Хранитель Лунного мира
1.
Княжеский стяг мокрой тряпкой облепил тело - разодранный по центру, сменивший цвет с белоснежного на грязно-бордовый.
- Когда началась атака?
- На рассвете.
Под сапогом поскрипывали кристаллики соли, щедро рассыпанные по лагерю. Здесь, внутри периметра, осталась лишь мертвая, выжженная земля, покрытая едким пеплом. Мечник угрюмо смотрел вниз, так и не подняв взгляд на вновь прибывшего – чистого, сытого, задающего вопросы.
- Кто теперь командир?
- Получается…вы, советник.
Здесь, на границе охранного круга, шипели, извиваясь, травы. Где-то в глубине лагеря стонали раненные – их голоса почти заглушил рев костра. Запах паленых волос и горелой кости застревал в горле, дым щипал глаза.
- Объяснись.
- Так наместника поутру зверь задрал. Воевода со стольниками – кто на поле остался, кто на костре. Князь – перед вами. Разве что дроттир со своими головорезами уцелел, но ему веры нет.
Чужаков в провинциях не любили – это советник знал давно. Его самого явно не ждали – ни в княжеском замке, ни в лагере. Вот только оставить на пороге человека в аметистовом мундире не рискнули.
- Дроттира ко мне. Лошадей осмотреть, увести от огня и напоить.
- Будет исполнено, советник!
Темные, винного цвета лужицы скапливались под лежаком теперь уже бывшего князя. Королевский посланник, морщась, откинул стяг с тела. Сквозные раны – там, где когда-то были сердце и печень – уже проросли яркой зеленью, будто болотная кочка.
Сталь с шелестом вырвалась из ножен. Широкий взмах – и седая голова катится по земле, брызгая алыми с прозеленью каплями. Еще немного – и трепет служак перед своим господином увел бы в могилу весь лагерь.
- Тело сжечь прямо здесь. Немедленно.
Чужаку подчиняются – неохотно, но… Слово короля – все-таки закон, пусть даже и на таком удалении от столицы. Лениво расходится пламя от брошенного на испорченный стяг факела – и взмывает ревущим столбом ввысь, едва коснувшись мертвой плоти. Остывшая кровь в лужицах горит синим, будто апрельское небо, огнем. Жертвы этой дурной войны обращаются пеплом быстро, если успеть до «перерождения».
- Советник…вы бы отошли, не то угольком попадет ненароком. Мундир попортите…
- Сгинь.
Стяг, напитанный еще чистой человеческой кровью, занялся последним, до того окутав стоящих подле костра облаком густого дыма. Князя в этом богами забытом краю уважали – все, кто мог стоять на ногах, выстроились вокруг, склонив головы. Теперь кто-то из них соберет пепел в урну, смешает с солью…
- Ганарэль*, вы звали?
Дроттир был родом с севера – белокожий, светловолосый, с жутким выговором. Говорят, конфликт начался именно там – на границе Мерсильи и Лунного княжества. Люди и волкодлаки, после многих поколений жизни бок о бок, вдруг в один миг люто возненавидели друг друга. В человеческих городах запылали костры для «нелюдей» - и мир сошел с ума.
- Как ваша родина, дроттир?
- Князь Седрик правит стальной рукой. У нас перемирие.
В хриплом голосе воина отчетливо звучит презрение. Молодой княжич, в отличие от своего убеленного сединами соседа, жестко пресекал кровопролитие. После дюжины поставленных на границе виселиц спорить с ним не рисковали. Желающие помахать мечом просто отправлялись на восток, вливаясь тонким ручейком в войско местного князя. Он да еще пара стариков отказывались прекращать войну. Что с ними станет, когда объявят волю короля?
- Скольких вывел князь?
- Две сотни.
- Сколько твоих уцелело?
- Десяток.
- А вышло в бой?
- Пять дюжин.
Советник едва заметно скривился. Лагерь не зря показался ему опустевшим – здесь едва наберется полсотни. Войско князя явно наткнулось на нечто крайне опасное - иначе бы обошлись меньшими жертвами.
- Покажешь ход битвы.
- Да, ганарэль.
Угольные стрелки ложатся поверх истрепанной, в жирных пятнах, карты. Дроттир поясняет, откуда кто вышел, где укрылась засада, кому какие поручения отдал князь… Остается прикрыть глаза – и картина боя проявится.
Вот мчат по мягкому лугу кони, вспарывая стальными подковами землю. Свистит в ушах конников ветер, толкает в грудь. Сияет алым на рассвете сталь, зажатая в крепких руках. Замерли на плечах арбалеты пехоты, укрытой в перелеске… Трубно звучит охотничий рог, подхлестывая разгоряченных воинов. Не враг впереди – добыча, и нет перед ней страха. Выходит, князь с двумя сотнями шел…на охоту?
- Кого приказал поймать князь?
- Саржину со свитой.
- Что?!
Голос дроттира звучит глухо, едва пробиваясь сквозь клекот крови. Саржина – сердце лунного мира, его душа и кровь, защиту которой пообещал сам король. Выходит, весть о подписанном перемирии запоздала. Осталось понять, насколько…
- Кто их защищал? Скольких ведьм убили?
Воин снова говорит, нещадно коверкая слова от злости. Конница налетела на мирную деревню у границы. Никто не ждал сопротивления. Его и не было. Ведьмы просто сгорали, едва их касалась сталь. Сгорали, рассыпаясь зеленоватыми искрами. Глупые босые бабы, бросавшиеся под копыта и мечи с непонятными криками, улица за улицей, пока конники не добрались до домов во внутреннем круге деревни.
- Что было потом?
Ослепленные легкостью победы, они не сразу заметили беду. Воины спешивались, врывались в дома – и находили только пустоту. Злились, срывали двери следующих, пока не добрались до того, что в самом сердце деревни…
Меч вошел в тело северянина, как в масло. Спустя несколько минут все, кто пошел в тот проклятый бой, опали жирным пеплом наземь – свита советника умела быть незаметной. А посмертные проклятия ведьм – безжалостными.
- Сжечь лагерь. Четверо со мной в сторожевую башню, остальные в княжеский замок. Никого к границе не подпускать.
Ветер хлещет, глумится над человеком, решившим обогнать время. Заполошно дышит конь, едва отдохнувший после долгой дороги. Только другого выхода нет.
Война затянулась, вдруг став изнуряющей для людей. Король подписал древний, как сам мир, договор в полночь. Не символической каплей крови – целой чашей, выплеснутой в синее пламя. Три короля Лунного мира напротив него стояли – и еще три чаши костер получил. И тут же, как только выкипели последние капли крови в пламени, войска нелюдей отступили с границ – это советник видел своими глазами. Просто развернулись и ушли, растворившись в темноте. И люди, советник был уверен, поступили так же – не зря он и его свита за последний месяц объехали все княжества, донося волю короля. Все человеческие войска сложили оружие. Кроме алчного старика на восточной границе, который и себя сгубил, и королевство обрек на медленную смерть. Что его дернуло напасть на ведьм именно этим утром?
Мчится всадник по пыльной дороге, спешит – и видит, что уже опоздал. Шипит, поднимаясь волнами, луговая трава, будто змеи сплетаются в ней кублом. Расходится тонкими, словно детский волос, трещинами земля вокруг людских домов. В том мире, играть с которым вздумал король, нарушенное Слово – хуже убийства. И чем выше забрался тот, кто нарушил обещание – тем большую цену запросит проклятье.
Будто воочию, перед взглядом советника мелькают картины, воскрешая старую сказку, вдруг ставшую явью. Вот пляшут в доме три ведьмы, вбивая босые пятки в землю вокруг очага – отчаянно, торопливо. Кружатся, пламя кровью и жизнью своей питая, руками кружево невиданное плетут. И поднимается, расправляет плечи, в пламени том рожденная, Она.
Сияет кружевной узор, изумрудными лентами глаза саржины закрывая. Трепещет огонь, плащом по спине струясь. Падают, рассыпаясь искрами пламени, три последних ведьмы – и встают стеной за околицей дома волки, бесы, химеры и прочие твари Лунного мира. Шипят, хватают за ноги врагов травы, отравляя людскую кровь. Дубы и клены давят недругов корнями, ломают ветвями шеи тех, кто зазевался в чужих владениях.
Однако, раз уцелели воины, посягнувшие на святыню нелюдей – значит, что-то случилось с самой саржиной. Не мертва – но и не здорова. Когда почувствуют это короли лунного мира? Сегодня? Завтра? Совсем скоро падут границы от новой войны, только щадить людей в ней на этот раз никто не станет. Сколько времени осталось, пока все лунные королевства против них оружие не развернут?
И что станет с лунным народом, если саржина вдруг умрет? Может ли это существо вообще умереть?
Сверкает огнями «зонтик» сторожевой башни на заходящем солнце. Здесь сегодня еще удивительно тихо и скучно – уставшие от войны, солдаты ушли по домам сразу, как он вчера доставил указ.
- Готовьте зеркало.
Мерцает тусклыми искрами зеркальная гладь, выталкивает из глубины своей отражение – дар прежних лунных королей. Вместо обтесанного камня – мраморные гладкие плиты на стенах. Вместо бойницы – изящная арка окна с приспущенными шторами. Вместо обветренного, измазанного сажей лица с запавшими от бессонницы глазами – другое, с королевским венцом поперек лба.
Стоит ли жизнь одного судьбы целого народа? Когда цель оправдывает средства?
- Ваше величество, у меня дурные вести…
2.
Все в мире имеет свой ритм, главное – уловить его, а после – собрать нужную мелодию. Тонкую и нежную – для подарка юной девушке. Яростную и могучую – для меча опытному воину. Спокойную и холодную – для пера королевского советника, которым он запишет слова короля и тем решит чьи-то судьбы.
- Скажи, мастер, а на нелюдей твои мелодии влияют? – Советник и так, и этак сжимает пальцами стальное перо, приноравливается к листу. Советник нарочито весел – и эта фальшь режет слух. Знает ли он об этом?
- Они слышат то, о чем говорят мои поделки. – Мастер проверил это еще в детстве, показав свои игрушки друзьям. Тогда еще – друзьям. Это после люди вдруг объявили лунников и тех, кто смешал с ними кровь, врагами. Семья ювелира уцелела лишь чудом – слишком уж ценила местная знать их творения.
- Даже те, которые неразумны? Волки, бесы? – Советник устал. Ни тугой мундир, ни выпитые зелья не в силах это скрыть – чуть ниже опущены плечи, ссутулена, как в юности, спина, кривится рот в ответ неслышным мыслям, нервно чиркает по листу рука.
- Да. Лунный мир ближе к природе, оттого и ритм ее слышит яснее. Что гнетет тебя? – Наверное, стоило смолчать. Да только быть должным мастер не любил. А семье советника его род задолжал – за защиту в ту ночь, когда мир сошел с ума.
- Мне нужно найти ребенка, который опаснее всех тварей Лунного мира – и убедить его, что люди не желают зла. И срок – от силы три дня.
- Это не все. Верно? – Недосказанность звенела в воздухе, тревожная, ломкая.
- Ты прав. Чуешь, да? – Советник усмехнулся. – Я иногда завидую тебе. Твой дар сильно облегчил бы мою работу. Похоже, чем дальше от столицы – тем сильнее будут твои родичи мне мешать. Один глупец натворил дел, а я теперь свою голову подставляю за то, чтобы защитить и своих, и чужих.
- Я…помогу тебе. И на этом долг моего рода будет закрыт.
Апрельское небо имеет свой – особенный - цвет. Цвет надежды. Как давно он не видел синее пламя? Здесь, за границей замковых стен, внутри гигантского охранного круга…
- Стоило бы спросить короля, но, знаешь… Гори оно все! Я согласен!
Скользит по листу стальное перо, вычерчивая слова обещания. Алеют две капли крови, скрепляя сделку. Гудит воздух в мастерской ювелира, манит свободой – и тихим счастьем с ноткой обмана. Только чьего, не понять.
- Нам нужно попасть в этот район. – Тонкая линия чернил ведет к восточной границе. Туда, где тревогой пропитана сама земля. Тяжело им придется – что в пути, что с тем, ради кого они туда направятся. Мирного да доброго там никого не осталось.
- Выходим на рассвете. Мне нужно собрать кое-что в путь.
Советник уходит – он вновь ободрен. Один из немногих, кто сохранил разум в этой дикой войне. Будет обидно его потерять. А потому…
Кому, как не сыну сирен, знать силу звука и слова? Чем успокоить разъяренного зверя, как отвлечь любопытного духа, как вселить надежду и веру в утративших доверие… Работы мастеру-ювелиру – до самого утра. Но и цена за его дар в этот раз высока. Не много, не мало – свобода.
Граница сумерек – чудное время. Когда воздух густой и полон неги, когда легкой дымкой вьется вокруг ног тепло камней, нагретых за день солнцем. Поет скрипка, весело да с надрывом, разрывая тонкое полотно заката. Звенят монисто, блещут золотом. Цепляются искры света, подмигивая в спутанных ветром волосах.
- Хэй-ла! Танцуй, пока кровь горяча!
Лица, лица, лица. Сотни и тысячи глаз, ртов, рук – целое живое море, волнами накатывает на площадь. Здесь правит веселье – в день, когда близкие вернулись живыми с бесконечной войны.
Они шли и шли, бесконечным потоком вливаясь в ворота – утром. Прибитые пылью дорог, с отпечатком беды. А сейчас – слезами умытые, заласканные, сытые – выплеснулись на улицы, и город снова живет.
Город – живет. А есть в нем, кто жив, да наполовину, и как акробат, стоит над пропастью. Те, кто еще ждет. Пляши, танцуй, кружись в задорном танце, с головой окунаясь в прорубь чужого счастья… Жди – пока знакомым шагом кто-то ступит на порог. Или пока принесут на крыльцо записку – с черной каймой по краю. Или…в хмельном угаре снова швырнут факел в окно.
Смейся, прикрыв веки – тогда не заметят, как страх расцветает сквозь радужку глаза. Ядовитым плющом оплетает тело, вязкой смолой течет по венам.
Как понять, кто тебе не враг? Что не повернется спиной в тот, самый важный момент, когда снова никого не останется рядом? Душит город своим ликованием – ликуй и ты, танцуй. Здесь в этот вечер нет места другим, непохожим. Война…закончилась?
Из этого дурманящего веселья хочется сбежать. Уйти, пока толпа не учуяла, что ты – не с ними. Ты – по другую сторону.
Тишина находится в парке – старом и брошенном, заросшем, как бездомный пес. Здесь можно достать из сумки лунный диск-равваст, сбросить туфли, до кровавых мозолей натершие ноги. Мелодия рождается сама, зудит на кончиках пальцев, каплями дождя барабанит в равваст, манит к себе…
- С ума сошла? Город битком набит солдатами!
1.
Княжеский стяг мокрой тряпкой облепил тело - разодранный по центру, сменивший цвет с белоснежного на грязно-бордовый.
- Когда началась атака?
- На рассвете.
Под сапогом поскрипывали кристаллики соли, щедро рассыпанные по лагерю. Здесь, внутри периметра, осталась лишь мертвая, выжженная земля, покрытая едким пеплом. Мечник угрюмо смотрел вниз, так и не подняв взгляд на вновь прибывшего – чистого, сытого, задающего вопросы.
- Кто теперь командир?
- Получается…вы, советник.
Здесь, на границе охранного круга, шипели, извиваясь, травы. Где-то в глубине лагеря стонали раненные – их голоса почти заглушил рев костра. Запах паленых волос и горелой кости застревал в горле, дым щипал глаза.
- Объяснись.
- Так наместника поутру зверь задрал. Воевода со стольниками – кто на поле остался, кто на костре. Князь – перед вами. Разве что дроттир со своими головорезами уцелел, но ему веры нет.
Чужаков в провинциях не любили – это советник знал давно. Его самого явно не ждали – ни в княжеском замке, ни в лагере. Вот только оставить на пороге человека в аметистовом мундире не рискнули.
- Дроттира ко мне. Лошадей осмотреть, увести от огня и напоить.
- Будет исполнено, советник!
Темные, винного цвета лужицы скапливались под лежаком теперь уже бывшего князя. Королевский посланник, морщась, откинул стяг с тела. Сквозные раны – там, где когда-то были сердце и печень – уже проросли яркой зеленью, будто болотная кочка.
Сталь с шелестом вырвалась из ножен. Широкий взмах – и седая голова катится по земле, брызгая алыми с прозеленью каплями. Еще немного – и трепет служак перед своим господином увел бы в могилу весь лагерь.
- Тело сжечь прямо здесь. Немедленно.
Чужаку подчиняются – неохотно, но… Слово короля – все-таки закон, пусть даже и на таком удалении от столицы. Лениво расходится пламя от брошенного на испорченный стяг факела – и взмывает ревущим столбом ввысь, едва коснувшись мертвой плоти. Остывшая кровь в лужицах горит синим, будто апрельское небо, огнем. Жертвы этой дурной войны обращаются пеплом быстро, если успеть до «перерождения».
- Советник…вы бы отошли, не то угольком попадет ненароком. Мундир попортите…
- Сгинь.
Стяг, напитанный еще чистой человеческой кровью, занялся последним, до того окутав стоящих подле костра облаком густого дыма. Князя в этом богами забытом краю уважали – все, кто мог стоять на ногах, выстроились вокруг, склонив головы. Теперь кто-то из них соберет пепел в урну, смешает с солью…
- Ганарэль*, вы звали?
Дроттир был родом с севера – белокожий, светловолосый, с жутким выговором. Говорят, конфликт начался именно там – на границе Мерсильи и Лунного княжества. Люди и волкодлаки, после многих поколений жизни бок о бок, вдруг в один миг люто возненавидели друг друга. В человеческих городах запылали костры для «нелюдей» - и мир сошел с ума.
- Как ваша родина, дроттир?
- Князь Седрик правит стальной рукой. У нас перемирие.
В хриплом голосе воина отчетливо звучит презрение. Молодой княжич, в отличие от своего убеленного сединами соседа, жестко пресекал кровопролитие. После дюжины поставленных на границе виселиц спорить с ним не рисковали. Желающие помахать мечом просто отправлялись на восток, вливаясь тонким ручейком в войско местного князя. Он да еще пара стариков отказывались прекращать войну. Что с ними станет, когда объявят волю короля?
- Скольких вывел князь?
- Две сотни.
- Сколько твоих уцелело?
- Десяток.
- А вышло в бой?
- Пять дюжин.
Советник едва заметно скривился. Лагерь не зря показался ему опустевшим – здесь едва наберется полсотни. Войско князя явно наткнулось на нечто крайне опасное - иначе бы обошлись меньшими жертвами.
- Покажешь ход битвы.
- Да, ганарэль.
Угольные стрелки ложатся поверх истрепанной, в жирных пятнах, карты. Дроттир поясняет, откуда кто вышел, где укрылась засада, кому какие поручения отдал князь… Остается прикрыть глаза – и картина боя проявится.
Вот мчат по мягкому лугу кони, вспарывая стальными подковами землю. Свистит в ушах конников ветер, толкает в грудь. Сияет алым на рассвете сталь, зажатая в крепких руках. Замерли на плечах арбалеты пехоты, укрытой в перелеске… Трубно звучит охотничий рог, подхлестывая разгоряченных воинов. Не враг впереди – добыча, и нет перед ней страха. Выходит, князь с двумя сотнями шел…на охоту?
- Кого приказал поймать князь?
- Саржину со свитой.
- Что?!
Голос дроттира звучит глухо, едва пробиваясь сквозь клекот крови. Саржина – сердце лунного мира, его душа и кровь, защиту которой пообещал сам король. Выходит, весть о подписанном перемирии запоздала. Осталось понять, насколько…
- Кто их защищал? Скольких ведьм убили?
Воин снова говорит, нещадно коверкая слова от злости. Конница налетела на мирную деревню у границы. Никто не ждал сопротивления. Его и не было. Ведьмы просто сгорали, едва их касалась сталь. Сгорали, рассыпаясь зеленоватыми искрами. Глупые босые бабы, бросавшиеся под копыта и мечи с непонятными криками, улица за улицей, пока конники не добрались до домов во внутреннем круге деревни.
- Что было потом?
Ослепленные легкостью победы, они не сразу заметили беду. Воины спешивались, врывались в дома – и находили только пустоту. Злились, срывали двери следующих, пока не добрались до того, что в самом сердце деревни…
Меч вошел в тело северянина, как в масло. Спустя несколько минут все, кто пошел в тот проклятый бой, опали жирным пеплом наземь – свита советника умела быть незаметной. А посмертные проклятия ведьм – безжалостными.
- Сжечь лагерь. Четверо со мной в сторожевую башню, остальные в княжеский замок. Никого к границе не подпускать.
Ветер хлещет, глумится над человеком, решившим обогнать время. Заполошно дышит конь, едва отдохнувший после долгой дороги. Только другого выхода нет.
Война затянулась, вдруг став изнуряющей для людей. Король подписал древний, как сам мир, договор в полночь. Не символической каплей крови – целой чашей, выплеснутой в синее пламя. Три короля Лунного мира напротив него стояли – и еще три чаши костер получил. И тут же, как только выкипели последние капли крови в пламени, войска нелюдей отступили с границ – это советник видел своими глазами. Просто развернулись и ушли, растворившись в темноте. И люди, советник был уверен, поступили так же – не зря он и его свита за последний месяц объехали все княжества, донося волю короля. Все человеческие войска сложили оружие. Кроме алчного старика на восточной границе, который и себя сгубил, и королевство обрек на медленную смерть. Что его дернуло напасть на ведьм именно этим утром?
Мчится всадник по пыльной дороге, спешит – и видит, что уже опоздал. Шипит, поднимаясь волнами, луговая трава, будто змеи сплетаются в ней кублом. Расходится тонкими, словно детский волос, трещинами земля вокруг людских домов. В том мире, играть с которым вздумал король, нарушенное Слово – хуже убийства. И чем выше забрался тот, кто нарушил обещание – тем большую цену запросит проклятье.
Будто воочию, перед взглядом советника мелькают картины, воскрешая старую сказку, вдруг ставшую явью. Вот пляшут в доме три ведьмы, вбивая босые пятки в землю вокруг очага – отчаянно, торопливо. Кружатся, пламя кровью и жизнью своей питая, руками кружево невиданное плетут. И поднимается, расправляет плечи, в пламени том рожденная, Она.
Сияет кружевной узор, изумрудными лентами глаза саржины закрывая. Трепещет огонь, плащом по спине струясь. Падают, рассыпаясь искрами пламени, три последних ведьмы – и встают стеной за околицей дома волки, бесы, химеры и прочие твари Лунного мира. Шипят, хватают за ноги врагов травы, отравляя людскую кровь. Дубы и клены давят недругов корнями, ломают ветвями шеи тех, кто зазевался в чужих владениях.
Однако, раз уцелели воины, посягнувшие на святыню нелюдей – значит, что-то случилось с самой саржиной. Не мертва – но и не здорова. Когда почувствуют это короли лунного мира? Сегодня? Завтра? Совсем скоро падут границы от новой войны, только щадить людей в ней на этот раз никто не станет. Сколько времени осталось, пока все лунные королевства против них оружие не развернут?
И что станет с лунным народом, если саржина вдруг умрет? Может ли это существо вообще умереть?
Сверкает огнями «зонтик» сторожевой башни на заходящем солнце. Здесь сегодня еще удивительно тихо и скучно – уставшие от войны, солдаты ушли по домам сразу, как он вчера доставил указ.
- Готовьте зеркало.
Мерцает тусклыми искрами зеркальная гладь, выталкивает из глубины своей отражение – дар прежних лунных королей. Вместо обтесанного камня – мраморные гладкие плиты на стенах. Вместо бойницы – изящная арка окна с приспущенными шторами. Вместо обветренного, измазанного сажей лица с запавшими от бессонницы глазами – другое, с королевским венцом поперек лба.
Стоит ли жизнь одного судьбы целого народа? Когда цель оправдывает средства?
- Ваше величество, у меня дурные вести…
***
2.
Все в мире имеет свой ритм, главное – уловить его, а после – собрать нужную мелодию. Тонкую и нежную – для подарка юной девушке. Яростную и могучую – для меча опытному воину. Спокойную и холодную – для пера королевского советника, которым он запишет слова короля и тем решит чьи-то судьбы.
- Скажи, мастер, а на нелюдей твои мелодии влияют? – Советник и так, и этак сжимает пальцами стальное перо, приноравливается к листу. Советник нарочито весел – и эта фальшь режет слух. Знает ли он об этом?
- Они слышат то, о чем говорят мои поделки. – Мастер проверил это еще в детстве, показав свои игрушки друзьям. Тогда еще – друзьям. Это после люди вдруг объявили лунников и тех, кто смешал с ними кровь, врагами. Семья ювелира уцелела лишь чудом – слишком уж ценила местная знать их творения.
- Даже те, которые неразумны? Волки, бесы? – Советник устал. Ни тугой мундир, ни выпитые зелья не в силах это скрыть – чуть ниже опущены плечи, ссутулена, как в юности, спина, кривится рот в ответ неслышным мыслям, нервно чиркает по листу рука.
- Да. Лунный мир ближе к природе, оттого и ритм ее слышит яснее. Что гнетет тебя? – Наверное, стоило смолчать. Да только быть должным мастер не любил. А семье советника его род задолжал – за защиту в ту ночь, когда мир сошел с ума.
- Мне нужно найти ребенка, который опаснее всех тварей Лунного мира – и убедить его, что люди не желают зла. И срок – от силы три дня.
- Это не все. Верно? – Недосказанность звенела в воздухе, тревожная, ломкая.
- Ты прав. Чуешь, да? – Советник усмехнулся. – Я иногда завидую тебе. Твой дар сильно облегчил бы мою работу. Похоже, чем дальше от столицы – тем сильнее будут твои родичи мне мешать. Один глупец натворил дел, а я теперь свою голову подставляю за то, чтобы защитить и своих, и чужих.
- Я…помогу тебе. И на этом долг моего рода будет закрыт.
Апрельское небо имеет свой – особенный - цвет. Цвет надежды. Как давно он не видел синее пламя? Здесь, за границей замковых стен, внутри гигантского охранного круга…
- Стоило бы спросить короля, но, знаешь… Гори оно все! Я согласен!
Скользит по листу стальное перо, вычерчивая слова обещания. Алеют две капли крови, скрепляя сделку. Гудит воздух в мастерской ювелира, манит свободой – и тихим счастьем с ноткой обмана. Только чьего, не понять.
- Нам нужно попасть в этот район. – Тонкая линия чернил ведет к восточной границе. Туда, где тревогой пропитана сама земля. Тяжело им придется – что в пути, что с тем, ради кого они туда направятся. Мирного да доброго там никого не осталось.
- Выходим на рассвете. Мне нужно собрать кое-что в путь.
Советник уходит – он вновь ободрен. Один из немногих, кто сохранил разум в этой дикой войне. Будет обидно его потерять. А потому…
Кому, как не сыну сирен, знать силу звука и слова? Чем успокоить разъяренного зверя, как отвлечь любопытного духа, как вселить надежду и веру в утративших доверие… Работы мастеру-ювелиру – до самого утра. Но и цена за его дар в этот раз высока. Не много, не мало – свобода.
***
Граница сумерек – чудное время. Когда воздух густой и полон неги, когда легкой дымкой вьется вокруг ног тепло камней, нагретых за день солнцем. Поет скрипка, весело да с надрывом, разрывая тонкое полотно заката. Звенят монисто, блещут золотом. Цепляются искры света, подмигивая в спутанных ветром волосах.
- Хэй-ла! Танцуй, пока кровь горяча!
Лица, лица, лица. Сотни и тысячи глаз, ртов, рук – целое живое море, волнами накатывает на площадь. Здесь правит веселье – в день, когда близкие вернулись живыми с бесконечной войны.
Они шли и шли, бесконечным потоком вливаясь в ворота – утром. Прибитые пылью дорог, с отпечатком беды. А сейчас – слезами умытые, заласканные, сытые – выплеснулись на улицы, и город снова живет.
Город – живет. А есть в нем, кто жив, да наполовину, и как акробат, стоит над пропастью. Те, кто еще ждет. Пляши, танцуй, кружись в задорном танце, с головой окунаясь в прорубь чужого счастья… Жди – пока знакомым шагом кто-то ступит на порог. Или пока принесут на крыльцо записку – с черной каймой по краю. Или…в хмельном угаре снова швырнут факел в окно.
Смейся, прикрыв веки – тогда не заметят, как страх расцветает сквозь радужку глаза. Ядовитым плющом оплетает тело, вязкой смолой течет по венам.
Как понять, кто тебе не враг? Что не повернется спиной в тот, самый важный момент, когда снова никого не останется рядом? Душит город своим ликованием – ликуй и ты, танцуй. Здесь в этот вечер нет места другим, непохожим. Война…закончилась?
Из этого дурманящего веселья хочется сбежать. Уйти, пока толпа не учуяла, что ты – не с ними. Ты – по другую сторону.
Тишина находится в парке – старом и брошенном, заросшем, как бездомный пес. Здесь можно достать из сумки лунный диск-равваст, сбросить туфли, до кровавых мозолей натершие ноги. Мелодия рождается сама, зудит на кончиках пальцев, каплями дождя барабанит в равваст, манит к себе…
- С ума сошла? Город битком набит солдатами!
