Мысли о родителях Насти вызывали у Олега на зубах невольный скрежет. Девушка практически каждый день созванивалась с ними. О чем они говорили Олегу точно не было известно, так как он старался держать дистанцию, боясь сорваться. Телефонные звонки, как правило, заканчивались Настиными слезами. Даже на расстоянии они умудрялись расстраивать его девочку, уговаривая одуматься и вернуться домой. Когда-то Олег был точно так же слеп и чуть не загубил жизнь Насти, полагая, что лучше нее знает, что ей на самом деле было нужно. Сам не без греха он не мог винить их за то, что они пребывают в подобном заблуждении, но все же делал это, когда видел слезы в ее глазах. К счастью, их влияние на ее душевное состояние постепенно слабело, и уже не выбивало подолгу девушку из колеи.
С одной стороны, Олег был безумно рад благотворным переменам в ментальном и физическом состояниях Насти. С другой стороны, это порождало для него новые сложности определенного характера. Пока девушка напоминала собой клубочек из оголенных нервов, Олег даже дышать боялся в ее сторону. Однако теперь, когда она снова расцветала во всей своей естественной красоте и прелести, мужчина ничего не мог поделать с тем, что она вновь будила в нем плотское желание. Он в мельчайших подробностях помнил сладкие мгновения их близости, вызывающие мгновенную реакцию его тела. И если днем он силой воли подавлял несвоевременные порывы своего организма, то по ночам длительное воздержание давало о себе знать в полной мере, наполняя его сны порнографическим содержанием. Неудовлетворенное желание порождало такие эротические фантазии, что Олег всерьез стал опасаться поллюции, хотя и так каждый вечер сбрасывал напряжение известным способом.
Но даже если ему было суждено погибнуть от спермотоксикоза, Олег не собирался торопить события. Настя должна была окончательно окрепнуть и прийти в себя, прежде чем он начнет ухаживать за ней в романтическом смысле этого слова. Она позволила ему заботиться о себе, и на этот раз он был готов оберегать ее от всего, в том числе и от самого себя. Пока ему было достаточно того, что она не избегала его прикосновений. Он мог свободно взять ее за руку или усадить к себе на колени, когда во время прогулок она уставала, а поблизости не было подходящего, по его мнению, места для отдыха. Сам он мог сидеть хоть на голой земле, но ей самой это категорически запрещалось под эгидой заботы о ее здоровье. Настю не возмущала эта явная дискриминация, утомленная прогулкой иногда она задремывала у него на руках, доверчиво прижимаясь к его груди. Как и обещал, Олег больше не травил себя сигаретами на радость Насте и Тяпе, которым не нравился табачный дым.
- Знаешь, кажется, я начинаю понимать, почему она простила его, - раздался задумчивый голос Насти.
Вынырнув из своих мыслей, Олег не мог сообразить, о чем говорит девушка. Она, не мигая, смотрела куда-то вдаль поверх реки и леса, слегка пожевывая нижнюю губу. Было видно, что она о чем-то напряженно размышляет.
- Кто? Кого? – уточнил Олег.
- Твоя мама твоего отца, - пояснила Настя. – Трудно ненавидеть человека, который тебя любит.
Она повернула голову, и их взгляды встретились. Олег был поражен выражением ее глаз. Они смотрели с недоступной ее возрасту женской мудростью, с легкостью считая все, что притаилось у мужчины на сердце. Они оба хранили молчание, не нуждаясь в этот момент в словах. Признания Олега так и остались невысказанными, для этого еще просто не пришло время. Насте предстояло собрать себя по кусочкам, чтобы снова обрести целостность, и разобраться в собственных чувствах. Олег подождет, пусть он никогда и не был в этом особо хорош, ради нее он обучится той единственной человеческой мудрости, которая, если верить словам графа Монте-Кристо, была заключена всего в двух словах: ждать и надеяться.
С одной стороны, Олег был безумно рад благотворным переменам в ментальном и физическом состояниях Насти. С другой стороны, это порождало для него новые сложности определенного характера. Пока девушка напоминала собой клубочек из оголенных нервов, Олег даже дышать боялся в ее сторону. Однако теперь, когда она снова расцветала во всей своей естественной красоте и прелести, мужчина ничего не мог поделать с тем, что она вновь будила в нем плотское желание. Он в мельчайших подробностях помнил сладкие мгновения их близости, вызывающие мгновенную реакцию его тела. И если днем он силой воли подавлял несвоевременные порывы своего организма, то по ночам длительное воздержание давало о себе знать в полной мере, наполняя его сны порнографическим содержанием. Неудовлетворенное желание порождало такие эротические фантазии, что Олег всерьез стал опасаться поллюции, хотя и так каждый вечер сбрасывал напряжение известным способом.
Но даже если ему было суждено погибнуть от спермотоксикоза, Олег не собирался торопить события. Настя должна была окончательно окрепнуть и прийти в себя, прежде чем он начнет ухаживать за ней в романтическом смысле этого слова. Она позволила ему заботиться о себе, и на этот раз он был готов оберегать ее от всего, в том числе и от самого себя. Пока ему было достаточно того, что она не избегала его прикосновений. Он мог свободно взять ее за руку или усадить к себе на колени, когда во время прогулок она уставала, а поблизости не было подходящего, по его мнению, места для отдыха. Сам он мог сидеть хоть на голой земле, но ей самой это категорически запрещалось под эгидой заботы о ее здоровье. Настю не возмущала эта явная дискриминация, утомленная прогулкой иногда она задремывала у него на руках, доверчиво прижимаясь к его груди. Как и обещал, Олег больше не травил себя сигаретами на радость Насте и Тяпе, которым не нравился табачный дым.
- Знаешь, кажется, я начинаю понимать, почему она простила его, - раздался задумчивый голос Насти.
Вынырнув из своих мыслей, Олег не мог сообразить, о чем говорит девушка. Она, не мигая, смотрела куда-то вдаль поверх реки и леса, слегка пожевывая нижнюю губу. Было видно, что она о чем-то напряженно размышляет.
- Кто? Кого? – уточнил Олег.
- Твоя мама твоего отца, - пояснила Настя. – Трудно ненавидеть человека, который тебя любит.
Она повернула голову, и их взгляды встретились. Олег был поражен выражением ее глаз. Они смотрели с недоступной ее возрасту женской мудростью, с легкостью считая все, что притаилось у мужчины на сердце. Они оба хранили молчание, не нуждаясь в этот момент в словах. Признания Олега так и остались невысказанными, для этого еще просто не пришло время. Насте предстояло собрать себя по кусочкам, чтобы снова обрести целостность, и разобраться в собственных чувствах. Олег подождет, пусть он никогда и не был в этом особо хорош, ради нее он обучится той единственной человеческой мудрости, которая, если верить словам графа Монте-Кристо, была заключена всего в двух словах: ждать и надеяться.
