Три ложки кофе мельчайшего помола. Листок базилика. Немного меда - для острой сладости на губах. Капля ванильного масла - для манящего запаха.
- Поговорим?
- О чем?
Ключевая вода плавленым стеклом течет в старенькую джезву - до того холодна. Соцветие мяты - поверх кофейной пыли. Поставить на медленный, как время сегодня, огонь.
- Не знаю. Может, о тебе?
- Да что обо мне говорить. Все, как у всех. Родился, учился, подрос - на завод пошел. В армию сходил, женился - неудачно. Теперь вот... сюда попал. Ничего особенного. Что теперь-то со мной будет?
- Время покажет. А пока... раздевайся.
- Что... так сразу?
Поет кипящий напиток в старом сосуде. Вторит ему кипящая кровь в жилах. Все прозрачно до крайности - да не то, чем кажется.
- Ты искал ответы. Можем поговорить еще. Расскажи?
- Я так не могу. Что ты хочешь узнать, задай вопрос - я отвечу.
Шелест одежды. Тонкий, на грани, скрип половиц. Воздух - упругий и плотный, пером по горячей коже.
- Оставь что-нибудь на память о себе. Что-то...важное. Существенное.
- Как будто свой след? Что-то, что потом расскажут правнукам обо мне?
- Скорее, самое ценное, что ты сделал для нас всех. Что ты сделал?
Пионы и липовый цвет - ядовитая сладость на языке. И следом - терпкая горечь. Вся жизнь перед глазами - единой лентой. Теплое и темное, доброе и бездумное. Родился, учился, вырос... Что еще ты сделал важного? А в висках стучит сединой ранней - что ты наделал? Что ты, голова бедовая, наделал?
- Я... заботился о своих близких. В приюты ездил, помогал. Песни вот свои...записал. О жизни, о любви там. Еще... деревьев посадил штук сто. Налоги платил. Квартиру, наконец, купил, сыну останется - весной ипотеку закрыл. Повышение получил...
- И чем это кончится?
- Ну, слава по всем городам и память в веках. В новостях покажут, глядишь. Премия, все дела.
- А будут ли эти века?
Стучит сердце, как загнанный конь. Смотрят в душу глаза напротив, память силой воскрешая. Все дурное, гнилое, от чего сам себе противен, на свет лунный извлекая. Что ты сделал? И поднимается следом оно - зыбкое еще, ломкое понимание.
- Пей до дна. И ложись на постель.
- Сколько еще...мне осталось?
- Ты успеешь. Увидишь все до конца.
Слова - приговором, прожженным клеймом на кожу. Вьются по рукам травы лесные - да не смахнуть их, не порвать. Тянут вниз, кости наживую ломая, будто в узел сплетая - и вдруг на пике боли отпускают. И нет больше тела, ни сердца. Только дух, в нечто запертый.
- Смотри же.
Вспухает пепельным облаком завод в самом сердце лесов. Летит, не встречая достойной преграды, невидимая глазу людскому погибель. За сколько ей, ветрами гонимой, весь шар земной облететь? И гаснут, гаснут друг за другом города. Рассыпаются прахом древние горы, перестают биться в одно мгновение сердца. И хочется кричать от отчаяния, да только незачем - цветущий мир еще до заката исчезнет. Останется только серая пыль...
Что ты наделал? Чего ты не сделал?
***
- Пионов! Пионов, чтоб тебе икалось долго и счастливо! Кончай спать на рабочем месте!
Открыть глаза, вздохнуть, захлебнувшись криком. Узнать свой мир - пока еще живой.
- Подъем, к нам комиссия идет! Будет результаты экспериментов узнавать.
Как убить Змея, неживой водой вскормленного? Как остановить того, кто своей мечтой ослеплен - и не видит угроз? Уговорами ли? И так ли страшно будущее, которое он видел... Да и видел ли - или пригрезилось только? Говорят, здесь когда-то шаманы камлали. Еще до того, как воздвигся завод.
Что ты не сделал, друг дорогой, когда был шанс все исправить?
Что ты оставишь после себя? След на земле, от слез спекшейся - или жизнь без следа?
- Иди, сейчас догоню. - Горло дерет задавленный крик.
Родился, учился, вырос, да не поумнел. Глаза закрыл на руками творимую бездну, да благими делами прикрыл. Как слеп бывает человек, когда хочет сам ослепнуть.
Пришло время - прозрел. Да как бы теперь излечить остальных?
И только строчкой в вечерних вестях мелькнет смутно имя. Мол, Дрекслер ошибся, опыт провален, рабочий, себя не жалея, встретил опасность грудью. Завод тот закроют. И мир не погаснет.
Родился. Учился. Все-таки вырос.
- Поговорим?
- О чем?
Ключевая вода плавленым стеклом течет в старенькую джезву - до того холодна. Соцветие мяты - поверх кофейной пыли. Поставить на медленный, как время сегодня, огонь.
- Не знаю. Может, о тебе?
- Да что обо мне говорить. Все, как у всех. Родился, учился, подрос - на завод пошел. В армию сходил, женился - неудачно. Теперь вот... сюда попал. Ничего особенного. Что теперь-то со мной будет?
- Время покажет. А пока... раздевайся.
- Что... так сразу?
Поет кипящий напиток в старом сосуде. Вторит ему кипящая кровь в жилах. Все прозрачно до крайности - да не то, чем кажется.
- Ты искал ответы. Можем поговорить еще. Расскажи?
- Я так не могу. Что ты хочешь узнать, задай вопрос - я отвечу.
Шелест одежды. Тонкий, на грани, скрип половиц. Воздух - упругий и плотный, пером по горячей коже.
- Оставь что-нибудь на память о себе. Что-то...важное. Существенное.
- Как будто свой след? Что-то, что потом расскажут правнукам обо мне?
- Скорее, самое ценное, что ты сделал для нас всех. Что ты сделал?
Пионы и липовый цвет - ядовитая сладость на языке. И следом - терпкая горечь. Вся жизнь перед глазами - единой лентой. Теплое и темное, доброе и бездумное. Родился, учился, вырос... Что еще ты сделал важного? А в висках стучит сединой ранней - что ты наделал? Что ты, голова бедовая, наделал?
- Я... заботился о своих близких. В приюты ездил, помогал. Песни вот свои...записал. О жизни, о любви там. Еще... деревьев посадил штук сто. Налоги платил. Квартиру, наконец, купил, сыну останется - весной ипотеку закрыл. Повышение получил...
- И чем это кончится?
- Ну, слава по всем городам и память в веках. В новостях покажут, глядишь. Премия, все дела.
- А будут ли эти века?
Стучит сердце, как загнанный конь. Смотрят в душу глаза напротив, память силой воскрешая. Все дурное, гнилое, от чего сам себе противен, на свет лунный извлекая. Что ты сделал? И поднимается следом оно - зыбкое еще, ломкое понимание.
- Пей до дна. И ложись на постель.
- Сколько еще...мне осталось?
- Ты успеешь. Увидишь все до конца.
Слова - приговором, прожженным клеймом на кожу. Вьются по рукам травы лесные - да не смахнуть их, не порвать. Тянут вниз, кости наживую ломая, будто в узел сплетая - и вдруг на пике боли отпускают. И нет больше тела, ни сердца. Только дух, в нечто запертый.
- Смотри же.
Вспухает пепельным облаком завод в самом сердце лесов. Летит, не встречая достойной преграды, невидимая глазу людскому погибель. За сколько ей, ветрами гонимой, весь шар земной облететь? И гаснут, гаснут друг за другом города. Рассыпаются прахом древние горы, перестают биться в одно мгновение сердца. И хочется кричать от отчаяния, да только незачем - цветущий мир еще до заката исчезнет. Останется только серая пыль...
Что ты наделал? Чего ты не сделал?
***
- Пионов! Пионов, чтоб тебе икалось долго и счастливо! Кончай спать на рабочем месте!
Открыть глаза, вздохнуть, захлебнувшись криком. Узнать свой мир - пока еще живой.
- Подъем, к нам комиссия идет! Будет результаты экспериментов узнавать.
Как убить Змея, неживой водой вскормленного? Как остановить того, кто своей мечтой ослеплен - и не видит угроз? Уговорами ли? И так ли страшно будущее, которое он видел... Да и видел ли - или пригрезилось только? Говорят, здесь когда-то шаманы камлали. Еще до того, как воздвигся завод.
Что ты не сделал, друг дорогой, когда был шанс все исправить?
Что ты оставишь после себя? След на земле, от слез спекшейся - или жизнь без следа?
- Иди, сейчас догоню. - Горло дерет задавленный крик.
Родился, учился, вырос, да не поумнел. Глаза закрыл на руками творимую бездну, да благими делами прикрыл. Как слеп бывает человек, когда хочет сам ослепнуть.
Пришло время - прозрел. Да как бы теперь излечить остальных?
И только строчкой в вечерних вестях мелькнет смутно имя. Мол, Дрекслер ошибся, опыт провален, рабочий, себя не жалея, встретил опасность грудью. Завод тот закроют. И мир не погаснет.
Родился. Учился. Все-таки вырос.
