Я вытащила перчатку и осторожно коснулась края знака. Магия отозвалась под кожей — старая, вязкая, пахнущая пеплом и мёртвой солью. У меня пересохло во рту.
— Ты знаешь что это? — Ардин стоял рядом, слишком близко, но я не отстранилась.
— Возможно. Этот знак — не случайный. Он часть круга вызова. Я видела нечто похожее. Давно. В библиотеке магической академии. Запретные разделы.
Он молчал, но я знала — его внимание не ослабло ни на миг.
— Этот знак мог быть частью обряда из Кодекса Глубинных Меток. Это не местное. Это... старое. До Академии. До всего, что вы здесь называете законной магией.
Я порылась в сумке и достала карманный сканер эфира. Поднесла его к символу — прибор мигнул багровым.
— Остаточные ощущения. Жёсткая привязка к ментальной боли. Кто-то использовал этот символ как якорь. Чтобы вырвать душу... или удержать её.
— Боги… — прошептал он. Мы оба понимали что возможно душу забрали у ребёнка. Но никто вслух об этом сказать не осмелился.
— Этот ритуал стар, он использовался до появления совета несколько веков назад. И кто-то оставил этот знак с привязкой ментальной боли не просто так. Кто-то хотел что бы я знала, что бы увидела.
Слова повисли между нами. Я поняла что теперь отступить не смогу. И он — тоже.
Ночь я не спала. Даже не пыталась.
Символ не просто всплыл в памяти — он проснулся во мне, будто его линии отпечатались внутри черепа, гудели под кожей, вибрировали под дыханием. Я не просто знала, что уже видела его — я помнила, где.
Почти сразу после того, как меня забросило в этот мир. На бронзовой монете, исчезнувшей после моегь прикосновения.
Я тогда только начинала осознавать, что обратно не вернусь. Была… чужой. Но я всегда была упряма.
Я помню, как вошла в главный корпус Академии — не как студент, как «временная помощница», к которой относились снисходительно.
Вечерами я оставалась дольше, чем полагалось. Когда библиотекарь спал, я кралась в задние залы — архивы запрещённых знаний. Не из желания нарушать — из инстинкта.Я чувствовала что там смогу что-то узнать об этом символе, нужно просто поискать.
И однажды, за пыльной стенкой из зачарованных томов, я нашла его.
Кодекс Глубинных Меток.
Не книга — реликвия, написанная кровью. Древняя как мир. На её страницах — только символы. Сотни. Некоторые — затёрты, некоторые пульсировали, как будто жили собственной жизнью.
И среди них…
Он.
Круг с лучами.
Руны на концах.
Символ, что в снегу.
Я тогда коснулась его — только пальцем, но хватило. Отклик пришёл мгновенно, не звук, не образ, вкус — как если бы меня окутало золой и железом.
Я отпрянула. Закрыла книгу. Потом — спрятала. Не сказала никому. Это было не просто знание — предупреждение.
А теперь… он появился вновь.
Вернувшись в реальность, я стояла у камина. Пламя грело руки, но внутри мне было холодно.
Ардин молчал — дал мне время, чувствовал, что я где-то внутри себя, в тенях прошлого.
— Ты знаешь, что это за символ, — наконец сказал он. Не вопрос. Утверждение.
— Знаю. И знаю, что его не должно быть. Он из запрещённых разделов. Из того, что называют чёрной магией. Члены клана использовали этот знак, и многие другие ради призыва.
— Кого?
Я посмотрела на него.
— Не кого. Что. Тех, кто бродит между мирами. Кого не пустили ни в один, но кто не исчез. Остаточные тени. Их называют... забвенными.
Он побледнел.
— И кто-то использует их... но зачем, ради чего?
— Думаю, не просто использует. Думаю, кто-то пытается пробудить забытое. Силу, которой нельзя дать имя. И Невея — не первая.
Просто на этот раз… кто-то оставил знак. Может, случайно. Может, специально.
Я взяла карту города, раскатила на столе. Отметила место приюта.
И чуть дальше, почти интуитивно — библиотеку Академии.
— Завтра мы пойдём туда. Я не входила туда уже несколько лет. После... инцидента. Но у меня осталась старая метка доступа. Скрытая. Думаю, она ещё работает.
— Думаешь, книга там?
— Думаю, она больше не в списке. Но я помню, куда я её спрятала.
Если символ вернулся, значит кто-то тоже был в тех архивах.
Он кивнул.
А я снова почувствовала это — отзвук символа. Как будто он пульсировал где-то под подошвами, как стук сердца, спрятанного под землёй.
Академия по ночам не спит.
Она дышит.
Пульсирует — как живой организм, скованный камнем и временем, с сердцем, бьющимся в подземных этажах, где эфир ещё гулко отзывается в венах стен. Сюда не приходят без разрешения. Но у меня было нечто большее.
Метка.
Старая, стертая с учета. Я запомнила её до последней рунной царапины, когда очищала книги в нижних залах. И однажды, в порыве отчаяния, вшила её в себя. Не метафора — в кожу, на внутренней стороне запястья, прямо в кровеносную магическую линию. Только один раз пригодилась — тогда, чтобы спастись от дозора. А теперь — чтобы проникнуть в запретное.
Мы подошли к северному входу незаметно. Ардин был не в своей тарелке — явно не привык действовать как вор, особенно в здании, в которое ещё две недели назад мечтал отдать дочь учиться.
— Это безумие, — пробормотал он, сжимая ворот пальцами. — Ты уверена, что это сработает?
Я усмехнулась.
— Магия редко бывает о здравом смысле. Но я помню, как открыть дверь.
Я приложила ладонь к древнему механизму. Метка вспыхнула слабым светом, резанула жаром, и — щелчок. Дверь дрогнула. Приглушённый хрип — живое дыхание механизма. Мы вошли.
Внутри пахло старыми чернилами, застоявшейся пылью и эфиром. Тот, кто хоть раз был в нижних уровнях Академии, помнит этот запах.
Он не забывается. Как не забывается холод, ползущий по позвоночнику, когда ощущаешь, что кто-то рядом.
Я сразу поняла — нас заметили.
Не заклинанием, не стуком — воздух изменился. Напряжение выросло, будто само пространство сжалось, чтобы пропустить что-то… чужое.
— Быстрее, — прошептала я и потянула Ардина вниз по винтовой лестнице. — Они не патрулируют старый раздел, он считается пустым. Если что-то осталось — оно там.
Он не задал ни одного вопроса. Хороший знак. Он начинал доверять. Или же — терял почву под ногами, и я была последней опорой.
Мы добрались до глухого зала — круглого, без окон, с полками до потолка. Каждая книга — в цепях. Каждая страница — магическая капсула.
— Здесь, — сказала я, подходя к нише под самой лестницей. — Я спрятала его за иллюзией.
Маленький жест рукой, мысленный шепот, и — стена разошлась, как дым. За ней — деревянный ящик, потускневший от времени. Внутри — Кодекс Глубинных Меток.
Я почти не чувствовала радости. Только страх.
Он не должен был быть здесь. Его должны были уничтожить. Или спрятать подальше.
— Ты уверена, что в нём есть ответ?
— Уверена, что без него мы не поймём, что происходит.
Я открыла книгу. Символы сразу задвигались. Некоторые — потемнели, другие — вспыхнули. И один засиял багрово.
Наш символ.
Под ним — надпись на мёртвом языке, который я не учила, но понимала.
"Свет не родится без тьмы, дитя не примет души без крови семи."
Ритуал.
Восемь детей. Семь жертв. Один бог, забытый и ждущий пробуждения.
И тут — щелчок.
Не из книги.
Из-за двери.
— Кто-то здесь, — прошептал Ардин, и я уже вытаскивала из рукава кристалл-защиту.
Шаги.
Тяжёлые, но осторожные.
Те, кто шёл, знали, что мы здесь. Знали, кто мы. Или… кем нас считают.
Я захлопнула книгу, метка на запястье вспыхнула болезненно. Мы метнулись к боковому выходу — я помнила все старые лазейки.
Кто бы ни был за нами — он не спешил. Он выжидал.
И это было хуже.
Они так и не догнали нас. Или не хотели.
Погоня — это проявление страха. А когда ты уверен, что победа за тобой — ты просто идёшь следом.
Мы вырвались на холодную улицу через задний люк старого амфитеатра. Камень под ногами был скользким, воздух — резким.
Ардин тяжело дышал. Я — едва стояла.
Кодекс я прижала к груди, как раненого. Магия в нём не утихала. Она звала, шептала, открывала врата.
И что-то во мне... поддалось.
Первый снег засыпал улицу до того, как мы дошли до дома.
Я остановилась, потеряв ориентацию во времени — и в пространстве.
— Илария? — спросил Ардин, но голос его был далёк.
Потом — тишина.
Та самая, что предшествует буре. Но буря не пришла.
Пришло зрение.
Я стою среди заснеженного леса. Ночь.
Мрак дышит из-под корней, из-под снега.
И в самой его глубине — округлая поляна.
В центре — камни, выложенные по кругу.
Внутри круга — семь свечей. И один алтарь, из чёрного льда.
На алтаре — ребёнок.
Живая.
Связанная.
Невея.
Глаза её открыты. Она не плачет. Не дышит.
Но видит меня. Прямо. Сквозь время. Сквозь эфир.
— Илария, — зовёт она.
Я пытаюсь шагнуть — не могу. Что-то держит.
Оковы — не физические. Магические. Внутренние.
И тогда она шепчет:
— Он пробуждается. Нас пока только пятеро. Но времени мало.
Внезапно — вспышка.
Свечи гаснут.
В темноте, за кругом — тени. Они приближаются.
Нечеловеческие, искривлённые.
И с каждым шагом — кровь капает из воздуха.
Я закричала.
Когда я очнулась — лежала у себя на полу.
Руки дрожали. Из носа текла кровь. Кодекс лежал рядом — мертвый, будто израсходованный.
Ардин сидел рядом, с испуганными глазами.
— Ты была там, — сказал он. — Ты шептала имя дочери.
Я кивнула, всё ещё глотая воздух. Мир качался, как на воде.
— Она жива, — выговорила я. — И просит о помощи. У нас мало времени. Они используют её как часть ритуала. У них уже 5 детей …
И они не скрываются. Они готовятся.
Я встала, несмотря на слабость.
Больше я не была просто наблюдателем. Не просто менталисткой с прошлым.
Теперь это — моё дело.
Как следователя.
Как женщины, которая знает, что такое боль одиночества.
Как той, кто выбрала в этот раз — не отступать
