На улице середина ноября. В душе девушки – его конец, когда серая слякоть непонятной тоски неприятно плещется от каждого вдоха и выдоха. Когда от первых морозов покалывает не только нос и кончики пальцев, но и в районе сердца, что с каждым днём покрывается ледяной коркой всё больше и больше.
И плед уже не справляется со своими обязанностями, только висит одиноко на спинке дивана, брошенный туда за ненадобностью.
Один лишь чайник закипает по несколько раз на дню вот уже целый месяц, словно последняя попытка дать чуточку тепла озябшим рукам и ослабевающей изо дня в день надежде согреться изнутри.
Те годы, проведенные в безжизненной квартире, оставили ей целый ворох неприятных воспоминаний. Время, когда впервые повстречала госпожу Одиночество, которая с садистским удовольствием наблюдала за страданиями ребенка, нуждающегося в поддержке и толике любви. Любви, которую ранее получала в неограниченном количестве от всех родных и близких. От семьи, которая выкинула её, как ненужного щенка, лишив всего, во что кроха верила всем сердцем и душой. Её мирок рухнул, был безжалостно растоптан когда-то заботливым отцом и сожалеющими взглядами остальных, что лишь стояли в стороне и не реагировали на её умоляющий плач, полный отчаяния.
И вот, спустя долгое время, она одна, вновь и вновь, из года в год поддается осенней хандре и бездумно смотрит в окно, за которым вторую неделю круглосуточно льет дождь.
Вроде всё хорошо – крыша над головой есть, не голодает и не бедствует от слова совсем, никто не обижает и не унижает, да и вообще нет логичных причин такого амебного состояния. По крайней мере, так она себе твердила каждую осень, когда к ней в квартиру, помимо подруги-Одиночества, заглядывала ещё и хандра со своими липкими пальцами, что сжимали горло и не давали свободно вздохнуть. В такие моменты терялись все краски, любые желания растворялись в вечерних туманах, и Форест превращалась в какого-то зомби. Ела, работала и спала. Никакие смешные видеоролики, грустные фильмы и переписки со знакомыми не спасали, не вызывали никаких эмоций.
Ей хотелось тепла. Тепла близкого по духу человека, а не чая и пледа, что переставали согревать после недели непонятного состояния. Хотелось, чтобы кто-то прогнал не только хандру, но и Одиночество, а ещё и грустные мысли, что, словно мокрая одежда после ливня, облепили с ног до головы, создавая дискомфорт.
Но из года в год никто не приходил, не спасал из этой тягучей трясины безысходности, когда по венам острыми иголками протекал холод, причиняя уже физическую боль, а в глазах больше не теплилась хоть какая-то надежда на лучшее.
Мая привыкла, научилась как-то выдерживать подобное. Но с каждым разом выбираться из этого состояния становилось всё тяжелее и тяжелее. С трудом она возвращала себе улыбку, заново училась мыслить позитивно и отвлекаться на что-то приятное, дабы самоистязание не добило её окончательно.
- Иди, обниму, - бархатный голос Ноа звучал, словно за толстым слоем льда, которым Форест была покрыта последние дни. Она заблудилась в дебрях далеко не радужных воспоминаний, совсем забыв о том, что сейчас у неё есть Ноа Харт, который готов в любой миг опалить своим жаром, как тела, так и чувств, согреть тело и душу.
Девушка пару раз моргает, медленно отводит взгляд от окна и глядит на мужчину, который покинул её по рабочим вопросам всего на три дня. Но по ощущениям – минимум на год. Брюнет улыбнулся, показывая миру свои очаровательные ямочки, уселся на диван и похлопал по коленям, словно приглашая. Форест хмурится, а потом слазит с подоконника и как-то неуверенно идёт к своей паре, что терпеливо дожидается её, не торопя и не злясь. Неловко потоптавшись возле мужчины, что внимательно следил за ней своими серыми, но такими яркими и живыми глазами, всё же осторожно села на колени. Не успев пискнуть, оказалась прижатой к пылающему телу. Дрожь прошлась от макушки до пяток, словно пробуждая от долгого, неприятного сна.
Устроив удобно голову на плече, поджала под себя ноги, а пальцами вцепилась в идеально выглаженную рубашку. И тут же расслабилась, уловив родной запах утреннего леса, и блаженно
прикрыла глаза. Удрученность стала быстро отступать, уступая место совсем иным ощущениям.
Одна рука Ноа крепко обнимала за плечи, а другая покоилась на талии. Мая зажмурилась посильнее, дабы слёзы не то облегчения, не то радости, не сорвались с длинных чёрных ресниц.
Слыша стук его сердца, а так же тишину невысказанных слов, как понимание её состояния, вместе с нежными объятиями в знак поддержки, девушка едва заметно улыбнулась.
Теперь она больше не одна. Появилась наконец-то рука, что всегда не только вытянет из болота негативно-безразличных мыслей, но и вытрет невидимые слёзы, прижмёт к родному телу, согреет и не оставит страдать.
- С возвращением, - тихо шепчет, едва шевеля потрескавшимися и искусанными губами, впитывая в себя заботу и любовь, что выражалась не в словах, а в каждом осторожном вдохе, легком сжатии пальцев на её плечах, нежных поцелуях в затылок и сердце, что ускоряло свой ритм ради неё.
- Я дома, - вторит мужской голос куда-то в макушку, облегченно выдыхая. Тоже скучал, тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но, в отличие от неё, оказался куда сильнее, хандру к себе ни на шаг не подпустил.
Вот теперь, в родных объятиях, сидя всё в той же тишине, Мая Форест была спокойна. И дождь уже не казался таким раздражающим, и серость улиц не вызывала новую волну уныния. Рядом с ней, спустя долгие годы одиночества, был кто-то, кто искренне не только переживал за неё, но и тянулся к ней в ответ с улыбкой и трепетной любовью в глазах.
______________
Это небольшая зарисовка с героями книги, которая сейчас пишется :з
https://vk.com/club76513679?w=wall-76513679_5464
И плед уже не справляется со своими обязанностями, только висит одиноко на спинке дивана, брошенный туда за ненадобностью.
Один лишь чайник закипает по несколько раз на дню вот уже целый месяц, словно последняя попытка дать чуточку тепла озябшим рукам и ослабевающей изо дня в день надежде согреться изнутри.
Те годы, проведенные в безжизненной квартире, оставили ей целый ворох неприятных воспоминаний. Время, когда впервые повстречала госпожу Одиночество, которая с садистским удовольствием наблюдала за страданиями ребенка, нуждающегося в поддержке и толике любви. Любви, которую ранее получала в неограниченном количестве от всех родных и близких. От семьи, которая выкинула её, как ненужного щенка, лишив всего, во что кроха верила всем сердцем и душой. Её мирок рухнул, был безжалостно растоптан когда-то заботливым отцом и сожалеющими взглядами остальных, что лишь стояли в стороне и не реагировали на её умоляющий плач, полный отчаяния.
И вот, спустя долгое время, она одна, вновь и вновь, из года в год поддается осенней хандре и бездумно смотрит в окно, за которым вторую неделю круглосуточно льет дождь.
Вроде всё хорошо – крыша над головой есть, не голодает и не бедствует от слова совсем, никто не обижает и не унижает, да и вообще нет логичных причин такого амебного состояния. По крайней мере, так она себе твердила каждую осень, когда к ней в квартиру, помимо подруги-Одиночества, заглядывала ещё и хандра со своими липкими пальцами, что сжимали горло и не давали свободно вздохнуть. В такие моменты терялись все краски, любые желания растворялись в вечерних туманах, и Форест превращалась в какого-то зомби. Ела, работала и спала. Никакие смешные видеоролики, грустные фильмы и переписки со знакомыми не спасали, не вызывали никаких эмоций.
Ей хотелось тепла. Тепла близкого по духу человека, а не чая и пледа, что переставали согревать после недели непонятного состояния. Хотелось, чтобы кто-то прогнал не только хандру, но и Одиночество, а ещё и грустные мысли, что, словно мокрая одежда после ливня, облепили с ног до головы, создавая дискомфорт.
Но из года в год никто не приходил, не спасал из этой тягучей трясины безысходности, когда по венам острыми иголками протекал холод, причиняя уже физическую боль, а в глазах больше не теплилась хоть какая-то надежда на лучшее.
Мая привыкла, научилась как-то выдерживать подобное. Но с каждым разом выбираться из этого состояния становилось всё тяжелее и тяжелее. С трудом она возвращала себе улыбку, заново училась мыслить позитивно и отвлекаться на что-то приятное, дабы самоистязание не добило её окончательно.
- Иди, обниму, - бархатный голос Ноа звучал, словно за толстым слоем льда, которым Форест была покрыта последние дни. Она заблудилась в дебрях далеко не радужных воспоминаний, совсем забыв о том, что сейчас у неё есть Ноа Харт, который готов в любой миг опалить своим жаром, как тела, так и чувств, согреть тело и душу.
Девушка пару раз моргает, медленно отводит взгляд от окна и глядит на мужчину, который покинул её по рабочим вопросам всего на три дня. Но по ощущениям – минимум на год. Брюнет улыбнулся, показывая миру свои очаровательные ямочки, уселся на диван и похлопал по коленям, словно приглашая. Форест хмурится, а потом слазит с подоконника и как-то неуверенно идёт к своей паре, что терпеливо дожидается её, не торопя и не злясь. Неловко потоптавшись возле мужчины, что внимательно следил за ней своими серыми, но такими яркими и живыми глазами, всё же осторожно села на колени. Не успев пискнуть, оказалась прижатой к пылающему телу. Дрожь прошлась от макушки до пяток, словно пробуждая от долгого, неприятного сна.
Устроив удобно голову на плече, поджала под себя ноги, а пальцами вцепилась в идеально выглаженную рубашку. И тут же расслабилась, уловив родной запах утреннего леса, и блаженно
прикрыла глаза. Удрученность стала быстро отступать, уступая место совсем иным ощущениям.
Одна рука Ноа крепко обнимала за плечи, а другая покоилась на талии. Мая зажмурилась посильнее, дабы слёзы не то облегчения, не то радости, не сорвались с длинных чёрных ресниц.
Слыша стук его сердца, а так же тишину невысказанных слов, как понимание её состояния, вместе с нежными объятиями в знак поддержки, девушка едва заметно улыбнулась.
Теперь она больше не одна. Появилась наконец-то рука, что всегда не только вытянет из болота негативно-безразличных мыслей, но и вытрет невидимые слёзы, прижмёт к родному телу, согреет и не оставит страдать.
- С возвращением, - тихо шепчет, едва шевеля потрескавшимися и искусанными губами, впитывая в себя заботу и любовь, что выражалась не в словах, а в каждом осторожном вдохе, легком сжатии пальцев на её плечах, нежных поцелуях в затылок и сердце, что ускоряло свой ритм ради неё.
- Я дома, - вторит мужской голос куда-то в макушку, облегченно выдыхая. Тоже скучал, тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но, в отличие от неё, оказался куда сильнее, хандру к себе ни на шаг не подпустил.
Вот теперь, в родных объятиях, сидя всё в той же тишине, Мая Форест была спокойна. И дождь уже не казался таким раздражающим, и серость улиц не вызывала новую волну уныния. Рядом с ней, спустя долгие годы одиночества, был кто-то, кто искренне не только переживал за неё, но и тянулся к ней в ответ с улыбкой и трепетной любовью в глазах.
______________
Это небольшая зарисовка с героями книги, которая сейчас пишется :з
https://vk.com/club76513679?w=wall-76513679_5464
