Пролог
– Стойте!
Сильный мужской голос пролетел над душной от поздней летней жары людной площадью, перекрыл собою зачастившую дробь барабанов и такую же дробь зашедшегося в панике сердца.
Я почувствовала, как ладонь палача, свинцом опустившаяся на мое плечо и уже собиравшаяся было толкнуть вниз на колени, замерла, и подняла помутневший взор от изрезанной уродливыми темными трещинами пятнистой плахи.
– Стойте! – громогласно повторил стремительно приближающийся к эшафоту властный глас. – Остановитесь немедленно!
Короткий ищущий взгляд по толпе - и я наконец увидела его обладателя: рослый седовласый священник, с легкостью прокладывавший мощными плечами дорогу через толпу, едва ли не напролом пробирался к месту казни.
На него оглядывались в удивлении и непонимании те, кто был поодаль, отшатывались — те, кто по несчастливой случайности попадался на пути, и лишь соляные столпы стражников не двинулись с места, когда священник оказался прямо перед эшафотом, и его черные грозные глаза остановились на мне.
– Именем Церкви! – провозгласил он неожиданно то единственное, что могло своей властью встать между палачом и мной. – Вы не смеете лишать жизни это преступное создание, – священник вскинул руку, и его длинный узловатый палец выстрелил из-под бесформенных сероватых одежд и ткнул в меня. – Покуда под ее сердцем бьется ни в чем не повинная жизнь!..
Площадь загудела.
Я опешила настолько, что на несколько мгновений даже позабыла о собственной казни.
То есть... То есть, теперь меня обвиняют еще и в – чем?!
То есть, я уже не просто объявленная на весь свет «заговорщица», покушавшаяся на самого принца! Я теперь еще и падшая блудница!..
Ярость обожгла беспощадно.
И столь стремительно, что вернула и кровь к холодному лицу, и ясность мыслей в одно мгновение.
И я уже открыла было рот, чтобы высказать собравшимся все накопившееся за прошедшую кошмарную ночь... Как вдруг взгляд упал на вытянувшееся лицо Найджела Флеттчера, стоявшего рядом с эшафотом и ожидавшего казни больше прочих. Того, кто еще вчера утром значился моим официальным женихом. И... это зрелище определенно стоило того, чтобы продлить агонию.
Я закрыла рот и приподняла подбородок чуть-чуть повыше, бросив искоса красноречивый взгляд на вчерашнего нареченного.
Да, любовь моя.
Глубоко беременна.
А ты что, подумал, будто единственный такой здесь на многие мили вокруг любвеобильный нашелся, ммм?
Найджел побагровел так резко и так внезапно, словно вспыхнувшая от искры переполненная кипящим маслом сковорода. И в следующую секунду уже вихрем рванул к эшафоту, толкнув прочь не попытавшихся даже остановить его стражников; на одном дыхании взлетел по скрипнувшим под его сапогами ступеням, схватил меня за локоть и больно дернул к себе.
– Почему ты ничего не отрицаешь?! – потребовал объяснения, горя праведным гневом обманутого жениха. – Я ведь не хуже тебя знаю, что это грубая и подлая наглая ложь! Мы с тобой только вчера были помолвлены! Как… – его голос вдруг сорвался до бессильного шепота, словно кто-то враз погасил весь полыхающий запал в горле. – Как ты могла забеременеть?.. – прошипел он.
О, эти широкие глазки!.. Это побледневшее личико!.. Эта печать оскорбленной невинности на благородных чертах!.. Как будто не его усилиями я вообще оказалась на этом эшафоте!
– Найджел, – я покровительственно улыбнулась и сделала паузу, позволяя собравшимся на казнь зевакам притихнуть, жадно ловя каждое слово вчерашней невесты. – Ты действительно хочешь знать подробности?
Секундная тишина взорвалась грянувшим нестройным смехом и свистами.
Найджел оторопел.
А очнувшись, брезгливо отдернул руку, окинул меня испепеляющим взглядом с головы до ног и явно собирался занять место палача. Как вдруг улыбнулся... Нехорошо и опасно.
– Понимаю, – неожиданно спокойно и достаточно ясно, чтобы его голос был слышен вокруг, произнес он. – Кто бы не ухватился за возможность отсрочить неизбежное. Но лишь на какие-то жалкие полчаса, Сабрина. Лишь пока твои слова не проверят и не сообщат о последнем неудавшемся блефе приговоренной во всеуслышание.
Холодная гранитная плита придавила сердце снова.
– Но я хочу, чтобы ты помнила, – чуть подавшись навстречу и проникновенно заглянув в глаза, прибавил он. – Я хочу, чтобы ты помнила о моем предложении: оно будет в силе до самой последней минуты. Единственное, что может отсрочить твою казнь навсегда. Единственное, что заставит меня рискнуть всем ради тебя.
По толпе скользнул одобрительный гул.
Не иначе, как случайные свидетели благородного обещания подумали о брачном предложении, о не желавшем смиряться с потерей возлюбленной мужчине, о его готовности сражаться за мою невиновность до победного конца.
Знали бы они, что этот подлец имел в виду на самом деле.
– Я лучше умру! – прошипела в ответ.
Найджел вновь улыбнулся. Красиво очерченные губы едва тронула эта призрачная улыбка, глаза же продолжали глядеть холодно и беспощадно. Бывший жених неторопливо поднял к моему лицу руку, запустил ладонь в запутанные волосы и нежно провел по щеке большим пальцем, послав по коже колючие морозные мурашки.
– Любовь моя, – шепнул так тихо, что на этот раз его могла слышать лишь я. – Ты же знаешь… – он задумчивым взором проследил за собственной лаской, от которой не было возможности ни увернуться, ни сбежать. – …я это устрою.
Глава 1. Подарок Судьбы
Семь недель назад…
Это должен был быть идеальный вечер.
Пряная свежесть сада, сияющие золочено-алые разводы на лазурном небе, поздние птичьи трели на смену надоедливой дневной суете, и в добавок ко всему - заполнивший кухню аромат свежеиспеченных черничных маффинов и налитый с приятным журчанием в любимую голубую чашку горячий янтарный чай с мелиссой.
А еще - папино широкое кресло, новая книга, так удачно одолженная у Глории, и никаких притворств до глубокой ночи.
Сегодня был один из тех редких случаев, когда я могла сбросить маску несуразной толстушки и понаслаждаться собственным обликом, пока весь дом принадлежал мне одной. Тетушка Шарлотта с раннего утра уехала на ярмарку: не каждый день у наших берегов бросал якорь торговый корабль из Даэрсии, и не воспользоваться шансом она не могла. Что до оставшейся здесь в полном одиночестве меня… На то были свои причины. И продержаться затворницей осталось не так уж и долго.
«Идеальный вечер» закончился без предупреждения. Аккурат в тот самый момент, когда я, расположившись удобно с ногами в кресле и разложив книгу на коленях, потянулась уже было к чаю... И вдруг от исполинского стука в парадную дверь внизу содрогнулся и дом, и чай, и я.
– Крейг… – пробормотала я раздраженно.
Крейг значился нашим единственным слугой, кого тетушка Шарлотта и я могли себе позволить, и в обычное время гордо именовал себя «дворецкий».
И, скорее всего, тетка давно бы уже выгнала «дворецкого» за вечное пьянство после очередного выданного жалованья, если бы во все остальное время этот седоватый полный мужчина средних лет и поистине гигантского роста не был милейшим человеком. А еще – талантливейшим садовником, одним движением руки приводившим в порядок все наши заросли. А также конюхом, едва ли не интуитивно чувствовавшим лошадей и потому приносившим усадьбе дополнительных доход от соседей.
– Следовало выдать ему жалованье хотя бы днем позже, – с досадой промолвила я в ответ на очередной грохот снизу и с усилием вернула глаза к книге, не намереваясь даже шагу делать с этого кресла.
И зря.
Потому что в этот момент дверь грохотнула еще раз и... не выдержала. Это стало ясно по жалобному треску, затем - глухому стуку, отразившемуся уже внутри самого дома, и следом - отчетливо раздавшимся шагам уже в самом холле.
Я молнией слетела с кресла, едва не опрокинув поднос с чаем и маффинами, на ходу подхватила свой толстенный халат, нырнула внутрь, а узел пояса завязывала уже выскочив из спальни с заготовленной гневной речью. И… Так и застыла, как вкопанная, когда глазам предстал сам дворецкий.
Да, это был Крейг.
И долетевшая до меня с порывом сквозняка ударная волна спиртного подтвердила худшие подозрения.
Но чего я не ожидала вовсе – так это компании, безвольно повисшей на плече нашего слуги, который сейчас тащил своего друга уже вверх по ступеням.
– Я тут п-подумал, что з-заждались вы з-здесь в глуши жениха, л-леди Сабрина… – натужно пропыхтел он мимо оторопевшей меня, буквально вломился в отлетевшую под его исполинским напором хлипкую дверь моей (!) спальни и одним движением сгрузил бесчувственное тело своего собутыльника на мою же постель!.. – Вот! – расплывшаяся довольная физиономия дворецкого оборотилась ко мне и одарила широченной пьяной улыбкой. – Владейте и размножайте!
Я опомнилась от потрясения лишь когда он уже преодолел добрую половину ступеней обратно вниз, опасно шатаясь и невнятно что-то с душой напевая себе под нос.
– КРЕЙГ! – взвизгнула я вслед, встрепенувшись и метнувшись за ним, едва успев ухватиться на лету за гладкие перила и буквально повиснув над лестницей. – Сию же минуту вернись и забери этого… – я быстро обернулась на белеющий через дверной проем мужской силуэт на кровати и поняла, что даже понятия не имею ни кто это, ни откуда, ни как нового приятеля Крейга зовут.
– …«несчастного»! – охотно подсказал мне с нижней площадки дворецкий и, не прекращая неровное дрейфующее движение прочь, едва не вывалился плашмя за качнувшуюся на уцелевшей верхней петле дверь в вечерний сумрак.
Некоторое время я просто продолжала стоять, судорожно сжимая перила, и глядеть широко распахнутыми глазами на опустевший и утихший двор. И напрочь отказываясь поверить в то, что только произошло на моих глазах. Да как… ОН ПОСМЕЛ?! Пусть от былого богатства лорда Сивери остались одни воспоминания, и его обнищавшая бесприданница-дочь давно служила предметом негласных насмешек соседей, но своего достоинства я еще не растеряла. И если после такого тетка не выгонит своего любимца сама – это сделаю я.
Глубокий вдох.
Бесконечно медленный выдох…
Я развернулась к спальне и на деревянных ногах заставила себя вернуться обратно. Подошла к кровати. Хмуро оглядела тихо сопевшего на моем покрывале чужого мужчину, занявшего практически все узкое пространство, которого раньше с лихвой хватало мне одной. И почему-то подумала, что на обычных собутыльников Крейга этот конкретный – походил мало. Точнее – не походил вовсе. Этот был необычно гладко выбрит, хорошо сложен и еще довольно молод для завсегдатая кабаков. И странно непохож на местных мужчин вообще... Короткие темные волосы с выжжеными на солнце прядями, ровный бронзовый загар в распахнутом вороте, белоснежная рубашка из тончайшего хлопка, заправленная в светлые узкие брюки и перехваченная широким кожаным поясом с массивной мудреной медной пряжкой. Превосходной выделки явно не здешнего пошива сапоги в тон брюкам...
Неожиданно блуждающий по незнакомцу взгляд привлек крошечный лоскуток бумаги, едва выглядывавший из кармана брюк и почти не приметный.
Не знаю, какой бес заставил меня вытащить чужое письмо. Надежда, что я случайно узнаю имя и точный адрес незваного гостя, а затем с чистой совестью отправлю его наемным экипажем обратно? Но только уже через минуту я горячо жалела, что прочла, а лицо горело огнем от ярости и обиды.
«Рональд, дружище! Ничто так не лечит сердечные раны, как новые нежные женские объятья! И поверь: лучше, чем Сабрина Сивери, тебе в этих краях не найти. Она, быть может, немного «широковата в кости», но, говорят, у нее миловидное лицо и добрый нрав! Не благодари. Алекс»
Я подняла тяжелый взгляд на спящего и в этот момент впервые за двадцать один год пожалела, что мужа у меня нет.
– И кто же вам сказал, благородный «Алекс», – тихо процедила я сквозь зубы и, не глядя, аккуратно сложила записку снова: уголок к уголку. – Что у меня добрый нрав?
***
Золотой закат нежно расцветал на плывших по небу хлопковых облаках, играл светящейся мелкой рябью на глубоких зеленовато-синих водах фьорда, на густой зелени обступивших берега великанов-скал... И на легонько качавшемся у пристани корабле. «Нереида» с далеких берегов. Королевский величественный фрегат, столь же грозный, сколь и прекрасный.
Тихий ветер доносил со стороны берега веселые звуки разгулявшейся в портовой деревушке ярмарки, поздние заливистые трели птиц с крутых склонов гор, крики рассекавших небесную высоту чаек… И хрустальную мелодию. Где-то совсем рядом чьи-то пальцы неторопливо перебирали струны арфы, наполняя воздух томлением грусти и тоски, робкой любви, надежды…
И эта умиротворяющая музыка уже начинала изрядно действовать Найджелу на нервы.
Он знал, кто музицировал. Отлично помнил и резную даэрскую арфу в капитанской каюте, и черноволосую девушку, игравшую на ней в эту самую минуту. И сейчас от всей души желал, чтобы леди Селестия забылась в своем высоком одухотворении столь долго, что ей не пришло бы в ближайшие часы в голову поинтересоваться – а почему, собственно, принц Александр вернулся на борт один, и где там на берегу затерялся сам гостеприимный хозяин корабля?..
Ч-ч-черт бы побрал самоуверенность этого королевского юнца!! Один приказ. Один только приказ этой девчонки – и охрана корабля, исчисляемая едва ли не тремя сотнями воинов, даже не глянет на родовитое положение Александра!
Найджел прервал отчаянные безумные шаги по роскошной каюте, так щедро отданной на время во владение высокому гостю, и зло посмотрел на вольготно раскинувшегося перед ним в глубоком пурпурном кресле принца. Один час. Он оставил этого юнца без присмотра всего лишь на один час!..
– Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что именно сделали, Ваше Высочество?! – не выдержал печати полнейшего безразличия на лице наследника Найджел. – Вы хотя бы на секунду задумались о политических последствиях для себя, когда опоили этого человека и отправили к Сивери?! – его рука взлетела в сторону, и палец яростно ткнулся в умиротворенный летний берег за окном. – Клянусь, вам несказанно повезло, что в доме леди Сабрины Сивери нет мужчин, готовых постоять за честь девушки и тотчас поднять скандал, иначе к этому часу о сотворенном вами стало бы уже известно на корабле, а леди Селестия оставила бы свою арфу и вместо этого предалась бы раздумьям, на какой мачте вас лучше было бы вздернуть, чтобы не портить вид из окон на палубу!
Последние слова Найджел почти прошипел, чтобы ненароком не привлечь внимания людей снаружи.
Он преувеличивал, да. Никто здесь не посмеет поднять руку на Александра, даже взбешенный хозяин «Нереиды», каким он будет после пробуждения в чужой постели завтра утром. Но скандал, когда все выяснится, обеспечен, черт возьми, и крайним во всей этой истории окажется никто иной, как сам Найджел!
Почему?! Святые Небеса!.. Ну почему из всех приближенных Его Величество велел следовать за отпрыском именно ему?..
– Флеттчер, не драматизируй, – ожидаемо отмахнулся принц. – Это был всего лишь дружеский розыгрыш, и готов спорить, завтра мы с Рональдом от души посмеемся надо всем этим.
Юноша отсалютовал верному другу бокалом золотистого вина и неторопливо пригубил, нисколько, похоже, не волнуясь ни о последствиях, ни о том, чем его «розыгрыш» являлся в глазах горячего и скорого на расправу даэрстца на самом деле.
