— Всякий раз как смотрю на твою задницу, Анаит, жалею о том, что я не мужчина. Так бы тебе и вдула.
— Не говори ерунды, — Анаит хмыкнула, потянулась и вновь расслабилась, растекаясь теплой лужицей под опытными руками Чин.
Они были знакомы… Драконовы боги! Уже больше пятнадцати лет. Почти двадцать. Большую часть жизни.
Тогда обе были детьми. Причем детьми с такой судьбой, что все ее перипетии и взрослый-то человек вряд ли мог пережить. Война, плен, рабство в душных и мрачных подземельях дроу. Купец Ад-Баккр, собственностью которого обе и стали, славился тем, что держал большую театральную труппу. Но всем заинтересованным и платежеспособным ценителям высокого искусства было также известно, что рабы-актеры, которые услаждали гостей представлением, после, ночью, могли за отдельную плату стать и развлечением иного рода.
Нет, молоденьких рабынь или рабов не укладывали под клиентов сразу и за три медяка. Дешевых малолетних шлюх и в самых обычных борделях было полно. У Ад-Баккра товар был другой. Штучный. Элитный. И своими вложениями он не разбрасывался. Тщательно отобранных детей всех рас прежде обучали всему, что им положено было знать и уметь. И как в роли постельных игрушек, и в качестве певцов, танцоров и театральных актеров. У Чин – чистокровной нагайны с жаркими раскосыми глазами и длинным змеиным хвостом песочно-черной расцветки, было глубокое нежное сопрано, и ей наняли опытного учителя пения. Рожденная на Севере, на землях одного из свободных человеческих ленов, светлокожая блондинка Анаит (впрочем, тогда этого прозвища у нее еще не было) оказалась невероятно гибкой для человека и имела прекрасное чувство ритма. Ее было решено обучать танцам и акробатике.
За время учебы, которая заняла несколько лет, Чин и Анаит подружились и стали близки друг другу, как кровные сестры. Их роднило все. И в первую очередь общая рабская доля, казалось, схожая даже в мелочах. Даже торговать их телами Ад-Баккр начал в один день. Произошло это после того, как они, отучившись, начали выступать и обрели первую известность. Именно тогда хозяин и продал их невинность… С аукциона, в ходе которого юные Чин и Анаит оказались нагими перед толпой страждущих лично и непосредственно приобщиться к культуре… В их лице… С этого момента каждое выступление на сцене или перед гостями в том или ином богатом доме заканчивалось для обеих одинаково — под очередным сопящим и потеющим ценителем танцев или пения…
Ад-Баккр, надо отдать ему должное, был хозяином рачительным и о своих рабах — особенно столь ценных, как Анаит и Чин — заботился со всем тщанием. Но однажды он все-таки то ли просчитался, то ли пожадничал, не сумев отказать клиенту, который предложил ему слишком хорошую цену, и Чин попала в руки к садисту… Он купил ее на всю ночь и измывался так, что молодая нагайна беспрестанными криками сорвала себе голос… Навсегда. Не помогли ни травы, ни вмешательство специально нанятого мага. Ее прекрасное сопрано так и не восстановилось, а предательская ломкость и хрипота остались. Ад-Баккр погоревал какое-то время, потом содрал с клиента-садиста крупную сумму в качестве компенсации и… продал Чин в элитный публичный дом. Благо ее «образование» и по этой части было выше всяческих похвал.
Анаит же продолжала танцевать, вкладывая в это занятие себя целиком. Всю свою страсть, всю боль, всю обиду на судьбу… После того, как исчезла Чин, стало совсем тяжело. Анаит поняла, что эта хрупкая девушка была для нее все годы рабства надежной опорой. И только упрямство, страстное желание жить любой ценой и танец, в который она уходила как в иной, прекрасный и свободный мир, не позволили ей тогда наложить на себя руки.
Время шло. Об уникальной танцовщице, чье искусство завораживало сильнее магического внушения, стало известно по всему Мэрдрибу и даже за его пределами, на поверхности. И вскоре после этого настал момент, когда Ад-Баккр и Анаит сообщил о том, что за нее дают «очень хорошую цену»…
— Ты уже слишком старая, чтобы приносить мне прежнюю прибыль, Анаит. Раньше ночь с тобой стоила двести золотых, и при этом выстраивалась очередь из желающих. Теперь тебе двадцать один... Дальше ты будешь только все больше дешеветь. Так что пора. Этот чудак со своим предложением подвернулся мне исключительно вовремя!
Поначалу Анаит была в ужасе. Судьба Чин, потерянной, но не забытой, страшила ее, лишала воли. И далеко не сразу она смогла поверить, что случилось чудо, что она дотерпела, дождалась, и многоликая судьба, которая до всего этого казалась ей злобной мерзкой тварью, наконец-то повернулась к ней своим милосердным лицом. И лицо это выглядело так: человеческое, немолодое, с носом картошкой, мелкими, глубоко посаженными глазками-буравчиками и невероятной снежно-белой гривой лохматых волос.
— Это твой новый хозяин, — сообщил Ад-Баккр. — Он не говорит на языке дроу, но ты, вполне возможно, его поймешь, Анаит. Ну-ка, поздоровайся со своим господином, как я тебя учил.
Анаит — голая, как и положено рабыне для удовольствий в доме хозяина — опустилась на колени перед стариком и коснулась лбом его запыленных сапог, которые тут же отдернулись в сторону, словно их владелец подобным приветствием был сильно смущен.
— Это совершенно лишнее! — сказал новый хозяин Анаит, и та с изумлением осознала, что слова его, произнесенные на совсем не похожем на гортанную речь жителей подземного Мэрдриба языке, ей действительно понятны.
— Что он сказал? — спросил Ад-Баккр, и легкий пинок под ребра дал понять Анаит, что вопрос задан именно ей. — Понимаешь?
— Мой новый хозяин, — не смея оторвать лоб от пола, глухо пояснила она, — не хочет, чтобы я его приветствовала так.
— Его дело, — Анаит услышала в голосе купца презрение. — Меня это уже не касается. Деньги за тебя уплачены. Теперь ты принадлежишь ему.
Расторопные рабы-скопцы, уничтоженную мужественность которых прикрывали скупые куски белой ткани, надели Анаит кожаную лицевую маску, спрятавшую нос и нижнюю часть лица, а следом ошейник, как всегда болезненно туго стянувший шею. Другие накинули на нее черную паранджу длиной до пят и с сетчатой вставкой, скрывавшей уже и без того защищенное маской лицо, а после пристегнули к специальному колечку на ошейнике короткий поводок, пропустив его через специальную прорезь в глухом одеянии.
Ад-Баккр со сдержанным поклоном вручил его новому хозяину Анаит. Старик косился на все происходящее дико, но поводок ухватил крепко. Так, словно боялся, что его у него отберут.
На выходе из пещер рода Ад-Баккр, в огромной естественной пещере, из которой коридоры уводили в разные стороны, их ждало несколько верховых на ухоженных саримах. А кроме того еще два зверя — оседланных, но никем не занятых. Новый хозяин подвел Анаит к одному из них, нервно и, как показалось, с отвращением, сунул ей в руки поводок и сделал знак садиться в седло. После чего сам отправился ко второму сариму. Анаит перепугалась. Новый хозяин хотел, чтобы она ехала верхом, но она никогда раньше… По подземельям дроу ее всегда водили пешком. И даже если пункт назначения был далеко, Анаит просто приходилось бежать за саримом своего конвоира, руками придерживая поводок, чтобы он не натягивался слишком сильно…
— Господин, — Анаит рухнула на колени, пачкая паранджу в пыли и судорожно вспоминая слова языка, на котором она говорила когда-то очень давно, в детстве.
Новый хозяин замер, занеся ногу в стремя:
— Что, девочка моя?
— Простите, господин, — замирая от ужаса, Анаит ткнулась лбом в камень. Нужные слова подыскивались плохо и трудно ложились на язык. — Простите, но я… Я не умею… Я никогда не ездила верхом.
Старик пробормотал что-то весьма похожее на «дрын те в зад», и Анаит перепугалась окончательно. Разного рода наказания и пытки, существенной составляющей которых были воздействия половые органы рабов или их анус, были в доме Ад-Баккра делом обычным. Неужели и новый хозяин…
Анаит увидела прямо перед собой уже знакомые запыленные носы сапог старика и невольно задержала дыхание, ожидая удара. Но его не последовало. Лишь руки обхватили ее за плечи и вынудили подняться на ноги.
— Девочка, — сказал старик, и губы его скривились. — Бедная девочка…
…Все это было уже почти десять лет назад. Анаит улыбнулась, по-прежнему нежась под сильными и одновременно нежными руками Чин. И массаж, который возвращал жизнь затекшим мышцам, и навеянные им воспоминания были одинаково приятными.
Старик, которого, как выяснилось позднее, звали мэтр Курдбах, вывез тогда Анаит на поверхность, доставил в ближайший к подземельям Дроу порт, завел на большой корабль, затолкал в большую каюту на высокой корме, а после велел снять «проклятую маску, проклятый поводок и вообще все это долбанное безобразие, драконовы боги его побери». Анаит, понятно, послушалась, а пока занималась тем, что расстегивала пряжки и развязывала узлы, узнала, что с этого момента — свободна…
— Все просто, — ответил мэтр на растерянные, непонимающие вопросы Анаит. — Я увидел тебя, я понял, сколь велик твой талант, и я тебя купил. Но не для того, чтобы сделать своей рабыней, а чтобы, напротив, освободить. Такая, как ты, не может жить в клетке, не может оставаться чьей-то собственностью.
— Но куда я пойду? — спросила изумленная и, пожалуй, перепуганная Анаит. — Где стану жить?
Мэтр пожал плечами:
— Поначалу у меня. Конечно же я не брошу тебя на съедение черным кадехо, моя маленькая овечка.
Они пересекли море и оказались в стране, в которой и жил мэтр Курдбах, и в которой люди чертами лиц и цветом кожи были куда более похожи на белокурую и синеглазую Анаит, чем чернокожие жители теперь приятно далекого подземного Мэрдриба. Ей выдали совершенно новую и ужасно непривычную одежду: красивое приталенное платье, нижнюю рубашку, чулки и изящные ботиночки, сшитие словно специально для нее. И большой теплый плащ, в который Анаит куталась даже в помещении, но все равно мерзла. Климат здесь, на землях Свободных ленов Севера, оказался куда более холодным.
Слишком яркий свет на поверхности слепил. Одежда смущала. Кроме того было очень неприятно находиться в обществе других мужчин с непокрытым лицом. Анаит постоянно казалось, что все смотрят только в ее сторону. И смотрят неодобрительно. Но хозяин объяснил, что взгляды эти не отлипают от нее вовсе не потому, что она что-то нарушила и как-то не так себя ведет:
— Просто ты очень красивая, Анаит, вот эти кобели и пялятся, дрын им в зад. Запомни: если кто-то сунется к тебе с непотребными домогательствами, скажешь ему, что я его заколдую, и он вообще забудет, как быть мужчиной. Так остаток дней и будет скакать задом вперед. Поняла?
Мэтр Курдбах — как оказалось, чародей не из числа последних, член Совета магов и преподаватель Школы магии — поселил Анаит у себя, в своем доме в большом городе Ророс. А после стал потихоньку обучать сложной науке быть свободной. Поначалу дело шло плохо. Анаит норовила упасть на колени даже перед слугами, не поднимала глаз, не заговаривала первой, если к ней не обращались с вопросом, не могла заставить себя есть за одним столом со своим хозяином — казалось кощунственным, что она сидит на стуле, а не у его ног. Уверенно она чувствовала себя только в уединении своей комнаты и… на сцене.
Мэтр Курдбах, следуя намеченному плану, вскоре отвел Анаит в столичный театр и представил тамошнему директору. Тот сначала смотрел скептически на тихую и зажатую молодую женщину, потом, услышав, что это «та самая Анаит», вдруг возбудился и замахал руками, после усомнился и ими же развел. Мэтр Курдбах в ответ насупил брови и попер на эмоционального театрального деятеля буром.
Дело кончилось тем, что Анаит просто предложили подняться на сцену и станцевать. А после… После все артисты, режиссер, мастера света и музыканты вместе и по очереди целовали ее, обнимали, трясли и дергали, поздравляя с полученной свободой. А мэтр Курдбах утащил ошеломленного и счастливого директора — мэтра Аберкромби — в дальний конец зала, где продержал минут тридцать. И Анаит, поглядывая на них, могла совершенно точно сказать, чем они заняты. Ее новый хозяин и директор… торговались.
Судьба, которая улыбалась Анаит так ласково и чисто, вдруг вновь стала отворачивать от нее доброе лицо. А свобода, с которой ее так радостно поздравляли только что, вдруг отдалилась, помутнела, а после обрела очертания новой, возможно, более просторной, но все же клетки… Ее продадут директору этого театра? Анаит замерла, впиваясь глазами в парочку в дальнем углу, которая жестикулировала рьяно и увлеченно, и ожидая сообщения о том, что хозяин у нее опять сменился. И была совершенно сражена, когда этого не произошло.
— Торговаться еще вздумал! И с кем! Со мной! — ворчал всю дорогу домой мэтр Курдбах и возмущенно тряс головой.
Анаит семенила за ним следом, не смея спросить или даже обогнать, чтобы заглянуть в лицо и попытаться по нему прочесть ответы на свои исполненные страха вопросы. И только дома все прояснилось. Оказалось, что ее вовсе даже не продают!
— Я же сказал тебе: теперь ты свободна, Анаит! Как ты могла подумать про меня такое! Я всего лишь выторговал для тебя жалованье побольше! А то этот паразит хотел, чтобы ты и вовсе бесплатно танцевала! Ты будешь выступать и при этом получать за свои танцы достойную плату. Вот и все. Заработаешь, купишь себе дом, замуж выйдешь за хорошего человека, по любви...
— Сперва я отдам деньги вам. Те, что вы заплатили за меня, — твердо ответила Анаит и даже сумела справиться с собой и не опустить глаза, когда мэтр уставился на нее сердито. — Для меня это… важно.
Старик сначала было возмутился, потом пошевелил бровями и наконец кивнул, принимая позицию Анаит:
— Хорошо. Но вообще зря ты, девочка моя. Я одинокий человек. Денег у меня прорва. Куда еще мне их тратить? На тот свет с собой-то не прихватишь. А так теперь у меня есть ты. И я не только подарил свободу тебе, но и возможность наслаждаться твоим искусством сотням людей. Знаешь, ты ведь гениальна, Анаит… Но я тебе этого не говорил! А то еще возгордишься.
Анаит ушла к себе, не спала всю ночь, размышляя, а утром попросила старого мага, чтобы тот разрешил ей называть его… дядей. И мэтр, растрогавшись, согласился. А потом пошел еще дальше и вскоре выправил на Анаит документы, в которых та была поименована благородной дорой Ивонной Лотинфельт.
— Лотинфельт — это родовое имя, которое через мужа получила старшая сестра моей матушки, пусть им обеим драконовы облака будут пухом. Род разорился, заглох, а лет тридцать назад и вовсе прервался — последний его представитель умер. Так что ты можешь не опасаться появления внезапных родственничков с вопросами.
Анаит кивнула, с глубоким благоговением разглядывая бумагу, украшенную печатями, подписями и именем, которым ее называли только в детстве папа и мама — Ивонна, Иви...
Старик молчал, пряча глаза и тесно сомкнув губы. Молчала и Анаит, понимая, что если сейчас откроет рот, чтобы хоть что-то сказать, то самым глупым образом разревется. И из-за поступка старого мага, и от воспоминаний, которые разом проснулись лишь от одного только имени Ивонна. Оно пробудило ужасное: кровь, смерть близких, страх...
— Не говори ерунды, — Анаит хмыкнула, потянулась и вновь расслабилась, растекаясь теплой лужицей под опытными руками Чин.
Они были знакомы… Драконовы боги! Уже больше пятнадцати лет. Почти двадцать. Большую часть жизни.
Тогда обе были детьми. Причем детьми с такой судьбой, что все ее перипетии и взрослый-то человек вряд ли мог пережить. Война, плен, рабство в душных и мрачных подземельях дроу. Купец Ад-Баккр, собственностью которого обе и стали, славился тем, что держал большую театральную труппу. Но всем заинтересованным и платежеспособным ценителям высокого искусства было также известно, что рабы-актеры, которые услаждали гостей представлением, после, ночью, могли за отдельную плату стать и развлечением иного рода.
Нет, молоденьких рабынь или рабов не укладывали под клиентов сразу и за три медяка. Дешевых малолетних шлюх и в самых обычных борделях было полно. У Ад-Баккра товар был другой. Штучный. Элитный. И своими вложениями он не разбрасывался. Тщательно отобранных детей всех рас прежде обучали всему, что им положено было знать и уметь. И как в роли постельных игрушек, и в качестве певцов, танцоров и театральных актеров. У Чин – чистокровной нагайны с жаркими раскосыми глазами и длинным змеиным хвостом песочно-черной расцветки, было глубокое нежное сопрано, и ей наняли опытного учителя пения. Рожденная на Севере, на землях одного из свободных человеческих ленов, светлокожая блондинка Анаит (впрочем, тогда этого прозвища у нее еще не было) оказалась невероятно гибкой для человека и имела прекрасное чувство ритма. Ее было решено обучать танцам и акробатике.
За время учебы, которая заняла несколько лет, Чин и Анаит подружились и стали близки друг другу, как кровные сестры. Их роднило все. И в первую очередь общая рабская доля, казалось, схожая даже в мелочах. Даже торговать их телами Ад-Баккр начал в один день. Произошло это после того, как они, отучившись, начали выступать и обрели первую известность. Именно тогда хозяин и продал их невинность… С аукциона, в ходе которого юные Чин и Анаит оказались нагими перед толпой страждущих лично и непосредственно приобщиться к культуре… В их лице… С этого момента каждое выступление на сцене или перед гостями в том или ином богатом доме заканчивалось для обеих одинаково — под очередным сопящим и потеющим ценителем танцев или пения…
Ад-Баккр, надо отдать ему должное, был хозяином рачительным и о своих рабах — особенно столь ценных, как Анаит и Чин — заботился со всем тщанием. Но однажды он все-таки то ли просчитался, то ли пожадничал, не сумев отказать клиенту, который предложил ему слишком хорошую цену, и Чин попала в руки к садисту… Он купил ее на всю ночь и измывался так, что молодая нагайна беспрестанными криками сорвала себе голос… Навсегда. Не помогли ни травы, ни вмешательство специально нанятого мага. Ее прекрасное сопрано так и не восстановилось, а предательская ломкость и хрипота остались. Ад-Баккр погоревал какое-то время, потом содрал с клиента-садиста крупную сумму в качестве компенсации и… продал Чин в элитный публичный дом. Благо ее «образование» и по этой части было выше всяческих похвал.
Анаит же продолжала танцевать, вкладывая в это занятие себя целиком. Всю свою страсть, всю боль, всю обиду на судьбу… После того, как исчезла Чин, стало совсем тяжело. Анаит поняла, что эта хрупкая девушка была для нее все годы рабства надежной опорой. И только упрямство, страстное желание жить любой ценой и танец, в который она уходила как в иной, прекрасный и свободный мир, не позволили ей тогда наложить на себя руки.
Время шло. Об уникальной танцовщице, чье искусство завораживало сильнее магического внушения, стало известно по всему Мэрдрибу и даже за его пределами, на поверхности. И вскоре после этого настал момент, когда Ад-Баккр и Анаит сообщил о том, что за нее дают «очень хорошую цену»…
— Ты уже слишком старая, чтобы приносить мне прежнюю прибыль, Анаит. Раньше ночь с тобой стоила двести золотых, и при этом выстраивалась очередь из желающих. Теперь тебе двадцать один... Дальше ты будешь только все больше дешеветь. Так что пора. Этот чудак со своим предложением подвернулся мне исключительно вовремя!
Поначалу Анаит была в ужасе. Судьба Чин, потерянной, но не забытой, страшила ее, лишала воли. И далеко не сразу она смогла поверить, что случилось чудо, что она дотерпела, дождалась, и многоликая судьба, которая до всего этого казалась ей злобной мерзкой тварью, наконец-то повернулась к ней своим милосердным лицом. И лицо это выглядело так: человеческое, немолодое, с носом картошкой, мелкими, глубоко посаженными глазками-буравчиками и невероятной снежно-белой гривой лохматых волос.
— Это твой новый хозяин, — сообщил Ад-Баккр. — Он не говорит на языке дроу, но ты, вполне возможно, его поймешь, Анаит. Ну-ка, поздоровайся со своим господином, как я тебя учил.
Анаит — голая, как и положено рабыне для удовольствий в доме хозяина — опустилась на колени перед стариком и коснулась лбом его запыленных сапог, которые тут же отдернулись в сторону, словно их владелец подобным приветствием был сильно смущен.
— Это совершенно лишнее! — сказал новый хозяин Анаит, и та с изумлением осознала, что слова его, произнесенные на совсем не похожем на гортанную речь жителей подземного Мэрдриба языке, ей действительно понятны.
— Что он сказал? — спросил Ад-Баккр, и легкий пинок под ребра дал понять Анаит, что вопрос задан именно ей. — Понимаешь?
— Мой новый хозяин, — не смея оторвать лоб от пола, глухо пояснила она, — не хочет, чтобы я его приветствовала так.
— Его дело, — Анаит услышала в голосе купца презрение. — Меня это уже не касается. Деньги за тебя уплачены. Теперь ты принадлежишь ему.
Расторопные рабы-скопцы, уничтоженную мужественность которых прикрывали скупые куски белой ткани, надели Анаит кожаную лицевую маску, спрятавшую нос и нижнюю часть лица, а следом ошейник, как всегда болезненно туго стянувший шею. Другие накинули на нее черную паранджу длиной до пят и с сетчатой вставкой, скрывавшей уже и без того защищенное маской лицо, а после пристегнули к специальному колечку на ошейнике короткий поводок, пропустив его через специальную прорезь в глухом одеянии.
Ад-Баккр со сдержанным поклоном вручил его новому хозяину Анаит. Старик косился на все происходящее дико, но поводок ухватил крепко. Так, словно боялся, что его у него отберут.
На выходе из пещер рода Ад-Баккр, в огромной естественной пещере, из которой коридоры уводили в разные стороны, их ждало несколько верховых на ухоженных саримах. А кроме того еще два зверя — оседланных, но никем не занятых. Новый хозяин подвел Анаит к одному из них, нервно и, как показалось, с отвращением, сунул ей в руки поводок и сделал знак садиться в седло. После чего сам отправился ко второму сариму. Анаит перепугалась. Новый хозяин хотел, чтобы она ехала верхом, но она никогда раньше… По подземельям дроу ее всегда водили пешком. И даже если пункт назначения был далеко, Анаит просто приходилось бежать за саримом своего конвоира, руками придерживая поводок, чтобы он не натягивался слишком сильно…
— Господин, — Анаит рухнула на колени, пачкая паранджу в пыли и судорожно вспоминая слова языка, на котором она говорила когда-то очень давно, в детстве.
Новый хозяин замер, занеся ногу в стремя:
— Что, девочка моя?
— Простите, господин, — замирая от ужаса, Анаит ткнулась лбом в камень. Нужные слова подыскивались плохо и трудно ложились на язык. — Простите, но я… Я не умею… Я никогда не ездила верхом.
Старик пробормотал что-то весьма похожее на «дрын те в зад», и Анаит перепугалась окончательно. Разного рода наказания и пытки, существенной составляющей которых были воздействия половые органы рабов или их анус, были в доме Ад-Баккра делом обычным. Неужели и новый хозяин…
Анаит увидела прямо перед собой уже знакомые запыленные носы сапог старика и невольно задержала дыхание, ожидая удара. Но его не последовало. Лишь руки обхватили ее за плечи и вынудили подняться на ноги.
— Девочка, — сказал старик, и губы его скривились. — Бедная девочка…
…Все это было уже почти десять лет назад. Анаит улыбнулась, по-прежнему нежась под сильными и одновременно нежными руками Чин. И массаж, который возвращал жизнь затекшим мышцам, и навеянные им воспоминания были одинаково приятными.
Старик, которого, как выяснилось позднее, звали мэтр Курдбах, вывез тогда Анаит на поверхность, доставил в ближайший к подземельям Дроу порт, завел на большой корабль, затолкал в большую каюту на высокой корме, а после велел снять «проклятую маску, проклятый поводок и вообще все это долбанное безобразие, драконовы боги его побери». Анаит, понятно, послушалась, а пока занималась тем, что расстегивала пряжки и развязывала узлы, узнала, что с этого момента — свободна…
— Все просто, — ответил мэтр на растерянные, непонимающие вопросы Анаит. — Я увидел тебя, я понял, сколь велик твой талант, и я тебя купил. Но не для того, чтобы сделать своей рабыней, а чтобы, напротив, освободить. Такая, как ты, не может жить в клетке, не может оставаться чьей-то собственностью.
— Но куда я пойду? — спросила изумленная и, пожалуй, перепуганная Анаит. — Где стану жить?
Мэтр пожал плечами:
— Поначалу у меня. Конечно же я не брошу тебя на съедение черным кадехо, моя маленькая овечка.
Они пересекли море и оказались в стране, в которой и жил мэтр Курдбах, и в которой люди чертами лиц и цветом кожи были куда более похожи на белокурую и синеглазую Анаит, чем чернокожие жители теперь приятно далекого подземного Мэрдриба. Ей выдали совершенно новую и ужасно непривычную одежду: красивое приталенное платье, нижнюю рубашку, чулки и изящные ботиночки, сшитие словно специально для нее. И большой теплый плащ, в который Анаит куталась даже в помещении, но все равно мерзла. Климат здесь, на землях Свободных ленов Севера, оказался куда более холодным.
Слишком яркий свет на поверхности слепил. Одежда смущала. Кроме того было очень неприятно находиться в обществе других мужчин с непокрытым лицом. Анаит постоянно казалось, что все смотрят только в ее сторону. И смотрят неодобрительно. Но хозяин объяснил, что взгляды эти не отлипают от нее вовсе не потому, что она что-то нарушила и как-то не так себя ведет:
— Просто ты очень красивая, Анаит, вот эти кобели и пялятся, дрын им в зад. Запомни: если кто-то сунется к тебе с непотребными домогательствами, скажешь ему, что я его заколдую, и он вообще забудет, как быть мужчиной. Так остаток дней и будет скакать задом вперед. Поняла?
Мэтр Курдбах — как оказалось, чародей не из числа последних, член Совета магов и преподаватель Школы магии — поселил Анаит у себя, в своем доме в большом городе Ророс. А после стал потихоньку обучать сложной науке быть свободной. Поначалу дело шло плохо. Анаит норовила упасть на колени даже перед слугами, не поднимала глаз, не заговаривала первой, если к ней не обращались с вопросом, не могла заставить себя есть за одним столом со своим хозяином — казалось кощунственным, что она сидит на стуле, а не у его ног. Уверенно она чувствовала себя только в уединении своей комнаты и… на сцене.
Мэтр Курдбах, следуя намеченному плану, вскоре отвел Анаит в столичный театр и представил тамошнему директору. Тот сначала смотрел скептически на тихую и зажатую молодую женщину, потом, услышав, что это «та самая Анаит», вдруг возбудился и замахал руками, после усомнился и ими же развел. Мэтр Курдбах в ответ насупил брови и попер на эмоционального театрального деятеля буром.
Дело кончилось тем, что Анаит просто предложили подняться на сцену и станцевать. А после… После все артисты, режиссер, мастера света и музыканты вместе и по очереди целовали ее, обнимали, трясли и дергали, поздравляя с полученной свободой. А мэтр Курдбах утащил ошеломленного и счастливого директора — мэтра Аберкромби — в дальний конец зала, где продержал минут тридцать. И Анаит, поглядывая на них, могла совершенно точно сказать, чем они заняты. Ее новый хозяин и директор… торговались.
Судьба, которая улыбалась Анаит так ласково и чисто, вдруг вновь стала отворачивать от нее доброе лицо. А свобода, с которой ее так радостно поздравляли только что, вдруг отдалилась, помутнела, а после обрела очертания новой, возможно, более просторной, но все же клетки… Ее продадут директору этого театра? Анаит замерла, впиваясь глазами в парочку в дальнем углу, которая жестикулировала рьяно и увлеченно, и ожидая сообщения о том, что хозяин у нее опять сменился. И была совершенно сражена, когда этого не произошло.
— Торговаться еще вздумал! И с кем! Со мной! — ворчал всю дорогу домой мэтр Курдбах и возмущенно тряс головой.
Анаит семенила за ним следом, не смея спросить или даже обогнать, чтобы заглянуть в лицо и попытаться по нему прочесть ответы на свои исполненные страха вопросы. И только дома все прояснилось. Оказалось, что ее вовсе даже не продают!
— Я же сказал тебе: теперь ты свободна, Анаит! Как ты могла подумать про меня такое! Я всего лишь выторговал для тебя жалованье побольше! А то этот паразит хотел, чтобы ты и вовсе бесплатно танцевала! Ты будешь выступать и при этом получать за свои танцы достойную плату. Вот и все. Заработаешь, купишь себе дом, замуж выйдешь за хорошего человека, по любви...
— Сперва я отдам деньги вам. Те, что вы заплатили за меня, — твердо ответила Анаит и даже сумела справиться с собой и не опустить глаза, когда мэтр уставился на нее сердито. — Для меня это… важно.
Старик сначала было возмутился, потом пошевелил бровями и наконец кивнул, принимая позицию Анаит:
— Хорошо. Но вообще зря ты, девочка моя. Я одинокий человек. Денег у меня прорва. Куда еще мне их тратить? На тот свет с собой-то не прихватишь. А так теперь у меня есть ты. И я не только подарил свободу тебе, но и возможность наслаждаться твоим искусством сотням людей. Знаешь, ты ведь гениальна, Анаит… Но я тебе этого не говорил! А то еще возгордишься.
Анаит ушла к себе, не спала всю ночь, размышляя, а утром попросила старого мага, чтобы тот разрешил ей называть его… дядей. И мэтр, растрогавшись, согласился. А потом пошел еще дальше и вскоре выправил на Анаит документы, в которых та была поименована благородной дорой Ивонной Лотинфельт.
— Лотинфельт — это родовое имя, которое через мужа получила старшая сестра моей матушки, пусть им обеим драконовы облака будут пухом. Род разорился, заглох, а лет тридцать назад и вовсе прервался — последний его представитель умер. Так что ты можешь не опасаться появления внезапных родственничков с вопросами.
Анаит кивнула, с глубоким благоговением разглядывая бумагу, украшенную печатями, подписями и именем, которым ее называли только в детстве папа и мама — Ивонна, Иви...
Старик молчал, пряча глаза и тесно сомкнув губы. Молчала и Анаит, понимая, что если сейчас откроет рот, чтобы хоть что-то сказать, то самым глупым образом разревется. И из-за поступка старого мага, и от воспоминаний, которые разом проснулись лишь от одного только имени Ивонна. Оно пробудило ужасное: кровь, смерть близких, страх...
