— Нет, не те нынче йети, не те, — ворчал дед.
Варвара посматривала на него смущенно, но спасенного от стаи человеков котика держала крепко и знай наглаживала, хоть тот и норовил вырваться и сбежать. Да куда ж ему такому-то? И бок кровит, и лапа одна хромая. Вот Варвара подлечит его, тогда и отпустит… Если тот захочет уйти… Но, если честно, так не хотелось, чтобы захотел! Если бы он остался, Варвара бы его молочком поила, за ушком чесала и спать рядом с собой укладывала.
И почему дед убежден, что «йети не те»? Нет, ну понятно, что настоящий йети должен быть лют, прожорлив и вонюч. Настоящий йети человеков с этими их пукалками железными не разогнал бы, напугав до смерти, а сожрал на месте. И да: если на ситуацию взглянуть с этой точки зрения, то, конечно, Варвара — не та йети, какой должна быть. Совсем не та.
Вонять не любит, а потому завела у себя целую полочку с шампунями и ополаскивателями. Стырила у туристов, что вечно лезли в горы с рюкзаками, и… завела. Зато теперь шерсть любимыми яблочками пахнет и расчесывается хорошо… Да и человеков жрать не хочет. Ну вот никак! И не потому, что не умеет их готовить. Готовить она как раз умеет получше иных шеф-поваров человечьих. Но настоящий-то йети, такой как дед, человеков и сырьем с аппетитом съест. Одежки только с них обдерет и слопает.
Дед вот, правда, свою человечку не ест. Говорит: откармливает пока что. Может, к Йолю, когда после самой долгой в году ночи солнце на юг повернет? Только непонятно к которому — прошлому, нынешнему или следующему. Давно ведь откармливает, а та все такая как была.
Варвара как-то, уже давно, года три назад, пришла к деду, а тот как раз свою человечку вроде как к съедению готовить принялся — одежку с нее уже снял и теперь обнюхивал и облизывал местами. Варваре интересно стало, она и затаилась, чтобы посмотреть, как дед человеков ест. И так и не дождалась, потому что вместо этого дед своей человечке взял и присунул — та только застонала довольно и прогнулась сильнее. Варвара так удивилась, что даже упала. И очень неудачно! Через распахнувшуюся дверь, за которой она и притаилась, подглядывая, и прямо внутрь дедовой хибары. Грохоту наделала, человечку дедову испугала, да и деда тоже. Потому как тот сильно странным выглядел, когда на вопросы все-таки отвечать начал. А Варваре только одно и интересно было: почему дед ей человеков есть велит, а сам — вон чего с ними делает.
Дед тогда разорался, лапами замахал, рогами затряс, дурочкой малолетней Варвару обозвал и выставил вон — просто взял и выпинал под шерстяной зад в сторону ближнего леса.
— И все же я не понимаю, — скулила пинаемая Варвара, прикрываясь лапами.
Но дед только рыкнул:
— Потом поймешь, — и пошел обратно.
Варвара обсудила это со своим тогдашним приятелем Васяткой, что жил на соседнем горном кряже. Но тот был хоть и старше, но, похоже, еще дурнее, потому что предположил, что дед свою человечку фарширует: с начинкой-то всяко вкуснее, чем без нее.
— С какой еще начинкой? — изумилась Варвара, а Васятка ей взял и показал.
И Варваре даже понравилось, несмотря на то, что «начинка» у самого Васятки, хоть и была с виду совсем молочной, не очень-то вкусной оказалась. Может, давнишняя и портиться начала?
Варвара решила спросить у деда, но затея эта кончилась плохо. Когда тот обо всем узнал, мало никому не показалось: ни Варваре, ни Васятке, который после и вовсе пропал — за перевал переселился, даже не простившись.
Варвара после очень тосковала. И даже не по Васятке. Тот какой-то… неправильный был и вообще невкусный. Тут дед чистую правду о нем говорил. Просто как-то на душе совсем погано стало. У деда-то была его человечка, а вот у Варвары никого! Даже поиграть не с кем! Человеки и те уже давно не показывались, дедом запуганные. Собственно, дед их и невзлюбил с тех самых пор, как отобрал у них свою человечку.
Чем-то она своим сородичам не понравилась, они и притащили ее в лес. Съесть, наверно, хотели, а тут дед. Ну и всё. Один только и сбежал. А может, и нарочно дед его отпустил — чтобы домой вернулся и всем рассказал, какое чудо-юдо страшно-ужасное в предгорьях обитает.
Как бы то ни было, с тех пор туда, где проживали дед и Варвара, никто из человеков действительно не совался. По крайней мере, из тех, которые местные. А вот пришлые страха не ведали, ну и объявились. Варвара предполагала, что всему виной был азарт. Слишком уж увлеклись они погоней. Мчались за подраненным ими котиком, а тут Варвара. Ну и всё. Человеков Варвара разогнала, эти их палки железные отобрав и в бараний рог скрутив, чтобы неповадно было, а спасенного котика домой забрала. Подлечить. А может, и приручить, чтобы после себе оставить… Всё не так скучно долгими зимними вечерами будет. Да и мышей, может, переловит. А то совсем одолели окаянные — шляются по дому, будто он не Варварин, а их, мышиный.
Дед заявился полоскать внучке мозги буквально через пять минут после того, как та вернулась домой, принеся с собой котика. Собственно, так бывало всякий раз. Варвара иногда думала, что дед носом чует любой по его мнению непорядок в жизни внучки, и тут же приходит указания раздавать. Но тут у него ничего не вышло. С питомцем своим Варвара расставаться отказалась наотрез. Так что дед порычал-поворчал и наконец-таки ушел. К человечке своей, небось, поскакал.
Варвара показала ему вслед язык и занялась спасенным и от человеков, и от деда котиком — вылизала ему рану в боку, чтобы точно заразы какой в ней не осталось, а после помазала специальной человечьей мазилкой, тоже спертой у пьяных, а потому крепко спавших туристов. С лапой было сложнее: сломана вроде не была, но любое прикосновение к ней вызывало боль. Варвара подумала-подумала и ее тоже вылизала. На всякий случай. Котик не сопротивлялся. Лежал, смотрел нагло и только хвостом своим пушисто-пятнистым дергал — нервничал, стало быть.
Варвара налила ему молочка, за которым не ленилась ходить ночами в ближайшую деревню, на тамошнюю ферму. Потом подумала-подумала и еще в добавок мяса дала — благо утром в силки попалась парочка жирных зайцев. Варвара одного в подпол, на холодок сунула, а второго освежевала, вымочила в клюквенном соке, а после потушила с травками, которые летом на огороде за домом вырастила. Дед, конечно, привычно ворчал в духе «ох, не те нынче йети, не те!», но приготовленное внучкой всегда ел с удовольствием. И даже человечка его, которую он к Варваре недавно на праздничный ужин в честь веселого праздника Самайна приводил, то же сказала. Нахваливала, какую-то там Москву поминая, и ела как не в себя! Видимо, дырявой все-таки была. Это, кстати, объясняло многое. И в первую очередь то, почему деду ее начинить для последующего съедения до сих пор так и не удалось.
Впрочем, повзрослев, Варвара, как и предсказывал дед, начала подозревать, что не все с человечкой так просто. Ох, не жрать дед ее собирается! Ох не жрать! Совсем у него к ней другие интересы! Вон, в гостях у Варвары даже шкуру скинул, человечий облик принял, плечи широченные развернул, гоголем заходил. Человечка смотрела, улыбалась, а Варвара загрустила, на них глядя, и сама оборачиваться отказалась. Дедова-то человеска вон какая! А Варвара? На что там смотреть-то? Так, чучелко. Волосишки на худосочном тельце рыжие, кожа конопатая вся — будто обрызгали чем, глазки-лупалки зеленые, как яблоки незрелые, да ко всему еще и по-детски наивные. И правда: не те йети нынче, не те…
Котик, наевшись зайчатины, уснул — нагло, посреди кровати. Варвара тоже позевала, почесалась, улеглась и подгребла к себе теплое кошачье тельце поближе. Вот так хорошо. Вот так правильно. Всё не одна! Всё живая душа рядом. И на Йоль веселее будет. Варвара в честь зимнего солнцеворота наготовит всякой вкусноты. Винца даже себе позволит — того, что бережно в подполе хранится в дубовом бочоночке. Винцо получилось вкусное, из замечательно сладких яблок, которые Варвара надрала с невесть по какой причине выросшей посреди леса яблони. Причем не дички, а какой-то культурной, может, даже сортовой! Яблочки были крупные, с румяными красными бочками, хрусткие и сочные. Варвара от жадности набрала тогда много, но все в дело пустила, ничего не пропало. Варенья наварила, конфитюра, мармелада домашнего, и вот, винца, наделала. Немного. Но ей хватало — пить йети все (хоть те, хоть эти) не могли совсем. Один стаканчик — и голова отключается, а ноги сами собой в пляс идут. Зато смешно!
С этими приятными мыслями Варвара и заснула. Да и проснулась веселой и этакой… предвкушающей. А вот котик выглядел неважно. Щурил ярко-голубые бандитские глаза, смотрел с этаким великолепным высокомерием, но было видно, что это он так бодрится просто. Бок у него выглядел получше, и Варвара его опять вылизала, а после помазала человечьей мазилкой. А вот лапка распухла. Варвара сунулась к ней со своими-то когтищами и тут же поняла, что так ничего не выйдет. Только навредит. Пришлось все-таки перекидываться. И чего вчера не сделала? Подумаешь — привычки нет. Голова-то есть, соображать должна! Еще вчера чуткие руки человечьего облика использовать надо было — а то все только лижет, будто дикая зверюга какая!
Котик теперь выглядел откровенно изумленным, смотрел не отрываясь, и глаза у него при этом были совсем круглыми, будто у совы. Пользуясь этим замешательством, Варвара осторожно ощупала покалеченную лапку… или, вернее, лапу — в человечьей, куда более мелкой по сравнению с истинным обликом, ипостаси котик для Варвары уже не выглядел маленьким. И не удивительно, потому как был, судя по всему, взрослым снежным барсом — ирбисом матерым да клыкасто-мордастым. Красивый! Один хвост чего стоит!
Ощупывание ничего не дало — даже человечьи пальцы перелома не обнаружили. Выходило, что сильный вывих. В любом случае стоило как-то, что ли, зафиксировать. Варвара нарвала тряпок на бинты и перевязала — так, чтобы и не туго, и не свободно. Котик терпел, позволял себя лечить — бил толстенным пушистым хвостом, рычал, но вреда Варваре, ставшей теперь маленькой и слабенькой, не причинял, а под конец еще и лизнул ее в лицо, благодаря.
— Хорошая киса, — сказала Варвара и погладила терпеливого зверя по голове, а после еще и за ушами почесала.
Котик жмурился довольно, а после опрокинулся на спину и подставил под руку пузо. Варвара с удовольствием почесала его и там. И чесала бы дальше, но стало холодно. Так что пришлось вновь накидывать на себя шкуру, став хоть и не той, но все же йети. Такой, которой и крупный ирбис — что тебе домашний котик…
А вот дед у себя в хибаре печь каменную сложил! Раньше Варвара все недоумевала: зачем, а потом поняла причину — человечка. Ей-то лысой, поди, зимой совсем холодно! Ну вот дед и позаботился. А как в доме тепло стало, и сам чаще не в шкуре, а в своем втором, человечьем облике ходить стал. Ну так ему-то чего? Вон какой! Высоченный, плечистый, матерый… Грудь волосатая, ноги тоже, член — что дрын березовый. Самец. Вот если б такого крепкого да красивого и Варваре в дом, она бы тоже, наверно, ради него печь сложила… Да и в человечьем теле, скинув шкуру, чаще ходила, жопкой крутила, через плечо посматривала — нравится гостю или нет…
Эх… Прав дед: не те пошли нынче йети, не те.
Утро Варвара провела в хлопотах по хозяйству: мыла полы, разбирала шкафы кухонные — пересыпала крупу по туесам берестяным, чтобы мышам окаянным было не разгуляться. Сходила проверила силки и капканы, забрала дичину, а после покушать, понятно, приготовила. И себе, и котику. На первое — супчик из жирненькой куропатки, на второе — нога молодого горного барашка запеченная с чесночком и поданная к столу с брусничным соусом особого приготовления. Ну и на сладкое, к чаю, пирожок с яблочным вареньем из тех самых яблочек с веселыми красными бочками.
Котику, понятно, до пирожка дела не было, хоть и посматривал он на него с интересом, а вот баранинки, что Варвара для него специально сырой оставила, поел с удовольствием, а после вылизался весь старательно и опять улегся прямо на кровать, куда и на трех лапах легко запрыгнул.
За хлопотами Варвара и не заметила, как стемнело. Все-таки надо будет тоже печь сложить. Дед вот и его человечка теперь вечерами перед камельком как уютно вдвоем сидят! А у Варвары мало того что холодина, так еще и тьма-тьмущая! Только и остается, что спать. Всласть позевав и почесавшись, Варвара забралась в кровать, умостилась поуютнее, а после подгребла себе к животу котика. Но тот вдруг запротестовал, выдрался из-под тяжелой лапы, глянул независимо — глаза в темноте так и сверкнули… Варвара уже было расстроилась, но котик, потоптавшись, улегся ровно туда, куда и хотелось, рядышком. Стало понятно: спать в кровати у Варвары котик совсем не против, но выбирать место хочет сам, а не так, чтобы заставили. Свободолюбивый! С тех пор так и спали вместе. И от этого как-то теплее было. Причем не столько телу и без того кудлато-косматому, а вроде и душе. И сны Варваре рядом с ее питомцем стали сниться такие, что ух! Жаркие. Неприличные совсем. Чаще совсем невнятные, такие, что забывались сразу после того, как Варвара глаза поутру разлепляла. Но однажды привиделось что-то такое яркое, такое невероятное!
Будто бы Варвара каким-то чудесным образом оказалась в объятиях совершенно потрясающего парня! Русые волосы до плеч — густые и шелковистые, как шерстка у котика; бородка и усы, которые ему невероятно шли; улыбчивые губы и замечательно ласковые ярко-голубые глаза. А уж тело! Пользуясь тем, что это сон, а не явь, в которой Варвара бы совершенно точно застеснялась так, что и глаз не раскрыть, и руками не прикоснуться, она свое ночное видение рассмотрела с головы до ног, а после еще и ощупала — и прямые широкие плечи, и рельефную, покрытую очень брутальными, короткими, но густыми волосками грудь, и живот в валиках мышц и со впалым пупком, и длинные сильные ноги — тоже немного волосатые. А еще Варвара в своем сне поцеловала парню все, до чего дотянулась, а после зависла над его мужским естеством, любуясь мощью возбуждения и совершенством формы. Интересно, какая на вкус начинка у этого роскошного самца? Наверняка намного вкуснее, чем у Васятки.
Но парень, едва Варвара тронула ему член самым кончиком языка, засмеялся и перекатился набок. А после ухватил ее за плечи и подтянул наверх, уложив к себе лицом. Его улыбчивые губы оказались мягкими, но настойчивыми. И целовал он Варвару так, будто та был очень вкусной и очень желанной, а ладонь его при этом прошлась по спине, после скользнула на грудь и сжала ее нежно. Варвара выдохнула, парень рыкнул бархатисто, не разрывая поцелуя, а потом его пальцы пробрались ей между ног… Он ласкал Варвару там и при этом продолжал ее целовать, отрываясь от губ только для того, чтобы демонстративно и при этом невероятно порочно облизать себе палец — тот самый, что после оказывался там, внизу, обводя клитор, погружаясь в девственное отверстие…
Дальше во сне все было неявным, лишенным деталей. Да и откуда им было взяться, если раньше у Варвары никогда ничего подобного не было? И все же кое-что оставалось очень ярким — сила рук, сжимавших ее так, будто она была чем-то невероятно ценным;
Варвара посматривала на него смущенно, но спасенного от стаи человеков котика держала крепко и знай наглаживала, хоть тот и норовил вырваться и сбежать. Да куда ж ему такому-то? И бок кровит, и лапа одна хромая. Вот Варвара подлечит его, тогда и отпустит… Если тот захочет уйти… Но, если честно, так не хотелось, чтобы захотел! Если бы он остался, Варвара бы его молочком поила, за ушком чесала и спать рядом с собой укладывала.
И почему дед убежден, что «йети не те»? Нет, ну понятно, что настоящий йети должен быть лют, прожорлив и вонюч. Настоящий йети человеков с этими их пукалками железными не разогнал бы, напугав до смерти, а сожрал на месте. И да: если на ситуацию взглянуть с этой точки зрения, то, конечно, Варвара — не та йети, какой должна быть. Совсем не та.
Вонять не любит, а потому завела у себя целую полочку с шампунями и ополаскивателями. Стырила у туристов, что вечно лезли в горы с рюкзаками, и… завела. Зато теперь шерсть любимыми яблочками пахнет и расчесывается хорошо… Да и человеков жрать не хочет. Ну вот никак! И не потому, что не умеет их готовить. Готовить она как раз умеет получше иных шеф-поваров человечьих. Но настоящий-то йети, такой как дед, человеков и сырьем с аппетитом съест. Одежки только с них обдерет и слопает.
Дед вот, правда, свою человечку не ест. Говорит: откармливает пока что. Может, к Йолю, когда после самой долгой в году ночи солнце на юг повернет? Только непонятно к которому — прошлому, нынешнему или следующему. Давно ведь откармливает, а та все такая как была.
Варвара как-то, уже давно, года три назад, пришла к деду, а тот как раз свою человечку вроде как к съедению готовить принялся — одежку с нее уже снял и теперь обнюхивал и облизывал местами. Варваре интересно стало, она и затаилась, чтобы посмотреть, как дед человеков ест. И так и не дождалась, потому что вместо этого дед своей человечке взял и присунул — та только застонала довольно и прогнулась сильнее. Варвара так удивилась, что даже упала. И очень неудачно! Через распахнувшуюся дверь, за которой она и притаилась, подглядывая, и прямо внутрь дедовой хибары. Грохоту наделала, человечку дедову испугала, да и деда тоже. Потому как тот сильно странным выглядел, когда на вопросы все-таки отвечать начал. А Варваре только одно и интересно было: почему дед ей человеков есть велит, а сам — вон чего с ними делает.
Дед тогда разорался, лапами замахал, рогами затряс, дурочкой малолетней Варвару обозвал и выставил вон — просто взял и выпинал под шерстяной зад в сторону ближнего леса.
— И все же я не понимаю, — скулила пинаемая Варвара, прикрываясь лапами.
Но дед только рыкнул:
— Потом поймешь, — и пошел обратно.
Варвара обсудила это со своим тогдашним приятелем Васяткой, что жил на соседнем горном кряже. Но тот был хоть и старше, но, похоже, еще дурнее, потому что предположил, что дед свою человечку фарширует: с начинкой-то всяко вкуснее, чем без нее.
— С какой еще начинкой? — изумилась Варвара, а Васятка ей взял и показал.
И Варваре даже понравилось, несмотря на то, что «начинка» у самого Васятки, хоть и была с виду совсем молочной, не очень-то вкусной оказалась. Может, давнишняя и портиться начала?
Варвара решила спросить у деда, но затея эта кончилась плохо. Когда тот обо всем узнал, мало никому не показалось: ни Варваре, ни Васятке, который после и вовсе пропал — за перевал переселился, даже не простившись.
Варвара после очень тосковала. И даже не по Васятке. Тот какой-то… неправильный был и вообще невкусный. Тут дед чистую правду о нем говорил. Просто как-то на душе совсем погано стало. У деда-то была его человечка, а вот у Варвары никого! Даже поиграть не с кем! Человеки и те уже давно не показывались, дедом запуганные. Собственно, дед их и невзлюбил с тех самых пор, как отобрал у них свою человечку.
Чем-то она своим сородичам не понравилась, они и притащили ее в лес. Съесть, наверно, хотели, а тут дед. Ну и всё. Один только и сбежал. А может, и нарочно дед его отпустил — чтобы домой вернулся и всем рассказал, какое чудо-юдо страшно-ужасное в предгорьях обитает.
Как бы то ни было, с тех пор туда, где проживали дед и Варвара, никто из человеков действительно не совался. По крайней мере, из тех, которые местные. А вот пришлые страха не ведали, ну и объявились. Варвара предполагала, что всему виной был азарт. Слишком уж увлеклись они погоней. Мчались за подраненным ими котиком, а тут Варвара. Ну и всё. Человеков Варвара разогнала, эти их палки железные отобрав и в бараний рог скрутив, чтобы неповадно было, а спасенного котика домой забрала. Подлечить. А может, и приручить, чтобы после себе оставить… Всё не так скучно долгими зимними вечерами будет. Да и мышей, может, переловит. А то совсем одолели окаянные — шляются по дому, будто он не Варварин, а их, мышиный.
Дед заявился полоскать внучке мозги буквально через пять минут после того, как та вернулась домой, принеся с собой котика. Собственно, так бывало всякий раз. Варвара иногда думала, что дед носом чует любой по его мнению непорядок в жизни внучки, и тут же приходит указания раздавать. Но тут у него ничего не вышло. С питомцем своим Варвара расставаться отказалась наотрез. Так что дед порычал-поворчал и наконец-таки ушел. К человечке своей, небось, поскакал.
Варвара показала ему вслед язык и занялась спасенным и от человеков, и от деда котиком — вылизала ему рану в боку, чтобы точно заразы какой в ней не осталось, а после помазала специальной человечьей мазилкой, тоже спертой у пьяных, а потому крепко спавших туристов. С лапой было сложнее: сломана вроде не была, но любое прикосновение к ней вызывало боль. Варвара подумала-подумала и ее тоже вылизала. На всякий случай. Котик не сопротивлялся. Лежал, смотрел нагло и только хвостом своим пушисто-пятнистым дергал — нервничал, стало быть.
Варвара налила ему молочка, за которым не ленилась ходить ночами в ближайшую деревню, на тамошнюю ферму. Потом подумала-подумала и еще в добавок мяса дала — благо утром в силки попалась парочка жирных зайцев. Варвара одного в подпол, на холодок сунула, а второго освежевала, вымочила в клюквенном соке, а после потушила с травками, которые летом на огороде за домом вырастила. Дед, конечно, привычно ворчал в духе «ох, не те нынче йети, не те!», но приготовленное внучкой всегда ел с удовольствием. И даже человечка его, которую он к Варваре недавно на праздничный ужин в честь веселого праздника Самайна приводил, то же сказала. Нахваливала, какую-то там Москву поминая, и ела как не в себя! Видимо, дырявой все-таки была. Это, кстати, объясняло многое. И в первую очередь то, почему деду ее начинить для последующего съедения до сих пор так и не удалось.
Впрочем, повзрослев, Варвара, как и предсказывал дед, начала подозревать, что не все с человечкой так просто. Ох, не жрать дед ее собирается! Ох не жрать! Совсем у него к ней другие интересы! Вон, в гостях у Варвары даже шкуру скинул, человечий облик принял, плечи широченные развернул, гоголем заходил. Человечка смотрела, улыбалась, а Варвара загрустила, на них глядя, и сама оборачиваться отказалась. Дедова-то человеска вон какая! А Варвара? На что там смотреть-то? Так, чучелко. Волосишки на худосочном тельце рыжие, кожа конопатая вся — будто обрызгали чем, глазки-лупалки зеленые, как яблоки незрелые, да ко всему еще и по-детски наивные. И правда: не те йети нынче, не те…
Котик, наевшись зайчатины, уснул — нагло, посреди кровати. Варвара тоже позевала, почесалась, улеглась и подгребла к себе теплое кошачье тельце поближе. Вот так хорошо. Вот так правильно. Всё не одна! Всё живая душа рядом. И на Йоль веселее будет. Варвара в честь зимнего солнцеворота наготовит всякой вкусноты. Винца даже себе позволит — того, что бережно в подполе хранится в дубовом бочоночке. Винцо получилось вкусное, из замечательно сладких яблок, которые Варвара надрала с невесть по какой причине выросшей посреди леса яблони. Причем не дички, а какой-то культурной, может, даже сортовой! Яблочки были крупные, с румяными красными бочками, хрусткие и сочные. Варвара от жадности набрала тогда много, но все в дело пустила, ничего не пропало. Варенья наварила, конфитюра, мармелада домашнего, и вот, винца, наделала. Немного. Но ей хватало — пить йети все (хоть те, хоть эти) не могли совсем. Один стаканчик — и голова отключается, а ноги сами собой в пляс идут. Зато смешно!
С этими приятными мыслями Варвара и заснула. Да и проснулась веселой и этакой… предвкушающей. А вот котик выглядел неважно. Щурил ярко-голубые бандитские глаза, смотрел с этаким великолепным высокомерием, но было видно, что это он так бодрится просто. Бок у него выглядел получше, и Варвара его опять вылизала, а после помазала человечьей мазилкой. А вот лапка распухла. Варвара сунулась к ней со своими-то когтищами и тут же поняла, что так ничего не выйдет. Только навредит. Пришлось все-таки перекидываться. И чего вчера не сделала? Подумаешь — привычки нет. Голова-то есть, соображать должна! Еще вчера чуткие руки человечьего облика использовать надо было — а то все только лижет, будто дикая зверюга какая!
Котик теперь выглядел откровенно изумленным, смотрел не отрываясь, и глаза у него при этом были совсем круглыми, будто у совы. Пользуясь этим замешательством, Варвара осторожно ощупала покалеченную лапку… или, вернее, лапу — в человечьей, куда более мелкой по сравнению с истинным обликом, ипостаси котик для Варвары уже не выглядел маленьким. И не удивительно, потому как был, судя по всему, взрослым снежным барсом — ирбисом матерым да клыкасто-мордастым. Красивый! Один хвост чего стоит!
Ощупывание ничего не дало — даже человечьи пальцы перелома не обнаружили. Выходило, что сильный вывих. В любом случае стоило как-то, что ли, зафиксировать. Варвара нарвала тряпок на бинты и перевязала — так, чтобы и не туго, и не свободно. Котик терпел, позволял себя лечить — бил толстенным пушистым хвостом, рычал, но вреда Варваре, ставшей теперь маленькой и слабенькой, не причинял, а под конец еще и лизнул ее в лицо, благодаря.
— Хорошая киса, — сказала Варвара и погладила терпеливого зверя по голове, а после еще и за ушами почесала.
Котик жмурился довольно, а после опрокинулся на спину и подставил под руку пузо. Варвара с удовольствием почесала его и там. И чесала бы дальше, но стало холодно. Так что пришлось вновь накидывать на себя шкуру, став хоть и не той, но все же йети. Такой, которой и крупный ирбис — что тебе домашний котик…
А вот дед у себя в хибаре печь каменную сложил! Раньше Варвара все недоумевала: зачем, а потом поняла причину — человечка. Ей-то лысой, поди, зимой совсем холодно! Ну вот дед и позаботился. А как в доме тепло стало, и сам чаще не в шкуре, а в своем втором, человечьем облике ходить стал. Ну так ему-то чего? Вон какой! Высоченный, плечистый, матерый… Грудь волосатая, ноги тоже, член — что дрын березовый. Самец. Вот если б такого крепкого да красивого и Варваре в дом, она бы тоже, наверно, ради него печь сложила… Да и в человечьем теле, скинув шкуру, чаще ходила, жопкой крутила, через плечо посматривала — нравится гостю или нет…
Эх… Прав дед: не те пошли нынче йети, не те.
Утро Варвара провела в хлопотах по хозяйству: мыла полы, разбирала шкафы кухонные — пересыпала крупу по туесам берестяным, чтобы мышам окаянным было не разгуляться. Сходила проверила силки и капканы, забрала дичину, а после покушать, понятно, приготовила. И себе, и котику. На первое — супчик из жирненькой куропатки, на второе — нога молодого горного барашка запеченная с чесночком и поданная к столу с брусничным соусом особого приготовления. Ну и на сладкое, к чаю, пирожок с яблочным вареньем из тех самых яблочек с веселыми красными бочками.
Котику, понятно, до пирожка дела не было, хоть и посматривал он на него с интересом, а вот баранинки, что Варвара для него специально сырой оставила, поел с удовольствием, а после вылизался весь старательно и опять улегся прямо на кровать, куда и на трех лапах легко запрыгнул.
За хлопотами Варвара и не заметила, как стемнело. Все-таки надо будет тоже печь сложить. Дед вот и его человечка теперь вечерами перед камельком как уютно вдвоем сидят! А у Варвары мало того что холодина, так еще и тьма-тьмущая! Только и остается, что спать. Всласть позевав и почесавшись, Варвара забралась в кровать, умостилась поуютнее, а после подгребла себе к животу котика. Но тот вдруг запротестовал, выдрался из-под тяжелой лапы, глянул независимо — глаза в темноте так и сверкнули… Варвара уже было расстроилась, но котик, потоптавшись, улегся ровно туда, куда и хотелось, рядышком. Стало понятно: спать в кровати у Варвары котик совсем не против, но выбирать место хочет сам, а не так, чтобы заставили. Свободолюбивый! С тех пор так и спали вместе. И от этого как-то теплее было. Причем не столько телу и без того кудлато-косматому, а вроде и душе. И сны Варваре рядом с ее питомцем стали сниться такие, что ух! Жаркие. Неприличные совсем. Чаще совсем невнятные, такие, что забывались сразу после того, как Варвара глаза поутру разлепляла. Но однажды привиделось что-то такое яркое, такое невероятное!
Будто бы Варвара каким-то чудесным образом оказалась в объятиях совершенно потрясающего парня! Русые волосы до плеч — густые и шелковистые, как шерстка у котика; бородка и усы, которые ему невероятно шли; улыбчивые губы и замечательно ласковые ярко-голубые глаза. А уж тело! Пользуясь тем, что это сон, а не явь, в которой Варвара бы совершенно точно застеснялась так, что и глаз не раскрыть, и руками не прикоснуться, она свое ночное видение рассмотрела с головы до ног, а после еще и ощупала — и прямые широкие плечи, и рельефную, покрытую очень брутальными, короткими, но густыми волосками грудь, и живот в валиках мышц и со впалым пупком, и длинные сильные ноги — тоже немного волосатые. А еще Варвара в своем сне поцеловала парню все, до чего дотянулась, а после зависла над его мужским естеством, любуясь мощью возбуждения и совершенством формы. Интересно, какая на вкус начинка у этого роскошного самца? Наверняка намного вкуснее, чем у Васятки.
Но парень, едва Варвара тронула ему член самым кончиком языка, засмеялся и перекатился набок. А после ухватил ее за плечи и подтянул наверх, уложив к себе лицом. Его улыбчивые губы оказались мягкими, но настойчивыми. И целовал он Варвару так, будто та был очень вкусной и очень желанной, а ладонь его при этом прошлась по спине, после скользнула на грудь и сжала ее нежно. Варвара выдохнула, парень рыкнул бархатисто, не разрывая поцелуя, а потом его пальцы пробрались ей между ног… Он ласкал Варвару там и при этом продолжал ее целовать, отрываясь от губ только для того, чтобы демонстративно и при этом невероятно порочно облизать себе палец — тот самый, что после оказывался там, внизу, обводя клитор, погружаясь в девственное отверстие…
Дальше во сне все было неявным, лишенным деталей. Да и откуда им было взяться, если раньше у Варвары никогда ничего подобного не было? И все же кое-что оставалось очень ярким — сила рук, сжимавших ее так, будто она была чем-то невероятно ценным;
