрашивают документов, нужны деньги. А у меня они все остались на моей карточке, опять же, в сумке. Я крутила разные варианты в голове и так, и эдак. И мне постоянно мерещились слова альфы: «Если люди Ждана Чернова встретят тебя вне пределов моей стаи или без меня, то тебя ждёт смерть, страшная смерть… Тебя будут рвать живьём! Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет выбора?»
От этих слов мороз пробегал у меня по коже. С другой стороны, была же полиция. Если обратиться к ним, неужели за меня не заступится наша правоохранительная система? Ведь по законам Российской Федерации волки собирались провернуть надо мною самосуд.
Если бы мне даже предъявили бы официальные обвинения, то я сидела бы в СИЗО, а не на цепи. Да и тётя моя была бы в курсе. А она уже помогла бы мне доказать невиновность.
И тут мне вспомнился Денис, его предательство. Я хлюпнула носом. Я была так уверена в нём, так уверена… Как он мог так со мной… За что… Я всхлипнула, и тут услышала за окном вой. Где-то недалеко громко, на всю округу, завыл волк, тоскливо так, протяжно. А потом вой резко стих. Я же посильнее укуталась в тонкое одеяльце и закрыла глаза, стараясь отрешиться от всего. Жгучая обида на несправедливость и предательство жгла мне горло, превращаясь в ком, что мешал мне не только сглотнуть, но и дышать.
Я не уснула, а забылась, вздрагивая от каждого скрипа двери и шороха за окном. Под утро меня накрыло тяжёлой дремотой, и я, наконец, уснула.
Я спала долго, меня никто не будил. Проснулась сама от шума за стеной. Видимо, Егор Степанович вёл приём больных. Мужские голоса сменялись женскими, женские – детскими. Да, оборотни не имели многих человеческих болезней, да и раны у них заживали быстрее, чем у людей, но чем-то они всё же болели.
Я накинула халат и вышла в коридор. Сходила по своим гигиеническим делам и решила выглянуть на улицу, благо, дверь оказалась открытой, и на стульчиках перед кабинетом никого не было.
Солнце висело уже высоко, и меня ослепил яркий свет. Поморгала, осмотрелась и спустилась с невысокого крыльца в три ступеньки, тщательно закрыв за собой дверь. Рядом с амбулаторией никого не было.
Я решила пройтись по улицам этого посёлка, и, по возможности, попробовать уехать из него. Мне не понравились вчерашние слова альфы, и ублажать никого, даже из благодарности, я не собиралась.
Я шла по выложенной плиткой дорожке, босая, иногда стараясь переступать быстрее по разогретому солнцем покрытию, всё дальше и дальше двигаясь от амбулатории. Дома оборотней прятались за деревьями, и я старалась не рассматривать их, чтобы не привлекать внимания.
Через полчаса дорожка меня вывела к небольшому двух полосному шоссе, которое скрывалось, петляя, за деревьями. Я оглянулась: меня никто не преследовал, не окликал. Я прислушалась: посёлок жил своей жизнью, никому и дела до меня не было. И я тогда ступила ногой на асфальт.
Поняв, что он слишком горяч, я свернула к обочине. Там мелкие камни, смешанные с песком, впивались мне в ступни, и я решила отойти чуть в сторону, в лес. Высокая трава, смешанная с маленькими деревцами и кустарником, тоже не давала мне ускориться, и тогда я вернулась на асфальт. Кое-где, в тени, я почти бежала по дороге, мечтая оказаться подальше от гостеприимства оборотней, жадно вслушиваясь в звуки природы, пытаясь расслышать на расстоянии шум мотора. Но меня окружало лишь пение птиц, треск веток и хвои под лапами мелких зверей, да и писк гнуса в сырых зарослях.
Я уже обрадовалась было, что побег мой удался, и, не обращая внимание на голод и жажду, что уже начинали беспокоить меня, прибавила ходу.
Но тут, абсолютно неслышно из ближайших ко мне густых деревьев отделилась фигура, человеческая фигура. Я резко шарахнулась в сторону, и тут поняла, что фигура не одна. На противоположной стороне дороги возвышается ещё одна, и обе фигуры обнажены.
Я же спрятала лицо под плед и решила ещё немного поспать. Есть мне пока не хотелось, и я осторожно засунула гамбургер в карман сиденья. Но мне не спалось.
Я всё размышляла, кто это, и куда меня везут. Я даже плохо понимала: зачем я пошла с этими двумя мужчинами. Видимо, мне было так плохо, что уже стало всё равно, что со мною будет? Комок встал у меня в горле. Я решила доехать с ними до места, а там осмотреться и действовать по обстоятельствам. Плохо, что «батюшка» забрал мою сумку. Там был мой паспорт. Мне бы добраться до аэропорта, а там я уже разберусь, что делать.
Под эти невесёлые думки я и уснула. Проснулась опять от тишины. Автомобиль стоял на месте. Двигатель не работал. Я приподнялась и посмотрела на передние сидения: там никого не было. Случайно моё лицо попало в зеркало заднего вида, и я ужаснулась: синяки под глазами, распухший нос с отчётливой горбинкой, которой у меня никогда не было, потрескавшиеся до крови губы и испуганный взгляд. Хороша я же я была! Видела бы меня тётя… Мне стало ужасно себя жалко, и опять слёзы уже подкатили к глазам, но горло пронзил болевой спазм, и кашель заставил мои слёзы отступить. Дверь авто отъехала в сторону.
- Проснулась? Давай на выход.
Я обмотала плед вокруг туловища на манер древнегреческой тоги и выползла в ещё светлый летний вечер. Машина стояла где-то на окраине посёлка, но посёлка не такого, как Озерки, что находился рядом с лесом, а посёлка самого что ни на есть лесного. Вокруг меня росли редкие сосны, за которыми прятались редкие дома без всяких заборов и палисадников. Просто дома в лесу.
К ним вели выложенные то ли камнем, то ли плиткой ухоженные дорожки. На одной из них, более широкой, и стояла тёмная машина, из которой я вышла. Мы тут стояли с Василием Дмитриевичем вдвоём. Альфа куда-то пропал.
- Ну, пойдём, я провожу тебя до нашей амбулатории. Егор Степаныч тебя подлечит…
Егор Степаныч? Разве не сам бета будет лечить меня? Я удивилась. Кое-как, наступая на небольшое количество сухой хвои на тропинке, я брела за мужчиной, глядя лишь себе под ноги. Подлечиться мне стоило. А потом – добраться до аэропорта и вернуться к тёте.
Мы зашли в бревенчатый сруб, пахнущий смолой и хвоей, надпись около дверей которого гласила однозначное: «Амбулатория».
- Егор Степанович! Принимай пациента!
- Кто там? Что случилось? – засуетился мужчина средних лет.
- Вот… Девушку надо под-ла-тать, под-ле-чить и потом до-ло-жить! – чётко, по военному приказал бета этому мужчине, который и на доктора-то не был похож. – Умеешь, надеюсь, поломанные носы вправлять?
Мужчина бросил на меня взгляд, наполненный страхом.
- Давно не вправлял… У нас же само…
А потом он втянул воздух и поморщился.
- Да. Девушка- полукровка, поэтому с регенерацией у неё не очень. Ты уж постарайся, дорогой! – Василий Дмитриевич похлопал Егор Степаныча по плечу.
- Конечно-конечно! Не беспокойтесь… - засуетился и залебезил тот, став похожим на суетливую крысу. Маленькие бегающие глаза и острый нос делали это сходство поразительным.
- И ещё: деве жить пока негде. Пускай у тебя поживёт…
Оборотень опять поморщился:
- У меня?
- Тут, естественно… А не там, где ты подумал! – заржал бета. А потом резко успокоился и добавил: - Найди её одёжку и обувь на сезон. И смотри: не балуй! – а потом погрозил пальцем, - А то альфа вырвет тебе твою игрушку по самые помидоры!
Он опять заржал и повернулся ко мне.
- Ну, всё, откланиваюсь, Алевтина… Слушайся нашего фельдшера и жди альфу. Он придёт и всё тебе объяснит! А мне пора. Выздоравливай!
И бета ушёл, только громко хлопнула дверь.
- Иди сюда, - позвал меня оставшийся со мою наедине местный эскулап, и я двинулась на зов, стараясь не смахнуть огромным пледом ничего с полок шкафа, стоящего в коридоре. Меня ещё качало, да ещё начало знобить.
Мужчина провёл меня через смотровой кабинет в какой-то небольшой закуток, где стояла одна единственная кровать.
- Прежде, чем ложиться, прими душ. Я дам тебе халат. Сегодня переждёшь. Ну, а завтра я спрошу у нас женщин тебе одежду. Какой ты носишь размер?
Я показала ему на своё горло.
- Что это значит?
Тогда я напрягла связки, пытаясь вырвать из себя звук, но меня опять накрыло кашлем. Эскулап, наконец-то, понял, что я пыталась ему донести.
- У тебя болит горло, и ты не можешь говорить?
Я активно закивала, а он презрительно скривился:
- Мало того, что полукровка, так ещё и немая… На какой только помойке тебя подобрал наш альфа!
Я про себя подумала, что терпеть моё общество этому мужику долго не придётся: как только я очухаюсь, то тут же сбегу. Хватит, насмотрелась я на этих оборотней! Что ни волк, то мерзавец или предатель!
Чтобы не расплакаться при мужчине, я сделала вид, что смотрю в окно. Тот ушёл, а через несколько минут вернулся и положил белый халат мне на кровать. Потом опять вышел. Я же не хотела набрасывать чистый халат на грязное тело, но выхода не было: мне нужно было сходить помыться. Сломанный нос ничего не чуял, но я догадывалась, как от меня пахло.
Приняв душ, я вернулась в выделенную мне каморку и поняла, что я жутко проголодалась. И тут вернулся Егор Степанович.
- Голодна?
Я кивнула, мечтая, что меня сейчас накормят, но тут меня обломили.
- Послушай, мне нужно вправить тебе сломанный нос. Это будет больно. Поэтому лучше сделать всё на голодный желудок. И нужно это сделать сейчас. Пойдём!
Мы прошли обратно в смотровой кабинет. Там уже лежали на подносе ватные тампоны, какая-то железяка и небольшая бутыль какой-то настойки на спирту.
- Присаживайся на стул! Вот так! Дай, я посмотрю!
Мужчина наклонился к моему лицу, повертел голову туда-сюда, дотронулся слегка до носа, а потом меня пронзила жуткая боль. А взвыла.
- Всё-всё-всё, успокойся. Уже всё произошло. Я вправил тебе нос. Давай вставим тампоны!
Он пропитал тампоны этой коричневой жидкостью из бутылочки и вставил мне в нос. По щекам моим лились слёзы, самопроизвольно.
- Ничего, до свадьбы заживёт! – ухмыльнулся оборотень, и тут дверь в смотровой кабинет распахнулась, являя нам альфу.
- Что тут происходит? – своим медовым голосом спросил тот, но тон его вопроса был таковым, что от страха побежали мурашки по моей коже.
Глава 10. Новое место.
Альфа быстро огляделся, осмотрев меня с ног до головы. Ненадолго взгляд его задержался на моих босых ногах и груди. Под халатом, конечно же, у меня ничего не было. Потом он, будто с трудом, отвёл от меня взгляд и уставился на Степаныча. Мужчина будто съёжился и стал меньше ростом.
- Альфа, я вправлял перелом, всего лишь перелом переносицы…
- И как, удачно?
- Да…
Альфа ещё раз посмотрел на меня, поморщился, как от отвращения.
- Выйди, Егор! Нам с девушкой надо кое-что обсудить…
Медик собрался пойти внутрь своей амбулатории, но альфа приказал:
- Сходи лучше, погуляй, часок-другой! Пообедай, к примеру…
- Но…
- Иди! – и меня коснулась волна силы, подобная той, что я чувствовала уже от Ждана Чернова. Меня мягко вдавило в стул, а Егора Степановича просто вынесло в двери.
Альфа мягко шагнул ко мне, потом остановился и резко повернулся к кушетке. Сел на неё, опёршись двумя руками о сидение, так, что мышцы на его руках взбугрились. Я уставилась на эти руки, не понимая, что может мне сказать незнакомый мужчина.
- Ну, здравствуй, А-ля.
- Мммм, - промычала я, кивнув ему головой.
- Меня зовут Кирилл Дмитриевич Аверченко. Ты же понимаешь, кто я?
Я кивнула. Он – альфа. Только не понимала, зачем он меня забрал из Озёрок. Конечно, я очень была благодарна за это, но вставал другой вопрос: что ему нужно?
- Тебя зовут Аля Борисова? – я опять кивнула головой. – Ты же полукровка? Кто был оборотнем? Отец?
Опять кивок.
- Хорошо. Теперь слушай меня внимательно, Алечка, и запоминай. Сейчас тебя подлечат, и я переселю тебя в другое место в нашем посёлке. Посёлок называется Заречный, и теперь ты будешь жить здесь.
Я, видимо, так выразительно посмотрела на альфу, что он решил мне пояснить:
- Ты, по законам оборотней, преступница, воровка и убийца… Обворовать дом, где ты гостила, и убить хозяйку этого дома – самое гнусное, что может совершить волк. Тебя ждала бы смерть, А-ля, но тут моему волку захотелось…
И альфа замолчал, выразительно глядя на меня своими голубыми глазами, и мне кажется, что я уже знала ответ на этот вопрос.
Волк альфы захотел меня? Не съесть же, конечно…
Меня бросило в жар, я покраснела. Хорошо, что за синяками на лице этого почти не было видно.
Альфа поднялся с кушетки и подошёл ко мне, обхватил моё лицо двумя руками и осмотрел его.
- Ничего особенного… Но запах… Он перебивает даже вонь чужого волка… - зашептал он, принюхиваясь ко мне.
От его слов, от тона, с которым он это говорил, по моей коже побежали мурашки. Я размякла и прикрыла глаза, ожидая поцелуй. Но его так и не случилось.
Альфа выпустил моё лицо и сделал шаг назад.
- Это всё потом, - вдруг жёстко произнёс он, опять поморщившись, как от омерзения, - а теперь слушай самое главное. Ты – в моей власти, в моём полном подчинении. Я выкупил тебя у Ждана с условием, что ты никогда, понимаешь, никогда не выйдешь за пределы моих земель! Иначе тебя ждёт смерть! Если люди Ждана Чернова встретят тебя вне пределов моей стаи или без меня, то тебя ждёт смерть, страшная смерть… Тебя будут рвать живьём! Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет выбора?
Я опять закивала. Мне непонятно было поведение мужчины. Он то нежничал со мной, то говорил таким тоном, будто бы перед ним стояла преступница… Ха-ха! Какая ирония! В глазах оборотней я и была преступницей, и от этих обвинений мне было не скрыться.
В горле запершило, глаза мои, против воли, опять наполнились слезами. Я открыла рот, чтобы прошептать: «Я не виновата!», но опять закашляла.
- Ладно, оставляю тебя в покое на время лечения, но потом я жду благодарности за спасение, и, надеюсь, что она будет искренней, насколько возможно от такой твари, как ты!
Опять взгляд, который был смесью желания и отвращения, а потом хлопнула входная дверь, и я замерла, уставившись в одну точку. Мне хотелось разрыдаться, но слёз не было. Несколько сухих рыданий вылетело из моего горло, от чего оно заболело ещё сильнее. Нужно было лечь, и я, шатаясь и косолапя, как древняя старуха, доковыляла до кровати, отведённой мне фельдшером, и упала на неё. Сон сморил меня мгновенно.
Проснулась я ночью от желания посетить туалет. Кожа моя на груди и спине чесалась, видимо, заработала частично волчья регенерация, и ожогов мне удалось избежать.
Я мельком взглянула на себя в маленьком туалетном зеркале: синяки ещё не прошли. Спать мне не хотелось, хотелось на улицу, подышать свежим воздухом. Правда, ручка на входной двери не поддалась мне. Я оказалась запертой в амбулатории. Я попробовала открыть пластиковые окна, но те тоже мне не поддались. Видимо, в них был встроен хитрый замок, секрет открытия которого я не знала.
Я немного расстроилась, но потом вспомнила, что мою сумочку с документами и ключами забрал бета, Василий Дмитриевич, тот, что был похож на батюшку. Хотя, все документы можно восстановить, не проблема. Главное – добраться домой. Но как это можно сделать без паспорта, я не знала.
Автостопом? Я никогда так не путешествовала, считала, что так велик риск нарваться на маньяка. На пригородные автобусы и электрички, где не спрашивают документов, нужны деньги. А у меня они все остались на моей карточке, опять же, в сумке. Я крутила разные варианты в голове и так, и эдак. И мне постоянно мерещились слова альфы: «Если люди Ждана Чернова встретят тебя вне пределов моей стаи или без меня, то тебя ждёт смерть, страшная смерть… Тебя будут рвать живьём! Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет выбора?»
От этих слов мороз пробегал у меня по коже. С другой стороны, была же полиция. Если обратиться к ним, неужели за меня не заступится наша правоохранительная система? Ведь по законам Российской Федерации волки собирались провернуть надо мною самосуд.
Если бы мне даже предъявили бы официальные обвинения, то я сидела бы в СИЗО, а не на цепи. Да и тётя моя была бы в курсе. А она уже помогла бы мне доказать невиновность.
И тут мне вспомнился Денис, его предательство. Я хлюпнула носом. Я была так уверена в нём, так уверена… Как он мог так со мной… За что… Я всхлипнула, и тут услышала за окном вой. Где-то недалеко громко, на всю округу, завыл волк, тоскливо так, протяжно. А потом вой резко стих. Я же посильнее укуталась в тонкое одеяльце и закрыла глаза, стараясь отрешиться от всего. Жгучая обида на несправедливость и предательство жгла мне горло, превращаясь в ком, что мешал мне не только сглотнуть, но и дышать.
Я не уснула, а забылась, вздрагивая от каждого скрипа двери и шороха за окном. Под утро меня накрыло тяжёлой дремотой, и я, наконец, уснула.
Я спала долго, меня никто не будил. Проснулась сама от шума за стеной. Видимо, Егор Степанович вёл приём больных. Мужские голоса сменялись женскими, женские – детскими. Да, оборотни не имели многих человеческих болезней, да и раны у них заживали быстрее, чем у людей, но чем-то они всё же болели.
Я накинула халат и вышла в коридор. Сходила по своим гигиеническим делам и решила выглянуть на улицу, благо, дверь оказалась открытой, и на стульчиках перед кабинетом никого не было.
Солнце висело уже высоко, и меня ослепил яркий свет. Поморгала, осмотрелась и спустилась с невысокого крыльца в три ступеньки, тщательно закрыв за собой дверь. Рядом с амбулаторией никого не было.
Я решила пройтись по улицам этого посёлка, и, по возможности, попробовать уехать из него. Мне не понравились вчерашние слова альфы, и ублажать никого, даже из благодарности, я не собиралась.
Я шла по выложенной плиткой дорожке, босая, иногда стараясь переступать быстрее по разогретому солнцем покрытию, всё дальше и дальше двигаясь от амбулатории. Дома оборотней прятались за деревьями, и я старалась не рассматривать их, чтобы не привлекать внимания.
Через полчаса дорожка меня вывела к небольшому двух полосному шоссе, которое скрывалось, петляя, за деревьями. Я оглянулась: меня никто не преследовал, не окликал. Я прислушалась: посёлок жил своей жизнью, никому и дела до меня не было. И я тогда ступила ногой на асфальт.
Поняв, что он слишком горяч, я свернула к обочине. Там мелкие камни, смешанные с песком, впивались мне в ступни, и я решила отойти чуть в сторону, в лес. Высокая трава, смешанная с маленькими деревцами и кустарником, тоже не давала мне ускориться, и тогда я вернулась на асфальт. Кое-где, в тени, я почти бежала по дороге, мечтая оказаться подальше от гостеприимства оборотней, жадно вслушиваясь в звуки природы, пытаясь расслышать на расстоянии шум мотора. Но меня окружало лишь пение птиц, треск веток и хвои под лапами мелких зверей, да и писк гнуса в сырых зарослях.
Я уже обрадовалась было, что побег мой удался, и, не обращая внимание на голод и жажду, что уже начинали беспокоить меня, прибавила ходу.
Но тут, абсолютно неслышно из ближайших ко мне густых деревьев отделилась фигура, человеческая фигура. Я резко шарахнулась в сторону, и тут поняла, что фигура не одна. На противоположной стороне дороги возвышается ещё одна, и обе фигуры обнажены.
