Часть 1 Небо города, океан неба

       
       
       Безбрежный океан... С барашками пенистых облаков, с уверенно снующими там, в голубой прохладе, птицами-рыбешками. Разве что растений нет, да и зачем? Они бы затмевали прекрасную лазурь.
       
        В сиянии солнца волны прохладного воздуха накатывают на дома, на тонко дрожащие верхушки деревьев, улицы, площади, на хмурые тучи бесконечно спешащей толпы. Ласковые волны касаются каждого из торопыг, но в ответ получают лишь холодные потоки недовольства, всплески паники из-за забытых дел, мелкую морось тревог.
       
        Однако там, за утесами домов, в гротах дворов царит другое - бегают друг за другом и за присевшими на серую гладь асфальта птицами, подвластные каждому дуновению настроения дети. Кудрявые, сверкающие счастьем. Бесконечно изменчивые, безбрежно чистые, беззаботные.
       
        Но нет им бесконечной воли - излишнюю игривость пресекают внушительные, сосредоточенные дамы. Точно массивные кучевые облака, они следят за своими чадами и отпрысками, нависают над ними, оберегают. Позже они все вместе уйдут дальше, а детишки, быть может, будут забегать вперед, кружиться, играть, меняться...
       
        Скоро быстро разметет в стороны свою пыль вечер, а за ним накинет на город свою шаль ночь, чтобы никто не видел беспорядка, да так её подоткнет, что не понять, где кончается небо и начинается океан. И по улицам будут устало идти серые люди, сбивая своим настроем тихих звездочек, но лишь заставляя сиять ярче не столь робких ребят. Кто-то из них сегодня упадет, кто-то потухнет, кто-то мелькнет вспышкой,где-то среди них найдется и луна - для каждого своя.
        А утром звезды превратятся в хмурые тучи, или спрячутся за утесами, где-то снова пойдут дожди, а где-то засияет солнце - все так же для каждого свое.
       

       Часть 2 Зима и Осень

       
        Терпкий, густой, но постоянно ускользающий в днях запах опавшей листвы - изысканные духи девушки с толстыми каштановыми косами и глазами цвета грозового неба. В тишине сердца парка - хрусткие шаги Осени, но, как ни старайся, увидишь лишь ее плащ да подол густо расшитого золотыми листьями платья. Ранним солнечным утром еще можно заметить шифон ее рукава - прохладно-прозрачный, с пятнами почти растворившихся в небесной голубизне желтых кленовых листьев, - когда, кружась в танце, вскидывает она руки к небу.
       
        Но кто-то расстроил красавицу-Осень. И она плачет. И аромат ее становится гуще, и судорожное ее дыхание загоняет людей туда, где теплей, где можно согреться от окутавшей душу хандры. И на ее плач приходит она - умудренная, убеленная сединами Зима. Раскинув в стороны подол своего белоснежного платья тонкого бархата, она осторожно присаживается рядом с рыдающей Осенью, обнимает ее за плечи и что-то неторопливо шепчет ей.
       
        Стихают рыдания, и Осень уже с радостным хохотом кружит Зиму за руки, затянутые в тонкие льдисто-голубые перчатки. Разлетается в стороны тяжелый уже, набравшийся влаги побуревший подол ее платья, мелькают под белым бархатом голубые кусочки нижнего платья Зимы, стучат каблучки Осени, мягко ступает в сапожках Зима. Со щек Осени капают не вытертые слезинки - и, перемешиваясь в вихре танца с ее хохотом и улыбкой Зимы, они падают на землю мелким сияющим крошевом. Последний круг - и вот уже Осень убегает куда-то вдаль, не оглядываясь. Быть может, она вскорости еще заглянет на минутку с благодарностью, кто знает.
       
        А Зима усаживается обратно, аккуратно раскладывает юбку платья, и начинает ждать, окидывая все и вся взглядом внимательных глаз. Скоро, продрогнув, она глубоко вздохнет и оденет белоснежную шубу, и будет снова ждать. Ведь малышка-Весна может заиграться там, далеко, и припоздать немного. Или в нетерпении прибежать раньше. Никакой дисциплины.
        Покачав головой, Зима поправляет чуть сползшие от кружения перчатки, и лицо ее трогает улыбка при виде подергивающихся льдом лужиц слез Осени.
       

       
       Часть 3 Поезда

       
        Не люблю поезда. Едва они поманят новыми открытиями и новыми встречами, ударят тебе в голову, как раз - и если не успел, то они под железный стук-хохот уносятся вдаль, забирая с собой и давние, и только появившиеся мечты. И в тебе уже чего-то не хватает.
       
        Мне семь. В кармане шорт болтается любимая машинка - серебристый Мерседес, папин подарок. Шустрый кабриолет, откатишь назад - и он молнией помчится по линолеуму прихожей. Главная ценность в окружении пары карамелек, пяти кэпсов с покемонами и игрушки из Киндера. На перроне толпятся люди - устало сидят, нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, стоят в обнимку и улыбаются. Разные.
        Локомотив с невидящим взглядом широко расставленных глаз-фонарей все медленней и медленней подбирается к концу путей и, наконец, замирает, облегченно вздохнув. Мамина ладонь аккуратно ускользает из моей, ее руки обнимают меня, она целует меня в щеку, а я выворачиваюсь. Как же, мне же уже семь, я взрослый, в школу иду, к чему уже такие нежности. Дурак. У мамы командировка, я должен себя хорошо вести, а папа - присматривать за мной. В холодильнике суп, а в морозилке лежат вчера сделанные котлеты - только пожарить. Кота кормить тоже надо, не забудем. И будем ждать и скучать.
        Затихающий стук-хохот, затихший перрон, затихшая квартира, минута молчания в телевизоре. Сошедший с путей поезд. Всегда будем ждать и скучать.
       
        Мне десять. Я похож на индуса и у меня облезает нос. В сетке над полкой валяется пакет, набитый недозревшими гранатами и кедровыми шишками. Там, по-моему, что-то стухло. Напротив меня - мой новый лучший друг, с которым сбегали после отбоя с территории, сбивали шишки бутылкой на веревке, кидались в девчонок медузами и пугали младших, вырядившись в простыни. Мы перекидываемся в дурака, хрустим чипсами и гогочем, подталкивая пухлого соседа на его верхнюю полку.
        Моя станция. За окном папа, в проходе вынутый из-под сидений рюкзак. Мы с другом солидно пожимаем друг другу руки, прищуриваемся, улыбаясь, и знаем - будем общаться. Я за окном, он усиленно машет, случайно роняет пыльную рыжую занавеску, уносится по путям вдаль.
        Данного номера не существует.
       
        Мне семнадцать. У нее рыжая непослушная шевелюра и завиток на шее, когда волосы убраны в хвост. По три сережки в каждом ухе, большие наушники, раскрашенные масляными красками, длинные ноги в шортах, подшитые, но такие любимые кеды. Катается на скейте, поцеловались в подъезде перед вечеринкой у какого-то незнакомого приятеля.
        Метро. Мы, насквозь мокрые - ливень, - обнимаемся перед турникетом. Ей надо ехать. Не хочу расставаться. Она все мрачнее. Спускаемся вместе. Гул, потоки ветра, нелюбимый запах поездов. Ее отца снова отправляют куда-то, мама и сестра, конечно, с ним. Она тоже - остаться здесь одной ей не разрешили. Двери последней электрички захлопываются, она грустно улыбается и не спешит выдергивать застрявшие между дверей ленты с ремня джинсов. У нас осталась переписка в компьютерах, мобильные. Друзьями? Конечно. Будем болтать каждый день.
        Экзамены. Мы нервничаем и уже ругаемся в сообщениях. Я прошел, она нет. Рыжее недоразумение будто бы не врезалось в меня на скейте.
       
        Мне двадцать. Жизнь успела сменить курс. Друг опаздывает, и я нервничаю - пара скоро. Смс - "Сорян, дуй сам. Дело". Точно, словил какое-то тело. Бегу, двери поезда уже закрываются, а препод строгий, прямо чувствую грозу над головой. Надо попасть. Сейчас получу дверьми. Тонкая рука неожиданно сильно дергает за рубашку и я в вагоне, двери захлопнулись. Рука скрылась за сумкой, а шатенка озорно улыбается мне. Адреналин немного кружит голову. Что-то витает такое в воздухе.
       
        Если ехать вовремя - ее нет. Теперь меня недолюбливают преподаватели - как же, не уважаю, опаздываю. Она любит стоять у самой двери. Друг смеется надо мной, когда не в обычное время я все же ищу ее глазами по вагону. Хороший предлог в наше время - забыл свои наушники, скучно, можно с тобой послушать? Слушает практически все, разве что регулирует по настроению. В программе рок-н-ролл и глитч. Фолк и пара бессмертных треков - ей петь хочется сегодня. Тяжелый металл и электронщина - засыпает. Джаз для кайфа. Фортепиано и музыка из Миядзаки. У меня прикольный рюкзак, а в том классном месте она тоже как-то была, забрела случайно. Поменялись номерами - и тишина.
        В метро ее нет уже неделю. Стоит ли написать что-то? Друг смеется и проводит душеспасительные беседы. Не помогают они ничем, но слушать приходится. Снова ездим вместе.
        Поскользнулся, джинсы ледяные, злой. Опять смс про дело-тело. И где умудрился? В толпе, текущей с платформы в вагон мелькает знакомая полосатая шапка. Бегу - но стук дверей. Улыбка сквозь стекло и воздушный поцелуй примиряют со всей слякотной зимой и приближающейся сессии. Эх, уехала. "Пошли в кино?" "Через станцию есть хорошее ;)"
        Что-то есть в воздухе, когда мы встречаемся.
        Люблю поезда.