Густое, бархатное небо издевательски подмигивало красным глазом. Марс, в отличие от своей сестры, светило пунктуальное. Жаль только, что явления его вечно не к добру.
- И как мне это понимать?
Ночной ветерок норовил разворошить и без того сбившуюся прическу. Где-то за горизонтом глухо ворчал-гудел поезд, пересекая старый мост. Асфальт, наконец, остыл, перестав впитывать отпечатки чужих ног. Обычная ночь на излете июля.
Куриная лапка, уложенная аккурат по центру крышки канализационного люка, намекала, что обычное закончилось. Сейчас.
Попытка сделать вид, что ничего не было, и пройти мимо - не помогла. Соседский черный котище с сердитым мявом выпрыгнул из кустов спустя пару метров и с фырканьем бросил злополучную лапку ей под ноги.
- Больше рыбу не дам. И не проси.
Кот презрительно чихнул и, дернув хвостом, гордо удалился. А лапка…осталась. Третий раз игнорировать послание явно не стоило. Пришлось, задержав дыхание, поднимать куриную конечность.
- Так… Двойное затмение…Ну, допустим. Тупик, враг, перекресток… Чушь какая-то.
Письмо от провидицы, как обычно, читалось с трудом. И с тем же трудом расшифровывалось. А ведь обещала себе забыть всю эту ерунду и жить нормальной человечьей жизнью! Работу нашла по душе, с семьей помирилась, друзей завела…
Аня вздохнула, зажмурилась и досчитала до тринадцати.
Лапка вспыхнула болотным огнем и рассыпалась черным пеплом. Мол, мое дело маленькое, сама решай. А нормальность – понятие относительное.
Смена на дежурстве проходила бурно. Будто задира-Марс вдруг дотянулся своими лучами до всех жителей ее городка.
- Что у вас? Драка? Спор??? Кто на спор бутылки глазом открывает?! Ах, в кино видели…
Обработать рану, заполнить карточку, отправить к врачу.
- Бензином облились? А зачем? Девушку удержать хотели…Понятно. Нет-нет, что вы, может, ей понравилось, и она сама к вам придет. Завтра.
Промыть «Ромео», заполнить карточку, открыть окно. И еще одно. И вентилятор включить.
- Песни у костра пели? И как это получилось? Угли, значит, поворошить решили… Сидите смирно, что же вы…
Обработать рану, заполнить карточку, отправить к врачу, выйти из кабинета – все равно там бензином пропахло.
- Ты чего такая злая сегодня, Анна Архиповна?
Пепел сигареты крошится в косматую бороду коллеги. Дым ажурным шлейфом тянется вверх.
- Не зови так. Мне еще не пятьдесят лет. Пациентов будто мало, с их фальшивым почтением.
- Я бы тоже относился к тебе с почтением, - коллега нервно смеется, роется в карманах. - К тому, кто может мне воткнуть шприц в глаз и сказать, что так и надо, почтение как-то само просится. Суровая у тебя работа, Ань. Зачем оно тебе?
- Нравится.
Ночь катится своим чередом, открывая изнанку провинциального городка. Глупость, алчность, робость, пьяная удаль, ревность, страсть – причины человечьих страданий свиваются тугим узлом в дежурном кабинете поликлиники. Ослабить его хоть немного, добавить в этот вечный дурман хоть каплю разума – чем не повод для работы за гроши?
- В отпуск тебе пора, дорогая. Отдохнуть. Заодно нервы подлечишь.
- Вот завтра и уйду.
По крайней мере, обеспечить себе такую-то малость ее сил хватит.
«Ветер-ветер, суховей, защити моих друзей…»
Детская считалочка вертелась, пританцовывала на кончике языка. Воспоминания мелкой морской галькой перекатывались в голове – хватай горстью и хоть весь день рассматривай под солнцем на ладони, пока «камешки» не скатятся вниз. Все ветер виноват. Дразнит, бросает в лицо жаркий кисель запахов сквозь приоткрытое окно купе – и вот уже сердце стучит, рвется прочь из тесной «коробки» стен.
Терпкие степные травы и перегретая солнцем, кирпично-красная земля днем, нотка полынной горькой прохлады ночью, долгожданной солью на губах – рассветный ветерок. Самое сложное – усидеть на месте до полной остановки поезда, а уж потом...
Каждый встреченный на пути – к добру. Пусть не сразу, но всегда – к добру. Знать бы, кто именно встретит её сегодня. Какого такого добра ей так не хватает сейчас?
- Прикрой плечи, Анэ. Сгоришь - сметаны не напасемся.
Кожа сквозь бирюзу волн отдает перламутром. Море исполинским щенком ластится, сбивает с ног, лижет плечи. Солнце – ревнивое светило – метит розами ожогов. Мол, слишком долго тебя ждали.
- Пройдет через пару дней. Не переживай, Иль, я не сахарная.
Сахар от жара плавится, превращается в искристую смуглую карамель. А она – нет. Краснота всего лишь сменится роем мелких пятен – будто кто-то рассыпал молотый кофе на белое покрывало, да так и оставил.
Такие, как она, тают не от огня. И не от воды. Тот, кто встретил ее сегодня, прекрасно знает, в чем его сила.
Гамак качается, прикрытый рваной тенью – платан, разбитый в далеком детстве молнией на две части, все еще жив. «Соулу» на одной половинке, «Иса» - на другой. Вечный двигатель, запущенный неловкой рукой - годы идут, а след того самого дня по-прежнему свеж.
- Расскажи, что тебя привело сюда.
Чашка приятно греет ладони. Шалфей, базилик, перечная мята. И ложка варенья из имбиря с апельсином. Всё всегда происходит вовремя – кажется, ей об этом говорили. Зря не верила.
Она говорит – обжигаясь словами. Будто взбивая ложкой всю муть, которая осела на душе за это время. Горечь, обиды, страх, злость – и где-то глубоко под этими залежами проглядывает то самое, ради чего все затевалось.
- Я не справляюсь. Бездарь, наверное.
А в мечтах все было по-другому. Тогда казалось, что все так просто – бросить все, оборвать нити. Начать заново. Найти свое призвание. Свою дорогу. Быть полезной, нужной. Быть…
Кем и для кого она так хотела быть?
- Ты забыла, Анэ. Быть счастливой. Сиди, слушай.
Теплые лучи путаются в волосах, горят янтарным огнем. Плеск волн баюкает слух. Цикады скрипят над головой. Неразличимым шумом – гомон города где-то вдалеке. Шепчет ветер – самый говорливый из ее друзей.
- Твой враг – страх. Верь миру. Он на твоей стороне.
А шаги – бесшумны. Тонкий платок накрывает раскаленные плечи. Наверное, и впрямь стоит поберечь сметану.
- Всему свое время, Анэ. Просто иди.
Иногда сам путь важнее конечной цели. Кажется, это ей тоже говорили. Пора поверить.
- Счастье – это дорога. Ты все делаешь правильно.
Пусть будет дорога. Забота - тот самый дар, который нужен в пути. От прихваченного заранее платка до молчаливой поддержки, когда все, что нужно - внимательно слушать.
Кабинет главврача был безликим. Впрочем, человек, сидящий в кресле напротив, был таким же – пустым внутри, истертым снаружи.
- Пишите заявление по собственному. Неделя отработки, так и быть.
Наверное, вид зацелованной южным солнцем медсестры его сильно раздражал. Ну что поделать.
Мешочек с пахучими травами сам прыгнул в руку. Иль вручил перед отъездом целую связку таких. Как будто знал...
- Спасибо, Иван Тимофеевич. Это вам.
Собрать вещи. Выбросить тонны накопленного хлама. Собрать вещи снова – всего-то один чемодан. Взять с собой кота – того самого, черного. Должен же кто-то таскать семье письма, чтобы не волновались?
«Море волнуется – рраз. Море волнуется – два…»
Сменить телефонный номер. Оставить только самых близких. Проверить еще раз билет – на самолет.
- Ты хорошо все обдумала, дочь?
Мама все-таки переживает. Соседи, небось, заели. Вместо внуков – кот. Вместо спокойной размеренной жизни – дорога. Вместо молодежных кафе и развлечений – танцы у костра под гитару.
- Все идет своим чередом, мам.
Дорога манит, зазывает к себе запахом – мокрого после ливня асфальта, крепкого кофе, рассеянного в воздухе топлива. Где-то через пару тысяч километров ее ждут – именно ее. Такую, какая есть сейчас – потому что никто другой не справится. Спасать людей от их собственных страстей – похоже, действительно ее призвание.
Если счастье – это путь, то пусть он будет нескучным.
- И как мне это понимать?
Ночной ветерок норовил разворошить и без того сбившуюся прическу. Где-то за горизонтом глухо ворчал-гудел поезд, пересекая старый мост. Асфальт, наконец, остыл, перестав впитывать отпечатки чужих ног. Обычная ночь на излете июля.
Куриная лапка, уложенная аккурат по центру крышки канализационного люка, намекала, что обычное закончилось. Сейчас.
Попытка сделать вид, что ничего не было, и пройти мимо - не помогла. Соседский черный котище с сердитым мявом выпрыгнул из кустов спустя пару метров и с фырканьем бросил злополучную лапку ей под ноги.
- Больше рыбу не дам. И не проси.
Кот презрительно чихнул и, дернув хвостом, гордо удалился. А лапка…осталась. Третий раз игнорировать послание явно не стоило. Пришлось, задержав дыхание, поднимать куриную конечность.
- Так… Двойное затмение…Ну, допустим. Тупик, враг, перекресток… Чушь какая-то.
Письмо от провидицы, как обычно, читалось с трудом. И с тем же трудом расшифровывалось. А ведь обещала себе забыть всю эту ерунду и жить нормальной человечьей жизнью! Работу нашла по душе, с семьей помирилась, друзей завела…
Аня вздохнула, зажмурилась и досчитала до тринадцати.
Лапка вспыхнула болотным огнем и рассыпалась черным пеплом. Мол, мое дело маленькое, сама решай. А нормальность – понятие относительное.
***
Смена на дежурстве проходила бурно. Будто задира-Марс вдруг дотянулся своими лучами до всех жителей ее городка.
- Что у вас? Драка? Спор??? Кто на спор бутылки глазом открывает?! Ах, в кино видели…
Обработать рану, заполнить карточку, отправить к врачу.
- Бензином облились? А зачем? Девушку удержать хотели…Понятно. Нет-нет, что вы, может, ей понравилось, и она сама к вам придет. Завтра.
Промыть «Ромео», заполнить карточку, открыть окно. И еще одно. И вентилятор включить.
- Песни у костра пели? И как это получилось? Угли, значит, поворошить решили… Сидите смирно, что же вы…
Обработать рану, заполнить карточку, отправить к врачу, выйти из кабинета – все равно там бензином пропахло.
- Ты чего такая злая сегодня, Анна Архиповна?
Пепел сигареты крошится в косматую бороду коллеги. Дым ажурным шлейфом тянется вверх.
- Не зови так. Мне еще не пятьдесят лет. Пациентов будто мало, с их фальшивым почтением.
- Я бы тоже относился к тебе с почтением, - коллега нервно смеется, роется в карманах. - К тому, кто может мне воткнуть шприц в глаз и сказать, что так и надо, почтение как-то само просится. Суровая у тебя работа, Ань. Зачем оно тебе?
- Нравится.
Ночь катится своим чередом, открывая изнанку провинциального городка. Глупость, алчность, робость, пьяная удаль, ревность, страсть – причины человечьих страданий свиваются тугим узлом в дежурном кабинете поликлиники. Ослабить его хоть немного, добавить в этот вечный дурман хоть каплю разума – чем не повод для работы за гроши?
- В отпуск тебе пора, дорогая. Отдохнуть. Заодно нервы подлечишь.
- Вот завтра и уйду.
По крайней мере, обеспечить себе такую-то малость ее сил хватит.
***
«Ветер-ветер, суховей, защити моих друзей…»
Детская считалочка вертелась, пританцовывала на кончике языка. Воспоминания мелкой морской галькой перекатывались в голове – хватай горстью и хоть весь день рассматривай под солнцем на ладони, пока «камешки» не скатятся вниз. Все ветер виноват. Дразнит, бросает в лицо жаркий кисель запахов сквозь приоткрытое окно купе – и вот уже сердце стучит, рвется прочь из тесной «коробки» стен.
Терпкие степные травы и перегретая солнцем, кирпично-красная земля днем, нотка полынной горькой прохлады ночью, долгожданной солью на губах – рассветный ветерок. Самое сложное – усидеть на месте до полной остановки поезда, а уж потом...
Каждый встреченный на пути – к добру. Пусть не сразу, но всегда – к добру. Знать бы, кто именно встретит её сегодня. Какого такого добра ей так не хватает сейчас?
- Прикрой плечи, Анэ. Сгоришь - сметаны не напасемся.
Кожа сквозь бирюзу волн отдает перламутром. Море исполинским щенком ластится, сбивает с ног, лижет плечи. Солнце – ревнивое светило – метит розами ожогов. Мол, слишком долго тебя ждали.
- Пройдет через пару дней. Не переживай, Иль, я не сахарная.
Сахар от жара плавится, превращается в искристую смуглую карамель. А она – нет. Краснота всего лишь сменится роем мелких пятен – будто кто-то рассыпал молотый кофе на белое покрывало, да так и оставил.
Такие, как она, тают не от огня. И не от воды. Тот, кто встретил ее сегодня, прекрасно знает, в чем его сила.
Гамак качается, прикрытый рваной тенью – платан, разбитый в далеком детстве молнией на две части, все еще жив. «Соулу» на одной половинке, «Иса» - на другой. Вечный двигатель, запущенный неловкой рукой - годы идут, а след того самого дня по-прежнему свеж.
- Расскажи, что тебя привело сюда.
Чашка приятно греет ладони. Шалфей, базилик, перечная мята. И ложка варенья из имбиря с апельсином. Всё всегда происходит вовремя – кажется, ей об этом говорили. Зря не верила.
Она говорит – обжигаясь словами. Будто взбивая ложкой всю муть, которая осела на душе за это время. Горечь, обиды, страх, злость – и где-то глубоко под этими залежами проглядывает то самое, ради чего все затевалось.
- Я не справляюсь. Бездарь, наверное.
А в мечтах все было по-другому. Тогда казалось, что все так просто – бросить все, оборвать нити. Начать заново. Найти свое призвание. Свою дорогу. Быть полезной, нужной. Быть…
Кем и для кого она так хотела быть?
- Ты забыла, Анэ. Быть счастливой. Сиди, слушай.
Теплые лучи путаются в волосах, горят янтарным огнем. Плеск волн баюкает слух. Цикады скрипят над головой. Неразличимым шумом – гомон города где-то вдалеке. Шепчет ветер – самый говорливый из ее друзей.
- Твой враг – страх. Верь миру. Он на твоей стороне.
А шаги – бесшумны. Тонкий платок накрывает раскаленные плечи. Наверное, и впрямь стоит поберечь сметану.
- Всему свое время, Анэ. Просто иди.
Иногда сам путь важнее конечной цели. Кажется, это ей тоже говорили. Пора поверить.
- Счастье – это дорога. Ты все делаешь правильно.
Пусть будет дорога. Забота - тот самый дар, который нужен в пути. От прихваченного заранее платка до молчаливой поддержки, когда все, что нужно - внимательно слушать.
***
Кабинет главврача был безликим. Впрочем, человек, сидящий в кресле напротив, был таким же – пустым внутри, истертым снаружи.
- Пишите заявление по собственному. Неделя отработки, так и быть.
Наверное, вид зацелованной южным солнцем медсестры его сильно раздражал. Ну что поделать.
Мешочек с пахучими травами сам прыгнул в руку. Иль вручил перед отъездом целую связку таких. Как будто знал...
- Спасибо, Иван Тимофеевич. Это вам.
Собрать вещи. Выбросить тонны накопленного хлама. Собрать вещи снова – всего-то один чемодан. Взять с собой кота – того самого, черного. Должен же кто-то таскать семье письма, чтобы не волновались?
«Море волнуется – рраз. Море волнуется – два…»
Сменить телефонный номер. Оставить только самых близких. Проверить еще раз билет – на самолет.
- Ты хорошо все обдумала, дочь?
Мама все-таки переживает. Соседи, небось, заели. Вместо внуков – кот. Вместо спокойной размеренной жизни – дорога. Вместо молодежных кафе и развлечений – танцы у костра под гитару.
- Все идет своим чередом, мам.
Дорога манит, зазывает к себе запахом – мокрого после ливня асфальта, крепкого кофе, рассеянного в воздухе топлива. Где-то через пару тысяч километров ее ждут – именно ее. Такую, какая есть сейчас – потому что никто другой не справится. Спасать людей от их собственных страстей – похоже, действительно ее призвание.
Если счастье – это путь, то пусть он будет нескучным.
