Глава 1. Я - больше не я.
Первой осознанной мыслью стала констатация боли. Не тупой и размытой, как при пробуждении после тяжёлого дня, а острой, локализованной, с чёткими границами. «Словно кто-то взял шило, раскалил его докрасна и аккуратно, с пристрастием, вбил мне прямо в висок. Один точный удар. Без предупреждения».
Второй волной накатило головокружение. «Не то неприятное чувство, когда кружится голова. Нет. Это было ощущение, будто меня вывернули наизнанку, как старый носок, вытряхнули из меня всё содержимое, а потом попытались запихнуть обратно, но криво и кое-как, перепутав все внутренности». Мир плыл, не фокусировался, и её вестибулярный аппарат, обычно стабильный, как швейцарские часы, теперь бешено сигналил о неисправности.
И третьей, наконец, пришла мысль, облечённая в слова. Мысль вопиющая, абсурдная и совершенно непростительная для человека её подготовки. «Чёрт. А ведь я, кажется, умерла. Вот же ж… икебана».
«Икебана». Последнее, отчаянное проявление чёрного юмора её угасающего сознания. В её мире это слово означало не только искусство составления букетов. Среди оперативников ходила мрачная шутка: «сделать икебану» — ликвидировать цель так, чтобы это выглядело как несчастный случай, желательно с художественным, почти эстетическим намёком. Получалось, с ней проделали то же самое. Придали её уходу некую утончённую форму. «Ирония, блин, сволочь. Конец карьеры в стиле хокку: «Пуля. Пустыня. Предательский голос. Конец».
Она не увидела в конце никакого тоннеля, наполненного светом. Не встретила никаких родственников с ангельскими крыльями и умильными улыбками. Её финальный кадр был куда прозаичнее и горше.
Был раскалённый песок. Она помнила его вкус — мелкий, едкий, набивающийся в рот и нос с каждым прерывистым вздохом. Он был повсюду: под её щекой, в складках одежды, в ресницах. Он был последним, что она чувствовала тактильно, кроме, конечно, боли.
Был вкус крови на губах. Медный, тёплый и липкий. Не та яркая, алая кровь из голливудских боевиков, а тёмная, почти чёрная, смешанная с тем же песком. Она пыталась облизать пересохшие губы, но язык лишь размазывал эту горькую пасту.
И было ледяное предательство в груди. Оно не было метафорой. Это была физическая тяжесть, глыба льда, вмёрзшая прямо в солнечное сплетение. Холоднее песка, холоднее приближающейся смерти. Холод, исходивший изнутри.
И поверх всего этого — голос по рации. Чистый, без помех, без эмоций. Тот самый голос, который она слышала на сотнях брифингов, которому доверяла свою жизнь, как доверяет скалолаз страховочной верёвке.
«Ликвидировать агента «Ноль». Она стала риском».
Фраза была произнесена с той же ровной, деловой интонацией, с какой обычно отдавали приказ на закупку канцелярии или смену автомобиля. Ни тени сожаления. Ни намёка на сомнение. Просто констатация. «Станция «Ноль» более не функционирует. Подлежит утилизации».
И этот голос, этот спокойный, почти ласковый баритон, был в тысячу раз больнее, чем пуля, разорвавшая ей живот. Он был свидетельством того, что вся её жизнь — все её легенды, все её жертвы, вся её абсолютная, вымораживающая душу преданность — была всего лишь строкой в расходном отчёте. И теперь эту строку аккуратно вычеркнули.
Вот из такого финала её сознание и было выдернуто, чтобы проснуться здесь. С шилом в виске, с вывернутым наизнанку вестибулярным аппаратом и с единственным пока что достижением — осознанием, что она, чёрт побери, таки умерла. Вот такая вот икебана.
И вот теперь — это. Боль. Тошнота. И осознание, что она лежит на чём-то мягком, а не в пустыне, где из неё по каплям уходила жизнь.
Она заставила себя не открывать глаза сразу. Сценарий не совпадал. Протокол был явно нарушен. Первое правило выживания: оцени обстановку, потом двигайся.
Слух. Голоса. Приглушённые, будто сквозь вату.
— …не двигается, бедная дурочка. Говорила же, не лезь на ту лестницу…
— Тише, король велел не беспокоить…
Обоняние. Запах воска, каких-то трав… и едкой химии. Моющие средства? Непохоже на ароматы загробного мира. Пахнет скорее, как дорогая гостиница с претензией на старину.
Осязание. Под пальцами — прохладная, гладкая ткань. Шёлк? Тело… лёгкое. Слишком лёгкое. Без привычной тяжести в плечах от постоянного напряжения, без ноющей боли в колене, том самом, что она повредила в Стамбуле.
Медленно, имитируя естественное пробуждение, она приоткрыла веки. Щелью. Достаточной, чтобы увидеть.
Не палатка. Не госпиталь. И уж точно не райские кущи.
Потолок был из тёмного дерева, на котором играли блики от камина. Сводчатый. Дорого. Богато. «Наценочка — под «историю». Сомнительный вкус».
Она рискнула повернуть голову. Комната была огромной. Каменные стены, гобелены, дубовый стол. Всё кричало о деньгах и отсутствии стиля. «Ну конечно, средневековый китч. Я попала в тематический парк для мазохистов?»
Рядом с кроватью стояла женщина в простом платье, не глядя что-то поправляя на столике.
— Госпожа Астрид? — голос служанки прозвучал безразлично, почти механически. — Вы очнулись?
Астрид. Незнакомое имя. Ни по одной из её легенд оно не проходило. Она не ответила. Вместо этого подняла руку перед лицом.
И застыла.
Рука была чужая. Бледная, тонкая, с длинными пальцами и аккуратными ногтями. Рука девочки. На её собственной руке — той, что держала пистолет, вводила шифры, оставляла шрамы — был след от ожога между большим и указательным пальцем. Здесь — ничего. Только гладкая, почти фарфоровая кожа.
Тихая паника, холодная и знакомая, попыталась подняться по позвоночнику. Она её подавила. Паника — роскошь, которую она не могла себе позволить ни в одной из жизней.
«Новое тело. Радикальное изменение внешности. Полная смена локации. Статус: неизвестен. Угрозы: неизвестны». Старый, отлаженный механизм в её мозгу начал работу. «Первичная задача: установить контроль. Идентифицировать себя».
Она приподнялась на локтях, делая вид, что с трудом фокусирует взгляд. Голова закружилась по-настоящему.
— Вода, — прошептала она, и её собственный голос прозвучал чуждо — выше, мягче, без привычной хрипотцы от сигарет и недосыпа.
Служанка, не выражая никаких эмоций, подала ей кубок. Вода была прохладной, с лёгким привкусом мяты. Настоящая. Тактильные ощущения — гиперреалистичные. Сон настолько ярким быть не мог. Вариант «галлюцинация перед смертью» отпадал.
— Спасибо, — сказала она, возвращая кубок. — Я… что случилось?
— Упали с библиотечной лестницы, госпожа, — ответила служанка. — Прямо на ковёр перед его величеством. Он очень гневался.
Падение. Травма. Амнезия — идеальное оправдание для дезориентации. Она кивнула, делая вид, что с трудом соображает.
— Король… мой брат? — рискнула она предположить, исходя из логики «госпожи» в королевских покоях.
— Да, госпожа Астрид. Его Величество Рейнвальд был здесь час назад. Велел доложить, когда вы проснётесь.
Астрид. Король. Брат. Рейнвальд. Информация укладывалась в паззл. Неполный, но уже имеющий форму. Она — сестра короля. Младшая, судя по тону служанки. И, видимо, не особо умная, раз лазает по библиотечным лестницам самостоятельно.
— Я хочу встать, — заявила она.
Служанка не стала перечить, просто помогла ей подняться и подвела к большому, в бронзовой раме, зеркалу.
И вот она увидела. Её. Новую оболочку.
Девочка. Лет семнадцати. Хрупкая, почти невесомая. Светлые, прямые волосы, спадающие на плечи. Большие серо-зелёные глаза, которые на её, «родной», взгляд, казались пустыми и невыразительными. Лицо — милое, но абсолютно безликое. Идеальная кукла.
«Ну что ж, — холодно констатировала она мысленно, наблюдая за незнакомыми руками, которые странно и плавно двигались в поле её зрения. — Миссия «Подмена личности» на новый уровень вышла. Теперь я не просто другая женщина. Я другой человек».
Её внутренний голос был спокоен, ровен и до отвращения прагматичен. Не было места крику «этого не может быть!». Факты были налицо: другое тело, другая комната, другие правила. Отрицать доказательства — удел дилетантов.
«И судя по всему, ещё и в другом мире, чёрт побери».
Эта финальная мысль была произнесена с лёгким, почти бытовым раздражением, с каким констатируют, что забыли захватить зонт перед дождём. Не ужас перед неизвестностью, а досада профессионала, чей оперативный план полетел к чертям из-за непредвиденных обстоятельств.
Вот так, без лишних эмоций. Потому что, что есть смерть и перерождение, как не самый радикальный из всех возможных вариантов «внедрения»? Новое тело — это просто новая, более совершенная легенда. Другой мир — это просто новая территория для работы.
И главное — на этот раз не было Центра. Не было дебрифинга, куратора и отчётов. Не было того, кто знает её настоящее лицо.
Впервые за всю свою бесконечную череду жизней она была по-настоящему свободна. И это осознание было куда страшнее и головокружительнее, чем сам факт воскрешения в чужом теле.
Осталось только понять, какую роль ей предстоит играть в этом новом, странном театре. И, разумеется, кто будет режиссёром. Желательно, чтобы это была она. Она пристально смотрела в глаза девочки в зеркале, ища в их глубине хоть намёк на ту, кем была. Сорокадвухлетнюю Елену. Или Анну. Или Клэр. Ту, чьё настоящее имя стёрлось даже из её собственной памяти.
— Вам плохо, госпожа? — обеспокоилась служанка.
— Нет, — она отвела взгляд от зеркала. — Просто… голова кружится. Я посижу одна.
Когда дверь закрылась, она медленно, по-кошачьи, обошла комнату. Осматривала, щупала, оценивала. Дорогая, но неудобная мебель. Книги в кожаных переплётах. Ничего личного. Ни безделушек, ни рисунков, ни дневников. Комната-гостиничный номер. Комната-казарма.
«Привет, Астрид. Похоже, и в этой жизни ты не обзавелась хламом. Что ж, нам по пути».
Она подошла к окну. Вид открывался впечатляющий, но с дикими аномалиями. Замковый комплекс, шпили башен, внизу — город с разноцветными крышами. Стандартный набор для туристической открытки «Средневековье». Но дальше начиналось странное.
Во-первых, небо. Оно было не земного оттенка лазури, а скорее цвета размытой синевы, с едва уловимым фиолетовым подтоном. И солнце — оно было чуть меньше, но ярче, и свет его был более резким, белым, без привычного желтоватого тепла.
Во-вторых, растительность. Деревья в отдалённых рощах имели листву серебристого оттенка, а одно, прямо под стеной замка, и вовсе цвело огромными, синими цветами, которые медленно и самостоятельно раскрывались и закрывались, будто дышали.
Мозг, настроенный на анализ, выдал заключение, от которого на мгновение перехватило дыхание: атмосферный состав, флора, спектр солнечного излучения — всё указывало на кардинально иную планетарную среду. Это была не Сира, не Земля и не одна из двадцати семи локаций, за которыми она следила.
Она медленно выдохнула, сжимая пальцами подоконник. Паника была роскошью. Её сменило леденящее спокойствие констатации факта.
«Определённо не Сира. И не Земля. Атмосферные аномалии, биолюминесценция, изменённый спектр света… — её внутренний голос звучал сухо, как отчёт. — Ладно. Хотя бы экология, судя по всему, на каком-то уровне. Маленькие радости».
Её взгляд упал на подоконник. Тонкий слой пыли лежал на тёмном дереве. По старой, доведённой до автоматизма привычке, она провела по нему пальцем, оставляя чёткую борозду. След. Улика.
И тут же, неосознанно, её мозг отдал тихий, внутренний приказ: «Стереть».
Она не произнесла заклинания. Не сделала никакого жеста. Просто захотела, чтобы следа не было. И… бороздка в пыли исчезла. Растворилась. Будто её и не было.
Она отдернула руку, рассматривая палец. Чистый.
«Так-так-так… — в её сознании медленно поползла улыбка. — А вот это уже интересно. В новом теле есть… предустановленные функции? Хмм… Магия? И какая? Предрасположенность к уборке?»
Это было нечто новое. В её мире единственной магией были технологии, деньги и человеческая глупость. Здесь правила, видимо, были иными.
Дверь в комнату с шумом распахнулась, нарушая её размышления. На пороге стоял мужчина. Высокий, плечистый, с золотистыми коротко стриженными волосами и ярко-синими глазами, в которых играли смесь беспокойства и раздражения. Он был одет в богатый, но практичный камзол, с него буквально струилась энергия властного человека, привыкшего, что мир вертится вокруг него.
«Сессия вопросов и ответов начинается. Главный приз — выживание».
— Астрид! — его голос громко прозвучал в каменной комнате. — Наконец-то! Я уже думал, ты впала в вечную спячку, как та принцесса из старой сказки!
Он подошёл и, не смущаясь, взял её за подбородок, внимательно разглядывая её лицо.
— Ничего, не помялась, — заключил он. — Хотя, с твоей-то головой, туда больше и добавить нечего. Чушь слоновья, лазить по лестницам! Я что, не могу приказать слуге достать тебе любую книгу?
«Ах вот как, — подумала она, глядя в его сияющие, самодовольные глаза. — Значит, я не только сестра, но и местная дурочка. Замечательно. Лучшей легенды и придумать нельзя».
Она заставила свои глаза наполниться туманом, а губы — слегка задрожать.
— Прости, Рейнвальд… — она намеренно сделала голос тихим и виноватым. — Я… я не помню, как упала.
Король фыркнул, но смягчился.
— Ладно, ладно. Главное, что жива. Слушай, завтра прибывает посол из Кархама. Будет пир, интриги, всё, как ты любишь. Ты должна быть там. Будешь сидеть рядом со мной, смотреть умненько и не позорить нашу династию. Договорились?
Он говорил с ней, как с ребёнком. С неумным ребёнком. В её прошлой жизни она бы уже составила досье на этого человека, нашла его слабые места и придумала, как его нейтрализовать. Сейчас же она просто кивнула, изобразив покорность.
— Хорошо, братец.
— Отлично! — он хлопнул её по плечу, чуть не сбив с ног. — Отдыхай. Выздоравливай. И, ради всех богов, не лезь больше на лестницы!
Он ушёл так же стремительно, как и появился, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и ощущение пройденного урагана.
Она медленно выдохнула. Первый контакт пройден. Маска «глуповатой сестрицы» определена.
Король Рейнвальд Веллар был именно таким, каким и казался: самовлюблённым игроком, видящим в окружающих пешки. И она, Астрид, была для него самой безопасной и бесполезной пешкой.
«Идеально».
Оставшись одна, она продолжила исследование. На столе лежала книга в кожаном переплёте с гербом — стилизованной короной и соколом. «Хроника Дома Велларов». Она открыла её.
Имена, даты, сухие факты. Основание королевства Элион. Правление её «отца». И… её страница.
«Астрид Веллар. Младшая дочь короля Оррика, сестра его величества Рейнвальда III. Обладает незначительными магическими способностями. Не представляет политического интереса».
«Не представляет интереса». Лучшего комплимента ей никто не делал.
Она отложила книгу. Её взгляд упал на подсвечник с толстой восковой свечой. Пламя ровно горело, отбрасывая прыгающие тени. Она снова сосредоточилась. «Погасни».
Ничего не произошло. Пламя продолжало танцевать.
«Значит, не телекинез. Не управление стихиями. Только… исчезновение? Стирание следов?»
Она подошла к свече. «Сделай так, чтобы свет меня не касался. Чтобы я была за пределами его внимания».
И снова — тот же тихий внутренний щелчок. Пламя свечи не погасло, но тени в её уголке комнаты словно сгустились, стали плотнее. Звуки снаружи — скрип колес, отдалённые голоса — притихли, стали приглушёнными. Она подняла руку — её кожа казалась бледнее, почти прозрачной в этом странном полумраке.
Первой осознанной мыслью стала констатация боли. Не тупой и размытой, как при пробуждении после тяжёлого дня, а острой, локализованной, с чёткими границами. «Словно кто-то взял шило, раскалил его докрасна и аккуратно, с пристрастием, вбил мне прямо в висок. Один точный удар. Без предупреждения».
Второй волной накатило головокружение. «Не то неприятное чувство, когда кружится голова. Нет. Это было ощущение, будто меня вывернули наизнанку, как старый носок, вытряхнули из меня всё содержимое, а потом попытались запихнуть обратно, но криво и кое-как, перепутав все внутренности». Мир плыл, не фокусировался, и её вестибулярный аппарат, обычно стабильный, как швейцарские часы, теперь бешено сигналил о неисправности.
И третьей, наконец, пришла мысль, облечённая в слова. Мысль вопиющая, абсурдная и совершенно непростительная для человека её подготовки. «Чёрт. А ведь я, кажется, умерла. Вот же ж… икебана».
«Икебана». Последнее, отчаянное проявление чёрного юмора её угасающего сознания. В её мире это слово означало не только искусство составления букетов. Среди оперативников ходила мрачная шутка: «сделать икебану» — ликвидировать цель так, чтобы это выглядело как несчастный случай, желательно с художественным, почти эстетическим намёком. Получалось, с ней проделали то же самое. Придали её уходу некую утончённую форму. «Ирония, блин, сволочь. Конец карьеры в стиле хокку: «Пуля. Пустыня. Предательский голос. Конец».
Она не увидела в конце никакого тоннеля, наполненного светом. Не встретила никаких родственников с ангельскими крыльями и умильными улыбками. Её финальный кадр был куда прозаичнее и горше.
Был раскалённый песок. Она помнила его вкус — мелкий, едкий, набивающийся в рот и нос с каждым прерывистым вздохом. Он был повсюду: под её щекой, в складках одежды, в ресницах. Он был последним, что она чувствовала тактильно, кроме, конечно, боли.
Был вкус крови на губах. Медный, тёплый и липкий. Не та яркая, алая кровь из голливудских боевиков, а тёмная, почти чёрная, смешанная с тем же песком. Она пыталась облизать пересохшие губы, но язык лишь размазывал эту горькую пасту.
И было ледяное предательство в груди. Оно не было метафорой. Это была физическая тяжесть, глыба льда, вмёрзшая прямо в солнечное сплетение. Холоднее песка, холоднее приближающейся смерти. Холод, исходивший изнутри.
И поверх всего этого — голос по рации. Чистый, без помех, без эмоций. Тот самый голос, который она слышала на сотнях брифингов, которому доверяла свою жизнь, как доверяет скалолаз страховочной верёвке.
«Ликвидировать агента «Ноль». Она стала риском».
Фраза была произнесена с той же ровной, деловой интонацией, с какой обычно отдавали приказ на закупку канцелярии или смену автомобиля. Ни тени сожаления. Ни намёка на сомнение. Просто констатация. «Станция «Ноль» более не функционирует. Подлежит утилизации».
И этот голос, этот спокойный, почти ласковый баритон, был в тысячу раз больнее, чем пуля, разорвавшая ей живот. Он был свидетельством того, что вся её жизнь — все её легенды, все её жертвы, вся её абсолютная, вымораживающая душу преданность — была всего лишь строкой в расходном отчёте. И теперь эту строку аккуратно вычеркнули.
Вот из такого финала её сознание и было выдернуто, чтобы проснуться здесь. С шилом в виске, с вывернутым наизнанку вестибулярным аппаратом и с единственным пока что достижением — осознанием, что она, чёрт побери, таки умерла. Вот такая вот икебана.
И вот теперь — это. Боль. Тошнота. И осознание, что она лежит на чём-то мягком, а не в пустыне, где из неё по каплям уходила жизнь.
Она заставила себя не открывать глаза сразу. Сценарий не совпадал. Протокол был явно нарушен. Первое правило выживания: оцени обстановку, потом двигайся.
Слух. Голоса. Приглушённые, будто сквозь вату.
— …не двигается, бедная дурочка. Говорила же, не лезь на ту лестницу…
— Тише, король велел не беспокоить…
Обоняние. Запах воска, каких-то трав… и едкой химии. Моющие средства? Непохоже на ароматы загробного мира. Пахнет скорее, как дорогая гостиница с претензией на старину.
Осязание. Под пальцами — прохладная, гладкая ткань. Шёлк? Тело… лёгкое. Слишком лёгкое. Без привычной тяжести в плечах от постоянного напряжения, без ноющей боли в колене, том самом, что она повредила в Стамбуле.
Медленно, имитируя естественное пробуждение, она приоткрыла веки. Щелью. Достаточной, чтобы увидеть.
Не палатка. Не госпиталь. И уж точно не райские кущи.
Потолок был из тёмного дерева, на котором играли блики от камина. Сводчатый. Дорого. Богато. «Наценочка — под «историю». Сомнительный вкус».
Она рискнула повернуть голову. Комната была огромной. Каменные стены, гобелены, дубовый стол. Всё кричало о деньгах и отсутствии стиля. «Ну конечно, средневековый китч. Я попала в тематический парк для мазохистов?»
Рядом с кроватью стояла женщина в простом платье, не глядя что-то поправляя на столике.
— Госпожа Астрид? — голос служанки прозвучал безразлично, почти механически. — Вы очнулись?
Астрид. Незнакомое имя. Ни по одной из её легенд оно не проходило. Она не ответила. Вместо этого подняла руку перед лицом.
И застыла.
Рука была чужая. Бледная, тонкая, с длинными пальцами и аккуратными ногтями. Рука девочки. На её собственной руке — той, что держала пистолет, вводила шифры, оставляла шрамы — был след от ожога между большим и указательным пальцем. Здесь — ничего. Только гладкая, почти фарфоровая кожа.
Тихая паника, холодная и знакомая, попыталась подняться по позвоночнику. Она её подавила. Паника — роскошь, которую она не могла себе позволить ни в одной из жизней.
«Новое тело. Радикальное изменение внешности. Полная смена локации. Статус: неизвестен. Угрозы: неизвестны». Старый, отлаженный механизм в её мозгу начал работу. «Первичная задача: установить контроль. Идентифицировать себя».
Она приподнялась на локтях, делая вид, что с трудом фокусирует взгляд. Голова закружилась по-настоящему.
— Вода, — прошептала она, и её собственный голос прозвучал чуждо — выше, мягче, без привычной хрипотцы от сигарет и недосыпа.
Служанка, не выражая никаких эмоций, подала ей кубок. Вода была прохладной, с лёгким привкусом мяты. Настоящая. Тактильные ощущения — гиперреалистичные. Сон настолько ярким быть не мог. Вариант «галлюцинация перед смертью» отпадал.
— Спасибо, — сказала она, возвращая кубок. — Я… что случилось?
— Упали с библиотечной лестницы, госпожа, — ответила служанка. — Прямо на ковёр перед его величеством. Он очень гневался.
Падение. Травма. Амнезия — идеальное оправдание для дезориентации. Она кивнула, делая вид, что с трудом соображает.
— Король… мой брат? — рискнула она предположить, исходя из логики «госпожи» в королевских покоях.
— Да, госпожа Астрид. Его Величество Рейнвальд был здесь час назад. Велел доложить, когда вы проснётесь.
Астрид. Король. Брат. Рейнвальд. Информация укладывалась в паззл. Неполный, но уже имеющий форму. Она — сестра короля. Младшая, судя по тону служанки. И, видимо, не особо умная, раз лазает по библиотечным лестницам самостоятельно.
— Я хочу встать, — заявила она.
Служанка не стала перечить, просто помогла ей подняться и подвела к большому, в бронзовой раме, зеркалу.
И вот она увидела. Её. Новую оболочку.
Девочка. Лет семнадцати. Хрупкая, почти невесомая. Светлые, прямые волосы, спадающие на плечи. Большие серо-зелёные глаза, которые на её, «родной», взгляд, казались пустыми и невыразительными. Лицо — милое, но абсолютно безликое. Идеальная кукла.
«Ну что ж, — холодно констатировала она мысленно, наблюдая за незнакомыми руками, которые странно и плавно двигались в поле её зрения. — Миссия «Подмена личности» на новый уровень вышла. Теперь я не просто другая женщина. Я другой человек».
Её внутренний голос был спокоен, ровен и до отвращения прагматичен. Не было места крику «этого не может быть!». Факты были налицо: другое тело, другая комната, другие правила. Отрицать доказательства — удел дилетантов.
«И судя по всему, ещё и в другом мире, чёрт побери».
Эта финальная мысль была произнесена с лёгким, почти бытовым раздражением, с каким констатируют, что забыли захватить зонт перед дождём. Не ужас перед неизвестностью, а досада профессионала, чей оперативный план полетел к чертям из-за непредвиденных обстоятельств.
Вот так, без лишних эмоций. Потому что, что есть смерть и перерождение, как не самый радикальный из всех возможных вариантов «внедрения»? Новое тело — это просто новая, более совершенная легенда. Другой мир — это просто новая территория для работы.
И главное — на этот раз не было Центра. Не было дебрифинга, куратора и отчётов. Не было того, кто знает её настоящее лицо.
Впервые за всю свою бесконечную череду жизней она была по-настоящему свободна. И это осознание было куда страшнее и головокружительнее, чем сам факт воскрешения в чужом теле.
Осталось только понять, какую роль ей предстоит играть в этом новом, странном театре. И, разумеется, кто будет режиссёром. Желательно, чтобы это была она. Она пристально смотрела в глаза девочки в зеркале, ища в их глубине хоть намёк на ту, кем была. Сорокадвухлетнюю Елену. Или Анну. Или Клэр. Ту, чьё настоящее имя стёрлось даже из её собственной памяти.
— Вам плохо, госпожа? — обеспокоилась служанка.
— Нет, — она отвела взгляд от зеркала. — Просто… голова кружится. Я посижу одна.
Когда дверь закрылась, она медленно, по-кошачьи, обошла комнату. Осматривала, щупала, оценивала. Дорогая, но неудобная мебель. Книги в кожаных переплётах. Ничего личного. Ни безделушек, ни рисунков, ни дневников. Комната-гостиничный номер. Комната-казарма.
«Привет, Астрид. Похоже, и в этой жизни ты не обзавелась хламом. Что ж, нам по пути».
Она подошла к окну. Вид открывался впечатляющий, но с дикими аномалиями. Замковый комплекс, шпили башен, внизу — город с разноцветными крышами. Стандартный набор для туристической открытки «Средневековье». Но дальше начиналось странное.
Во-первых, небо. Оно было не земного оттенка лазури, а скорее цвета размытой синевы, с едва уловимым фиолетовым подтоном. И солнце — оно было чуть меньше, но ярче, и свет его был более резким, белым, без привычного желтоватого тепла.
Во-вторых, растительность. Деревья в отдалённых рощах имели листву серебристого оттенка, а одно, прямо под стеной замка, и вовсе цвело огромными, синими цветами, которые медленно и самостоятельно раскрывались и закрывались, будто дышали.
Мозг, настроенный на анализ, выдал заключение, от которого на мгновение перехватило дыхание: атмосферный состав, флора, спектр солнечного излучения — всё указывало на кардинально иную планетарную среду. Это была не Сира, не Земля и не одна из двадцати семи локаций, за которыми она следила.
Она медленно выдохнула, сжимая пальцами подоконник. Паника была роскошью. Её сменило леденящее спокойствие констатации факта.
«Определённо не Сира. И не Земля. Атмосферные аномалии, биолюминесценция, изменённый спектр света… — её внутренний голос звучал сухо, как отчёт. — Ладно. Хотя бы экология, судя по всему, на каком-то уровне. Маленькие радости».
Её взгляд упал на подоконник. Тонкий слой пыли лежал на тёмном дереве. По старой, доведённой до автоматизма привычке, она провела по нему пальцем, оставляя чёткую борозду. След. Улика.
И тут же, неосознанно, её мозг отдал тихий, внутренний приказ: «Стереть».
Она не произнесла заклинания. Не сделала никакого жеста. Просто захотела, чтобы следа не было. И… бороздка в пыли исчезла. Растворилась. Будто её и не было.
Она отдернула руку, рассматривая палец. Чистый.
«Так-так-так… — в её сознании медленно поползла улыбка. — А вот это уже интересно. В новом теле есть… предустановленные функции? Хмм… Магия? И какая? Предрасположенность к уборке?»
Это было нечто новое. В её мире единственной магией были технологии, деньги и человеческая глупость. Здесь правила, видимо, были иными.
Дверь в комнату с шумом распахнулась, нарушая её размышления. На пороге стоял мужчина. Высокий, плечистый, с золотистыми коротко стриженными волосами и ярко-синими глазами, в которых играли смесь беспокойства и раздражения. Он был одет в богатый, но практичный камзол, с него буквально струилась энергия властного человека, привыкшего, что мир вертится вокруг него.
«Сессия вопросов и ответов начинается. Главный приз — выживание».
— Астрид! — его голос громко прозвучал в каменной комнате. — Наконец-то! Я уже думал, ты впала в вечную спячку, как та принцесса из старой сказки!
Он подошёл и, не смущаясь, взял её за подбородок, внимательно разглядывая её лицо.
— Ничего, не помялась, — заключил он. — Хотя, с твоей-то головой, туда больше и добавить нечего. Чушь слоновья, лазить по лестницам! Я что, не могу приказать слуге достать тебе любую книгу?
«Ах вот как, — подумала она, глядя в его сияющие, самодовольные глаза. — Значит, я не только сестра, но и местная дурочка. Замечательно. Лучшей легенды и придумать нельзя».
Она заставила свои глаза наполниться туманом, а губы — слегка задрожать.
— Прости, Рейнвальд… — она намеренно сделала голос тихим и виноватым. — Я… я не помню, как упала.
Король фыркнул, но смягчился.
— Ладно, ладно. Главное, что жива. Слушай, завтра прибывает посол из Кархама. Будет пир, интриги, всё, как ты любишь. Ты должна быть там. Будешь сидеть рядом со мной, смотреть умненько и не позорить нашу династию. Договорились?
Он говорил с ней, как с ребёнком. С неумным ребёнком. В её прошлой жизни она бы уже составила досье на этого человека, нашла его слабые места и придумала, как его нейтрализовать. Сейчас же она просто кивнула, изобразив покорность.
— Хорошо, братец.
— Отлично! — он хлопнул её по плечу, чуть не сбив с ног. — Отдыхай. Выздоравливай. И, ради всех богов, не лезь больше на лестницы!
Он ушёл так же стремительно, как и появился, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и ощущение пройденного урагана.
Она медленно выдохнула. Первый контакт пройден. Маска «глуповатой сестрицы» определена.
Король Рейнвальд Веллар был именно таким, каким и казался: самовлюблённым игроком, видящим в окружающих пешки. И она, Астрид, была для него самой безопасной и бесполезной пешкой.
«Идеально».
Оставшись одна, она продолжила исследование. На столе лежала книга в кожаном переплёте с гербом — стилизованной короной и соколом. «Хроника Дома Велларов». Она открыла её.
Имена, даты, сухие факты. Основание королевства Элион. Правление её «отца». И… её страница.
«Астрид Веллар. Младшая дочь короля Оррика, сестра его величества Рейнвальда III. Обладает незначительными магическими способностями. Не представляет политического интереса».
«Не представляет интереса». Лучшего комплимента ей никто не делал.
Она отложила книгу. Её взгляд упал на подсвечник с толстой восковой свечой. Пламя ровно горело, отбрасывая прыгающие тени. Она снова сосредоточилась. «Погасни».
Ничего не произошло. Пламя продолжало танцевать.
«Значит, не телекинез. Не управление стихиями. Только… исчезновение? Стирание следов?»
Она подошла к свече. «Сделай так, чтобы свет меня не касался. Чтобы я была за пределами его внимания».
И снова — тот же тихий внутренний щелчок. Пламя свечи не погасло, но тени в её уголке комнаты словно сгустились, стали плотнее. Звуки снаружи — скрип колес, отдалённые голоса — притихли, стали приглушёнными. Она подняла руку — её кожа казалась бледнее, почти прозрачной в этом странном полумраке.
