Каждый народ, топчущий землю, в глубине веков считает себя потомками звёзд. Нет, пожалуй, ни одной колыбельной, где бы не нашлось места ярким огням в бархатном ночном небе. И по сей день тянет нас, хрупких и таких уязвимых, вверх - к далеким пустым просторам. Туда, где Млечный путь чудной рекой мерцает в тишине, навевая дрему. Есть множество историй о том, как родился наш мир. Расскажу и я свою, чем она хуже?
Давным-давно, на самой заре времен, когда не появились еще боги, вышли из прорехи на теле великой Пустоты Первые. Прекрасны и могущественны были Первые. Умели они из космической пыли и холода создавать целые миры, а из лоскутов вечной тишины - Звук. Росли они, жаром своего дыхания отогревая Пустоту - и цвели сотворенные ими миры, наполняя Сущее неуловимой музыкой. Отступала Пустота, напуганная рокотом новых жизней. Были Первые подобны звездам - только не тем далеким светочам, которые мы видим сейчас. Вовсе нет.
Текло по их жилам пламя, сродни тому, что плавит ныне сердца звезд - только таким огнем можно зажечь новую жизнь. Не умело греть оно ровно и мягко, подобно пламени домашнего очага. Звездный огонь стал и наградой, и проклятьем Первых.
Огонь заставлял бурлить их кровь, бежать в вечной гонке за чем-то новым, еще не познанным. И когда все сущее было сотворено, Первым стало скучно. И Созидание обратилось Смертью.
Загорались прекрасные доселе миры, взрывались кометы, рвалась ткань Сущего, пока дети Звезд играли, силясь развеять скуку. Тщетны были попытки Пустоты их успокоить, не слышат тишину те, кто окружил себя звуками.
И только когда все Сущее замерло на острой грани, вот-вот готовое исчезнуть - пришли они. Не люди, нет. В полной тишине появились Дети самой Пустоты, способные принять пламя звезд - и обратить его в пепел. Как ярки и горячи были Первые - настолько же неслышны и холодны стали Вторые.
Они шли сквозь время и пространство тихой поступью, не поднимая глаз. Для чего глаза, если сердца детей Звезд звучат набатом, указывая путь? По их венам текла сама Тьма - настолько густая и тягучая, что от одной капли гасло даже самое неукротимое пламя.
Там, где проходил путь их, замолкали звуки. Оставалась лишь мирная, давно потерянная тишина - и облака пепла, в которые обращались Первые, когда угасало пламя внутри них. И не было в детях Пустоты изъянов, кроме одного - стремления к покою. Такому, что вскоре стихли в зримом пространстве сердца Первых, живых звезд, навек убаюканные Тишиной. А следом за ними уснули вечным сном и дети Пустоты - ибо некому было тревожить их покой, возвращая к жизни.
И не стало ни творцов, ни их стражей. Сковало миры тишиной, что укутала крепче погребальных саванов. И только в одном, всеми забытом уголке Сущего, осталось Первое дитя, растившее свой маленький мирок. Было оно не самым сильным, не самым ярким - обычным. Потому и огонь звезд не вскружил ему голову.
Прибило мировым потоком к берегам его мира однажды спящего, скованного льдом. Укутало дитя Звезд его своим огнем, разбудило - и разделило тепло пламени своего, будто на самой заре времен. Пил выкормыш Пустоты тепло, не рвущее глотку - и видел будто наяву, как взрослело дитя Звезд, как нежило и лелеяло свой мир. Вот в Пустоте из маленькой искры появилось нечто, сплавляя воедино мерзлую пыль и мертвый камень. Вот щедро делится живая звезда своим огнем, проращивая жилы, рождая океаны. Вот вспышкой - почти незаметной - вдруг из ничего появилась жизнь и превратила каменный колосс в Творение. И менялись, подбирая лучший вид, странные существа. Взлетали и опадали хлопьями снежные кружева. Мир рожденный был прекрасен, юн и отчаянно торопился жить, начав вдруг задыхаться.
Тихо гасло, покрываясь пеплом, последнее дитя Звезд, слишком щедро свой огонь чужаку отдавшее. Забился в судорогах, теряя краски, юный мир, замерзая в обманчивых объятиях Пустоты. И так нестерпимо тоскливо вдруг стало Второму, когда представил он тишину, которая опутает и этот мир...
Отпустил он дитя Звезд, только поздно спохватился. Остыло пламя, неряшливой коростой лед расползся по телу последнего Первого, отбирая суть. Замедлился, почти стих стук его сердца. Быстро выстужает кровь тот, кто ничего не дает взамен, лишь принимает. А жизнь без огня - не жизнь, лишь долгий сон.
Не готов был сдаться Второй. Спрятал он последнее дитя Звезд внутри мира созданного, тонкими нитями связав. И сам поверху обернулся, будто змей - укрывая от холода и темноты, не позволяя совсем угаснуть.
С тех пор так и дремлют они вдвоем - дитя Звезд под защитой Пустоты. Спит Первый в глубине мирка своего, как в скорлупе, ворочается. Делится с ним Второй в том сне общем видениями других миров и звезд, когда-то живших, любопытному брату заснуть на века не даёт. Тлеют искры звездного пламени где-то глубоко под землей нашей, сохраняя последний мир, звездами сотворенный.
Может, и проснутся они когда-то. Ведь разве нужна тишина, если нет никого, способного ее слушать.
Давным-давно, на самой заре времен, когда не появились еще боги, вышли из прорехи на теле великой Пустоты Первые. Прекрасны и могущественны были Первые. Умели они из космической пыли и холода создавать целые миры, а из лоскутов вечной тишины - Звук. Росли они, жаром своего дыхания отогревая Пустоту - и цвели сотворенные ими миры, наполняя Сущее неуловимой музыкой. Отступала Пустота, напуганная рокотом новых жизней. Были Первые подобны звездам - только не тем далеким светочам, которые мы видим сейчас. Вовсе нет.
Текло по их жилам пламя, сродни тому, что плавит ныне сердца звезд - только таким огнем можно зажечь новую жизнь. Не умело греть оно ровно и мягко, подобно пламени домашнего очага. Звездный огонь стал и наградой, и проклятьем Первых.
Огонь заставлял бурлить их кровь, бежать в вечной гонке за чем-то новым, еще не познанным. И когда все сущее было сотворено, Первым стало скучно. И Созидание обратилось Смертью.
Загорались прекрасные доселе миры, взрывались кометы, рвалась ткань Сущего, пока дети Звезд играли, силясь развеять скуку. Тщетны были попытки Пустоты их успокоить, не слышат тишину те, кто окружил себя звуками.
И только когда все Сущее замерло на острой грани, вот-вот готовое исчезнуть - пришли они. Не люди, нет. В полной тишине появились Дети самой Пустоты, способные принять пламя звезд - и обратить его в пепел. Как ярки и горячи были Первые - настолько же неслышны и холодны стали Вторые.
Они шли сквозь время и пространство тихой поступью, не поднимая глаз. Для чего глаза, если сердца детей Звезд звучат набатом, указывая путь? По их венам текла сама Тьма - настолько густая и тягучая, что от одной капли гасло даже самое неукротимое пламя.
Там, где проходил путь их, замолкали звуки. Оставалась лишь мирная, давно потерянная тишина - и облака пепла, в которые обращались Первые, когда угасало пламя внутри них. И не было в детях Пустоты изъянов, кроме одного - стремления к покою. Такому, что вскоре стихли в зримом пространстве сердца Первых, живых звезд, навек убаюканные Тишиной. А следом за ними уснули вечным сном и дети Пустоты - ибо некому было тревожить их покой, возвращая к жизни.
И не стало ни творцов, ни их стражей. Сковало миры тишиной, что укутала крепче погребальных саванов. И только в одном, всеми забытом уголке Сущего, осталось Первое дитя, растившее свой маленький мирок. Было оно не самым сильным, не самым ярким - обычным. Потому и огонь звезд не вскружил ему голову.
Прибило мировым потоком к берегам его мира однажды спящего, скованного льдом. Укутало дитя Звезд его своим огнем, разбудило - и разделило тепло пламени своего, будто на самой заре времен. Пил выкормыш Пустоты тепло, не рвущее глотку - и видел будто наяву, как взрослело дитя Звезд, как нежило и лелеяло свой мир. Вот в Пустоте из маленькой искры появилось нечто, сплавляя воедино мерзлую пыль и мертвый камень. Вот щедро делится живая звезда своим огнем, проращивая жилы, рождая океаны. Вот вспышкой - почти незаметной - вдруг из ничего появилась жизнь и превратила каменный колосс в Творение. И менялись, подбирая лучший вид, странные существа. Взлетали и опадали хлопьями снежные кружева. Мир рожденный был прекрасен, юн и отчаянно торопился жить, начав вдруг задыхаться.
Тихо гасло, покрываясь пеплом, последнее дитя Звезд, слишком щедро свой огонь чужаку отдавшее. Забился в судорогах, теряя краски, юный мир, замерзая в обманчивых объятиях Пустоты. И так нестерпимо тоскливо вдруг стало Второму, когда представил он тишину, которая опутает и этот мир...
Отпустил он дитя Звезд, только поздно спохватился. Остыло пламя, неряшливой коростой лед расползся по телу последнего Первого, отбирая суть. Замедлился, почти стих стук его сердца. Быстро выстужает кровь тот, кто ничего не дает взамен, лишь принимает. А жизнь без огня - не жизнь, лишь долгий сон.
Не готов был сдаться Второй. Спрятал он последнее дитя Звезд внутри мира созданного, тонкими нитями связав. И сам поверху обернулся, будто змей - укрывая от холода и темноты, не позволяя совсем угаснуть.
С тех пор так и дремлют они вдвоем - дитя Звезд под защитой Пустоты. Спит Первый в глубине мирка своего, как в скорлупе, ворочается. Делится с ним Второй в том сне общем видениями других миров и звезд, когда-то живших, любопытному брату заснуть на века не даёт. Тлеют искры звездного пламени где-то глубоко под землей нашей, сохраняя последний мир, звездами сотворенный.
Может, и проснутся они когда-то. Ведь разве нужна тишина, если нет никого, способного ее слушать.
