Лайла. Полугодовалая младшая сестра. Малышка, о существовании которой я узнала случайно, из уст какой-то девчонки на перемене. Мама родила, мама живёт другой жизнью, мама счастлива. А ты, Амэли, просто приложение к её прошлому.
Слово "мальчики" прозвучало особенно неприятно. Сводные братья? Прекрасно. Надеюсь, мы с ними редко будет пересекаться. Особым желание не горю дружить с ними.
— Мы скоро приедем, — сказала мама, будто подводя итог.
Я снова уставилась в окно. Город раскрылся передо мной панорамой — высокие пальмы, неоновые вывески, кафе и торговые центры. Всё казалось ярким, вылизанным, каким-то ненастоящим. Как в сериале, который ты смотришь по вечерам, но не веришь ни одному кадру.
Я сжала в ладони ремень от рюкзака. Всё, что у меня было с собой, помещалось в одну сумку.
"Добро пожаловать в новую жизнь, Амэли", — сказала я себе мысленно, с горечью во рту.
Я увидела дом, когда машина свернула на тихую улицу, затенённую высокими пальмами и одинаковыми, но тщательно ухоженными особняками. Их фасады были вылизаны, словно из каталога по продаже роскоши. Ни пятнышка, ни трещины — всё идеально. Окна отражали закатное солнце, и мне казалось, что сама улица улыбается натянутой, фальшивой улыбкой.
Мы подъехали к белой вилле, окружённой высоченным живым забором. Электронные ворота плавно открылись, как будто знали, кто мы такие. На въезде нас встретила тишина — богатая, самодовольная тишина, такая, какую я раньше слышала только в фильмах.
— Вот мы и дома, — сказала мама с какой-то странной гордостью. Я смотрела на дом и не чувствовала ровным счётом ничего.
Три этажа. Светлый камень, стеклянные балконы, тяжёлая дверь из чёрного дерева. Огромные окна, через которые видно минимализм и порядок. Всё выглядело так, будто никто тут не живёт — будто здесь только снимают глянцевые обложки или рекламируют аромат «успешной жизни».
Мы вошли. Внутри пахло свежим кондиционером, каким-то дорогим древесным ароматом и... пустотой. Холодной, чистой пустотой. Белые стены, мраморные полы, гладкие поверхности. Никаких семейных фото, никаких рисунков на холодильнике, никаких следов того, что тут живут дети. Даже звуки здесь будто глушились стенами — голоса не отражались, как в обычных домах, а растворялись.
— Это гостиная, — сказала мама, указывая на пространство с огромным диваном, встроенным телевизором и стеклянным столом. — Там — кухня.
Кухня была огромной, с островом посередине, как в кулинарных шоу. На полках — аккуратно расставленные бокалы, как будто ждали съёмочной группы. Но всё это не вызывало аппетита. Это не была кухня, где пахнет супом или где кто-то по ночам достаёт пирожки из холодильника. Это была кухня, где готовят "статус".
Мы поднялись на второй этаж.
— Твоя комната — здесь, — сказала мама, открывая белую дверь.
Я вошла. Просторная. Большое окно, за которым виднелся сад и бассейн. Двуспальная кровать с идеально натянутым постельным бельём. Белый письменный стол, книжные полки, уже заполненные — явно не моими книгами. У стены — шкаф с раздвижными зеркальными дверями. Всё словно кто-то собирался сюда заселиться… но это точно не была я.
— Мы постарались создать тебе уют, — добавила мама.
— Спасибо, — пробормотала я.
Уют? Он не создаётся мебелью. Он пахнет старыми подушками, любимым пледом, грязной чашкой, которую никто не моет, потому что «это моё». Уют — это не белые стены и дизайнерские бра. Это когда ты чувствуешь что здесь можешь дышать.
Я села на край кровати и посмотрела на маму. Она смотрела на меня так, будто ждала реакции. Какую? Радости? Благодарности? Облегчения?
— Мне нужно немного времени, — сказала я.
— Конечно. Располагайся. Вечером ужин.
Она вышла, закрыв за собой дверь. Я осталась одна. Достала из рюкзака наушники и старую тетрадь — из тех, что всегда носила с собой. Села на пол и просто сидела. Комната была чужая. Дом — чужой. Люди — чужие.
Позже я бродила по дому, притворяясь, что интересуюсь. На третьем этаже — игровая и кабинет. Комната Брендона и мамы — безупречный порядок, книги по экономике, дорогой ноутбук, светлая, стерильная, с огромной гардеробной. Рядом — детская Лайлы, пудрово-розовая, вся в плюшевых игрушках и кружевных занавесках. Старших сыновей Брендона — синие стены, геймпады, спортивный инвентарь. И всё это выглядело будто из другого мира, не моего.
Во дворе — бассейн с голубой водой, аккуратные клумбы, подвесные кресла, дорожка к гаражу. Я встала у края воды и посмотрела на своё отражение. Казалась себе пришельцем.
Я не хотела здесь жить. Не хотела начинать с чистого листа. Я не верила в эту «новую жизнь». Хотелось сбежать. К бабушке, к вечерам с чаем, к старой Москве, к шуму маршруток и запаху хлеба у булочной.
Но я знала что назад дороги нет.
Я сидела у зеркала в своей новой, блестящей, идеально чужой комнате и смотрела на два платья, аккуратно развешенных на вешалке. Одно нежно-бирюзовое, будто для прогулки по набережной с мороженым. Другое — бледно-розовое, почти воздушное, как сахарная вата на каруселях. Оба — не мои.
Я выбрала шорты. Старые джинсовые, с потрёпанными краями, те самые, в которых гоняла летом с ребятами на скейтах. И простой белый топ. Волосы оставила распущенными. Без макияжа, без украшений. Это — я. Та, которая ещё не потерялась совсем.
На первом этаже уже пахло чем-то мясным, дорогим и явно не из полуфабрикатов. Мама хлопотала на кухне, перекидываясь с кем-то фразами на английском. Я спустилась по лестнице медленно, чувствуя, как меня будто рассматривает весь дом.
— Амэли, — услышала я мамин голос, почти робкий. — Всё готово, садись.
В столовой, больше похожей на ресторанный зал, был накрыт стол. Белая скатерть, бокалы, блестящие приборы. Брендон — высокий, чересчур ухоженный, в светлой рубашке — уже сидел и что-то проверял в телефоне. Он кивнул, когда я вошла, и сразу вернулся к экрану. Стивен сидел возле отца и даже не думал со мной здороваться, как будто я пустое место.
— Привет, — сказала я тихо.
— Привет, — бросил он читая что-то в телефоне. Я не знала, как к нему относиться. Мамин муж. Чужой челожек. Но вроде он настроен хорошо ко мне.
На руках у мамы была малышка. Лайла. Моя сестра. Крошка в ромашковом бодике с круглым личиком и зубастой улыбкой. Когда я посмотрела на неё, она рассмеялась. Настояще, искренне. Вот кто в этом доме точно никогда не притворяется.
— Привет... — шепнула я ей, не понимала как себя вести с ней, поэтому старалась не трогать её.
Мама усадила Лайлу в высокий стульчик и пододвинула к ней игрушку.
— Лео где? — спросила мама у Брендона.
— Сказал, будет позже. У него тренировка затянулась. Или ещё что. Ты же знаешь, какой он, — сказал он устало, словно речь шла о погоде.
Лео. Второй сводный брат. Почти взрослый, живущий по своим правилам. Он на год старше меня. Судя по голосу Брендона, его поведение — не сюрприз. Мама вздохнула и села напротив меня.
Ужин начался. Курица в каком-то сладком соусе, запечённые овощи, салат, французский хлеб. Мама старалась. Даже слишком. Спрашивала, удобно ли мне, не холодно ли, нравится ли комната. Я кивала. Коротко. Без подробностей. Не хотелось разговаривать.
— А как тебе Америка? — спросила она, глядя в глаза.
— Слишком солнечная. Слишком глянцевая, — ответила я.
Она улыбнулась с усилием.
— Думаю, со временем ты полюбишь это место.
— Или сбегу, — буркнула я, ковыряя еду.
Брендон ничего не сказал. Только поставил вилку на тарелку с лёгким металлическим звуком. Лайла болтала ножками и щёлкала погремушкой, не подозревая, как натянуто всё вокруг.
Через двадцать минут в дом влетел кто-то. Быстрые шаги, открытая дверь — и вот он, Лео. В кроссовках, с растрёпанными волосами и рюкзаком через плечо. Он остановился на пороге столовой и замер, увидев меня.
— Это и есть Амэли? — спросил он, даже не скрывая удивления.
— Да, это она, — ответила мама. — Твоя сводная сестра.
Он приподнял брови и хмыкнул. Без улыбки. Без приветствия. Сел на стул напротив, положил перед собой телефон.
— Ты опоздал, — сказал Брендон.
— Бывает, — бросил Лео и взял себе хлеб.
Я почувствовала, как между нами натянулась нитка. Не любопытства. Не интереса. Противостояния. Он смотрел на меня будто на постороннюю, которую не просили, но с которой теперь придётся делить территорию.
— Надеюсь, ты не ешь людей? — сказал он вдруг, криво улыбнувшись.
Я не ответила. Только кивнула. Прямо и хладнокровно. Он удивился. А мама тут же вмешалась:
— Лео...
— Что? Я просто шучу.
Ужин закончился молча. Я помогла маме убрать тарелки. Лайла захихикала, когда я коснулась её руки. Это была единственная искренность за вечер.
Когда я поднялась к себе, в голове осталась лишь одна мысль.
Меня сюда не ждали. Просто поставили в список
