Менестрель.
На песню «Королевна» группы «Мельница».
Менестрель — красивое слово, за которым скрывается иногда трудная, хоть и красивая судьба человека, не имеющего ничего за душой. Это слово становится его возможностью, его единственным шансом на нормальное существование… жизнь менестреля полна опасностей, приключений и, конечно, песен. Как же без них…
За окном, украшенным причудливым узором художника-мороза выла разъяренной волчицей метель. В этот шумный, тревожный вечер у одного работника должен был родиться четвертый ребенок. Жена уже давно была наедине с повитухами, которые денно и нощно смотрели за ребенком и его матерью. А глава семейства стоял перед иконой на коленях и молил Бога о сыне – наследнике, который будет его опорой и поддержкой, а также преемником его дела.
Время тянулось ужасно медленно, жена уже извелась от жестоких схваток, но никак не могла разродиться, с каждой мучительной схваткой, она слабела, казалось, ребенок вытягивает из матери последние силы и упорно сопротивляется появлению на свет. Повитухи сновали по дому, меняя воду и тряпки, а отец с каждым стоном жены все больше терял надежду. Он перестал молиться о сыне и начал возносить молитву о своей жене. Слезно умолял сохранить любимой жизнь, давал клятвы, смысл которых и сам не мог уловить. В конце концов, после очередного стона жены он выкрикнул с мольбой и отчаянием:
— Господи, пусть она живет! Мне все равно, что будет с ребенком, лишь бы она была жива!— в этот момент раздался душераздирающий крик женщины и едва слышный плач младенца. Глава семейства неверяще смотрел на икону и едва слышно шептал слова благодарности. Заплетающейся походкой он подошел к комнате роженицы и буквально ввалился туда, как только повитуха открыла дверь. Увидев бледную, совершенно измученную жену с крохотным белым комочком на груди, не смог сдержать слез счастья и глупой улыбки. Дрожащими пальцами дотронулся до щеки роженицы и посмотрел на ребенка. Улыбка медленно сползла с лица, а в глазах появился дикий, животный страх. Кожа ребенка отливала синевой, а глаза… абсолютно черные, взгляд которых, казалось, проникал прямо в душу. Слова любви застряли в горле, муж и отец не мог произнести ни слова. Он тонул в этих ужасных, притягательно-таинственных глазах своего сына. В них не было ни страха, ни ненависти, только детское любопытство и… любовь?
—Красивый, правда? — жена ласково погладила сынишку по головке и улыбнулась мужу — Давай назовем его Мирославом?
Мужчина кивнул и вышел. После такого потрясения хотелось одного — спать. Но он боялся – глаза сына, новорожденного, словно преследовали его. Он не мог понять почему у малыша через несколько минут после рождения такой осмысленный взгляд и абсолютное спокойствие. Как будто он… предвидел это… будто он уже…жил…
От таких мыслей отцу стало не по себе. Достав из-под стола спиртное, он молча принялся запивать свой страх и странные мысли.
* * *
Шли годы. Дети в семье работника росли веселыми и бойкими. Все, кроме Мирослава. Мальчик оказался весьма кротким и миролюбивым мальчиком, хлопот родителям не доставлял, только сразу после своих трех лет он начал тяжело болеть, буквально таять на глазах. Бабки-знахарки в удивлении разводили руками – мальчик был совершенно здоров и причин для такого заболевания не находилось. Так, мучаясь припадками и теряя вес с каждым годом, мальчик смог дожить до шести лет. Мать, любившая сынишку больше всех своих детей, собрав последние деньги, отправилась к целителю.
Целитель сразу увидел в мальчике мага. Его сила была настолько велика, что не могла уместиться в хрупком детском теле и выходила наружу фонтаном, заряжая все вокруг, но отнимая у мальчика здоровье. Обучение малыша требовало больших средств и маг понимал, что в бедной семье нет возможности выучить мальчика, даже такому простому, как контроль силы. Поэтому он решил рассказать матери:
— Ваш сын маг. Очень сильный, но он не умеет сдерживать свою силу. Если ничего не сделать – он умрет через месяц.
— Скажите, что можно сделать? — мать мгновенно побледнела и с ужасом воззрилась на мага.
— Мы можем найти ему духа-хранителя, который возьмет часть его силы на себя. Только сразу вас предупреждаю – последствия непредсказуемы. Но мальчик будет жить. Вы согласны?
Женщина кивнула, для нее сейчас было важно только здоровье сынишки, а после озвучивания срока его жизни, она была готова на все. И готова ко всему. Если он будет жить дальше – то все равно, в каком состоянии, главное, она не потеряет свое самое любимое чадо, которое ждала с таким нетерпением и любовью.
Дух-хранитель — это самая высшая магия, доступная людям. Только великие маги могли соединить душу человека и животного. Тотемного животного. Эта связь являлась неравноценным обменом, но она давала некоторые преимущества: например, животного могло оттягивать магию хозяина на себя и инстинктивно использовать её, либо человек мог чувствовать то, что чувствует его дух-хранитель. Эта связь была нерушима до конца дней человека. А обмен был неравноценным потому, что человек после проведения обряда лишался какого-либо умения, особенности, органов чувств.
Целитель взял мальчика на руки и прошел в другую комнату своего весьма аскетичного жилища. Там он начал готовить малыша к обряду: заварил в тазу несколько целебных трав для того, чтобы мальчик мог спокойно воспринимать последующие изменения реальности, достал нож, уже давно затупленный, но жизненно необходимый в данном обряде, зажег ладан для расслабления мальчишки. Мальчика он раздевал, бормоча слова древнего заклинания, которое уже почти стерлось из памяти многих целителей, садил его в таз, напевая, зовя природу на помощь. Маг видел чистую душу ребенка и у него сжималось сердце от понимания того, на что он обрекает это чудесное создание. Но другого выхода нет. Он начал рисовать ножом на коже ребенка руны, оставляя красный след. И все это проводилось под внимательным, чуть любопытным взглядом малыша-мага. Мирослав не кричал, не сопротивлялся. Словно знал, что так должно быть. И маг, поймав себя на такой мысли, вздрогнул, от чего взгляд черных глаз мальчика впился во взгляд мага. Чувство полного погружения в эти загадочные глаза, затопило целителя, он тонул в них, терялся, растворялся без остатка и, спустя секунды вновь становился цельным, так повторялось несколько раз, пока в глазах мальчишки не появилась боль – маг слишком сильно надавил на хрупкое детское плечико при выведении очередного символа. Целитель, очнувшись, быстро довел вступительный ритуал до конца и, взяв мальчика на руки, отправился к опушке леса. А над лесом уже нависали тяжелые свинцовые тучи, готовые разродиться проливным дождем. Массивные тучи громко сталкивались в небе как корабли в море.
Посадив малыша на опушке леса, целитель, прошептав последние слова заклинания, повернулся к лесу спиной и, не оборачиваясь, пошел до ближайших кустов – никто не должен его видеть, так как дух будет искать чистую силу, заключенную в мальчике и взрослым тут делать нечего. Но целитель просто не мог не контролировать процесс, да и любопытство затмевало здравый смысл.
Вот на поляну, где сидел мальчик, вышла прекрасная рысь. Принюхавшись к воздуху, она крадучись подошла к малышу, замерла на секунду, словно решая что-то, фыркнула и, гордо подняв голову, ушла обратно в лес. Целитель осторожно перевел дух — страх за мальчика захватил его с головой. Он так боялся, что рысь кинется на мальчика и разорвет его. Следующим животным был волк – легкой трусцой он добежал до ребенка, также принюхался и неожиданно зарычав, припал на передние лапы, словно сопротивляясь этой магии и намереваясь напасть на малыша. Мальчик сидел, кажется, даже не дыша…
« Оскаленная волчья пасть в нескольких сантиметрах от лица… злые, желтые глаза волка, в которых пылало пламя лютой ненависти и презрения… серая шерсть казалось не мягкой, а жесткой и грубой, словно иглы ежа, торчала в разные стороны…»
Из глаз мальчика брызнули слезы, он прикусил губу, чтобы не плакать в голос и не провоцировать хищника. Слезы текли по лицу, скапливаясь под подбородком большой неприятной каплей, а волк, словно заметив это, перестал рычать и рванул в лес.
Животные выходили из леса, примеряя на себя роль духа-хранителя, но все также уходили ни с чем.
Вечер начинал подкрадываться к лесу и маг уже отчаялся найти мальчику хранителя, как в небесах раздался клекот. К мальчику, сложив крылья, камнем падал сокол. На последних секундах перед столкновением с землей, птица раскрыла крылья села мальчику на плечо.
Янтарный взгляд победителя, во взгляде скрытая гордость и радость. Огромные когти, даже ни капельки не раня, сжимают плечо, а перья кажутся такими притягательными, что хочется коснуться их рукой, погладить.
Целитель мгновенно выбежал из своего укрытия. Такого чуда он никогда прежде не видел. Подойдя к мальчику, он услышал единственный вопрос:
— Дядя, а почему так темно? — мальчик поднял на него свои, уже далеко не черные, а подернутые белой дымкой глаз. Маг вздрогнул, чувствуя, как горло сдавливаю рыдания. Мальчик ослеп — вот его цена за ритуал.
— Темнота выбрала тебя, мальчик. Решила, что ты ее друг. — сипло, с трудом сдерживая слезы, прошептал маг. Ну почему он не предложил его матери обучить мальчика самому? Он бы смог. Он готов был передать мальчишке все свои знания, но что его остановило? Страх? Сомнения? Как же он сейчас хотел повернуть время вспять на несколько часов!
Взяв малыша на руки, целитель пошел к хижине, в которой металась из комнаты в комнату мама мальчика. Как только маг зашел, мать кинулась к нему:
— Господин, как все прошло?
— Отлично! — нарочито бодро произнес маг, стараясь не смотреть ей в глаза. Не хотелось показывать матери мальчика своего отчаяния и сочувствия, которое так часто принимают за жалость. — Дух-хранитель мальчика – сокол… вы…
— Мам, я подружился с темнотой! — звонко воскликнул мальчик и рассмеялся ярким, непринужденным смехом радостного ребенка. А мать от этих слов застыла, словно статуя и с ужасом взглянула на мага. Тот лишь виновато опустил глаза и, поставив ребенка на пол, отвел ее в другую комнату и сказал.
— Мальчик ослеп. Навсегда.
Эти слова прогремели громом над бедной женщиной. Один, самый любимый и единственный сынишка слеп, теперь он не сможет иметь друзей станет изгоем. Это слишком высокая цена за жизнь…
* * *
Со временем мальчик привык к плотному пологу темноты, что постоянно окружал его. Но привыкнуть к издёвкам соседских мальчишек доброе сердечко Мирослава не могло. Из-за насмешек он перестал выходить на улицу и общаться с людьми, все чаще отправляясь в страну своих мечтаний и грез. В них он становился могущественным волшебником, создающим другие миры, не подвластные чувствам зависти, корысти и ненависти или храбрым рыцарем, что спасает самую прекрасную принцессу от лап жуткого дракона. Он бережно хранил эти грезы от окружающих, не желая терять свой хрупкий и прекрасный внутренний мирок.
— Мир, к нам пришел менестрель! Пойдем, послушаем? — в комнату забежала одна из его старших сестер и, на радостях схватив младшего братишку за руку, выбежала на улицу, не дожидаясь от него ответа.
Вот только добежать до площади детишки не успели. Им навстречу выдвинулась местная банда мальчишек-сорванцов, которая постоянно портила жизнь Мирославу и его сестрам. Главарь этой толпы подошел к ребятам и, по-взрослому сплюнув на землю, произнес, старательно растягивая слова:
— Куда это ты спешишь со своим калекой? — в толпе раздались смешки.
— На выступление менестреля! — звонко ответила, девочка, делая шаг для того чтобы спрятать братишку.
— Таким, как он бесполезно туда идти. — толпа взорвалась издевательским смехом. — Так что лучше поворачивайте назад, пока вам не надавали.
— Попробуешь что ли, обидеть слабых? — голос сестренки дрожал от еле сдерживаемой ярости.
— Да! — воскликнул главарь и дал отмашку своим «цепным псам».
«Крики…звук глухих ударов… плачь сестренки… но я не вижу, не могу помочь… удар в живот сносит меня с ног, я падаю… голова болит… темнота из вечного друга вдруг превратилась в лютого врага… сестренка…» — мальчик смог отползти, спрятаться за сараем. Сидя там и глотая горькие, злые слезы, он мечтал отомстить. Но вдруг он услышал музыку. И нежный, бархатно-ласковый голос, который уводил его все дальше от обид и злобы, наполняя мальчика светом надежды и добротой веры:
— В краю средь гор и цветущих долин
Текла река, исчезая вдали.
Прекрасней не было страны,
Где рождались баллады и сны.
В дорогу звал глас таинственных гор.
Три сына там покидали свой дом.
Один был горд, другой – упрям
А третий был сердцем смирен.
Слова Отца были грусти полны:
« В любви моей вы росли как цветы.
Что ждет вас там, в чужих краях?
Да хранит вас молитва моя».
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Сохраните богатство Души
и Любви нескончаемый Свет!»
Прошли года, затерялись вдали
В краю средь гор и цветущих долин
Встречал Отец своих детей
После долгих разлук и скорбей.
И первый сын возвратился домой:
« Гордись, Отец – я великий герой!
Вся власть моя, и в этом суть
На крови я построил свой путь!»
Второй привез золотые дары:
« Смотри, Отец, я могу все миры
Купить, продать и слезы всех
Превратить в серебро и успех!»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Разменяли богатство Души
Ради Славы и блеска монет!»
А третий сын на коленях стоял:
« Прости, Отец, я великим не стал.
Смиренным был, врагов прощал»
А Отец с теплотой отвечал:
« Душа твоя и добра и чиста
И пусть богат ты и знатен не стал,
Но ты хранил Любовь мою,
Я, тебе, свой престол отдаю!»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
« Кроток сердцем и духом смирен,
Верный сын унаследовал трон!»?
Слезы высохли. Мальчик, словно натянутая до предела струна, прислушивался к себе. Музыка. Она наполнила его темноту и пустоту живыми, яркими красками, заставила по-новому дышать, по-новому слышать мир.
Убаюканный и потрясенный этой прекрасной песней, мальчик умиротворенно привалился к стене сарайчика, возле которого сидел. Сзади раздались шаги и тот же самый голос, что исполнял песню, спросил:
— Малыш, а где твои родители?
— Они в поле. Я был с сестренкой, но она убежала. — мальчик смотрел, как показалось менестрелю, перед собой, словно не реагируя на голос незнакомца.
— А как тебя зовут?
— Мирослав. А вас?
— Митрий. — мужчина протянул мальчику руку, но тот не среагировал на это действие, словно не видел. — Малыш, а что у тебя с глазами?
— Я слеп, господин. — это равнодушие в голосе мальчишки заставила менестреля содрогнуться. Мальчик наверняка уже понял и осознал, что его ждет незавидная роль сельской груши для битья. Ведь уродов никто не любит. В Митрии проснулось странное желание помочь этому мальчику. И пусть таких немощных недолюбливают, но в роли менестрелей терпят. Он не будет обузой и позором для родителей.
— Пойдем со мной? Я отведу тебя домой, мне нужно поговорить с твоими родителями.
— Хорошо, господин. — мальчик, несмотря на недостаток, шел уверенно по дороге и вел менестреля. Довольно быстро они дошли до нужного дома. И вновь мужчина был поражен: дом можно было считать образцом не только чистоты и порядка, но и любви и заботы. Дети были опрятно одеты и спокойно играли в сколоченной отцом песочнице.
На песню «Королевна» группы «Мельница».
Менестрель — красивое слово, за которым скрывается иногда трудная, хоть и красивая судьба человека, не имеющего ничего за душой. Это слово становится его возможностью, его единственным шансом на нормальное существование… жизнь менестреля полна опасностей, приключений и, конечно, песен. Как же без них…
За окном, украшенным причудливым узором художника-мороза выла разъяренной волчицей метель. В этот шумный, тревожный вечер у одного работника должен был родиться четвертый ребенок. Жена уже давно была наедине с повитухами, которые денно и нощно смотрели за ребенком и его матерью. А глава семейства стоял перед иконой на коленях и молил Бога о сыне – наследнике, который будет его опорой и поддержкой, а также преемником его дела.
Время тянулось ужасно медленно, жена уже извелась от жестоких схваток, но никак не могла разродиться, с каждой мучительной схваткой, она слабела, казалось, ребенок вытягивает из матери последние силы и упорно сопротивляется появлению на свет. Повитухи сновали по дому, меняя воду и тряпки, а отец с каждым стоном жены все больше терял надежду. Он перестал молиться о сыне и начал возносить молитву о своей жене. Слезно умолял сохранить любимой жизнь, давал клятвы, смысл которых и сам не мог уловить. В конце концов, после очередного стона жены он выкрикнул с мольбой и отчаянием:
— Господи, пусть она живет! Мне все равно, что будет с ребенком, лишь бы она была жива!— в этот момент раздался душераздирающий крик женщины и едва слышный плач младенца. Глава семейства неверяще смотрел на икону и едва слышно шептал слова благодарности. Заплетающейся походкой он подошел к комнате роженицы и буквально ввалился туда, как только повитуха открыла дверь. Увидев бледную, совершенно измученную жену с крохотным белым комочком на груди, не смог сдержать слез счастья и глупой улыбки. Дрожащими пальцами дотронулся до щеки роженицы и посмотрел на ребенка. Улыбка медленно сползла с лица, а в глазах появился дикий, животный страх. Кожа ребенка отливала синевой, а глаза… абсолютно черные, взгляд которых, казалось, проникал прямо в душу. Слова любви застряли в горле, муж и отец не мог произнести ни слова. Он тонул в этих ужасных, притягательно-таинственных глазах своего сына. В них не было ни страха, ни ненависти, только детское любопытство и… любовь?
—Красивый, правда? — жена ласково погладила сынишку по головке и улыбнулась мужу — Давай назовем его Мирославом?
Мужчина кивнул и вышел. После такого потрясения хотелось одного — спать. Но он боялся – глаза сына, новорожденного, словно преследовали его. Он не мог понять почему у малыша через несколько минут после рождения такой осмысленный взгляд и абсолютное спокойствие. Как будто он… предвидел это… будто он уже…жил…
От таких мыслей отцу стало не по себе. Достав из-под стола спиртное, он молча принялся запивать свой страх и странные мысли.
* * *
Шли годы. Дети в семье работника росли веселыми и бойкими. Все, кроме Мирослава. Мальчик оказался весьма кротким и миролюбивым мальчиком, хлопот родителям не доставлял, только сразу после своих трех лет он начал тяжело болеть, буквально таять на глазах. Бабки-знахарки в удивлении разводили руками – мальчик был совершенно здоров и причин для такого заболевания не находилось. Так, мучаясь припадками и теряя вес с каждым годом, мальчик смог дожить до шести лет. Мать, любившая сынишку больше всех своих детей, собрав последние деньги, отправилась к целителю.
Целитель сразу увидел в мальчике мага. Его сила была настолько велика, что не могла уместиться в хрупком детском теле и выходила наружу фонтаном, заряжая все вокруг, но отнимая у мальчика здоровье. Обучение малыша требовало больших средств и маг понимал, что в бедной семье нет возможности выучить мальчика, даже такому простому, как контроль силы. Поэтому он решил рассказать матери:
— Ваш сын маг. Очень сильный, но он не умеет сдерживать свою силу. Если ничего не сделать – он умрет через месяц.
— Скажите, что можно сделать? — мать мгновенно побледнела и с ужасом воззрилась на мага.
— Мы можем найти ему духа-хранителя, который возьмет часть его силы на себя. Только сразу вас предупреждаю – последствия непредсказуемы. Но мальчик будет жить. Вы согласны?
Женщина кивнула, для нее сейчас было важно только здоровье сынишки, а после озвучивания срока его жизни, она была готова на все. И готова ко всему. Если он будет жить дальше – то все равно, в каком состоянии, главное, она не потеряет свое самое любимое чадо, которое ждала с таким нетерпением и любовью.
Дух-хранитель — это самая высшая магия, доступная людям. Только великие маги могли соединить душу человека и животного. Тотемного животного. Эта связь являлась неравноценным обменом, но она давала некоторые преимущества: например, животного могло оттягивать магию хозяина на себя и инстинктивно использовать её, либо человек мог чувствовать то, что чувствует его дух-хранитель. Эта связь была нерушима до конца дней человека. А обмен был неравноценным потому, что человек после проведения обряда лишался какого-либо умения, особенности, органов чувств.
Целитель взял мальчика на руки и прошел в другую комнату своего весьма аскетичного жилища. Там он начал готовить малыша к обряду: заварил в тазу несколько целебных трав для того, чтобы мальчик мог спокойно воспринимать последующие изменения реальности, достал нож, уже давно затупленный, но жизненно необходимый в данном обряде, зажег ладан для расслабления мальчишки. Мальчика он раздевал, бормоча слова древнего заклинания, которое уже почти стерлось из памяти многих целителей, садил его в таз, напевая, зовя природу на помощь. Маг видел чистую душу ребенка и у него сжималось сердце от понимания того, на что он обрекает это чудесное создание. Но другого выхода нет. Он начал рисовать ножом на коже ребенка руны, оставляя красный след. И все это проводилось под внимательным, чуть любопытным взглядом малыша-мага. Мирослав не кричал, не сопротивлялся. Словно знал, что так должно быть. И маг, поймав себя на такой мысли, вздрогнул, от чего взгляд черных глаз мальчика впился во взгляд мага. Чувство полного погружения в эти загадочные глаза, затопило целителя, он тонул в них, терялся, растворялся без остатка и, спустя секунды вновь становился цельным, так повторялось несколько раз, пока в глазах мальчишки не появилась боль – маг слишком сильно надавил на хрупкое детское плечико при выведении очередного символа. Целитель, очнувшись, быстро довел вступительный ритуал до конца и, взяв мальчика на руки, отправился к опушке леса. А над лесом уже нависали тяжелые свинцовые тучи, готовые разродиться проливным дождем. Массивные тучи громко сталкивались в небе как корабли в море.
Посадив малыша на опушке леса, целитель, прошептав последние слова заклинания, повернулся к лесу спиной и, не оборачиваясь, пошел до ближайших кустов – никто не должен его видеть, так как дух будет искать чистую силу, заключенную в мальчике и взрослым тут делать нечего. Но целитель просто не мог не контролировать процесс, да и любопытство затмевало здравый смысл.
Вот на поляну, где сидел мальчик, вышла прекрасная рысь. Принюхавшись к воздуху, она крадучись подошла к малышу, замерла на секунду, словно решая что-то, фыркнула и, гордо подняв голову, ушла обратно в лес. Целитель осторожно перевел дух — страх за мальчика захватил его с головой. Он так боялся, что рысь кинется на мальчика и разорвет его. Следующим животным был волк – легкой трусцой он добежал до ребенка, также принюхался и неожиданно зарычав, припал на передние лапы, словно сопротивляясь этой магии и намереваясь напасть на малыша. Мальчик сидел, кажется, даже не дыша…
« Оскаленная волчья пасть в нескольких сантиметрах от лица… злые, желтые глаза волка, в которых пылало пламя лютой ненависти и презрения… серая шерсть казалось не мягкой, а жесткой и грубой, словно иглы ежа, торчала в разные стороны…»
Из глаз мальчика брызнули слезы, он прикусил губу, чтобы не плакать в голос и не провоцировать хищника. Слезы текли по лицу, скапливаясь под подбородком большой неприятной каплей, а волк, словно заметив это, перестал рычать и рванул в лес.
Животные выходили из леса, примеряя на себя роль духа-хранителя, но все также уходили ни с чем.
Вечер начинал подкрадываться к лесу и маг уже отчаялся найти мальчику хранителя, как в небесах раздался клекот. К мальчику, сложив крылья, камнем падал сокол. На последних секундах перед столкновением с землей, птица раскрыла крылья села мальчику на плечо.
Янтарный взгляд победителя, во взгляде скрытая гордость и радость. Огромные когти, даже ни капельки не раня, сжимают плечо, а перья кажутся такими притягательными, что хочется коснуться их рукой, погладить.
Целитель мгновенно выбежал из своего укрытия. Такого чуда он никогда прежде не видел. Подойдя к мальчику, он услышал единственный вопрос:
— Дядя, а почему так темно? — мальчик поднял на него свои, уже далеко не черные, а подернутые белой дымкой глаз. Маг вздрогнул, чувствуя, как горло сдавливаю рыдания. Мальчик ослеп — вот его цена за ритуал.
— Темнота выбрала тебя, мальчик. Решила, что ты ее друг. — сипло, с трудом сдерживая слезы, прошептал маг. Ну почему он не предложил его матери обучить мальчика самому? Он бы смог. Он готов был передать мальчишке все свои знания, но что его остановило? Страх? Сомнения? Как же он сейчас хотел повернуть время вспять на несколько часов!
Взяв малыша на руки, целитель пошел к хижине, в которой металась из комнаты в комнату мама мальчика. Как только маг зашел, мать кинулась к нему:
— Господин, как все прошло?
— Отлично! — нарочито бодро произнес маг, стараясь не смотреть ей в глаза. Не хотелось показывать матери мальчика своего отчаяния и сочувствия, которое так часто принимают за жалость. — Дух-хранитель мальчика – сокол… вы…
— Мам, я подружился с темнотой! — звонко воскликнул мальчик и рассмеялся ярким, непринужденным смехом радостного ребенка. А мать от этих слов застыла, словно статуя и с ужасом взглянула на мага. Тот лишь виновато опустил глаза и, поставив ребенка на пол, отвел ее в другую комнату и сказал.
— Мальчик ослеп. Навсегда.
Эти слова прогремели громом над бедной женщиной. Один, самый любимый и единственный сынишка слеп, теперь он не сможет иметь друзей станет изгоем. Это слишком высокая цена за жизнь…
* * *
Со временем мальчик привык к плотному пологу темноты, что постоянно окружал его. Но привыкнуть к издёвкам соседских мальчишек доброе сердечко Мирослава не могло. Из-за насмешек он перестал выходить на улицу и общаться с людьми, все чаще отправляясь в страну своих мечтаний и грез. В них он становился могущественным волшебником, создающим другие миры, не подвластные чувствам зависти, корысти и ненависти или храбрым рыцарем, что спасает самую прекрасную принцессу от лап жуткого дракона. Он бережно хранил эти грезы от окружающих, не желая терять свой хрупкий и прекрасный внутренний мирок.
— Мир, к нам пришел менестрель! Пойдем, послушаем? — в комнату забежала одна из его старших сестер и, на радостях схватив младшего братишку за руку, выбежала на улицу, не дожидаясь от него ответа.
Вот только добежать до площади детишки не успели. Им навстречу выдвинулась местная банда мальчишек-сорванцов, которая постоянно портила жизнь Мирославу и его сестрам. Главарь этой толпы подошел к ребятам и, по-взрослому сплюнув на землю, произнес, старательно растягивая слова:
— Куда это ты спешишь со своим калекой? — в толпе раздались смешки.
— На выступление менестреля! — звонко ответила, девочка, делая шаг для того чтобы спрятать братишку.
— Таким, как он бесполезно туда идти. — толпа взорвалась издевательским смехом. — Так что лучше поворачивайте назад, пока вам не надавали.
— Попробуешь что ли, обидеть слабых? — голос сестренки дрожал от еле сдерживаемой ярости.
— Да! — воскликнул главарь и дал отмашку своим «цепным псам».
«Крики…звук глухих ударов… плачь сестренки… но я не вижу, не могу помочь… удар в живот сносит меня с ног, я падаю… голова болит… темнота из вечного друга вдруг превратилась в лютого врага… сестренка…» — мальчик смог отползти, спрятаться за сараем. Сидя там и глотая горькие, злые слезы, он мечтал отомстить. Но вдруг он услышал музыку. И нежный, бархатно-ласковый голос, который уводил его все дальше от обид и злобы, наполняя мальчика светом надежды и добротой веры:
— В краю средь гор и цветущих долин
Текла река, исчезая вдали.
Прекрасней не было страны,
Где рождались баллады и сны.
В дорогу звал глас таинственных гор.
Три сына там покидали свой дом.
Один был горд, другой – упрям
А третий был сердцем смирен.
Слова Отца были грусти полны:
« В любви моей вы росли как цветы.
Что ждет вас там, в чужих краях?
Да хранит вас молитва моя».
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Сохраните богатство Души
и Любви нескончаемый Свет!»
Прошли года, затерялись вдали
В краю средь гор и цветущих долин
Встречал Отец своих детей
После долгих разлук и скорбей.
И первый сын возвратился домой:
« Гордись, Отец – я великий герой!
Вся власть моя, и в этом суть
На крови я построил свой путь!»
Второй привез золотые дары:
« Смотри, Отец, я могу все миры
Купить, продать и слезы всех
Превратить в серебро и успех!»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Разменяли богатство Души
Ради Славы и блеска монет!»
А третий сын на коленях стоял:
« Прости, Отец, я великим не стал.
Смиренным был, врагов прощал»
А Отец с теплотой отвечал:
« Душа твоя и добра и чиста
И пусть богат ты и знатен не стал,
Но ты хранил Любовь мою,
Я, тебе, свой престол отдаю!»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
« Кроток сердцем и духом смирен,
Верный сын унаследовал трон!»?
Слезы высохли. Мальчик, словно натянутая до предела струна, прислушивался к себе. Музыка. Она наполнила его темноту и пустоту живыми, яркими красками, заставила по-новому дышать, по-новому слышать мир.
Убаюканный и потрясенный этой прекрасной песней, мальчик умиротворенно привалился к стене сарайчика, возле которого сидел. Сзади раздались шаги и тот же самый голос, что исполнял песню, спросил:
— Малыш, а где твои родители?
— Они в поле. Я был с сестренкой, но она убежала. — мальчик смотрел, как показалось менестрелю, перед собой, словно не реагируя на голос незнакомца.
— А как тебя зовут?
— Мирослав. А вас?
— Митрий. — мужчина протянул мальчику руку, но тот не среагировал на это действие, словно не видел. — Малыш, а что у тебя с глазами?
— Я слеп, господин. — это равнодушие в голосе мальчишки заставила менестреля содрогнуться. Мальчик наверняка уже понял и осознал, что его ждет незавидная роль сельской груши для битья. Ведь уродов никто не любит. В Митрии проснулось странное желание помочь этому мальчику. И пусть таких немощных недолюбливают, но в роли менестрелей терпят. Он не будет обузой и позором для родителей.
— Пойдем со мной? Я отведу тебя домой, мне нужно поговорить с твоими родителями.
— Хорошо, господин. — мальчик, несмотря на недостаток, шел уверенно по дороге и вел менестреля. Довольно быстро они дошли до нужного дома. И вновь мужчина был поражен: дом можно было считать образцом не только чистоты и порядка, но и любви и заботы. Дети были опрятно одеты и спокойно играли в сколоченной отцом песочнице.
