Внутри

- Ты хочешь мне отомстить? - спрашивает Ривьера.
       Его рука крепко держит рукоять оружия, Ривьера думает выхватить его и застрелить Сэнди сразу же после ее ответа.
       А Сэнди... моя Сэнди улыбается и отвечает:
       - Нет, я хочу жить с тобой...
       Ривьера в шоке, хватка на пистолете ослабевает.
       -...хочу любить тебя...
       Я тоже в шоке, но шок был бы сильнее, если бы я не понимал, в чем дело. Я покидаю тело Ривьеры, пытаюсь попасть в тело Сэнди, и, понятное дело, у меня ничего не получается.
       - Ты сошла с ума, - говорит Ривьера. На его лице светится жадная улыбка.
       - Нет, я просто хочу тебя, - Сэнди идет к Ривьере.
       Я паникую и представляю, что меня разрывает на три части. Я не знаю, разорвался ли я или нет, во всяком случае никаких других призраков я не вижу. Я пытаюсь пробиться в голову Сэнди, внушить ей сбежать отсюда, но вновь безуспешно. Затем проникаю в голову Ривьеры, одновременно желаю разорваться на три части и сохранить над своими частями контроль. Мое сознание будто шатается, я вижу три разных изображения. Воспоминания Ривьеры, его желания, его потаенные эмоции рушатся на меня с трех сторон. Сквозь эту какофонию я приказываю Ривьере застрелиться. Я ожидаю в любой момент вылететь из головы по причине влета туда пули, но поток в три струи грязного сознания Ривьеры все еще мешает мне думать свои собственные мысли. Я представляю, что две другие сущности уничтожаются. Сущность Ривьеры сканируется мной с одной позиции, это уже хорошо, но Ривьера по-прежнему живой - и это плохо.
       - Ашес, зачем тебе все это? - Ривьера теряется. Я знаю, он не привык убивать тех, кто его хочет.
       - Не знаю, - отвечает Сэнди и улыбается лукаво - не лукаво-завораживающе, как улыбалась мне, а лукаво-отвратительно, как не улыбалась никогда.
       И добавляет:
       - Я не могу выразить словами свои чувства к тебе.
       И еще:
       - Тебе придется проникнуть в мою голову, чтобы понять меня.
       Кровь ударяет в мозг Ривьере. В его голове проносятся грязные фантазии (или воспоминания) с женщиной в латексе, и в мыслях, словно в видеомонтаже, женщина в латексе заменяется на Сэнди.
       - Я хочу проникнуть не в голову, а в другое место в твоем теле, - говорит Ривьера.
       Сэнди проводит руками по своим бедрам, подмигивает Ривьере, намекает ему сорвать с нее одежду.
       Желания убить в голове Ривьеры нет, есть природное желание - и подозрение. Да, поведение Сэнди вызывает у Ривьеры подозрение, он думает о своем подельнике Торментусе, который грозился его убить. Ривьера не исключает, что Торментус подослал к нему Сэнди. Ривьера жаждет вывести Сэнди на чистую воду.
       - Кто тебя подослал? - спрашивает Ривьера напрямик.
       - Подсылать меня может только тот, кто имеет надо мной власть. А таких мужчин на свете нет.
       Сэнди садится на колени.
       - Стань первым.
       Я вновь разрываюсь на три части, вновь переживаю тройной объем похоти, подозрений и жажды власти - к этому коктейлю прибавляется желание отведать одну-вторую-третью дорожку кокса. Я приказываю всем своим сознаниям заставить Ривьеру застрелиться и на всякий случай разрываюсь еще на пять частей. Объем мировосприятия Ривьеры фонтаном бьет меня со всех сторон. Я боюсь сохранить его желания и зависимости даже после выхода из его тела. Я пытаюсь сосредоточиться, я заново приказываю теперь уже всем восьмерым сознаниям вселить в голову Ривьеры мысль держаться от Сэнди подальше. Я держусь, стараюсь сквозь гнилостный фонтан увидеть глазами Ривьеры что происходит и вижу, что он уже стоит перед Сэнди и гладит ее по голове.
       Я не смогу этого вынести. Я приказываю семерым сознаниям исчезнуть, а свое восьмое переношу в первое пришедшее на ум место.
       
       
       
       
       Шевалье, или любовь к себе со стороны
       
       Я стою в дубовом лесу. Солнце медленно ползет за горизонт. Заросли осоки колышутся сквозь мои полупрозрачные ноги. Местный пруд, похороненный под тиной, умудряется отражать кряжистые дубовые ветви. Я хочу оказаться под водой. Там я и оказываюсь. Смотрю вверх, на тину, скрывающую безоблачное небо, под ногами - речные камни, которые я никогда не смогу почувствовать. Вода не давит на меня, вода для меня все равно что воздух, все равно что вакуум - на меня водой льются ненавистные мысли, и в этих мыслях я боюсь захлебнуться. Мое "Я" скукоживается до размера осколка очень хрупкого стекла.
       Я чувствую себя ребенком, который боится темноты. Я заставляю себя заснуть, чтобы встретиться с Ином и подробнее спросить у него про технику управления телами, но в мире мертвецов, так же, как и в мире людей, невозможно уснуть по одному лишь желанию.
       Я молю какого-нибудь бога, который наверняка имеется в мире мертвецов, прошу его заставить неизвестного вторженца уйти из тела Сэнди. Хочу, чтобы вторженец сводил с ума преступников, которые избежали правосудия – да даже пусть он сводит с ума и хороших людей, ни в чем не виноватых - лишь бы он не сводил с ума мою Сэнди.
       Я иду под речной песок, спускаюсь в темноте к недрам Земли. Темнота становится чернотой, затем чернота, которая казалась непроницаемой, становится еще более черной. Я верю, что вторженец отпустил мою Сэнди. Я верю, что вторженец задевает меня намеренно, но не преступает некую черту. Я вспоминаю последние слова, которые слышал от Клэр, и убеждаюсь, что вторженцу я был нужен живым. Ведь от пули Ривьеры, а не от пули вторженца в теле женщины в латексе я вывалился из машины прямо под трамвай...
       Новый вопрос возникает в моем перегруженном сознании. Когда и как меня похоронят? И будет ли Сэнди на похоронах?
       Честно, это не столь важный вопрос. Какая мне разница, что будет с моим трупом? Я не из тех, кто волнуется о километрах мусора за чертой города, поэтому я не волнуюсь и о собственном трупе. Я покинул физическую оболочку. Я двигаюсь дальше.
       Я продолжаю думать о Сэнди, о Ривьере, о Клэр, о женщине в латексе, о Папочке, обо всех сразу в надежде получить усталость, достаточную для погружения в сон. Я не знаю, никаких оснований для этого нет, но я уверен, что в очередном сне я увижу Ина. Я смогу узнать больше об управлении чужими телами. И после пробуждения я с помощью этих знаний уберегу Сэнди от каждого, кто может представлять ей угрозу.
       Сон не приходит от одного лишь мозгоиздевательства. Я думаю о Папочке и переношусь в его голову.
       Я понимаю, что Папочка уже получил звонок от медперсонала и знает, что Клэр находится в больнице. Он знает, что его дорогой зять умер, и он, что меня не удивляет, не испытывает по этому поводу каких-либо глубоких эмоций. Его младшая дочь даже не фигурирует в его мыслях. В его планах - приказать слугам сорвать несколько гроздей винограда для Клэр. Завтра он навестит ее и заплатит врачам столько денег, сколько потребуется для ее скорейшего выздоровления. А на сегодня в его планах - навестить своего бизнес-партнера Эла Торментуса. У него имеются некоторые "околозаконные" проекты, и Папочка, как честный компаньон, получивший от Торментуса юридическую основу для неуплаты налогов, просто обязан помочь Торментусу всем, чем только может.
       Торментус... Разве не эта фамилия всплывала в памяти Ривьеры?
       Папочка с ненавистным мне кряхтением отправляется в туалет. Я явственно чувствую, как говяжьи отбивные требуют выхода наружу. Я не настолько извращенец, чтобы пребывать в его голове во время естественного процесса. Я возвращаюсь в дубовый лес.
       Солнце еще маячит за горизонтом. Оранжевое зарево захватывает безоблачное небо - здесь, в очаровательной безлюдной местности вблизи Днепра, вечера куда красивее, чем в Сан-Франциско, городе, о котором я еще лет десять назад не мог и мечтать.
       Я не понимаю, почему моя родина стала первым местом, пришедшем в голову после кошмара с Сэнди. Я никогда по родине не скучал. И никогда ее не любил - любил только природу. Ради этой природы я хотел прилететь сюда с Сэнди, насладиться лесным воздухом, пропитанным духом чужой культуры. Сэнди - творческий человек, она интересуется всем и всегда, она оценила бы это место. Еще вчера это было возможно. Уже сегодня это стало несбыточной мечтой.
       Мое нутро сжимается. Если в этом мире есть возможность уничтожать покойников, стирать их полупрозрачные сущности, то я готов этой возможностью воспользоваться. Опять же, несбыточная мечта, покойники не умирают - и мой враг, неизвестный вторженец, он же внетелесный придурок, должен отведать блюдо, намного худшее, чем смерть. Унижение.
       А унизить я его смогу, только если стану сильнее. Вытравлю его из каждого тела, в которое он надумает вселиться. Он сам поставит себе цель держаться от Сэнди как можно дальше.
       И вновь все сводится ко сну, к грядущему разговору с Ином.
       Некоторое время я трачу свою энергию в прогулке по украинским лесам. Затем возвращаюсь в голову Папочки.
       Отлично, он не занимается ничем противным. Ковыляет к своему Роллс Ройсу, что-то кряхтит своему водителю. Даже находясь в его голове, я не всегда понимаю, что его подобия слов означают, мне приходится сверяться с его мыслям. Водитель, очевидно, все понимает верно. Заводит машину, выруливает к воротам. Кивает охраннику, и кивает довольно сурово, как герой боевиков. Тот открывает ворота, и Роллс Ройс начинает свой путь вниз, по холмистой дороге. Кратчайший путь, ведущий в Сан-Франциско.
       Папочка ненавидит Сан-Франциско. Я всегда это знал и сейчас сканирую эту ненависть в предрассудочных нейронах. В 60-е, когда Папочка еще не был папочкой, был молодым и не кряхтел, он попробовал ЛСД на сытый желудок, и ему стало плохо. Хиппи, фанатевшие от Doors, смеялись над ним и затем, что гораздо хуже, чем насмешка, просто перестали обращать на него внимание. Они посчитали Папочку скучным по причине его нехипповости – хотя, на мой скромный взгляд, считать Папочку скучным можно и без этого, достаточно взглянуть на выражение его лица. А оно у Папочки недовольное - он не любит Сан-Франциско, не любит свои воспоминания, не любит радужные флаги ЛБГТ-движения, не любит меня, не любит Торментуса, которому обязан и к которому сейчас едет, не любит... продолжать можно до бесконечности.
       Я ощущаю беглое желание проведать мою Сэнди, и понимаю, почему оно беглое - я боюсь увидеть, что с ней происходит. Хотя... не все же свое время внетелесный придурок будет тратить в голове моей драгоценной. Нет, у него есть женщина в латексе, есть Клэр и наверняка есть целая куча тел, которым он портит жизнь. Мне даже в голову приходит мысль, что многие пациенты с психическим расстройством получили таковое по причине вмешательства неизвестного вторженца... призрака мальчика... Да, призрак мальчика. Отражение в зеркале. Это какой-то сюр даже по меркам этого сюрреалистичного мира.
       Итак, я убеждаю себя, что вторженец не будет измываться над моей Сэнди двадцать четыре часа, семь дней в неделю. И проверить это можно - но для этого мне придется проникнуть в голову Сэнди. Да, я уже пытался в нее попасть, несмотря на желание хранить мысли Сэнди в неприкосновенности... но о какой неприкосновенности может идти речь, когда вторженец заставляет мою жену любить того, кто стоил мне жизни? Уж лучше я буду в голове моей девочки, чем кто-то другой.
       Пока я трачу свою энергию на все эти мысли, Роллс Ройлс Папочки подъезжает к двухэтажному дому неподалеку от холмов Твин Пикс. Водитель открывает дверь, Папочка выкарабкивается - самое лучшее слово для описания его действия - из автомобиля и медленно бредет к входной двери, что-то кряхтя себе под нос. Пребывая все это время в голове Папочки, я даже радуюсь тому, что умер молодым. Чувствуя боль в суставах, тяжело дыша, не чувствуя ниже пояса никаких волн, я понимаю, что быть стариком отвратительно. По крайней мере таким стариком, каким является Папочка.
       В дверях появляется амбал. Но не стереотипный амбал с бритой головой, нет - амбал с синими дредами. Красный костюм гонщика на рослом теле, очки с узкой оправой на кривой переносице. Мозгами Папочки я понимаю, что это и есть Торментус. Идиотское имя и идиотский внешний вид, думаю я, хотя Папочка думает совсем наоборот.
       - Здравствуй, Генри! - радостно говорит Торментус и обнимает Папочку. - Проходи, мне привезли сигары.
       Папочка заходит в дом. Он здесь не в первый раз - обклеенные черно-белыми фотографиями различных гонщиков стены и покоящиеся на лакированных столах разноцветные гоночные шлемы вызывают у Папочки привычную для него эмоцию, которую я трактую как зависть. Хотя почему ты завидуешь, спрашиваю я у Папочки, понятное дело, не ожидая от него ответа. Продай свои виноградники и играй себе в машинки...
       - Генри, у нас проблемы, - говорит Торментус и обрезает две сигары. Одну из них протягивает Папочке. Тот знает, что не сможет получить удовольствие от сигары, пока не выяснит, что Торментусу нужно. Папочка отказывается.
       - Ну, как знаешь, - говорит Торментус и начинает курить. Расслабленно откидывается на диване, вытягивает ноги и что-то напевает. Папочка, понятное дело, раздражается, и что-то кряхтит про проблемы, которые упоминал Торментус.
       - Не так сразу, Генри, - говорит Торментус сквозь облако дыма. Папочка, понятное дело, раздражается еще сильнее, но он не в том положении, чтобы кряхтеть об этом вслух.
       В голове Папочки возникают предположения о том, что могло вызвать эти проблемы, и одним из первых предположений является... работорговля.
       Голову Папочки коробит воспоминание об увольнении всех девушек с виноградников. Он действительно думает об этом процессе, как об увольнении, хотя я проглядываю под этим самообманом... продажу всех девушек на торговые суда в качестве сексуальных рабынь для их дальнейшей транспортировки через Тихий океан в Таиланд или Индию. Если бы покойники могли блевать, меня бы вырвало прямо на жуткие мысли Папочки. Мне в это не верится, но мой дражайший тесть - не просто неприятный старик, он - пособник работорговцев, и один из этих работорговцев прямо сейчас курит перед ним сигару.
       - Вдруг у тебя появятся более важные планы...
       - Посмотреть картотеки со всеми проданными в рабство людьми за последние пять лет
       Мои собственные воспоминания возводят мой шок в квадрат. Теперь мне просто страшно.
       - Потому что ты ни в чем не виноват.
       В моей голове эти слова Клэр смешиваются с предыдущими, и странное понимание окутывает мою призрачную сущность с головы до ног.
       Во всем виноват Папочка! Папочка продает девушек в рабство! И отмывает деньги работорговцев через ювелирный магазин! Отмывает их руками Клэр! Теперь ясно, почему Папочка любит Клэр больше, чем Сэнди.
       Неизвестный вторженец просто мстит Папочке и всем, кто, по его мнению, имеет к работорговле отношение.
       Но зачем он куражится над моей Сэнди? Зачем заставляет ее любить Ривьеру? Он же понял, что я ни в чем не виноват, почему же он никак не поймет, что Сэнди тоже здесь ни при чем?
       - В одних телах я играю одну роль, в других – другую, - говорила мне Клэр незадолго до моей смерти.
       Убеждение, что неизвестный вторженец - мститель с праведным гневом в груди, исчезает. Неизвестный вторженец, он же внетелесный придурок - просто психопат и извращенец. У меня такое к нему отношение, более для меня привычное, и с этим отношением я найду его и заставлю...
       - У нас проблемы, Генри, - вновь говорит Торментус, и я заставляю себя переключить внимание с собственных открытий на скрытое медленно рассеивающимся дымом лицо Торментуса.